Geum.ru

Новый украинский перевод новозаветных книг (на примере Послания к Ефесянам)

Вид материалаДокументы
Подобный материал:

Новый украинский перевод новозаветных книг (на примере Послания к Ефесянам).


Диакон Андрей Глущенко,
кандидат богословия

      В 2000 году Украинское Библейское Общество (УБО) выпустило в свет новый украинский перевод Священного Писания Нового Завета, выполненный греко-католическим священником о. Рафаилом Турконяком1. Тираж составил 50 тыс. экземпляров. В издании перевод был обозначен как часть “четвертого полного перевода Библии на украинский язык”, и в настоящее время тот же переводчик продолжает работу над текстом Ветхого Завета.
Необходимость в новом украинском переводе очевидна. Самый первый перевод Библии, осуществленный около 100 лет назад Пантелеймоном Кулишом, в настоящее время безнадежно устарел по своему языку. Два других — митр. Илариона (Огиенко) и украинского католического священника Ивана Хоменко — выполненные в середине XX века на Западе, за пределами Украины, также не в состоянии удовлетворить современного украинского читателя (в частности, и по той причине, что в них была отчасти отражена лексика западной украинской диаспоры).
Можно предположить, что перевод УБО изначально был задуман в качестве стандартного украинского перевода, ориентированного на наиболее широкий круг читателей в Украине, принадлежащих к различным конфессиям. Поскольку полный текст перевода не может быть предметом краткого анализа, я выбрал одну из небольших книг — Послание к Ефесянам, перевод которой и подверг более или менее детальному рассмотрению. Это составит вторую часть данной работы. В первой же части я постараюсь представить несколько общих характеристик нового перевода, насколько мне позволяет судить обзор его текста.
Новый перевод относится к так называемому “буквальному” типу, хотя, естественно, не является подстрочником и далеко не всегда строго передает букву оригинала. Относительно того, какому типу текста было отдано предпочтение, нужно отметить, что автор перевода стремился одновременно отразить как текст критического издания, в первую очередь, так и традиционный византийский вариант, во вторую. С этой целью переводчик систематически использует квадратные скобки, которыми отмечает слова и фразы, свойственные византийскому типу текста, но отсутствующие в более ранних, а также некоторые другие виды разночтений2. В квадратных скобках помещается, в частности, и comma Johanneum. В то же время окончание Евангелия от Марка (16, 9–20, т. наз. “пространный вариант”) и повествование в Евангелии от Иоанна (7, 53; 8, 11) о женщине, взятой в прелюбодеянии, квадратными скобками не отмечены. Последние два обстоятельства, впрочем, нельзя считать нарушением выбранного переводчиком метода, поскольку даже в критических изданиях оба отрывка помещаются в основном тексте, а не в подстрочнике. Разбивка текста на стихи соответствует принятой в критическом издании; соборные послания располагаются после Послания к Евреям, перед Апокалипсисом.
Удивляет, однако, отсутствие в издании каких-либо разъяснений (со стороны переводчика или издателей), в которых читатели информировались бы о характере и правилах применения квадратных скобок, встречающихся в новом переводе практически на каждой странице священного текста. Таким образом, незнакомому с основными принципами библейской критики читателю остается лишь гадать, почему те или иные части текста заключены в квадратные скобки.
В тех случаях, когда вариант византийского текста представляет собой не добавление, а разночтение, переводчик обычно выбирает вариант критического издания (впрочем, встречаются и обратные ситуации), никак не отражая византийский и не упоминая о нем. Так, например, согласно критическому тесту Евангелия от Матфея вопрос богатого юноши, обращенный ко Христу, не содержит слова “Благий” (Мф. 19, 16), а ответ Спасителя: “Что ты спрашиваешь Меня о благе?” (ст. 17) существенно отличается от аналогичного места у других синоптиков: “Что ты называешь Меня благим?” (Мк. 10, 18; Лк. 18, 19). В византийских минускулах и, соответственно, в славянском и синодальном переводах ответ Христа согласно Матфею не отличается от Луки и Марка. В новом украинском переводе передан только вариант критического текста (относящийся к категории А, т. е. достаточно надежно подтвержденный текстологическими источниками).
Таким образом, можно сделать вывод, что основой для нового украинского перевода служил текст критического издания Нового Завета, в то время как византийский текст отражался довольно непоследовательно.
В том, что касается мест Нового Завета, затруднительных для перевода со стороны синтаксиса, то переводчик в одних случаях следует практике большинства современных западных переводов, а в других — славяно-синодальной традиции. Например, в Послании к Галатам 6, 11 фразу “:Idete phli,koij u`mi/n gra,mmasin e;graya th/| evmh/| ceiri,” о. Рафаил передает в соответствии с большинством западных переводов (и предыдущими украинскими) как: “Гляньте, якими великими літерами написав я вам своєю рукою”, тогда как в синодальном этот стих передан: “Видите, как много написал я вам своею рукою”. Другой пример этого ряда: определение “полный благодати и истины” в Ин. 1, 14 новый украинский перевод относит к Богу-Отцу, а не к Богу-Слову (Огиенко переводит этот стих так же, как в синодальном, а Хоменко — согласно новым западным переводам).
В то же время ответ Христа иудеям на вопрос “кто же Ты?” (Ин. 8, 25) в переводе о. Рафаила: “Я — Початок, що й кажу вам” соответствует славянскому варианту перевода данного места (“Начаток, яко и глаголю вам”), а не современным западным (“То, что Я говорил вам от начала” или “Зачем мне вообще разговаривать с вами?”).
Анализ ряда других мест подобного рода позволяет заключить, что переводчик в случае синтаксических трудностей текста ориентировался чаще на современные западные переводы, но временами держался традиционных вариантов.
Перевод выполнен на современный литературный украинский язык нейтрального стиля. Насколько можно судить, в переводе не использовались западноукраинские диалектизмы, областные и просторечные выражения. В то же время переводчик не стремился и к нарочитой возвышенности стиля, избегая славянизмов и устаревших лексем, которые иногда можно встретить в предыдущих украинских переводах (Огиенко и Хоменко). Например, слова “kli,nh”, “kra,battoj” и “klini,dion”, встречающиеся в повествованиях синоптиков об исцелении расслабленного и переводимые Огиенко как “ложе”, в новом переводе во второй части данных отрывков передаются словом “постіль”3. Слово “paralutiko,j” в тех же отрывках нового перевода передается как “паралізований”, тогда как предыдущие украинские переводчики использовали славянизм “розслаблений”, и т. п.
Впрочем, отталкивание от славянизмов приводит иногда переводчика к использованию исторически неточных выражений. Так, например, глагол “avna,keimai” (возлежать) обычно передается им фразой “сидіти за столом (при столі)”4 , а причастие “avnakei,menoi” (возлежащие) — “ті, що сидять при столі”5 и даже просто как “гості”6 . При общей буквалистической ориентации перевода подобный уклон в сторону идиоматической передачи текста производит впечатление некоторой непоследовательности.
Непоследовательным представляется также и использование различных вариантов перевода одного и того же слова в сходных контекстах и даже в рамках одного отрывка. Так, например, в уже упомянутом повествовании синоптиков об исцелении расслабленного, постель, на которой был принесен больной, независимо от употребленного в оригинале слова — “kli,nh” (Матфей и Лука), “kra,battoj” (Марк) или “klini,dion” (Лука), обозначается переводчиком в начале повествований всегда как “носилки”, а в конце — как “постіль”. Таким образом получается, что расслабленный после исцеления “берет” отнюдь не тот же или не совсем тот же предмет, на котором его принесли (постель вместо носилок), тогда как каждый из евангелистов в действительности использует одно и тоже слово как в начале повествования, так и в конце.
 В заповедях блаженств (Мф. 5, 3–11) слово “dikaiosu,nh” переводится в шестом стихе (“блаженні голодні й спрагнені...”) словом “праведність”, а в десятом (“блаженні переслідувані...”) — “правда”, хотя трудно сказать, что необходимость подобного различия отчетливо вытекала бы из самого контекста. Просмотренные мной современные западные переводы передают слово “dikaiosu,nh” в обоих стихах одинаково, одним и тем же словом (англ. “righteousness”, нем. “gerechtigkeit”, фр. “justice”). Ряд примеров подобного рода можно было бы продолжить.
К недостаткам настоящего перевода следует отнести и отсутствие единых правил передачи имен собственных, а также транслитерации иностранных слов. Можно выделить несколько вариантов, которыми пользовался переводчик. С одной стороны, те имена, которые прочно вошли в украинский язык, но используются в несколько измененной форме, автор перевода обычно дает в их современном украинском написании: “Йосип”, “Пилип”, “Хома”, “Трохим”, “Степан”, “Іван”, “Матвій” и т. д. Кроме некоторых особенностей в передаче гласных, как видно из приведенных здесь примеров, древнегреческие фонемы [q] и [f] передаются в таких случаях фонемами [п], [в], [х].
С другой стороны, значительная часть остальных имен, географических названий и т. п. передается в новом переводе близко к славянской традиции, основанной на византийской транскрипции. Так, например, имя архангела в Евангелии от Луки 1, 19 передано как “Гавриїл”. Если бы переводчик твердо держался первого правила, то ему следовало бы применить адаптированную украинскую форму “Гаврило”, что, конечно, нанесло бы непоправимый удар стилистике перевода.
В то же время и при следовании славянской традиции передачи имен собственных наблюдаются определенные колебания, в частности, в отношении передачи греческой фонемы [q]. В одних случаях она заменяется фонемой [ф]: “Голгофа”, “Вифлеєм”, “Тимофій”, но чаще — фонемой [т]: “Марта”, “Натанаїл”, “Витанія”, “Витфагія”, “Маттій”, “літостротон”, “таліта кум” и т. д., что соответствует западной традиции. Трудно сказать, пользовался ли переводчик каким-либо определенным принципом при подобном различении. Например, в слове “Афіни” он транслитерирует фиту как “ф”, а в слове “Коринт” — как “т”. Чем вызвано подобное различие в отношении этих городов — совершенно непонятно, тем более, что в современном литературном украинском языке оба слова одинаково пишутся через “ф”, а формы “Атени” и “Коринт” свойственны языку западной украинской диаспоры.
Использование переводчиком различных принципов передачи имен собственных приводит к тому, что, например, имена апостолов Матфея и Матфия, различающиеся в греческом тексте только своими гласными (“Matqai/oj”, “Matqi,aj”), в украинском переводе отличаются, наоборот, своими согласными (“Матвій”, “Маттій”).
Нужно отметить, что данный недостаток был свойственен и предыдущим украинским переводам, поэтому приходится лишь сожалеть, что и в новом переводе единые принципы передачи имен собственных не были выработаны.
В заключение первой части необходимо упомянуть также и о почти курьезном моменте, который был встречен в переводе о. Рафаила. Фраза “avmh.n le,gw u`mi/n” была переведена им как “запевняю вас”, а усиленный вариант “avmh.n avmh.n le,gw u`mi/n” — “знову й знову запевняю вас”. Непонятно, почему переводчика не удовлетворили более адекватные и буквальные варианты предыдущих украинских переводов: “поправді кажу вам” (Огиенко) или “істинно кажу вам” (Хоменко). Кроме того, передача усиления “аминь, аминь” посредством введения в текст наречий “снова и снова” должна быть признана неправильной и с точки зрения идиоматического перевода. Фраза “снова говорю тебе” обычно подразумевает, что говорящий еще раз повторяет сказанное им ранее. Места же в Евангелиях, где использовано усиленное выражение “аминь, аминь” (например, Ин. 21, 18 — пророчество Христа о мученической кончине Петра), подобного характера не носят.
Послание к Ефесянам
Если параллельно сравнивать текст нового украинского перевода Послания к Ефесянам и русский синодальный с греческим текстом, то можно отметить, что о. Рафаил в большинстве случаев избежал неточностей, свойственных русскому переводу, используя более точные или же буквальные выражения. Тем не менее, в ряде других мест он в свою очередь допустил собственные неточности, либо же проявил определенную непоследовательность. В новом переводе Послания к Ефесянам можно обнаружить целый ряд недостатков, речь о которых шла выше. Я хотел бы привести здесь свои критические замечания, которые возникли у меня во время чтения Послания к Ефесянам в новом переводе, группируя их не по последовательности текста послания, а по характеру допущенных неточностей.
1. Использование для одного и того же слова различных вариантов перевода без особой необходимости. Замена одного понятия другим. Использование одного и того же слова для перевода разных понятий
Словосочетание “e;painoj do,xhj”, трижды встречающееся в первой главе (стт. 6, 12, 14), переводится как “прославлення величі”, хотя буквально означает “похвала (восхваление) славы”. Ни один из десятка просмотренных мною английских переводов, как старых, так и новых, не отступает здесь от буквальной передачи текста. Сам о. Рафаил во множестве других мест адекватно переводит слово “do,xa” как “слава”, а не как “величие” (ср. Еф. 1, 19: “велич” — “me,geqoj”).
Слово “euvagge,lion” переводится в 1, 13 как “Радісна Звістка”, а в 3, 6 и 6, 19 как “Євангелія”. Это колебание наблюдается во всем настоящем переводе Нового Завета, причем особенно странно наблюдать его в отношении параллельных стихов у синоптиков (согласно Мф. 4, 23 Иисус проповедует “Євангелію Царства”, а Мк. 1, 14 — “Радісну Звістку [Царства Божого]”).
В 1, 13; 4, 25 и 5, 9 слово “avlh,qeia” переведено как “правда”, а в 4, 21 и 4, 24 о. Рафаил переводит его как “істина”. Кроме того, как мы уже указывали, в настоящем переводе слово “правда” используется в качестве одного из вариантов передачи понятия “dikaiosu,nh” (праведность, справедливость). Перевод этих двух несинонимических понятий (“праведность” и “истина”) одним и тем же словом представляется недопустимым.
Лексикализованное словосочетание “ui`oi. th/j avpeiqei,aj”, семитское по происхождению, в 2, 2 переведено как “сини непокори”, а в 5, 6 — “неслухняні сини”.
Видимо, только отталкиванием от устаревшей формы “одкровення” можно объяснить тот факт, что слово “avpoka,luyij” имеет в новом переводе как минимум три варианта передачи: “об’явлення”, “відкриття”, “з’явлення” (см., например, соответственно Апок. 1, 1; Лк. 2, 32; Рим. 8, 19). Встречаясь дважды в Послании к Ефесянам, оно в первом случае (1; 17) переводится как “відкриття”, а во втором (3; 3) — “об’явлення”. Все просмотренные мной английские, немецкие и французские переводы передают это слово в данных двух стихах (и, за небольшим исключением, в большинстве других мест Нового Завета) одинаково (“revelation”, “offenbarung”, “revelation”).
Наконец, оба слова “sw/ma” и “sa,rx” переводятся о. Рафаилом во всем Новом Завете одинаково — “тіло”, что представляется категорически недопустимым (так же переводят Хоменко и Огиенко). Несмотря на нередкое синонимическое употребление этих слов в Священном Писании, они не являются лексически тождественными и достаточно отчетливо различаются. Библейская антропология часто рассматривает человеческое тело как состоящее из плоти (мяса), крови и костей. В украинском переводе Еф. 5, 30 (“потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его”) это различие оказывается аннулированным: “бо ми — члени Його тіла: [з Його тіла і Його кісток]”. Возможно, что переводчик посчитал “плоть” славянизмом или русизмом, но согласно, например, русско-украинскому словарю 1987—1988 гг. (К.: Главная редакция Украинской Советской Энциклопедии), украинское “плоть” является основным вариантом перевода аналогичного русского слова.
2. Неясность отдельных мест. Синтаксические ошибки
При переводе синтаксически трудного стыка стихов 2, 14–15 “to. meso,toicon tou/ fragmou/ lu,saj( th.n e;cqran evn th/| sarki. auvtou/( to.n no,mon tw/n evntolw/n evn do,gmasin katargh,saj”, о. Рафаил связывает среднюю часть фразы (“вражду — Плотью Своей”) с причастием “lu,saj”, как это делается в одних современных переводах, а не с последующим “katargh,saj”, как это сделано в других и в синодальном. Однако, вероятно, испытывая определенные затруднения с “to.n no,mon tw/n evntolw/n evn do,gmasin katargh,saj”, что в современных переводах часто передается как “упразднив закон заповедей, содержащийся в обрядах (обрядовых постановлениях)”, о. Рафаил следует ближе к синодальному тексту, переводя “do,gmata” как “учения”. Калькируя при этом синтаксис фразы, он делает свой перевод весьма неопределенным: “усунувши Закон заповідей в навчаннях”.
Стих 4, 23 “avnaneou/sqai de. tw/| pneu,mati tou/ noo.j u`mw/n” передан о. Рафаилом: “аби ваш розум оновлювався духом”, хотя слово “ум” в греческом тексте является дополнением к “дух”, а не логическим подлежащим. Многие современные переводы передают этот стих буквально: “и быть обновленными в духе вашего ума”.
Наверное, к числу простых недосмотров можно отнести перевод в 1, 19 фразы “eivj h`ma/j tou.j pisteu,ontaj kata. th.n evne,rgeian tou/ kra,touj th/j ivscu,oj auvtou/” как “в нас, котрі віримо в дію могутності Його сили”, где “kata.” с аккузативом передано предлогом “в”, а не предлогами “по” или “согласно” (буквально: “в нас, верующих по действию...”)7. Выше подобная ошибка допущена и в 2, 2, где “periepath,sate kata. to.n aivw/na tou/ ko,smou tou,tou( kata. to.n a;rconta th/j evxousi,aj tou/ ave,roj”, букв. “ходили согласно с веком мира сего, согласно с князем власти воздуха”) переведено как “жили за звичаєм цього світу, як і князь, що панує в повітрі”. Во всех просмотренных мной английских переводах указанного стиха обе фразы, начинающиеся с “kata.”, рассматриваются как однородные обстоятельства, подчиненные “periepath,sate” одинаковым образом (чаще всего “kata.” в обоих случаях переводится как “according to”).
 Недосмотром, вероятно, является и пропуск слова “Його” (“auvtou/”, после “апостолам”) в 3, 5, а также слова “міра” (“me,tron”) в 4, 7 (есть в критическом издании и всех просмотренных мною западных переводах).
*  *  *
Несмотря на все высказанные выше в адрес нового перевода критические замечания, могу сказать, что в целом у меня сложилось о нем положительное впечатление. Но, тем не менее, я твердо убежден, что в теперешнем своем виде перевод о. Рафаила нуждается в определенной доработке.
Во-первых, желательно, чтобы переводчик снабдил последующие издания предисловием, в котором бы разъяснялись концепция и основные принципы перевода, в частности, объяснялся бы характер применения квадратных скобок. Вследствие того, что значительную часть населения Украины составляют православные христиане, многие из которых хорошо знакомы с русским синодальным текстом, расхождения между авторитетным русским и новым украинским текстами может вызвать неблагоприятную реакцию. При объяснении читателям правил применения квадратных скобок необходимо будет учитывать и православную позицию в отношении византийского типа текста, рассматривающую его как признанный Церковью и авторитетный.
Во-вторых, в силу тех же причин желательно, чтобы новый перевод отражал византийский текст более систематически. Там, где разночтение невозможно поместить в квадратные скобки, оно должно быть вынесено в подстрочник с соответствующим примечанием. Эта и предыдущая рекомендации, конечно, имеют силу только в том случае, если Украинское Библейское Общество намерено и далее отмечать квадратными скобками разночтения с византийским типом в своих изданиях, что обычно простому верующему только затрудняет чтение Писания. Мы бы скорее порекомендовали подготовить два перевода (или, точнее, два варианта одного перевода), один из которых был бы основан исключительно на критическом тексте, а другой — на тексте византийского типа. Второй вариант перевода нашел бы широкое церковное употребление (возможно даже богослужебное), особенно учитывая тот факт, что именно византийский тип текста является признанным Церковью. Он использовался в течение многих веков как стандартный, и именно по нему в подавляющем большинстве случаев приводились цитаты Писания в церковной литературе на протяжении полутора тысяч лет. Во всяком случае, несистематическое и неполное отражение византийского типа в новом украинском переводе значительно затруднит цитирование Священного Писания по этому изданию как в современной богословской литературе, так и в переводах на украинский язык различных церковных текстов, творений свв. отцов и проч.
В-третьих, необходимо, чтобы текст был пересмотрен на предмет унификации перевода одних и тех же слов (там, где контекст это допускает). Не будет ничего страшного, если придется иногда воспользоваться книжными или несколько устаревшими лексемами (напр., “одкровення”), вполне понятными украинскому читателю. В других случаях, напротив, необходимо проводить четкую границу при переводе нетождественных понятий (напр., “плоть” и “тіло”), а не передавать их одним словом.
В-четвертых, текст перевода должен быть выверен на предмет исправления пропусков слов, некоторых синтаксических несоответствий и т. п.
И, наконец, в-пятых, необходимо выработать единые принципы передачи имен собственных. Я бы посоветовал держаться славянской традиции, достаточно точно передающей византийское чтение. Думаю, что в большинстве случаев следует отказаться от современных украинских форм, заменив их формами, близкими к славянским: “Іоан”, “Фома”, “Филип”, “Йосиф”, “Трофим” и т. д. Греческая фонема [q] должна передаваться однообразно, желательно — согласно восточнославянской традиции — как “ф”.
Библиографические сноски и примечания:
1. В рамках настоящей работы я абстрагируюсь от вопроса редакторской правки (см. с. 2 рецензируемого издания) и рассматриваю весь текст как труд одного переводчика. Во всяком случае, я исхожу из того естественного предположения, что все исправления, вероятно, внесенные в текст со стороны УБО, были согласованы с автором перевода.
2. Слова, добавленные для связности, выделяются в тексте перевода традиционным курсивом.
3. Мф. 9, 2–7; Мк. 2, 3–12; 5, 18–25.
4. Напр., Мк. 2, 15: “І коли Він сидів за столом...”. Подобный вариант можно встретить и во многих западных переводах.
5. Мк. 6, 26.
6. Мф. 22, 10–11. Все просмотренные мной английские переводы (кроме, естественно, Young’s Literal Translation) также передают в этих стихах “возлежащие” как “guests”.
7. Многие новые переводы понимают слово “kata.” как начало нового предложения, поэтому нельзя сказать, чтобы переводчик опирался здесь на современную переводческую практику.