Очерки по общему языкознанию

Вид материала

Документы

Содержание Суждение и предложение

Подобный материал:

• Тесты по общему языкознанию для студентов Vкурса 25 заметки. Размышления. Очерки, 2225.85kb.
• А) тест по курсу «Введение в языкознание» (30 вопросов); б) развернутый ответ на вопрос, 77.34kb.
• Рождественский Юрий Владимирович лекции по общему языкознанию: Учеб пособие для филол, 1469.5kb.
• Бреус Є. В. Основы теории и практики перевода. Учебное пособие. М.: Урао, 2000. 287, 72.09kb.
• Реферат по общему языкознанию на тему: " Язык как система", 617.51kb.
• Программа подготовки аспирантов Кафедр испанского и романских языков (итальянского,, 91.03kb.
• Программа экзамена по общему языкознанию и истории лингвистики для поступающих на обучение, 98.86kb.
• Яковлева Мира Федоровна. Библиография. Подростки. Очерки. «Лениздат», 1969г. Наследники., 10.87kb.
• Список літератури №2011 Академик Иван Тимофеевич Фролов: Очерки. Воспоминания. Избранные, 90.57kb.
• Ывал на необходимость создания такой системы обучения, в которой ребенок с ограниченными, 140.64kb.

^

СУЖДЕНИЕ И ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Вопрос об отношении суждения и предложения — один из наиболее сложных и вместе с тем, пожалуй, наименее исследованных. Здесь более чем в какой-либо иной области путаются и взаимно подменяются языковые и логические явления и признаки. Но, с другой стороны, провести разграничивающую линию здесь сложнее и труднее, чем в других случаях взаимоотношений категорий языка и категорий мышления.

Как уже указывалось в предыдущем разделе, в дан­ном случае приходится иметь дело со сложными, состав­ными образованиями как в области языка, так и в об­ласти логики, и этим своим качеством данный вопрос отличается от разобранных выше вопросов о формах отношения языка и мышления. Соответственно с этим и общее направление исследования несколько меняется. На первый план здесь выступают законы построения сужде­ния и предложения, их структурные компоненты и способы взаимосвязи. Немаловажным является в данном случае также и вопрос о функциях предложения и суждения. Ведь очевидно, что предложение, с одной стороны, нельзя отождествлять с языком вообще (а такое отождествление довольно часто), и с другой — предложение и суждение имеют перед собой неодинаковые цели, вы­полняют разные функции — даже по отношению друг к другу. Достаточно сказать, что, например, суждение не обязательно ставит перед собой задачи коммуникации,<368> в то время как предложение не только не отделимо от этой функции, но наряду с функцией формирования мысли прямо поставлено на ее службу.

Конкретные решения вопроса об отношении сужде­ния и предложения следуют в науке о языке по общим направлениям, выделенным уже выше. Одни ученые (логического направления) допускают прямое отождествление суждения и предложения. В русском языкознании к ним, например, примыкает Ф. И. Буслаев, который писал: «Суждение, выраженное словами, есть предложение»⁷⁸. Другие — к ним, например, относится А. А. Потебня — исходят из противоположной точки зрения. «Грамматическое предложение, — писал А. А. Потебня, — вовсе не тождественно и не параллельно с логи­ческим суждением»⁷⁹. Существуют, разумеется, и менее категоричные по своим выводам точки зрения.

Чтобы разобраться в этом вопросе, необходимо пре­жде всего возможно более точно и определенно представлять себе, что такое суждение (и каковы его характерные черты) и что такое предложение (и каковы его характерные особенности).

Но тут сразу же возникают почти непреодолимые трудности: определений суждения и предложения такое количество и они так отличаются друг от друга, что уже сам выбор того или иного определения может привести к прямо противоположным конечным заключениям⁸⁰. Критический разбор даже наиболее ходовых определений⁸¹ увел бы изложение далеко в сторону, поэтому в качестве отправных пунктов в дальнейшем будут использованы наиболее употребительные в советской науке.

Советские логики определяют суждение следующим образом: «Суждением, — пишет П. С. Попов, — называется мысль о предмете (или предметах), в которой посредством утверждения или отрицания раскрывается тот<369> или иной его признак или отношение между предметами»⁸². Несколько по-иному (однако не настолько, чтобы внести противоречия в последующее рассмотрение вопроса) определяется суждение в другой работе: «Сужде­ние есть мысль, в которой утверждается или отрицается что-либо о чем-либо»⁸³. К этому определению делается существенная оговорка: «В этом определении суждения как мысли, которое в основном совпадает с определением, данным Аристотелем, указывается отличительный признак формы суждения. Формальная логика изучает не все стороны суждения. Она занимается рассмотре­нием готовых суждений со стороны их структуры, а также тех вопросов, уяснение которых существенно для выявления структуры суждения»⁸⁴. Эта оговорка направляет наше внимание на те вопросы, которые выше были формулированы как наиболее важные при изучении отношения суждения и предложения.

Основными чертами суждения являются: 1. Атрибу­тивный его характер. «По своему содержанию всякое суждение имеет атрибутивный характер, т. е. оно отображает принадлежность или непринадлежность при­знака предмету. При этом следует иметь в виду, что под предметом суждения разумеется все то, о чем мы что-ли­бо утверждаем или отрицаем»⁸⁵. 2. Способность отобра­жать тождества и различия предметов. «Не существует не только предметов без признаков, но и признаков без предметов. Отсюда следует, что, утверждая или отрицая принадлежность признака предмету суждения, мы вместе с тем отображаем тождество или различие предметов действительности. Утверждая принадлежность признака предмету, мы отображаем тождество предмета суждения со всеми теми предметами, которые обладают указан­ным в суждении признаком. Отрицая принадлежность<370> признака предмету, мы отображаем отличие предмета суждения от тех предметов, которые обладают указанным в суждении признаком»⁸⁶. 3. Суждение — мысль, ко­торая является либо истинной, либо ложной. «Так как то, что мы утверждаем (или отрицаем), мыслится в суждении как на самом деле присущее (или не присущее) предмету суждения, то в силу этого всякое суждение является либо истинным, либо ложным. Суждение истинно, если то, что в нем утверждается, действительно прису­ще, а то, что отрицается, не присуще тому, о чем идет речь в суждении. Суждение ложно, если то, что в нем утверждается, на самом деле не присуще, а то, что отри­цается, присуще тому, о чем идет речь в суждении»⁸⁷.

Таковы характерные черты суждения, определяемого как категория логики. Обратимся теперь к выяснению структуры суждения и элементов, из которых оно стро­ится.

«Элементами суждения являются субъект, предикат и связка. Субъект есть знание о предмете суждения, пре­дикат есть знание о том, что утверждается или отрицается о предмете: связка устанавливает, что мыслимое в предикате присуще или не присуще предмету суждения... Понятие «субъект суждения» необходимо четко отличать от понятия «предмет суждения». Предмет суждения — это то, о чем мы утверждаем или отрицаем что-либо в суждении. Субъект суждения — это понятие пред­мета суждения, т. е. понятие того, в отношении чего мы нечто утверждаем или отрицаем»⁸⁸.

П. С. Попов называет субъект и предикат двумя основными элементами суждения, а связке он отводит следующую двоякую роль: 1. связь между указанными двумя основными элементами суждения; 2. установле­ние утверждения или отрицания мысли⁸⁹.

Обратимся теперь для сопоставления к определениям грамматического предложения, его основных черт, структуры и структурных элементов.

Мы будем исходить из того определения, которое дает этому языковому явлению академическая «Граммати<371>ка русского языка»: «Предложение — это грамматически оформленная по законам данного языка целостная еди­ница речи, являющаяся главным средством формирова­ния, выражения и сообщения мысли. В предложении выражается не только сообщение о действительности, но и отношение к ней говорящего. Язык как орудие обще­ния и обмена мыслями между всеми членами общества пользуется предложением как основной формой обще­ния. Правила соединения слов и словосочетаний в пред­ложения — ядро синтаксиса того или иного языка. На основе этих правил устанавливаются разные виды или типы предложений, свойственные данному конкретному языку. Каждый конкретный язык обладает своей систе­мой средств построения предложения как предельной це­лостной единицы речевого общения.

Каждое предложение с грамматической точки зрения представляет собой внутреннее единство словесно выра­женных своих членов, порядка их расположения и инто­нации. Грамматические формы членов предложения специфичны для отдельного языка или группы родственных языков»⁹⁰.

Что касается структурных членов предложения, то в нем, во-первых, выделяются главные члены (подлежа­щее и сказуемое) и второстепенные (определение, до­полнение и обстоятельство). Во-вторых, в зависимости от наличия в предложении обоих его главных членов или же только одного⁹¹, предложения могут быть дву­членными, или двусоставными (Ребенок гладит кошку), и одночленными, или односоставными (Светает, морозит и пр.) Наконец, в отличие от логического строя мысли, который одинаков у всех народов, законы построения предложения значительно варьируются от языка к язы­ку. «Один язык, — пишет в этой связи В. Энвисл, — осу­ществляет предикацию качества по отношению к субстанции посредством порядка субъект — предикат (СП), как арабский Allahu'akbar — «бог велик», или же поряд­ка ПС, как в самоанском ua amiotonu ie alii — «справед­ливы вожди». В китайском определительное прилага­тельное предшествует подлежащему, а предикативное<372> следует за ним, но в малайском определение следует за подлежащим, а за ним после паузы идет предикативное. В русской орфографии эта пауза иногда обозначается через тире, хотя определительное прилагательное предшествует подлежащему и имеет отличное от предикативного склонение. Устанавливать связь между подлежащим и сказуемым можно при помощи семантического ослабления указательного местоимения, как в китайском и арабском, или же осуществлять предикацию посредством семантически ослабленных глаголов со значением «становиться», «стоять», «вызывать» и т. п. Точно так же, когда предложение составляется из субъекта, глагола и объекта (СГО), то порядок их следования может быть СГО, как во французском, английском и китайском, или ГСО, как в гэльском bhuail iad am bord — «они ударили по столу», или ГОС, как в испанском batiу la retirada todo el ejйrcito francйs — «вся французская армия била отбой», или СОГ, как в латинском Balbus mururn aedificat. В языке может быть два или несколько таких порядков с некоторым варьированием смысла или же порядок может быть абсолютно безразличным, поскольку изменения форм слов достаточно ясно указывают на их отношения»⁹². Следует также отметить, что в качестве главных членов предложения не обязательно могут выступать только подлежащее и сказуемое. Так, например, в иберийско-кавказских языках, обладающих так называемой эргативной конструкцией, в качестве главного члена предложения выступает дополнение или объект (который, кстати говоря, в логическом суждении не выделяется). «Эргативная конструкция, — объясняет А. С. Чикобава, — состоит из переходного глагола и связанных с ним субъекта и объекта действия, причем реальный субъект — в специфическом падеже — эргативном или активном, ср. груз. cxeni (имен. п.) gaqida maman (эргат. п.), аварск. ču (имен. п.) bičana insuca (эргат. п.) с русск. лошадь продал отец, где объект (лошадь, коня) стоит в винительном падеже, а субъект (отец) —в именительном. Между тем в языках с эргативной конструкцией винительный падеж вообще отсутствует, и объект, как мы уже говорили, всегда стоит<373> в именительном падеже»⁹³, т. е. именно в том падеже, который в языках номинативного строя характеризует подлежащее.

Установив таким образом характерные черты и осо­бенности как суждения, так и предложения (разумеется, речь при этом может идти только об основных и самых существенных моментах), постараемся теперь выяс­нить, что различает суждение и предложение и что их связывает.

Может быть, основное различие между предложени­ем и суждением заключается в том, что конкретное со­держание суждения, устанавливающее истинность или ложность мысли и, как было отмечено выше, являюще­еся для суждения определяющим моментом, не имеет никакого значения для предложения. Говоря языком грамматики, мы констатируем, что «конкретное содержа­ние предложений не может быть предметом граммати­ческого рассмотрения. Грамматика изучает лишь структуру предложения, типические формы предложений, при­сущие тому или иному общенародному языку в его историческом развитии»⁹⁴. Говоря языком логики, мы уста­навливаем, что предложение и его структура не имеют никакого отношения к тому, является ли выраженное им суждение истинным или ложным. Иными словами, предложение никак не может быть критерием или ар­битром истинности суждения. Это происходит потому, что истинность суждения определяется согласием заключенного в нем знания с объектом материального ми­ра действительности, а предложение и его структура не отражают знания черт, сторон, свойств и отношений объектов материальной действительности и, следовательно, не способны определять соответствия знания объекту. Обратный вывод был бы равносилен призна­нию того, что истинность определяется структурой язы­ка (в частности, истинность суждения — структурой пред­ложения), что язык, таким образом, обладает качест­вом метафизики (о чем говорилось выше) и что так как структура предложения различна, то и критерии истины<374> (а следовательно, и сама истинность) различны. А это представляется уже очевидной нелепостью.

Этот момент, различающий суждение и предложение, заслуживает самого внимательного к себе отношения в силу того, что он в настоящее время определяет целые лингвистические и философские концепции. Представи­тели логического позитивизма — Р. Карнап⁹⁵, Б. Рас­сел⁹⁶, Ч. Моррис⁹⁷ и др. — оказали в этом плане извест­ное влияние на оформление ряда новых проблем в науке о языке. Так, например, Р. Карнап, способствовавший своими работами предельной формализации логики, вы­двинул тезис, что логика — это есть (или должна быть) синтаксис.

Ставя знак равенства между логикой и синтаксисом, Р. Карнап доказательство истинности того или иного суждения (т. е. логической категории) строит на основе формальных отношений, существующих внутри предло­жений (т. е. в языковой категории). Таким образом, предложение и различные его типы (как чисто формаль­ная система исчислений или calculus) превращается в средство логического манипулирования, и истинность суждения определяется не согласием знания, фиксиро­ванного в суждении, с объектом, а посредством синтак­сических формальных отношений.

Не следует думать, что зарубежные языковеды це­ликом принимают теории логических позитивистов и свои лингвистические исследования строят на положениях, по­добных изложенному выше. Скорее наоборот. На предпоследнем международном лингвистическом конгрессе (в Лондоне, 1—6 сентября 1952 г.), где этот вопрос был подвергнут специальному обсуждению, он с большей или меньшей уклончивостью решался почти всеми выступав­шими в этой связи лингвистами отрицательным образом. Так, В. Хаас (Англия) заявил следующее: «От Аристо­теля до наших дней анализ логического языка обычно путают с логическим анализом языка. Язык отличается от calculus как организм от машины. Логическая грам­матика обеспечивает речи логическую структуру посредством ограничения: а) предложений до двух типов син<375>таксических структур — предикативной и реляционной, и б) слов до трех частей речи — субъекта, предиката и связки. Каждое предложение выражает определенный анализ (т. е. отбор известного количества особенностей или отрезков речи), а каждое слово указывает на от­дельный отрезок, особенность или отношение. Если бы эти ограничения носили универсальный характер, ни один язык не мог бы быть живым. Синтаксис, сведенный только к соединению того, что дано в словах, перестал бы исполнять свое основное назначение, которое заклю­чается в том, чтобы из ограниченного количества про­стых символов (слов) создавать безграничное многооб­разие сложных символов (предложений). Речь — творческий процесс, способный выражать то, что не выраже­но ни в одной ее части, ни в их совокупности. Предло­жения (из которых строится речь) раскрывают регуляр­ные типы взаимодействия составляющих их символов... Логическое понятие значения не соответствует действи­тельным отношениям синтаксического взаимодейст­вия»⁹⁸.

«С моей точки зрения, — отметил Дж. Уотмоу (США), пожалуй, больше, чем кто-либо из лингвистов, приближающийся к позициям логического позитивизма, — не «синтаксис» создает логику (как считают одни), и «логика» не создает синтаксиса (как считают дру­гие) — истина лежит где-то посередине между этими двумя крайними позициями, и язык и «мышление» взаимодействуют и формируют друг друга. Уорф, напри­мер, был неправ, когда заявлял, что ньютоновская физи­ка — прямое следствие языка определенной структуры, как будто современная физика есть лингвистическое изо­бретение. Но, с другой стороны, не следует полагать, что наши языковые привычки не имеют ничего общего с ло­гикой»⁹⁹.

А. Вассерштайн (Англия) высказал еще более кате­горическую точку зрения: «Формальная логика имеет от­ношение к процедуре выведения заключения, но она не имеет отношения к истине. Другими словами, она имеет дело лишь с формой, но не с содержанием. Можно даже пойти еще дальше и утверждать, что логики исследуют<376> не форму суждения как таковую, а форму процесса пе­рехода от одного утверждения к другому. Истина, вне зависимости от того, как она определяется, не имеет к этому никакого отношения. Повторяем еще раз: форма и содержание раздельны и отличны. Лингвистика имеет дело и с формой и со значением... Значение, разумеется, совершенно отлично от истинности или соответствия фактам. Например, утверждение — Этот стол сделан из шоколада — неправильно, но оно имеет значение... В ло­гике, далее, нет никакой связи между формой и содер­жанием; можно даже сказать, что в ней одна форма без содержания. В лингвистике, напротив того, форма и зна­чение (содержание) нераздельны»¹⁰⁰.

Таким образом, даже при очень различном понима­нии задач логики и синтаксиса можно с полной опреде­ленностью утверждать, что та характерная черта сужде­ния, которая связана с утверждением его истинности или ложности, совершенно неприложима к предложе­нию.

Обратимся теперь к другой характерной черте сужде­ния — его атрибутивному характеру — и посмотрим, в ка­кой степени она приложима к предложению. Сюда же можно присоединить и ту особенность суждения, что оно отображает тождества и различия предметов. Для того чтобы предложение способно было обладать атрибутив­ным характером и отображать тождества и различия предметов, оно должно иметь прямое отношение к сво­ему содержанию, так как только в нем возможно вы­явление указанных двух качеств. Между тем, как уже отмечалось, содержание предложения не может иметь никакого отношения к его грамматическим качествам. Следует также отметить, что для осуществления атрибу­тивности (так же как и для выявления тождественности) необходимы минимум два члена—субъект и предикат (не говоря уже о связке), а предложения могут быть одно­членными (Морозит.) и, следовательно, не обладать не­обходимым для осуществления суждения минимумом своих элементов. Подводя итог сопоставлению характерных черт суж<377>дения с особенностями предложения, мы не обнаружи­ваем между ними прямых параллелей. Характерные чер­ты суждения целиком покоятся на соотнесении его с объектами материальной действительности и существующими между ними реальными отношениями. Предложение же (его структура) никакого отношения к ним не имеет.

Не менее существенные различия между суждением и предложением выявляются при обратном сопоставле­нии — приложимости особенностей предложения к суж­дению. Предложение, помимо отмеченной полной отреченности от реальных качеств явлений, о которых оно сообщает (т. е. от содержания сообщения), обладает рядом свойств, которые не находят никакого отражения в природе суждения. Возникающие здесь различия цели­ком покоятся на наличии у предложения коммуникатив­ной функции, которой суждение не знает. Так, предложение не только сообщает определенное содержание, но и выражает отношение говорящего к этому содержанию (наклонения). В структуре предложения находят прямое отражение вопрос, волеизъявление, эмоциональные и стилистические качества. Совокупности всего этого, включаемого в прагматику, суждение лишено.

Быть может, среди состава членов предложения и суждения мы обнаружим больше сходств, поскольку именно они чаще всего отождествлялись друг с другом: субъект с подлежащим, предикат со сказуемым. Разли­чия здесь прежде всего количественные: суждение знает только три члена (субъект, предикат и связку), предло­жение же, помимо главных членов (которые только и поддаются отождествлению с указанными элементами суждения), обладает еще и второстепенными, которые не находят никакой параллели среди элементов суждения. Но и главные члены предложения очень часто по­казывают значительные отличия от элементов суждения. Цитированная уже выше «Логика» отмечает в этой свя­зи: «...подлежащее и сказуемое предложения часто не совпадают с субъектом и предикатом суждения. В про­стом нераспространенном предложении Стакан разбился подлежащим будет стакан, а сказуемым разбился. Пре­дикатом же здесь может быть как разбился, так и ста­кан. Если предметом суждения у нас был стакан, то тогда предикатом будет разбился. Если же предметом<378> суждения был предмет, который разбился, то преди­катом будет стакан, и мы скажем в таком случае: стакан разбился, выделяя ударением предикат суждения, либо: разбился стакан, выделяя предикат суждения не только ударением, но и постановкой его на второе место в предложении. Еще рельефнее несовпадение субъекта и предиката суждения со сказуемым и подле­жащим предложения выступает в распространенных предложениях»¹⁰¹.

Приведенный пример с большой отчетливостью пока­зывает, что различия членов предложения и суждения обусловливаются самыми качественными особенностями суждения и предложения и проистекающими отсюда отличиями функций их членов, в составе суждения, с од­ной стороны, в структуре предложения — с другой.

До сих пор мы говорили только об отличиях сужде­ния и предложения и обнаружили между ними значи­тельные расхождения. Эти расхождения дают нам осно­вание утверждать, что совершенно неправомерно гово­рить об отождествлений суждения и предложения как в целом, так и отдельных их элементов (например, субъекта с подлежащим и предиката со сказуемым). Отсюда, далее, следует, что определение синтаксических явлений в терминах логики (весьма распространенный обычай), равно как и явлений логики в синтаксических терминах (как это делает, например, Р. Карнап) также неправильно.

Но значит ли это, что суждение и предложение пред­ставляют две независимые друг от друга величины, ни­как взаимно не соотносимые? Этого никак нельзя утверждать по той пpocтoй причине, что суждение про­текает в языковых формах, оно оперирует словами и опирается на их лексические значения. Таким образом, наличие связи между предложением и суждением нель­зя подвергать сомнению, но эта связь имеет менее ин­тимный и взаимопроникающий характер, чем, например, у понятия и грамматической категории. Она более сво­бодна, так как суждение и предложение являются слож­ными образованиями, а закономерности их построения обусловливаются несхожими факторами и потому раз­личны. По каким же линиям проходит взаимодействие суждения и предложения?<379>

Как только что указывалось, предложение (так же как и суждение) есть сложное образование и, по-види­мому, настолько подвижное, что оно способно воспроиз­водить в общих чертах структуру суждения. А необхо­димость такого воспроизведения диктуется не только тем, что само суждение протекает в языковых формах, но также и тем, что предложение служит целям сообще­ния (чего не знает суждение). Уже по своим функциям, следовательно, предложение имеет перед собой более широкие задачи и соответственно располагает, как это было констатировано выше, более разнообразными средствами, большей сложностью своей структурной организации, большим количеством типов построения, большей гибкостью. Но все это также в определенных пределах. Ведь предложение строится из элементов язы­ка — слов, которые несут на себе печать структурных особенностей языка; в известном смысле их даже можно рассматривать как порождение его структуры. Слова обладают лексическими значениями, на которые и опи­рается построение суждения, но лексическое значение — это собственно языковое явление, оно есть элемент лексической системы данного языка и во многом в своем конкретном семантическом качестве обусловливается особенностями этой лексической системы. Со словом связаны определенные грамматические категории, кото­рые относят его в определенный разряд слов и устанав­ливают закономерности его использования, в соответст­вии с которыми, например, нельзя имя существительное использовать как глагол и обратно. В слове находят свое отражение и более общие структурные особенности языка — его агглютинативный, флективный или корне­вой (аналитический) строй. Именно поэтому законы по­строения предложения, выражающего универсальную и не знающую никаких национальных модификаций струк­туру суждения, опираются на грамматические качества элементов (слов), из которых оно строится. Этим объясняется то общее, что мы обнаруживаем в структуре предложений разных языков, и то раздельное, что ха­рактеризует их как представителей определенных языко­вых структур.

Общее у них идет от универсальной природы сужде­ния, которое стремится найти свое выражение в формах любого языка и накладывает определенный отпечаток<380> на предложение. Следует при этом учесть, пожалуй, наи­большую сравнительно с другими частями языка эла­стичность предложения и его способность поддаваться внешним влияниям. История языков знает много случаев синтаксических влияний одного языка на другой (например, латинского на древнегерманские, среднегреческого на древнерусский, русского на мордовские и тюркские и т. д.). И как раз ассимиляционные качества предложения не в малой степени мешают построению сравнительно-исторического синтаксиса родственных языков.

Отдельное и частное у предложений идет от особен­ностей грамматической структуры языка. Эти особенно­сти приводят к тому, что порядок построения предложе­ния, как это было уже показано выше на примерах, зна­чительно варьируется от языка к языку даже в пределах круга родственных языков. К этому следует добавить и ряд отмеченных дополнительных свойств предложения, обусловленных наличием в нем коммуникативной функ­ции, которая имеет дело не только с мыслью, но и с чувством.

По сравнению с другими явлениями языка предло­жение обладает рядом специфических качеств. Оно отре­шено от всякого рода, так сказать, «привходящих» свойств. Лексическое значение слова прямо направлено на предметы действительности, грамматические катего­рии опираются на логические понятия и поэтому всегда имеют определенное «содержание», через посредство которого соотносятся с внешним миром (а иногда и с лек­сическими значениями слов). Иное дело предложение. Оно никак не соотносится с сообщаемым им содержани­ем и поэтому замкнуто внутренним, собственно языко­вым миром. Оно стремится повторить структуру сужде­ния, но только его форму, а не «содержание». Совершен­но очевидно, что когда слова связываются в предложе­ние, сама их связь осуществляется на основе их содер­жания (т. е. лексического значения), и если мы отвле­чемся от лексических значений слов и позволим себе здесь произвол, то никакой действительной удобопонят­ной речи не получится. Но дело заключается в том, что когда мы связываем слова друг с другом на основе их лексических значений (т. е. их содержания), то и в этом случае действуют закономерности суждения, так как<381> только через посредство этих лексических значений суждение соотносится с миром объективной действительно­сти. А без такого соотнесения суждение не способно проявлять те свои качества, которые и превращают его в суждение — устанавливать истинность или ложность мысли, тождественность или нетождественность явлений и пр. Но когда вступает в свои права предложение и начинает осуществлять связь слов, служивших опорой суждения, то она основывается не на лексических значениях слов. Предложение отвлекается от всякого их содержания и устанавливает между словами связь исключительно на основе грамматических качеств слов, из которых оно составляется. Можно сказать, что предло­жение не знает никакого «содержания» в указанном смысле, но только реализует грамматические качества конструирующих его слов.

Таким образом, и в данном случае, при разборе от­ношений суждения и предложения, мы опять-таки стал­киваемся с прямым взаимодействием категорий языка и мышления. Это взаимодействие носит специфический характер в силу сложного характера как предложения, так и суждения, но не вносит сколько-нибудь существенных изменений в принцип взаимоотношения катего­рий языка и мышления, в соответствии с которым язык, являясь орудием мысли, сам собой не создает логических величин.


* * *


История советского языкознания последних десятиле­тий складывалась таким образом, что ему стремились придать строго унифицированные формы. Сначала «но­вое учение» о языке, а затем догматизм культа личности допускали лишь одно единственное и обязательное решение важнейших, в том числе и сугубо специальных, частных проблем науки о языке. Этими решениями мог­ли быть только те. которые постулировались указания­ми «вождей» науки, и которые языковедам предлага­лось рассматривать в качестве стоящих вне влияния вре­мени и развития науки. Для ряда советских лингвистов такое положение стало настолько привычным, что они и не мыслят себе иного, и поэтому первоочередную задачу<382> сегодняшнего дня советского языкознания, проходящего в борьбе мнений и переживающего творческий подъем, видят в поисках нового обязательного стандарта научных взглядов, а по сути дела — новой догмы. Такое понима­ние задач советского языкознания есть бесспорный пе­режиток недавнего прошлого и он находится в полном противоречии с интересами советской науки. В соответ­ствии со сказанным изложенные в настоящей книге по­ложения не следует рассматривать как такие, которые претендуют на положение нового непогрешимого канона. Как уже указывалось в предисловии, они выражают точ­ку зрения автора, и если послужат лишь стимулирова­нию дискуссии но затронутым вопросам, то и в этом случае оправдают публикацию книги.<383>