Хрестоматия

Вид материала

Документы

Содержание Проблема мира в современном мире Эрих фромм (1900—1980) Два аспекта свободы для современного человека V что такое модус бытия? Быть активным Б. экзистенциальные и исторические дихотомии человека

Подобный материал:

• Хрестоматия, 5453.57kb.
• Т. В. Зуева Б. П. Кирдан русский фольклор учебник, 7686.48kb.
• Социальная психология: Хрестоматия, 4579.03kb.
• Календарно-тематическое планирование уроков литературы в 7-х классах на 2011-2012 учебный, 359.09kb.
• Тематическое планирование уроков литературы в пятых классах. Учебник «Литература» (учебник-хрестоматия), 93.93kb.
• Пермский государственный национальный исследовательский университет философия техники, 962.93kb.
• Министерство сельского хозяйства РФ фгоу впо «Кубанский государственный аграрный университет», 5466.39kb.
• Бескровный Л. Г. Хрестоматия по русской военной истории, 1376.99kb.
• Хрестоматия к теме практического занятия №1 хрестоматия, 1086.44kb.
• А. А. Радугина хрестоматия по философии под редакцией А. А. Радугина Хрестоматия, 6765.34kb.

это

XX ВЕК

отдельные индивиды, так и массы, углубляет эти вопросы в про­цессе более всеобъемлющего и более совершенного мышления и в таком виде вновь передает их человеческому обществу. Она не отдавала себе отчета в том, что ценность любой философии в конечном счете измеряется ее способностью превратиться в живую популярную философию.

Любая глубина — это одновременно и простота, и достигну­та она может быть только тогда, когда обеспечена ее связь со всей действительностью. В этом случае она представляет собой абстракцию, которая сама по себе обретает жизнь в многооб­разных ее проявлениях, как только соприкасается с фактами (1.47).

...Несвободный, разобщенный, ограниченный современный человек одновременно находится под угрозой стать негуман­ным... Мы утрачиваем чувство родства со своим ближним и скатываемся, таким образом, на путь антигуманности. Когда исчезает сознание, что любой человек нам в какой-то мере не­безразличен как человек, тогда расшатываются устои культуры и этики (1.51).

Отрицательно воздействует на культуру также сверхоргани­зованность наших общественных условий (1.52).

...Мы вступили в новое средневековье. Всеобщим актом во­ли свобода мышления изъята из употребления, потому что мил­лионы индивидов отказываются от права на мышление и во всем руководствуются только принадлежностью к корпорации (1.53).

...Избавление от нынешнего средневековья будет намного труднее, чем от прежнего. Тогда велась борьба против истори­чески обусловленной внешней власти. Ныне речь идет о том, чтобы побудить миллионы индивидов сбросить с себя собст­венноручно надетое ярмо духовной несамостоятельности... С отказом от независимости своего мышления мы утратили... веру в истину. Наша духовная жизнь дезорганизована. Сверх­организованность нашей общественной жизни выливается в ор­ганизацию безумья...

Несвободный, обреченный на разобщенность, ограниченный, блуждая в дебрях бесчеловечности, уступая свое право на ду­ховную самостоятельность и нравственное суждение организо­ванному обществу, сталкиваясь на каждом шагу с препятствия­ми на пути внедрения истинных представлений о культуре, — бредет современный человек унылой дорогой в унылое время. Философия не имела никакого представления об опасности, в

371

XX ВЕК

которой находился человек, и не предприняла никакой попыт­ки помочь ему. Она даже не побудила его задуматься над тем, что с ним происходит. Страшная правда, заключающаяся в том, что по мере исторического развития общества и прогресса его экономической жизни возможности процветания культуры не расширяются, а сужаются, осталась неосознанной (1.54—55).

Из книги «КУЛЬТУРА И ЭТИКА. ФИЛОСОФИЯ КУЛЬТУРЫ»

Часть вторая

...Постигнуть смысл великого целого... нам не дано. Следо­вательно, последнее откровение познания сводится к тому, что мир предстает нам во всех отношениях загадочным проявлени­ем универсальной воли к жизни.

Я полагаю, что являюсь первым представителем западной мысли, который осмеливается признать этот ошеломляющий результат познания и настроен абсолютно пессимистически по отношению к нашему знанию мира, одновременно не отказы­ваясь тем самым от миро- и жизнеутверждения и этики (1.86).

...Новое рациональное мышление не гонится за призрачной целью постижения смысла мироздания. Рассматривая позна­ние мира как нечто никогда для нас не достижимое, оно стре­мится получить ясность относительно присущей нам воли к жизни... Благоговение перед жизнью, veneratio vitae, является наиболее непосредственным и одновременно наиболее глубо­ким проявлением моей воли к жизни (1.87).

...Понятия «бытие», «абсолютное», «мировой дух» и другие подобные им выражения не обозначают ничего действительно­го, а только нечто вымышленное и поэтому совершенно непо­нятное. Действительно только то, что обнаруживается в явле­ниях бытия... Мышление, необходимо связанное с языком, ус­ваивает зафиксированные в языке абстракции и символы. Эта монета имеет хождение лишь постольку, поскольку позволяет представлять вещи кратким способом, вместо того чтобы пода­вать их так обстоятельно, как они даны сами по себе. Но затем оказывается, что мышление оперирует этими абстракциями и символами так, как будто они обозначают нечто, данное в дей­ствительности... Так как действительность знает только бытие, обнаруживающееся в отдельных существах, то она знает только

372

XX ВЕК

отношение отдельного существа к другому отдельному сущест­ву... Нет никакого понятия бытия, а есть только бесконечное бытие в бесконечных проявлениях. И только благодаря тем яв­лениям, с которыми я вступаю в некоторое отношение, я уста­навливаю связь моего бытия с бесконечным бытием. Самоотре­чение моего бытия ради бесконечного бытия есть самоотрече­ние моего бытия ради всех явлений бытия, которые нуждаются в моем участии и которым я могу отдать свои силы (1.215).

Субъективная ответственность, и вглубь и вдаль уходящая в бесконечное, ответственность за всю жизнь, принадлежащую сфере влияния человека, ответственность, которую постиг че­ловек, ставший внутренне свободным от мира, и которую он пытается реализовать в жизни, — это и есть этика. Она рожда­ется из миро- и жизнеутверждения, а осуществляется в жизне-отречении. Внутренне она связана с оптимистическим желани­ем. Теперь вера в прогресс уже не может быть отделена от этики... Единственно возможный, содержательный, постоянно, живо и конкретно полемизирующий с действительностью принцип эти­ки гласит: самоотречение ради жизни из благоговения перед жизнью (1.216).

Философия Декарта исходит из положения «Я мыслю, сле­довательно, я существую». Это убогое, произвольно выбранное начало уводит ее безвозвратно на путь абстракции. Его филосо­фия не находит контакта с этикой и задерживается в мертвом миро- и жизневоззрении. Истинная философия должна исхо­дить из самого непосредственного и всеобъемлющего факта со­знания. Этот факт гласит: «Я — жизнь, которая хочет жить, я — жизнь среди жизни, которая хочет жить». Это не выдуманное положение. Ежедневно и ежечасно я сталкиваюсь с ним. В каж­дое мгновение сознания оно появляется предо мной. Как из непересыхающего родника, из него постоянно бьет живое, ох­ватывающее все факты бытия миро- и жизневоззрение. Из него вырастает мистика этического единения с бытием (1.217).

Этика заключается, следовательно, в том, что я испытываю побуждение высказывать равное благоговение перед жизнью как по отношению к моей воле к жизни, так и по отношению к любой другой. В этом и состоит основной принцип нравствен­ного. Добро — то, что служит сохранению и развитию жизни, зло есть то, что уничтожает жизнь или препятствует ей (1.218).

Мышление должно стремиться сформулировать сущность эти­ческого как такового. В этом случае оно должно определить этику как самоотречение ради жизни, мотивированное чувством

373

_____________________XX ВЕК_____________________

благоговения перед жизнью. Если выражение «благоговение пе- ;

ред жизнью» кажется очень общим и недостаточно жизненным, ^;

то тем не менее оно является именно тем, которое передает ;

нечто, присущее человеку, впитавшему в себя эту идею. Со- '• страдание, любовь и вообще все, связанное с высоким энтузи­азмом, передано в нем адекватно. С неутомимой жизненной энергией чувство благоговения перед жизнью вырабатывает в человеке определенное умонастроение, пронизывая его и при­внося в него беспокойство постоянной ответственности. Подо­бно винту корабля, врезающемуся в воду, благоговение перед жизнью неудержимо толкает человека вперед (1.219).

^ ПРОБЛЕМА МИРА В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

Речь, произнесенная Альбертом Швейцером на церемонии вручения ему Нобелевской премии мира в Осло 4 ноября 1954 г.

...Поскольку предельно ясно, каким страшным злом являет­ся война в наше время, нельзя пренебрегать ни одним средст­вом для ее предотвращения. В частности, это необходимо еще и по этическим соображениям. В двух последних войнах мы проявили жестокую бесчеловечность и наверняка станем про­являть ее также в будущей войне. Этого не должно быть.

Обратимся к реальным фактам. Так случилось, что человек стал сверхчеловеком. Благодаря своим достижениям в области науки и техники он не только располагает физическими силами своего организма, но и повелевает силами природы, заставляя их служить своим целям...

Но сверхчеловек страдает роковой духовной неполноценно­стью. Он не проявляет сверхчеловеческого здравомыслия, ко­торое соответствовало бы его сверхчеловеческому могуществу и позволило бы использовать обретенную мощь для разумных и добрых дел, а не для убийства и разрушения. Именно из-за недостатка здравомыслия достижения науки и практики были использованы им во зло, а не во благо.

...Первое большое открытие — применение взрывной силы, возникающей при быстром сгорании определенных веществ, — привлекло его внимание прежде всего как средство уничтоже­ния на расстоянии.

Следующим большим достижением стало завоевание воздуш­ного пространства с помощью двигателя внутреннего сгорания.

374

XX ВЕК

Но очень скоро и это научно-техническое достижение нашло применение в военных целях — как средство уничтожения и разрушения с воздуха...

Следующим этапом явилось открытие и применение колос­сальной энергии расщепления атома. И вскоре же стало оче­видным, что разрушительная сила усовершенствованной бом­бы такого рода вообще не поддается определению и что уже одни только интенсивно наращиваемые испытания ее способ­ны привести к катастрофам, ставящим под вопрос само суще­ствование человечества...

...Обретя сверхчеловеческую мощь, мы сами стали бесчело­вечными (1.494).

...Пусть те, кому доверены судьбы народов, стремятся избе­гать любых шагов, способных осложнить существующее поло­жение и породить новые угрозы... Пусть они в своих усилиях по сохранению мира сделают все возможное, чтобы обеспечить эти­ческому духу время для становления и действия! (1.499).

^ ЭРИХ ФРОММ (1900—1980)

Эрих Фромм — один из ярчайших представителей философии XX века. Гуманистический пафос его произведений, а также их критическая направленность обеспечили идеям Э.Фромма широкое признание и популярность во всем мире. Уже при жизни автора его книги стали бестселлерами.

Родился Э.Фромм в 1900г. в Германии во Франкфурте-на-Май­не. Получив философское образование в одном из лучших универси­тетов Германии — Гейдельбергском, он продолжает обучение в Мюнхенском университете, отдав дань увлечению З.Фрейдом. В 1925 г. он становится практикующим психоаналитиком и не прекращает эту деятельность до преклонного возраста. Уже на раннем этапе для Фромма характерен отход от ортодоксального фрейдизма, чему немало способствовало его знакомство с трудами К.Маркса, а также его работа с 1929 по 1932 г. во Франкфурт­ском Институте социальных исследований, вокруг которого сло­жилась так называемая «Франкфуртская школа». Общие черты, характеризующие это направление философии, можно отнести и к социальной философии Э. Фромма.

В 1931 г. после прихода к власти нацистов Эрих Фромм эмигри­рует в США, где, продолжая свою научную и психоаналитическую деятельность, критически переосмысливает положения ортодок-

375

XX ВЕК

сального фрейдизма, что послужило толчком для появления нового направления в психоанализе — неофрейдизма. Э.Фромма по праву считают главой этого направления.

В 1941 г. вышла в свет первая работа Э.Фромма, сделавшая его широко известным, — «Бегство от свободы». В этом произведении он изложил основные положения своей социальной философии, по­лучившие дальнейшее развитие в его последующих сочинениях. Цен­тральная тема его теоретических размышлений — взаимодейст­вие психоаналитических и социально-экономических факторов в процессе исторического развития. Будучи убежденным в решаю­щей роли психологических факторов в динамике общественного раз­вития, Фромм строит свою психологическую модель человека с ее системой глубинных фундаментальных потребностей. На основе этого вырастает его социальная программа: общество, вступаю­щее в противоречие с фундаментальными потребностями челове­ческого существования, препятствующее их реализации, не имеет права на существование.

За свою долгую жизнь Фромм написал и опубликовал большое количество книг по философии, социологии, психологии, которые переведены ни многие языки мира, в том числе и на русский, выдер­жали множество изданий. Основные сочинения: «Бегство от свобо­ды», «Иметь или быть», «Душа человека», «Человек для себя» и др.

Тексты приводятся по:

1. Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990;

2. Фромм Э. Иметь или быть? М., 1990;

3. Фромм Э. Человек для себя. Минск, 1992.

В.И.Баранова

^ ДВА АСПЕКТА СВОБОДЫ ДЛЯ СОВРЕМЕННОГО ЧЕЛОВЕКА

...структура современного общества воздействует на челове­ка одновременно в двух направлениях: он все более независим, уверен в себе, критичен, но и все более одинок, изолирован и запуган. Понимание всей проблемы свободы зиждется на спо­собности видеть обе стороны этого процесса; рассматривая одну из них, не забывать о второй.

Это трудно, потому что обычно мы мыслим не диалектиче­ски и склонны сомневаться в том, что одна и та же причина может одновременно вызвать два противоположных следствия.

376

XX ВЕК

Кроме того, негативную сторону свободы — бремя, которое она представляет собой для человека, — вообще трудно осознать;

особенно тем, кто всем сердцем стоит за свободу. Происходит это потому, что в борьбе за свободу внимание всегда было скон­центрировано на ликвидации старых форм власти и принужде­ния; в результате естественно появление такого чувства, что чем больше этих традиционных форм принуждения уничтоже­но, тем свободнее стал человек. При этом мы не в состоянии увидеть, что, хотя человек избавился от многих старых врагов свободы, в то же время появились новые враги; причем этими врагами становятся не столько разного рода внешние препоны, сколько внутренние факторы, блокирующие полную реализа­цию свободы личности. Мы полагаем, например, что свобода вероисповедания — это одна из решающих побед свободы. Но при этом не осознаем, что, хотя это на самом деле победа над теми силами церкви и государства, которые не позволяли чело­веку исповедовать религию в соответствии с его убеждениями, современный человек в значительной степени вообще утратил способность верить во что бы то ни было, не доказуемое мето­дами точных наук. Или возьмем другой пример. Мы полагаем, что свобода слова — это последний шаг в победном шествии свободы. Но забываем при этом, что, хотя свобода слова дейст­вительно является важной победой над старыми ограничения­ми, современный человек находится в таком положении, когда многое из того, что «он» говорит и думает, думают и говорят все остальные. Пока человек не приобрел способности мыслить ори­гинально, то есть самостоятельно, не имеет смысла требовать, чтобы никто не мешал выражению его мыслей. Или еще: мы гордимся тем, что в своем образе жизни человек теперь не за­висит от внешних властей, уже не диктующих ему, что делать и чего не делать. Но не замечаем роли таких анонимных автори­тетов, как общественное мнение и «здравый смысл», которые так сильны именно потому, что мы готовы вести себя в соот­ветствии с ожиданиями остальных, что мы внутренне боимся как-то отличаться от них.

Иными словами, мы зачарованы ростом свободы от сил, внеш­них по отношению к нам, и, как слепые, не видим тех внутрен­них препон, принуждений и страхов, которые готовы лишить всякого смысла все победы, одержанные свободой над тради­ционными ее врагами. В результате мы склонны считать, что проблема свободы состоит исключительно в том, чтобы обеспе­чить еще больше той самой свободы, которая уже получена нами

377

______________________XX ВЕК______________________

в период Новой истории; мы полагаем, что защита свободы от тех сил, которые на нее покушаются, — это единственное, что необходимо. Мы забываем, что проблема свободы является не только количественной, но и качественной. Разумеется, необ­ходимо защищать и отстаивать каждую из уже завоеванных свобод, необходимо их сохранять и развивать, но вместе с тем необходимо добиться свободы нового типа: такой свободы, кото­рая позволит нам реализовать свою личность, поверить в себя и в жизнь вообще (1.94—96).

^ V ЧТО ТАКОЕ МОДУС БЫТИЯ?

Большинство из нас знают больше о модусе обладания, чем о модусе бытия, так как в нашей культуре модус обладания встре­чается гораздо чаще. Однако нечто более важное затрудняет определение модуса бытия по сравнению с модусом обладания, а именно сама природа различия между этими двумя способами существования.

Обладание относится к вещам, а вещи стабильны и поддают­ся описанию. Бытие же относится к опыту, а человеческий опыт в принципе невозможно описать. Полностью поддается описа­нию лишь наша persona — маска, которую носит каждый из нас, «я», которое мы представляем, — ибо эта persona есть вещь. Напротив, живое человеческое существо — не некий мертвый, застывший образ и потому не может быть описано как вещь. Фактически живое человеческое существо вообще невозможно описать. В самом деле, можно многое сказать обо мне, моем характере, моей общей жизненной ориентации. Подобное прин­ципиальное знание может достичь большой глубины в понима­нии и описании моей психической структуры. Но весь я, вся моя индивидуальность, мое своеобразие, которое столь же уни­кально, как и отпечатки моих пальцев, никогда не могут быть полностью постигнуты даже с помощью эмпатии, ибо двух иден­тичных людей не существует¹. Лишь в процессе живой взаимо­связи мы — я и другой человек — можем преодолеть барьер разобщенности, так как мы оба участвуем в круговороте жизни.

'Эта ограниченность присуща даже самой лучшей психологии; я подробно рассмотрел этот вопрос, сравнив «негативную психологию» и «негативную тео­логию» в статье «Об ограничениях и опасностях психологии» [1959].

378

_____________________XX ВЕК_____________________

Тем не менее никогда невозможно достичь полного отождеств­ления друг с другом.

Даже единичный поведенческий акт не может быть описан исчерпывающим образом. Можно исписать целые страницы, пытаясь описать улыбку Моны Лизы, а улыбка, запечатленная на картине, так и останется неуловимой, но не потому, что она так «загадочна». Загадочна улыбка каждого человека (если только это не заученная, искусственная улыбка на рекламном плакате). Никто не может точно описать выражение интереса, энтузиаз­ма, любви к жизни, ненависти или нарциссизма, которое мож­но увидеть в глазах другого человека, как и все многообразие выражений лица, походок, поз и интонаций, характеризующих людей.

^ Быть активным

Модус бытия имеет в качестве своих предпосылок независи­мость, свободу и наличие критического разума. Его основная характерная черта — это активность не в смысле внешней ак­тивности, занятости, а в смысле внутренней активности, про­дуктивного использования своих человеческих потенций. Быть активным — значит дать проявиться своим способностям, та­ланту, всему богатству человеческих дарований, которыми — хотя и в разной степени — наделен каждый человек. Это значит обновляться, расти, изливаться, любить, вырываться из стен сво­его изолированного «я», испытывать глубокий интерес, страст­но стремиться к чему-либо, отдавать. Однако ни одно из этих переживаний не может быть полностью выражено с помощью слов. Слова — это сосуды, наполненные переполняющими их переживаниями. Слова лишь указывают на некое переживание, но сами не являются этим переживанием. В тот момент, когда с помощью мыслей и слов я выражаю то, что я испытываю, само переживание уже исчезает: оно иссушается, омертвляется — от него остается одна лишь мысль. Следовательно, бытие невоз­можно описать словами, и приобщиться к нему можно, только разделив мой опыт. В структуре обладания правят мертвые сло­ва, в структуре бытия — живой невыразимый опыт (а также, разумеется, мышление, живое и продуктивное).

Лучше всего, вероятно, модус бытия может быть описан сим­волически, как это предложил мне Макс Хунзигер: синий стакан кажется синим, когда через него проходит свет, потому что он

379

______________________XX ВЕК______________________

поглощает все другие цвета и, таким образом, не пропускает их. Значит, мы называем стакан «синим» именно потому, что он не задерживает синие волны, то есть не по признаку того, что он сохраняет, а по признаку того, что он сквозь себя пропускает.

Лишь по мере того, как мы начинаем отказываться от обла­дания, то есть небытия, а значит, перестаем связывать свою безопасность и чувство идентичности с тем, что мы имеем, и держаться за свое «я» и свою собственность, может возникнуть новый способ существования — бытие. «Быть» — значит отка­заться от своего эгоцентризма и себялюбия, или, пользуясь вы­ражением мистиков, стать «незаполненным» и «нищим».

Однако большинство людей считает, что отказаться от своей ориентации на обладание слишком трудно; любая попытка сде­лать это вызывает у них сильное беспокойство, будто они ли­шились всего, что давало им ощущение безопасности, будто их, не умеющих плавать, бросили в пучину волн. Им невдомек, что, отбросив костыль, которым служит для них их собствен­ность, они начнут полагаться на свои собственные силы и хо­дить на собственных ногах. То, что их удерживает, — это иллю­зия, будто они не могут ходить самостоятельно, будто они рух­нут, если не будут опираться на вещи, которыми они обладают (2.93-95).

^ Б. ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЕ И ИСТОРИЧЕСКИЕ ДИХОТОМИИ ЧЕЛОВЕКА

Самосознание, разум и воображение разрушили «гармонию», свойственную живому существованию. Их появление превра­тило человека в аномалию, в причуду Вселенной. Он часть при­роды, субъект ее физических законов, неспособный изменить их, и все же он выходит за пределы остальной природы. Он обособлен, будучи в то же время и частью; он бездомен и при этом прикован к дому, который он делит с другими творения­ми. Заброшенный в этот мир, в место и время, которых не выби­рал, он оказывается выброшенным из мира опять же не по своей воле. Осознавая себя, он ясно понимает свою беспомощность и ограниченность своего существования. Он предвидит свой собст­венный конец: смерть. Никогда он не бывает свободен от ди­хотомии своего существования: он не может избавиться от сво­его ума, даже если б и захотел; он не может избавиться от своего тела, пока жив, — и это тело заставляет его хотеть жить.

380

______________________XX ВЕК______________________

Разум, счастливый дар человека — и его проклятие; он за­ставляет его вечно трудиться над разрешением неразрешимой дихотомии. В этом отношении человеческое существование от­лично от существования всех других организмов; оно полно по­стоянной и неустранимой неустойчивости. Человеческая жизнь не может «проживаться» по образцу, заданному родом: человек должен жить сам. Человек — единственное животное, которое может скучать, быть недовольным, чувствовать себя изгнанным из рая. Человек — единственное животное, для которого собст­венное существование составляет проблему, которую он дол­жен разрешить и которой он не может избежать. Он не может вернуться к дочеловеческому состоянию гармонии с природой, он должен продолжать развивать свой разум, пока не станет хозяином природы и хозяином самому себе.

Возникновение разума породило для человека дихотомию, принуждающую его вечно стремиться к новым решениям. Ди­намизм человеческой истории порожден наличием разума, по­буждающего человека развиваться и тем самым творить собст­венный мир, в котором он может чувствовать себя в согласии с собой и со своими ближними. Каждая достигнутая стадия ос­тавляет его неудовлетворенным и озадаченным, и сама эта оза­даченность вынуждает его к новьм решениям. У человека нет врожденного «стремления к прогрессу»; противоречивость его существования — вот что заставляет человека продолжать путь, на который он вступил. Утратив рай, единство с природой, он стал вечным странником (Одиссей, Эдип, Авраам, Фауст); он вынужден идти вперед и вечно стараться сделать неизвестное известным, ответами заполняя пробелы в своем знании. Он дол­жен давать себе отчет о самом себе и о смысле своего существо­вания. Он вынужден преодолевать свой внутренний разлад, му­чимый жаждой «абсолюта», другого вида гармонии, способной снять проклятие, отделившее человека от природы, от ближ­них, от самого себя.

Этот разлад в человеческой природе ведет к дихотомиям, ко­торые я называю экзистенциальными', потому что они коре­нятся в самом существовании человека; это противоречия, ко-

'Я употребил этот термин безотносительно к терминологии экзистенциа­лизма. Во время редактирования рукописи я познакомился с работами Жан-Поля Сартра «Мухи» и «Экзистенциализм — это гуманизм?». Я не считаю, что есть основания для каких-то изменений или дополнений. Хотя существуют опре­деленные точки совпадения, я не берусь установить степень согласия, посколь­ку не имел еще доступа к основным философским произведениям Сартра.

381

XX ВЕК