Geum.ru

Перевод Библии как фактор сохранения и развития языков народов РФ и СНГ

Вид материалаДокументы

Содержание


Новый удинский перевод Четвероевангелия как лингвистический источник
Необычная фонетика
Специфика социологического изучения
Союзы в переводных и оригинальных текстах
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10
^

Новый удинский перевод Четвероевангелия

как лингвистический источник1


В начале 2000-х гг. удинский историк и писатель Георгий Аветисович Кечаари передал московскому Институту перевода Библии рукопись своего перевода четырех Евангелий на удинский язык — один из малых языков Кавказа, число говорящих на котором оценивается в 8-9 тыс. чел.2 Г. А. Кечаари (1930—2006), проживавший в селе Нидж Габалинского района Азербайджана, известен прежде всего как собиратель и издатель удинского фольклора, переводчик азербайджанской поэзии на удинский язык, автор собственных стихов и рассказов, а также книг и статей по удинской истории и культуре. Как энтузиаст сохранения родного языка, он еще в начале 1990-х гг. разработал программу преподавания удинского языка в нижских школах; исходный алфавит на основе кириллицы был позднее модифицирован и ориентирован на современную азербайджанскую графику, были изданы удинский букварь и школьные учебники, а также несколько сборников прозы и поэзии («Нана очъал», 1996; «Orayin», 2001; «Buruxmux», 2003).

Перевод Евангелий представляет собой рукописный текст (в латин­ском варианте алфавита) с незначительными авторскими исправлениями и комментариями на полях. Выполнен он в последние годы жизни Г. А. Кечаари, т.е. в конце 1990 х—начале 2000 х гг. Рукопись была передана в Институт перевода Библии еще при жизни автора, однако затем не подвергалась какому-либо редактированию и пока является, тем самым, черновым вариантом перевода1.

О том, с какого языка был произведен перевод, точных данных нет, но учитывая тот факт, что греческим переводчик (насколько нам известно) не владел, наиболее вероятны два варианта — удинский текст переведен с синодального русского издания либо с азербайджанского. При этом, по нашему мнению, трудно выделить один основной источник перевода — почти наверняка и русская, и азербайджанская версии использовались в качестве таковых параллельно; на это указывает то, что в удинском тексте можно найти явные следы как русского, так и азербайджанского влияния. Так, например, именно влиянием русского оригинала можно объяснить передачу таких имен собственных, как Kesari ‘кесаревы’ (ср. азерб. Гейсəрин), Erixona ‘в Иерихон’ (ср. азерб. Jериhоjа), Vifaҝiyakъa Vifanina ‘к Виффагии и Вифании’ (ср. азерб. Беjтфачы илə Беjтанjаjа), ср. также ошибочное сохранение русских суффиксов в словах Tir va Sidonski ‘Тирских и Сидонских’ (вместо Sidoni) или Aleksandr va Rufovi bava ‘отца Александрова и Руфова’ (вместо Rufi). Именно с русского транслитерированы такие слова, как Osanna (ср. азерб. hосана) или Ravvi (ср. азерб. рабби); встречаются и прямые русские заимствования типа skamyoğo ‘скамьи (дат.п. мн.ч.)’ или polka ‘полк (дат.п.)’. В нескольких местах переводчик надписывает над текстом слова русского оригинала — видимо, с тем, чтобы в будущем проверить перевод нетривиальных слов и сочетаний, ср. помету «дивно в очах» над словами pulmuğoynaq nuaqesune (букв. ‘чудо для глаз’) в Мк. 12:11 и др.

С другой стороны, иногда встречается такая передача имен собственных, которой не могло быть при переводе с русского текста, ср. Dekapolisə ‘в Десятиградии’ или Rəbb İisus ‘Господь’ (в Мк. 16:19, в др. местах обычно используется удинское слово Buxacıux ‘Бог’). Влияние азербаджанского перевода можно усмотреть и в том, что в удинском тексте сложные предложения (записанные в русском синодальном переводе через запятую или точку с запятой) часто разделяются на два простых, а также в нередкой замене местоимения третьего лица Он полным именем İisus.

Следует подчеркнуть, что при явном наличии влияния как русского, так и азербайджанского Нового Завета в переводе Г. А. Кечаари, сам по себе текст его перевода является чрезвычайно ценным в лингвистическом отношении и помимо своей прямой цели может послужить и в качестве дополнительного источника данных о грамматике удинского языка. Говорить об этом нам позволяет сравнительный анализ языковых особенностей перевода с ранее опубликованными удинскими текстами Кечаари (сост.) 1996, Keçaari 2001 и Keçaari 2003, а также с нашими полевыми материалами1. Перевод Евангелий достаточно полно представляет языковое богатство удинского языка, а помимо этого иллюстрирует и ряд явлений, которые в прочих источниках встречаются недостаточно часто либо не встречаются.

Так, в переводе отмечается употребление всех падежных форм, в т.ч. таких редких, как аллатив на -ç (çı) — ср. ҝöyəç ‘[воззрев] на небо’, şotıoç ‘[всмотревшись] в него’, İzi şəyirdxoç ‘[указав рукою Своею] на учеников Своих’, — или «второй датив» на -ax — ср. İisusax ‘Иисус [возведен был Духом в пустыню]’, bavax, yəəl nanax ‘[кто скажет] отцу или матери’ и пр. Встречается использование редкой серии собирательных числительных на -ara, ср. pıaцıцıeara ‘двенадцать’ («двенадцатеро»), vuъğara ‘семеро’ и т.п.

Аналогично, имеются примеры использования всех глагольных форм, в т.ч. малоупотребительных в других источниках. В частности, отмечена условная частица  sa, ср. Buxacıuğoy Ğarnusa ‘если Ты Сын Божий...’ (в данном случае она используется без союза əҝənəm ‘если’ и присоединяется к сочетанию имени Ğar ‘сын’ с личным показателем 2-го л. ед.ч. -nu). Нередки формы деепричастия образа действия на -a типа uqa ‘говоря’, ‘со словами’, boъğoъqa ‘крича’, axşıumqa ‘насмехаясь’, tıutıuqa ‘в трепете’ (букв. «дрожа») и т.п., а также отрицательного деепричастия на -nutı, ср. Ҝöy va ocъal çıovaki taцinutı... ‘Доколе не прейдет небо и земля...’ (букв. «небо и земля не прошедши»), efi kulmuğo təmiz oцıqinutı ‘не умыв тщательно рук’.

Чрезвычайно показательно и употребление в ряде случаев «сокращенного перфекта», не имеющего суффикса -e, характерного для «полных» форм типа har-e ‘пришел’, aq-e ‘увидел’ и т.п.: ср. hartıun ‘пришли’, çıertıun ‘вышли’, kəytıun ‘поели’ и т.п. (здесь ­-tıun это показатель 3-го л. мн.ч.). Использование данной формы в таком стилистически возвышенном типе текста, как перевод Евангелия, позволяет сделать вывод о том, что эта форма не является принадлежностью только разговорного стиля и не представляет собой лишь фонетически редуцированный перфект на -e — напротив, очевидно, что мы имеем здесь дело с особой формой глагольной парадигмы (кстати, не отмеченной в существующих описаниях). Укажем и на частую встречаемость формы будущего долженствовательного на -ala, причем в обоих своих значениях — как собственно будущего (ср. cöy sa nişıan tadeğala tene ‘и знамение не дастся ему’, xaşen цıal sakala tene ‘и луна не даст света своего’), так и долженствования (ср. Şono Yerusəlimə tağalane ‘Ему должно идти в Иерусалим’, siftıə İlya eğalane ‘Илии надлежит придти прежде’, hun şotıo nuhakъalanu ‘не должно тебе иметь ее’).

Заметной особенностью перевода является большое количество неиндикативных форм и прежде всего конъюнктива на -a в придаточных предложениях — например, целевых (ср. hareyan Şotıo bul qoцıbayan ‘мы... пришли поклониться Ему’, muğur çurpi afurepanan ki, ostıağara nuzapıqatıun ‘бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение’), дополнительных (ср. tapşurba zu xene loxolxun Vi tıoъğoъl eğaz ‘повели мне придти к Тебе по воде’, barta vi piye bakala tilişkinə çıerqaz ‘дай, я выну сучок из глаза твоего’) и относительных (ср. tıetər butı sa əş tenebu nuxъayeğane ‘нет ничего сокровенного, что не открылось бы’) при введении нереферентной ситуации. Реже, конъюнктив отмечается и в независимых высказываниях 1-го лица с модальным оттенком типа «следует сделать» (ср. Pıoy me azuqa şul lari baz? ‘Но кому уподоблю род сей?’, Xristıos qaleğala İisusa hikə baz? ‘что же я сделаю Иисусу, называемому Христом?’).

Из других типов сложных предложений интересна противопоставительная конструкция с союзом təə (исходно — отрицательная реплика несогласия ‘нет’), используемая при контрастном отрицании, ср. Gorox eysunuz çurusa, kъurbanxo təə ‘милости хочу, а не жертвы’ (букв. «милость я хочу, жертвы — нет»), pıuritıoğoy təə, diristıoğoy Buxacıuxe ‘...не есть Бог мертвых, но живых’ (букв. «мертвых — нет, живых он есть Бог»).

Что касается лексики, то перевод специфических слов, характерных для языка Нового Завета, позволяет продемонстрировать особенности удинского словообразования, прежде всего отглагольную деривацию имени деятеля с суффиксом  al от глагольных словосочетаний, ср. xavartadal ‘пророк’ (от xavar tades ‘весть давать’), kağьzbal ‘книжник’ (от kağьz bes ‘бумагу, письмо делать’), töycüҝirbal ‘мытарь’ (от töycü ҝirbes ‘оброк собирать’), ҝünəhəşbestıal ‘грешник’ (от ҝünəh əşbestıes ‘грех употреблять’) и т.п.

Названные языковые особенности обусловлены прежде всего специфическим стилем оригинального текста и демонстрируют некоторые черты языкового богатства, слабо представленные в текстах другого типа. В изданных книгах на удинском языке (и тем более в устных нарративах) мы сталкиваемся главным образом с легендами, сказками, анекдотами, стихами, рассказами о смешных или драматичных случаях из жизни и т.п. Литература религиозного содержания на современный ниджский диалект еще не переводилась1. Стоит отметить и то, что по своему объему переводной текст Евангелий едва ли не равен (а, возможно, и превосходит) изданные в 1990—2000-х гг. удинские тексты. Все это делает перевод Г. А. Кечаари чрезвычайно полезным лингвистическим источником, который может быть использован и для научного анализа, и в школьном преподавании. Остается только надеяться, что в ближайшие годы мы увидим этот труд (возможно, с необходимой редакторской правкой) напечатанным.

Наряду с восстановлением в Нидже христианской церкви Св. Елисея («Чотари Гергец») в мае 2006 г. публикация удинского перевода Евангелия могла бы стать существенным шагом к возрождению религиозной жизни, практически отсутствовавшей у удин в советское время. Именно сейчас удины, исповедующие христианство со времен Кавказской Албании, как никогда нуждаются в полном переводе как Нового Завета, так и других частей Писания и богослужебных текстов на свой родной язык.

Литература

Бежанов С., Бежанов М. (пер.) Господа Нашего Иисуса Христа Святое Евангелие от Матфея, Марка, Луки и Иоанна на русском и удинском языках. (Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа, вып. XXX.) Тифлис, 1902.

Ганенков Д. С., Ландер Ю. А., Майсак Т. А. Удинский язык (ниджский диалект) // Кибрик А. Е. (ред.) Малые языки и традиции: существование на грани. Вып. 2: Тексты и словарные материалы. М., 2008. С. 246—273.

Кечаари Ж. (сост.) Нана очъал: Шеирхо, гьекйаьтхо, драма. Баку, 1996.

Майсак Т. А., Ландер Ю. А., Ганенков Д. С. Удинский язык в переходный период (Филологические чтения – 41) // Вопросы филологии. 2006. №3. С. 106—108.

Талибов Б. Б., Майсак Т. А. Удинский язык // Языки Российской Федерации и соседних государств: Энциклопедия. Том 3. М., 2005.С. 178—187.

Keçaari, Ҝeorgi. Orayin. Bakı, 2001.

Keçaari, Ҝeorgi. Buruxmux. Gәncә, 2003.

Е. К. Молчанова, Э. К. Собиров

(ИЯз РАН, Москва)

Таджикский перевод Евангелия

как источник изучения таджикской лексики

Занимаясь исследованием лексики таджикского литературного языка, мы обратились к таджикскому переводу Библии, конкретно к некоторым фрагментам Евангелия от Матфея и Евангелия от Луки (ИПБ, Стокгольм, 1993).

И перевод, и восприятие такого рода христианских текстов в мусульманской среде, естественно, сопряжены с трудностями. Ряд понятий христианской религии не знаком таджикам-мусульманам, например, понятие Святой Дух. По-видимому, этим объясняется буквальный перевод некоторых библейских оборотов (при общем достаточно высоком уровне мастерства переводчика): Господь Бог переводится буквально тадж. Худованд Худо. Образцы: ... и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его ... ва Худованд Худо тахти падараш Довудро ба  хоҳад дод; Благословен Господь Бог Израилев ... Муборак аст Худованд Худои Исроил ... (изафетом снабжено лишь второе имя в обороте Худованд Худо).

Стремлением разрядить длинный текст и облегчить его восприятие таджикским читателям вызваны дополнительные заголовки внутри глав таджикского перевода. Часть их взята из резюме содержания конкретной главы Евангелия. Например, в Евангелии от Луки, в главе первой представлены следующие заголовки: «Введение», «Предсказание о рождении Иоанна Крестителя», «Благовещение» [Ангела Марии], «Мария идет к Елисавете» (< «Встреча Марии с Елисаветой»), «Песнь Марии» (< «Величит душа моя Господа»), «Рождение [и наименование] Иоанна Крестителя», «Песнь Захарии».

Более понятным для таджиков оказывается сугубо мусульманский термин шариат в значении ‘закон’, при том, что имеется нейтральная лексема тадж. қонун. Например, закон Господен переводится как шариати Худованд, закон Моисея – шариати Мусо.

В таджикском переводе Евангелия нами отмечены факты необычной для таджикского языка фонетики: так, в имени Ангела Гавриила – тадж. аброил – представлена фонема о при при обычной для таджикского языка фонеме а (абраил). Можно привести для сравнения, с одной стороны, персидскую передачу этого имени с ā [ǰabrāil], с другой стороны, семитское имя собственное Габриэль, зафиксированное в манихейских среднеперсидских текстах в виде [gabraēl].

^ Необычная фонетика и отчасти лексика, возможно, отражают близость таджикского перевода к семитскому оригиналу или влияние говора переводчика Евангелия (еврейско-бухарского?), или непоследовательное редактирование таджикского текста перевода. Это особенно касается библейских имен собственных – с перебоем свистящих и шипящих согласных. Например, топоним тадж. Ерусалим, ср. в персидском переводе [uršalim], но имя собственное Симеон – тадж. Шимъун, Иосия – тадж. Йшиё и др. (но ср. тадж. Исо, Юсуф и др.). Здесь можно привести ещё имя Моисея – тадж. Мусо и еврейско-бухарскую передачу этого имени как [můše] – в текстах, записанных в 1928 году И.И. Зарубиным.

В лексике стоит отметить библеизмы, например: 1) фарисеи – тадж. фарисиён, ср. в таджикском литературном языке аҳли риё, букв. ‘обманщики’; 2) Пасха – тадж. фисҳ, ср. в таджикском литературном языке писҳо; в персидском переводе [eyd-e Pesah], см. евр. Pesah.

По нашим наблюдениям, в таджикском переводе Евангелия имеются расхождения с литературным таджикским языком с точки зрения синтаксиса (предикативное согласование, порядок слов в атрибутивном сочетании) и лексики. Например, использовано имя существительное тадж. фохта ‘вяхирь’ (дикий голубь) вместо горлица қумр. В классическом таджикско-персидском эти лексемы, а также musiča, являются синонимами. Но в таджикском для данного контекста предпочтительней оказываются слова қумр и мусича.

Отдельные лексемы русского и таджикского перевода Евангелия различаются с точки зрения их коннотации, например, ср. искуситель и тадж. озмоишкунанда, букв. ‘тот, кто испытывает, проверяет’ (ср. в персидском переводе [šeytān]).

В целом таджикский перевод Евангелия оставляет впечатление достаточно профессионального. Переводчик явно придерживался литературного, но демократического стиля (нами отмечены лишь редкие образцы словоформ, отражающих таджикские говоры, например, пойдем... и посмотрим – тадж. бубинем). При этом язык перевода весьма выразителен (см. например, фразеологизм тадж. пайхас кардан, рафтан ‘замечать, понимать, догадываться’, где пай ‘след, знак’ и хас ‘соломинка, былинка’).

Итак, в проанализированных нами фрагментах таджикского перевода Евангелия были обнаружены необычные, связанные с буквальным переводом обозначения Бога; использование мусульманского термина (шариат) как более понятного носителям языка; сохранение некоторых библеизмов (фарисиён, фисҳ); непоследовательная фонетическая передача библейских имен собственных и некоторых топонимов, что может быть объяснено либо непоследовательным редактированием таджикского текста перевода, либо влиянием семитского оригинала или, отчасти, арабским влиянием.

Несмотря на достаточно профессиональный перевод и прозрачный демократический стиль, в тексте встречаются отдельные словоформы, отражающие таджикские говоры; в единичных случаях не совпадает коннотация лексем в русском и таджикском переводе Евангелия.

Имеют место неточности в переводе и книжные искусственные выражения, не понятные таджикам. В некоторых случаях перевод произволен.


С. И. Муртузалиев

(ДГУ, Махачкала)

^ Специфика социологического изучения

переводов Библии в Дагестане и веротерпимости

I. История Дагестана – это история многоконфессионального и полиэтнического государства, которая неразрывно связана с историей язычества, зороастризма, с многовековой историей христианства, иудаизма и, конечно, ислама. Если говорить о времени начала проникновения христианства на территорию современной России, то в Дагестан христианство (с IV в.) как несколько позже и ислам (с VII-VIII вв.) пришли значительно раньше. Мы имеем полное право утверждать, что в России эти конфессии начали распространяться с территории именно нашей республики.

Проблема исламско-христианского диалога, весьма актуальная сегодня, зародилась почти 14 веков назад. Дагестан, в силу своего особого геополитического положения, служил и продолжает служить в определенной степени одновременно и мостом и барьером между восточной и западной цивилизациями. После распада СССР ситуация на Кавказе изменилась коренным образом и Дагестан стал самой важным южным субъектом РФ (перефразируя Бисмарка – «подбрюшьем России»), контактной зоной цивилизационного обмена между Востоком и Западом.

Северный Кавказ представляет собою уникальную культурную мозаику народов (по мнению некоторых исследователей – своеобразную «кавказскую цивилизацию»), в которой особое место занимает Дагестан с его более чем 30-ю автохтонными этносами, говорящих на своих языках. Относительно языковой ситуации можно заметить, что в Москве вышел справочник, подготовленный РАН, под названием «Красная книга языков». В ней приведен перечень языков мира, над которыми нависла угроза исчезновения. Всего в мире их оказалось 180, а в России – 63, из них 20 – языки народов Дагестана.

II. Институт перевода Библии еще в 1970-х гг. (Стокгольм) обратил свои взоры на Дагестан, а в начале 1990-х гг. начал формировать группы переводчиков и редакторов для издания Писания на языках народов РД. При этом им приходилось работать не только над нахождением точных соответствий библейских терминов и реалий в языке перевода, но и учитывать тот факт, что подавляющее большинство населения РД исповедует ислам.

Этот фактор сохраняет свое значение и ныне – из шести тысяч опрошенных нами в 2003 и 2005 гг. сельских и городских респондентов самоидентифицировали себя как «мусульмане» около 90 %, но только 14-15 % можно отнести к знающим Коран, т.е. только эта часть верующих имеет некоторое представление об авраамитическом наследии христианства и ислама. Это затрудняет этноконфессиональный диалог между представителями разных конфессий – насколько именно – это можно выяснить (разумеется, до известной степени) в результате социологических опросов и интервьюирования респондентов.

Следующим препятствием в деле развития (воспитания) толерантных отношений является запрещение мусульманам читать русские переводы Корана (Саблукова, Крачковского) – этот вопрос также требует дополни­тельного и более конкретного изучения, который следует включить в анкетный опросник.

Я. Тестелец верно заметил: «К сожалению, чтение на родных языках на Северном Кавказе сейчас не очень популярно – большинство регулярно читающих… предпочитает книги на русском языке… Даже религиозная проповедь – как исламская, так и христианская – в Дагестане происходит главным образом по-русски». Согласно мнению московских сотрудников РАН озабоченность функциони­рованием языков в РД затрагивает, главным обра­зом, узкий круг интеллектуалов. Широкую общественность и власть эти вопросы до недавнего времени не за­нимали. 14 февраля 2004 г. газета «Дагестанская правда» опубликовала результаты социоло­гического опроса, проведенного Министерст­вом по национальной политике, информации и внешним связям РД. Опросом было охвачено 1000 акторов – представителей различных этнических и соци­альных групп городского и сельского населения. Оказалось, что 52 % респондентов не читают газеты на родном языке, а 28 % заявили, что им трудно читать на родном языке. Это говорит о том, что в анкете обязательно должны быть вопросы, связанные со степенью владения родным языком.

Правильно составленные анкеты и мониторинг социологических исследований позволят изучить различные аспекты восприятия читателями переводов ИПБ на дагестанские языки и того, как чтение Библии повлияло на их взаимоотношения с представителями иных конфессий.

Сложившаяся в России на рубеже XX-XXI столетий новая общественно-политическая ситуация, резко возросший интерес к религии как социокультурному явлению, её роли в истории и культуре обусловили кардинальные изменения места и роли религии в жизни нашего общества. В определенной мере эти изменения позволят проследить социологи­ческие исследования.

Определенную помощь, думается, может оказать созданный в респуб­лике в 2006 г. Совет по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте РД, основными задачами которого являются: обеспечение взаимодействия Президента с религиозными объединениями и содействие укреплению общественного согласия, достижение взаимопонимания, терпимости и взаимного уважения в вопросах свободы совести и свободы вероисповедания.

З. Х. Мусаева

(ДГПУ, Махачкала)

^ Союзы в переводных и оригинальных текстах

(на примере даргинского перевода Евангелия от Марка)

В даргиноведении неоднократно высказывалась мысль о том, что в даргинском языке союзы не распространены. Соответственно, роль союзов здесь обычно причастные и деепричастные обороты, которые выполняют одновременно союзные и предикатив­ные функции. Ср.: "Даргин­ский язык союзами не богат. Это объясняется, с одной стороны, тем, что в большинстве случаев подчинительная и частично сочи­нительная связь между членами предложения и между предложе­ниями осуществляется посредством глагольных форм сказуемого. Эти-то формы в даргинском языке и играют роль союзов" [Абдуллаев 1954: 207—208]; "В даргинском языке союзов мало. Вместо союзов, являясь и сказуемыми, соединяя слова и предложения, широко использу­ются деепричастия, причастия и отглагольные существительные" [Сулейманов 1964: 200].

Действительно, выражение отношения причины, например, стандартным образом выражается с помощью деепричастия:

нешли кьацІ буцІули ила ракІес рирули ахІен

мама-эрг хлеб-им печь-деепр туда придти-инф мочь-деепр связка-ОТР

Мать не смогла туда придти, поскольку выпекала (букв. выпекая) хлеб

Иную точку зрения высказывает З. Г. Абдуллаев: «Союзы в даргинском языке распространены в соответствии с грамматическим строем данного языка. Их насчитывается около двух десятков. Дело только в том, что они мало изучены, недос­таточно полно выявлены их функциональные свойства, не совсем четко уяснены дифференциальные признаки, отличающие их от других речевых единиц, в том числе и от частиц. Одним словом, грам­матический статус даргинского союза еще нуждается в характерис­тике и дефиниции» [1993: 376].

На этом фоне исследование роли союзов в оригинальном и переводном тексте может, на наш взгляд, дать объективную характеристику условий функциониро­вания этой части речи. Анализ проводился на материале трех текстов: Евангелие от Марка [ГІяхІла хабар 2007], А.Абу-бакар [Собр. соч. 1 т., 1991] и даргинские тексты из книги «Сатира и юмор народов Дагестана» [1976].

По характеристике З. Г. Абдуллаева [1993: 379], «союз ва в даргинском языке, как и в других дагестанских языках, является заимствованным из арабского. Он в основном употребляется для соединения однородных членов предложения. Употребляется союз ва и для соединения простых предложений в составе сложносочиненного, но гораздо реже, чем для соединения однородных членов». В Евангелии от Марка мы насчитали 195 употреблений союза ва из 11800 слов в целом (1,65%). В произведениях А. Абу-бакара встретилось 1120 употреблений союза на 110600 слов (1,01%). В фольклорных текстах имеем 89 употреблений на 7379 (1,2%). Как видим, в переводном тексте имеется заметное превышение использования данного союза, что, возможно, вызвано особенностями языка источника перевода. Так, в переводе В. Кузнецовой отмечено 573 союза и (на 12000 слов). Таким образом, при переводе количество соединительных союзов уменьшилось практически в три раза. В Синодальном же переводе количество союзов и доходит до 900. Английский перевод дает 608 союзов

Как пищет З.Г.Абдуллаев [1993: 392], «союз сенкІун (сенахІенну, сенадли) относится к союзам, выра­жающим причинную зависимость одного простого предложения от другого в составе сложноподчиненного предложения. По своему морфологическому составу союз сенкІун образован из сочетания вопросительного дейктонима сен! 'почему?' и частицы кІун 'ведь, же' и имеет значение, примерно соответствующее русскому 'потому что, так как'».

Нами зафиксировано 26 употреблений данного союза в Евангелии от Марка, в произведениях А. Абу-бакара – 11, а в фольклорных текстах – 3 (в ответе на вопрос Сен?). Таким образом, в использовании данного союза перевод Евангелия оказывается в большей зависимости от языковой структуры источника перевода. Отметим в связи с этим, что союз потому что дает такие цифры: в переводе В. Кузнецовой 16, в Синодальном переводе – 20 (конечно, здесь следовало бы учесть и другие причинные союзы). Английский перевод дает 35 союзов because.

Статистический анализ употребления этих и других союзов показывает, что переводчик стремился приблизить структуру переводного текста к оригинальным текстам на даргинском языке, хотя это ему удавалось далеко не всегда. С другой стороны, употребление нехарактерных для оригинальных текстов союзов дает определенный импульс для развития в языке нетипичных синтаксических конструкций, что должно в целом положительно сказаться на основных тенденциях развития языка.

Литература

Абдуллаев З. Г. Даргинский язык. Т. 2. М., 1993.

Абдуллаев С. Н. Грамматика даргинского языка (фонетика и морфология). Махач­кала, 1954.

Сулейманов Б. С. Дарган мезла фонетика ва морфология (студентунас пособие). МахІячкъала, 1964.