Хрестоматия

Вид материалаДокументы

Содержание


Философия — век xx
Философия - век xx
Исторический поворот... от позитивизма
Философия - век xx
Философия - век xx
Философия - век xx
После последнего...
Философия - век xx
Философия - век xx
Философия - век xx
В начале было дело...
Философия - век xx
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   47

Эта проблема в качестве проблемы демаркации была сформу-лирована еще одной универсальной головой века К-Р.Поппе-ром. Его критический рационализм первоначально вырос из про-тивопоставления неопозитивистскому логическому эмпиризму с его принципом верификации — метода фальсификации, кото-рый приближенно можно сформулировать в виде максимы: не-фальсифицирумые (то есть те, для которых нельзя указать метод опровержения) утверждения ненаучны. Конечно, столь явное продвижение по пути рационального осмысления действитель-ности сопровождалось огромным исследовательским энтузиаз-мом, когда казалось, что вот-вот здание единого языка науки будет окончательно достроено.

Эйфория кончилась в начале 50-х годов, когда была осознана утопичность подобного пути обоснования научного познания. Серьезную роль в трансформации общей картины познания, — то, что позже будут называть кризисом или даже крахом логиче-ского позитивизма, — сыграло установление шаткости эмпири-ческого фундамента у построенного неопозитивизмом здания — из-за так называемой теоретической нагруженности факта. Крах был столь ж<Г внушителен, сколь и предшествующий взлет. Од-ним из первьи удар нанес бывший американский член Венского кружка У.Куайн своей ныне уже ставшей классической статьей «Две догмы эмпиризма». Первая «догма» — иллюзия принципи-

32

^ ФИЛОСОФИЯ — ВЕК XX

альной разницы аналитических (логических и математических) и синтетических (опытных, эмпирических) суждений; вторая — ил-люзия того, что осмысленность высказывания проистекает из не-посредственного чувственного опыта субъекта. Опровергая эти догмы, У.Куайн не только показал, что, во-первых, нет различия между аналитическими и синтетическими суждениями и что, во-вторых, нельзя свести все осмысленные высказывания к непос-редственному чувственному опыту — после него, грубо говоря, нельзя было уже усомниться в том, что любой факт «отягощен» теорией с самого начала. То и другое — следствие изолированно-го рассмотрения предложений вне контекста языковой системы.

Позиция У.Куайна предельно ясна, но выявить ее теорети-ческие истоки довольно трудно. Сам себя он часто называет научным реалистом и натуралистом (в математике он крайний номиналист), тогда как при необходимости однозначно опре-делить его позиции гораздо правдоподобнее было бы счесть его одним из первых постпозитивистов; для него, как и для Б.Рассе-ла, «существовать — значит быть значением связанной перемен-ной», а между тем У.Куайну всецело присущ релятивизм, ха-рактеризующий постпозитивистов. У него предпочтение онто-логии — всецело прагматично и конвенционально (тезис онтоло-гической относительности: знание об объектах можно описывать на основе разных языков, и тогда не разрешить вопрос о взаим-ной переводимости языков — каждый язык несоизмерим с дру-гим, поскольку имеет в качестве референта другой мир объектов).

Задним числом легко проследить выразительную, хотя и .не прямую логику концептуального развития представлений о ме-ханизмах познавательного процесса. В первой половине XX века усилиями представителей аналитической философии осущест-влялось движение от обыденного языка к формализованному, причем обнаруживались поначалу все более мелкие значимые детали этого процесса, вычленялись все более дробные едини-цы анализа, пока процесс не дошел до уровня фактичности и логической выводимости. Тогда и обнаружилась зависимость фактов от теории, высказывания — от контекста. С этого мо-мента движение изменило направление, и постепенно возобла-дала тенденция к укрупнению единицы анализа. И теперь эта тематика в рамках общего философского поля сделалась пред-метом особой философской дисциплины — философии науки.

Рубежное явление здесь, однако, — философия Л.Витгенш-тейна эпохи «Философских исследований»: от анализа искусст-венных языков он перешел здесь к естественным языкам, вклю-

2. «Хрестоматия, ч. 2» 33

^ ФИЛОСОФИЯ - ВЕК XX

чив в язык через «языковые игры» практически всю культурную реальность, поскольку, согласно этой гипотезе, все социальные болезни происходят от бессознательного смешения в поведе-нии индивидов «правил» различных игр. Во многом именно бла-годаря универсальности этой гипотезы второе дыхание обрела аналитическая философия, отныне существующая наряду с про-тивоположно направленными устремлениями философов нау-ки, с новейшими тенденциями в понимании ее социокультур-ной обусловленности.

Такая зеркальная теоретическая перспектива, однако, как и всякая абстракция, сильно огрубляет действительность. Реаль-ная смена предпочтений в философском анализе науки — исто-рическая картина — связана с изменчивой иерархией приори-тетов. Поначалу, по логике вещей, должна была получить прин-ципиальное решение уже знакомая проблема демаркации, после чего открывался путь к объяснению механизмов приращения научного знания и была осознана недостаточность картины по-знания как поступательного роста знания путем количествен-ного накопления моментов истинного знания, что ярче всего выразила следующая ступень эволюции взглядов К.Поппера — автора «Логики научного открытия».

^ ИСТОРИЧЕСКИЙ ПОВОРОТ... ОТ ПОЗИТИВИЗМА

Переход к новому — постпозитивистекому — этапу совре-менного философского развития, начатый статьями У.Куайна, завершился десятилетие спустя ярким событием — вышедшей в 1963 году и произведшей впечатление разорвавшейся бомбы кни-гой Т. Куна «Структура научных революций», открывшей самую острую философскую полемику второй половины века. Глав-ным предметом полемики сделалось введенное Т. Куном уже знакомое понятие познавательной парадигмы, у автора трактуе-мое нечетко — то как совокупность неосознаваемых предпосы-лок исследования, создающих'научную традицию, то как об-разец решения проблем-головоломок, принимаемого научным сообществом. Между этими крайними значениями понятия рас-полагается, по подсчетам специалистов, еще несколько. Так или иначе, в итоге историческая картина научного познания предста-ла в совершенно новом свете — как конкуренция различных познавательных парадигм, признаваемых, разделяемых «научным сообществом». В истории сменяются периоды «нормальной нау-

34

^ ФИЛОСОФИЯ - ВЕК XX

ки», когда ученые заняты решением своих головоломок, и пе-риоды революций — рождения новых парадигм, которые не оп-ровергают старые, а просто вытесняют их. Научную теорию — подоснову старой парадигмы не оспаривают, не «разоблачают», а просто... забывают, поскольку парадигмы несоизмеримы, а переход от одной к другой обусловлен не эпистемологически, а социально — изменившимися социальными условиями, предпоч-тениями, вкусами исследователей и проч. Так утверждался анти-кумулятивистский взгляд на процесс познания, оформлялся «социологический поворот» в философии науки, а вместе с тем торжествовал победу над интернализмом, настаивавшем на примате внутренней логики научного познания в развитии нау-ки, — экстернализм — представление о решающей роли внеш-них — в первую очередь социокультурных — факторов в научном развитии. Однако неопределенность постановки, непроработан-ность решения вопроса о переходе от одной парадигмы к дру-гой породили законные упреки со стороны приверженцев этой новой философско-научной «парадигматики» — упреки в изме-не Т. Куна научному подходу, его уступках иррационализму.

Отсюда проистекали сомнения в адекватности вообще всей новой картины познания реальному положению дел и попытки сохранить моменты кумулятивности в развитии познания, без которых — с этим доводом приходилось считаться всем — оно попросту обессмысливается. ИЛакатос попытался избавиться от этих несообразностей, выдвинув идею логики «исследова-тельских программ». Согласно эдой логике, не парадигмы, а исследовательские программы как некоторые направленные к прояснению предметной области •совокупноститеорий — кон-курируют друг с другом в истории науки. Они имеют сложное внутреннее строение: основу структуры составляет «жесткое яд-ро» — не поддающееся изменению основное идейное содержа-ние программы, ассоциированное с самим ее бытием; жесткое ядро окружает «защитный пояс» теорий, чувствительных к воз-действию извне — здесь, в теориях «защитного пояса» происхо-дит согласование формальных процедур с эмпирическим мате-риалом и выдвижение для согласования с жестким ядром гипо-тез ad hoc. Критическая масса последних, достигнутая в этом процессе, заставляет отказаться от исследовательской програм-мы в пользу новой — способной и учесть новый эмпирический материал, и освободиться от противоречий в формальном аппа-рате. Нетрудно видеть, что процесс укрупнения единицы ана-лиза ИЛакатосом продолжен.

2*

35


^ ФИЛОСОФИЯ - ВЕК XX

Но не закончен. Дж.Холтон делает предметом своего «тема-тического анализа» науки еще более общие образования — темы, восходящие к этико-эстетическим и мифологическим прообра-зам познавательных процессов, которые неявно — имплицитно представлены, по мысли Холтона, в любом, даже самом строгом теоретическом продукте. А Ст.Тулмин усматривает главный смысл научного развития в формировании «стандартов ра-циональности и понимания», которые образуют «матрицы» понимания, эволюционирующие наподобие гигантского био-логического суперорганизма. У каждой из охарактеризованных точек зрения всякий раз оказывалось немало сторонников, ко-торые не только выдвигали доводы в защиту предпочитаемого ими подхода, но и создавали собственные, подчас весьма ори-гинальные варианты решения проблем познавательной дина-мики.

Спор оказывается целиком перенесенным на территорию методологии научного познания, где заново проблематизи-руется задача демаркации научного и ненаучного, поскольку П.Фейерабенд, зачинатель «эпистемологического анархизма», фактически стер грань между разными духовными продукта-ми человеческой культуры — мифом, религией, наукой, ис-кусством и проч. Но тем самым гипертрофированная мето-дология науки как бы самоуничтожается. В самом деле, ведь преобладающей методологической процедурой, развивающей познавательный процесс, считается у Фейерабенда «проли-ферация» — бесконтрольный рост, лавинообразное выдви-жение идей, из которых затем как бы естественно вырастает здание науки. Работа «Против метода» возрождает, заставля-ет принять всерьез химеры, казалось, навсегда рассеянные светом научного разума..Но — странное дело! — то, что преж-де было синонимом ретроградства и отсталости, выявляет свою позитивную сторону. И напротив — Наука (а с нею и истина) в глазах Фейерабенда оказывается инструментом гос-подства элиты над массами, способом «угнетения трудящих-ся»; идеал единого Разума уступает место плюрализму дея-тельностей — бездумных, но ценных разнообразием и т.д. М.Полани на тех же рубежах провозглашает примат не обще-значимого, а «личностного» знания, не отделенного от веро-ваний, внутренних переживаний, ценностных установок, своим «посткритическим рационализмом» вызвав резкое об-винение как раз в иррационализме со стороны критического рационалиста К-Поппера.

36

^ ФИЛОСОФИЯ - ВЕК XX

Рационализм самой науки был подвергнут, таким образом, но-вому радикальному сомнению: переход от одной парадигмы — и вообще «единицы анализа» — к другой рациональными критерия-ми, как правило, не обусловлен. И с этой стороны философию науки подстерегает интуитивизм, иррациональность и... мистика.

^ ПОСЛЕ ПОСЛЕДНЕГО...

Так, похоже, замыкается Большой Цикл философского раз-вития 1890—1990 года, когда многое возвращается «на круги своя» — и снова приходится решать проблемы Бытия, Вечно-сти, Времени, Блага. Объективное, обезличенное, «бездушное» знание, казалось, заново обнаружило свою глубокую внутрен-нюю интимную связь с «гуманитарными измерениями» все-ленной — так в глазах многих западных мыслителей выглядел итог сциентистских исканий в горизонтах «философии науки». Уже отмеченная логика интеллектуального маятника в отноше-нии к экзистенциализму демонстрирует это с большой убеди-тельностью.

Налицо, таким образом, новый — на этот раз уже постпози-тивистский — познавательный кризис, качественно отличный от неопозитивистского. Именно потому особенно важен анализ его генезиса. Заранее ясно, что при этом не удастся ограни-читься имманентной познавательной логикой: выход за ее пределы предполагается уже включенностью постпозитивист-ских сюжетов в ткань социологического поворота в эпистемоло-гии. Однако предыстория этого этапа философской эволюции века уводит еще глубже — в уже рассмотренную эпоху господ-ства экзистенциалистских циклонов на климатической карте фи-лософской Европы.

Уже тогда ясно обозначился новый этап в процессе размы-вания строгости философского поля, одушевляемого идеалом научности. Зыбкость научной почвы, казавшейся вчера столь прочной, ныне порождает субъективное стремление отыскать какую бы то ни было опору — пусть иллюзорную. Оно прояви-лось уже в том, что частнонаучные дисциплины взяли на себя задачу решения многих дотоле чисто философских проблем — процесс, начавшийся, пожалуй, еще в XVII—XVIII веках, в прошлом веке четко зафиксированный Ф.Энгельсом и проте-кающий до наших дней: из философии выделяются в качестве самостоятельных отдельные «частные» дисциплины, которые,

37

^ ФИЛОСОФИЯ - ВЕК XX

будучи весьма проблематичны в смысле научного статуса, тем не менее, очевидно, не частно-, а общенаучны.

Традиционная онтология, «метафизическая» проблематика, казалось, радикально разрушенная кантовским критицизмом, растворяясь в конкретике естествознания, время от времени мощно воздействовала на логико-гносеологические и методо-логические пласты философского познания, способствуя дей-ствию важных, хотя и по-прежнему антиномичных процессов специализации философского — то есть «предельного», принци-пиально неспециализируемого — знания. Если «философия меха-ники» Ньютона или какая-нибудь «философия зоологии» Ла-марка теперь вряд ли могут быть кем-либо относимы к филосо-фии, то философские проблемы физики со времен кризиса конца XIX — первой половины XX века, философские проблемы био-логии со времен по крайней мере эпохальных открытий генети-ческого кода, нейрофизиологических процессов мозга, полушар-ной асимметрии и многих других — обеспечили всей этой проблематике прочное место на ближних границах философ-ского познания.

Еще одно знамение времени, ставшее явственным во второй половине века: философское значение приобретают собствен-но не философские в строгом смысле слова явления — фило-еофско-идеологические течения, методологические установки, ориентации. Можно отметить три такие явления: психоанализ, структурализм, культурная антропология. Их появление отве-чает потребности в социально-научной ориентировке без не-посредственной политической ангажированности в условиях, когда религиозная идеология^ массе перестала влиять на умы и лишь в рафинированных формах продолжает бытие, претендуя лишь на маргинальное место? в философском менталитете. Вряд ли, однако, можно считать структурализм, например, как это нередко бывает, «сциентизмом для бедных» — способом идео-логического приобщения масс интеллектуалов, не способных постигнуть язык физико-математического естествознания, к «строгой науке». Дело, по-видимому, сложнее. А именно, про-возвестники структуралистского движения в гуманитаристике (М.Фуко, КЛеви-Строс, ЖЛакан, Р.Барт, «ранний» ЖДерри-да) не удовлетворились специфическим «гуманитарным неопо-зитивизмом», но попытались на базе структурной лингвистики (в первую очередь на основе работ Ф-де-Соссюра) избавиться от скандальной ненаучности, субъективистской аметодологич-ности в пользу «теоретического антигуманизма» (Л-Альтюссер).

38

^ ФИЛОСОФИЯ - ВЕК XX

СНОВА ЧЕЛОВЕК:

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА

С еще большим правом и очевидностью к области филосо-фии принято относить многие проблемы, сформировавшиеся в лоне поведенческих наук. Среди них первое место принадле-жит проблематике, инициированной психоанализом. В самом деле, попытка открыть объективные неосознаваемые мотивы сугубо индивидуальной человеческой деятельности с самого на-чала выглядела очень заманчиво, составляя важное дополнение с неожиданной стороны попыткам освобождения от психоло-гического субъективизма, предпринятым почти в то же самое время Гуссерлем. А собственная блестящая научная деятель-ность основоположника психоанализа З.Фрейда, ставшая пер-воосновой психоаналитического движения, окончательно закре-пила проблематику бессознательного в философском исследо-вательском поле наших дней.

Идеям «венского шамана» суждена была долгая жизнь как в науке, так и в философии. Если не касаться специфических проблем терапии психических патологий, психоанализ не толь-ко изменил все наши представления о человеке, но и открыл шлюзы для целой серии радикальных переосмыслений челове-ческого существования и деятельности. При этом главным бы-ло даже не то, что самим Фрейдом было здесь открыто, — не тот несомненный позитив в наших знаниях о природе и дейст-виях человека, который навсегда будет связан в науке с его именем (достаточно упомянуть из числа его концептуальных нововведений и признанных открытий хотя бы понятия и соот-ветствующие феномены «психологической защиты», «рациона-лизации», «сублимации» и др.). Главное — принципиальная мето-дологическая новизна взгляда, которая повлекла за собой самую возможность новых творческих истолкований человека не на почве мифотворчества, что нередко наблюдалось и доселе, а с попытками — отнюдь не бесспорными! — строить интеграль-ную концепцию человека на основе его рационалистичного, трез-вого, здравого научного истолкования.

Даже его непосредственные ученики, поначалу с величайшим энтузиазмом принимавшие как основы учения, так и методико-методологические установки учителя, почувствовали вкус — ме-тодологическую отраву — психоанализа. А.Адлер и К.-Г.Юнг — первые схизматики психоанализа — разработали тем не менее собственные системы взглядов на природу сознания: первому

39

^ ФИЛОСОФИЯ - ВЕК XX

из них принадлежит концепция «индивидуальной психологии», основанной на комплексе неполноценности; второй прославился учением об архетипах коллективного бессознательного, что открывало широкий простор неорационалистическому истол-кованию истории культуры и роли в ней магии и мифа.

Следующее поколение психоаналитиков создавало нечто вро-де социального психоанализа — поначалу каксоединение у В.Ранка марксистской социальной теории с учением Фрейда (так называ-емый фрейдомарксизм), а затем в лоне американского неофрей-дизма — с тем, чтобы в итоге влиться в качестве мощной струи в самые разнородные философские системы современности.

Одним из первых на широкое распространение «философст-вующего» психоанализа прореагировал — отнюдь не всегда по-зитивно — французский экзистенциализм. Ведь выходом за пре-делы имманентной логики была, конечно, и собственная судьба экзистенциализма, в послевоенной истории резко актуализиро-вавшая марксистскую социальную философию. Несмотря на то, что марксистская теоретическая мысль на протяжении столе-тия всегда так или иначе была представлена в западной фило-софской жизни, реальное присутствие марксизма на гребне об-щественного внимания пережило два пика — после разгрома фашизма, когда даже и экзистенциалистская мысль (в первую очередь во Франции и Италии — ведущих странах европейско-го Сопротивления) чутко позитивно реагировала на материали-стическую диалектику, и к концу 60-х годов, когда марксист-ская социальная философия в модификации Франкфуртской школы стала чем-то вроде знамени студенческих бунтов.

Марксизм и психоанализ — особая линия философской реф-лексии, выводившей подчас философию на передний край общественного внимания на Западе. Этому в особой мере спо-собствовал фрейдомарксизм В.Райха и «франкфуртский фрейдист» Э.Фромм. На протяжении почти всего столетия психоанализ вер-бует адептов из других школ, выступая как своего рода методоло-гическая ориентация, впивающая свежую кровь в замшелый на-бор научно-аналитических и генетико-диалектических методов.

^ В НАЧАЛЕ БЫЛО ДЕЛО...

Какая бы то ни было биологизация, натуралистический под-ход к человеку не мог удовлетворить философов из-за особого рода трудностей: во всех таких случаях пассивность человека

40

^ ФИЛОСОФИЯ - ВЕК XX

прямо вытекала из доктрины, вступая в противоречие с несом-ненным фактом человеческой активности, свободы.

Безусловный приоритет в современном истолковании чело-веческой свободы — отрицать этот факт невозможно — при-надлежит К-Марксу с его понятием практики. Однако истолко-вание практики в последующем марксизме приобрело весьма спорный характер, стало источником многочисленных дискус-сий, поскольку всюду в марксизме практическая деятель-ность выступает как основа исторического процесса, в форме praxis — всемирно-исторической практики. Если не принимать всерьез идеологизированную марксистскую мегаломанию, ког-да все на свете философские учения только и делают, что под-готавливают будущее торжество пролетарского марксизма, то и без того драматичная историческая судьба марксизма окрасится в еще более трагичные тона. В самом деле, нечто фатальное видится в том, что, провоцируя массу плодотворнейших фило-софских дискуссий, не оставляя критическим вниманием ни одно выморочное философское явление двадцатого века, нео-марксизм усваивал достижения других философских школ, в результате чего появились феноменологический, экзистенциали-стский, антропологический, аналитический и еще много малень-ких «марксизмов». Огромный монолит рассыпался на множест-во метеоров, которые то матово-тускло, то молниеносно ярко время от времени озаряют философский небосклон XX века. Тем не менее многие методологические обретения аутентично-го марксизма все еще остаются невостребованными, и, значит, драматические события, связанные с ним, нельзя считать при-шедшими к финалу. Поэтому и прямая теоретическая интер-претация любимой марксистами поэтической формулы Гете — все еще во многом задача будущего.

Что же до практики .как непосредственно индивидуальной активности, то она стала предметом забот влиятельнейшего — именно из-за связи с непосредственно полагающим себя «делом» индивида — направления современной философии — прагма-тизма. Как раз эта популярная философия, отождествляемая обычно с житейской философией американизированного де-лового человека XX века, получила широкое — хотя, справед-ливость требует отметить, нередко примитивизированное — освещение в нашей литературе. На самом деле проблематика прагматизма в современном аналитическом прочтении у Дж.Дыои и Р.Рорти заслуживает пристального теоретического анализа, что и доказывают попытки соединения «рациональ-