Хрестоматия

Вид материала

Документы

Содержание Боге, о движении от Бога к нам, о Пауль тиллих (1886—1965) Утрата экзистенциалистской точки зрения

Подобный материал:

• Хрестоматия, 5453.57kb.
• Т. В. Зуева Б. П. Кирдан русский фольклор учебник, 7686.48kb.
• Социальная психология: Хрестоматия, 4579.03kb.
• Календарно-тематическое планирование уроков литературы в 7-х классах на 2011-2012 учебный, 359.09kb.
• Тематическое планирование уроков литературы в пятых классах. Учебник «Литература» (учебник-хрестоматия), 93.93kb.
• Пермский государственный национальный исследовательский университет философия техники, 962.93kb.
• Министерство сельского хозяйства РФ фгоу впо «Кубанский государственный аграрный университет», 5466.39kb.
• Бескровный Л. Г. Хрестоматия по русской военной истории, 1376.99kb.
• Хрестоматия к теме практического занятия №1 хрестоматия, 1086.44kb.
• А. А. Радугина хрестоматия по философии под редакцией А. А. Радугина Хрестоматия, 6765.34kb.

350

XX ВЕК

С другой стороны, перед нами общество — тоже внешне зам­кнутое (хотя и хрупкое внутри) самодовлеющее целое, в кото­ром нет окон в Царство небесное. Где же смысл во всей этой бессмыслице, жизненное начало среди вырождения, пшеница среди плевел? Где же Бог во всем этом человеческом, слишком человеческом? Прах ты и в прах обратишься! Разве это не при­говор человечеству и не собственное его вероисповедание? Мы страдаем сегодня и от этой замкнутости, ибо вкусили от ее горь­ких плодов. Нас коробит от бесконечного повторения затаскан­ных еще до войны теологических фраз об автономности куль­турной, государственной и экономической жизни. Как бы нам хотелось сегодня объяснить всю общественную жизнь через Христа, обновить ее во Христе, «применить принципиальные положения Иисусова учения в качестве максим при формиро­вании всякого публичного, народного, государственного мирско­го сообщества...» (1.181—183).

«Позиция», однако, не вполне подходящее слово, потому что в действительности она представляет собой лишь одно мгнове­ние непрерывного движения и сравнима с моментальным сним­ком летящей птицы. Вне связи с движением она совершенно бессмысленна, невразумительна и невозможна. Я имею в виду не социалистическое, не религиозно-социальное и не вызыва­ющее некоторое недоумение так называемое христианское дви­жение вообще, но то движение, что вертикально сверху прохо­дит сквозь все эти частные разновидности движения как их скры­тый трансцендентный смысл и движущая сила; что берет нача­ло не во времени, не в пространстве, не в совокупности вещей и не в них полагает свою цель. Оно не есть одно из движений рядом с другими. Я имею в виду движение божественной исто­рии — иначе сказать, движение Богопознания: то движение, чья сила и значение раскрываются в воскресении Иисуса Христа из мертвых. Вот о чем идет речь, когда мы говорим о положе­нии христианина в обществе как о бедственном или как о вну­шающем надежду, но в любом случае обратившемся для нас в проблему.

Приготовьтесь теперь выслушать самую важную, но и самую слабую часть моего выступления. Методологические соображе­ния всегда заключают в себе нечто сомнительное, невозможное и опасное. Попытка обрисовать птицу в полете почти неизбеж­но выглядит смехотворной. Почти неизбежно над этими по­пытками тяготеет проклятие того обстоятельства, что движение само по себе, вне связи с движущимся, превращается в некий

351

XX ВЕК

предмет, в некую тему. Недаром Кант так яростно протестовал против восприятия его критики чистого разума не в качестве пролегомен, а как очередной метафизики. Легкость, с какой это предостережение было пропущено мимо ушей, показывает всю серьезность опасности. Критика разума должна осуществ­ляться наукой с ее критическим методом; божественная тео­рия — совершаться и подтверждаться в деяниях; Богопозна- | ние — даваться в побуждающем, открытом, непосредственном | созерцании речи; жизнь должна быть прожита в процессе жи- | вой жизни — иначе к чему все эти слова помимо единого Сло- | ва? Это сомнение переживает философ, вещая об истоках единст- -а ва познания и действия, долженствования и бытия. То же сомнение переживаем и мы, свидетельствуя о реальности жи- | вого Бога. — Вот к чему стремился бы слушатель — если бы • мог! Но здесь, прямо на пороге, нас останавливает наше бесси- ;

лие. То, о чем мы сейчас говорим, должно проявить свою дей­ственность, обнаружить свое присутствие и передаваться в тот ! момент, когда об этом говорится — иначе оно вовсе не то, о чем ;

идет речь. «Слово Божие живо и действенно и острее всякого i меча обоюдоострого» (Евр 4:12). Не в моих силах произнести перед вами это живое, могущественное, острое, проникающее Слово Божие, раз я не могу его произнести. Так же и вы не в силах услышать его, раз вы не в состоянии это сделать. Правда, мы могли бы сейчас приняться уверять с подобающим религи- я озным пафосом, что имеем на это право или, по крайней мере, 1 страстно желаем этого. Однако в интересах дела мы этого себе | не позволим. Лучше именно здесь, на пороге, осознаем свое | бессилие и не будем предаваться религиозным настроениям, | которые, по всей вероятности, вновь завуалируют действительное I положение дел. Итак, предложить вам то, что следовало бы пред- i ложить, я не могу — это было бы. просто чудом. Клятвенно же заверять, что речь идет о предмете величайшей важности, я не хочу. Следовательно, мне ничего более не остается, как в несколь- I ких скупых словах обрисовать существо вопроса. Однако в ходе | изложения прошу вас помнить, что мы говорим о настоящей движущейся в полете птице, а не о той невнятной зарисовке, которую я могу вам представить. Итак попытаемся же, насколько это в наших силах, совместно пройти предстоящий нам путь.

Речь пойдет не о религии, но о ^ Боге, о движении от Бога к нам, о том, что мы движимы Им... (1.186—187).

...Мы должны быть не зрителями, извне наблюдающими за ходом событий в мире, а его участниками, имеющими в

352

________________XX ВЕК______________________

нем свое место. К этой позиции нас вынуждает сознание нашей ответственности за этот вырождающийся мир или, ина­че говоря, мысль о Творце, остающемся Творцом этого ле­жащего во зле мира. Пусть даже все то, что мы способны сделать внутри сущего и происходящего, — не более чем иг­ра по сравнению с тем, что, собственно, должно было бы быть сделано, — все же это глубоко осмысленная игра, если только хорошо и старательно играть в нее. Из плохих игро­ков никогда не выйдет хороших работников; лодыри, газет­чики и зеваки на поле битвы повседневности не станут заво­евателями Царства Небесного. Глубочайшее удивление пе­ред проблематикой всякого чисто предметного мышления и творчества должно стать готовностью глубоко уважать вся­кий честный труд: в нем мы могли бы вновь встретить чис­тоту первоначала, и действительно встречаем ее, — имею­щий глаза да увидит. Глубочайшая неуверенность в ценно­сти нашей собственной работы должна пробудить в нас го­рячее желание добросовестного, здорового, совершенного тру­да. Это становится возможным, если искра небесная высве­чивает во временном вечное и делает его видимым. Заповеди Божий: наполняйте землю и обладайте ею! Кто не работает, пусть и не ест! И сотворил Бог человека, мужчину и женщи­ну сотворил их! Чти отца своего и мать свою, чтобы было тебе хорошо! — эти заповеди остаются в силе. Что же касает­ся драгоценной божественной премудрости Притч Соломона и Книги Экклесиаста с их sensus communis, который настой­чиво рекомендовал Этингер, то мы не станем всуе возгла­шать ее на улицах, что бы нам ни говорили о позднеиудаист-ском характере этих книг. И давайте все же не будем претен­довать на столь же щедрое благословение Божие, какое Исаак и Иов, прошедшие сквозь узкие врата, обрели уже в своей земной жизни. Однако для нас никогда не будет полностью невозможной и недоступной хотя и скромная, но радостная и определенная в своих целях свобода движения в условиях века сего: свобода жить в земле филистимлян, свобода вхо­дить с чувством спокойного превосходства в дом грешников и мытарей, в дом неправедной маммоны и даже в дом госу­дарства — этого зверя из преисподней, каково бы ни было его имя, — а также в дом безбожной социал-демократии, науки и искусства с их лживой славой, а в конце концов — и в дом Церкви. Свободно входить и выходить. Почему бы и нет? Introite nam et hioldii sunt. В страхе Божием будем мы

______________________XX ВЕК______________________

входить и выходить, не превращаясь тем самым в служите­лей идолов, — входить и выходить отстраненно, словно и не участвуя в этом. Страх Божий — вот наша свобода внутри свободы. «Не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить и услаждать душу свою от труда своего. Я увидел, что и это — от руки Божией, потому что кто может есть и кто может наслаждаться без Него?» (Эккл 2:24—25). Мы принима­ем и утверждение романтизма о том, что не сегодня началось Царствие Божие; и указание гуманизма на то, что и падший человек остается носителем искры божественного света. Мы принимаем жизнь. Это царство природы (regnum naturae), царство преходящего, пределами которого ограничено вся­кое мышление, слово и действие, — это царство тоже может быть или стать царством Божиим (regnum Dei), если мы бу­дем пребывать в Царстве Божием, а оно в нас- Это не мир­ская мудрость. Это истина во Христе. Таково глубинное и основополагающее библейское познание жизни (1.200—201).

^ ПАУЛЬ ТИЛЛИХ (1886—1965)

Пауль 'Пюлих— немецко-американский христианский мыслитель, теолог, философ культуры. В первые годы своей творческой дея­тельности развивал идеи, близкие «диалектической теологии» К-Барта. Затем пытается самостоятельно осмыслить место хри­стианства в современном мире и экзистенциальном опыте челове­ка. фундаментальной характеристикой человека является религи­озность. Задачу теологии Тиляих видит в корреляции вечных экзи­стенциальных -«вопросов», которые встают перед человеком, с те­ми «ответами», которые содержатся в христианском Открове­нии. Бога Тиллих понимает предельно широко: Бог — это Бытие. Переосмысливает он и проблему веры. Вера в Бога, который все устроит к лучшему, утратила, с его точки зрения, достоверность, и он приходит к парадоксальному выводу «о вере без Бога». В работе «Мужество быть» он говорит о «безусловной вере», утратившей религиозное содержание, когда Бог исчезает в тревоге сомнения. Главным трудом своей жизни Тиллих считал «Систематическую теологию», где он сформулировал и обосновал свою систему. У чи­тателей наибольший интерес вызывают его проповеди и несколько небольших книг, в которых он излагает различные элементы своей системы. «Мужество быть» — одна из самых ярких работ Тилли-ха — опубликована в 1952 г. и относится к философской классике

354

______________________XX ВЕК______________________

нашего века. «Мужество быть» означает преодоление человеком тревоги через утверждение своего Я вопреки небытию.

Фрагменты цитируются по журналу:

1. Октябрь. 1992. № 9.

H.A.MuHKwa

Из книги «МУЖЕСТВО БЫТЬ» Экзистенциалистская точка зрения

Теперь, если мы обратимся к экзистенциализму — но не к экзистенциальной позиции, а к содержанию экзистенциализ­ма, — то сможем обнаружить три свойственных ему функции:

представлять точку зрения, выражать протест и служить средст­вом выражения. Экзистенциалистская точка зрения представ­лена прежде всего в теологии, а также в философии, искусстве и литературе. При этом она остается просто точкой зрения, по­рой — неосознанной. Экзистенциализм как протест, несмотря на то, что некоторых мыслителей можно назвать его предшест­венниками, оформился как самостоятельное движение во вто­рой трети XIX века и как таковой во многом определил судьбу XX века. Экзистенциализм как средство выражения характерен для философии, искусства и литературы периода мировых войн и всеобщей тревоги сомнения и отсутствия смысла. Он выра­жает нашу собственную ситуацию.

Приведем несколько примеров экзистенциалистской точки зрения. Самым характерным из них может служить Платон, су­щественным образом повлиявший на дальнейшее развитие всех форм экзистенциализма. Следуя за орфиками, описывавшими трагическую ситуацию человека, он учил, что человеческая ду­ша отделена от своем «дома» — царства чистых сущностей. Чело­век отчужден от того, чем он по своей сущности является. Его существование в преходящем мире противоречит его сущност-ному соучастию в вечном мире идей. Это противоречие выража­ется на языке мифологии, потому что существование сопротив­ляется понятийности. Лишь по отношению к миру сущностей применимо аналитическое исследование. Платон использует миф всякий раз, когда описывает переход от сущностного бытия человека к его экзистенциальному отчуждению, а также возвра­щение от последнего к первому. Платоновское различение ми-

_________________XX ВЕК_____________________

pa сущностей и существования легло в основу всего даль­нейшего развития философии. Это различение можно обнару­жить даже в том, что мы называем современным экзистенциа­лизмом.

Другой пример экзистенциалистской точки зрения — клас­сическое христианское учение о грехопадении и спасении. Струк­тура этого учения аналогична платоновскому различению сущ­ности и существования. Как и у Платона, сущностная природа человека и его мира — благо. Согласно христианскому понима­нию, она такова потому, что человек и его мир — божествен­ные творения. Но человек утратил свою сотворенную сущность, которая есть благо. Грехопадение исказило не только его этиче­скую природу, но и его познавательную способность. Человек находится во власти противоречий существования, и его разум несвободен от них. Но подобно тому, как у Платона надысто-рическая память всегда присутствовала даже в наиболее отчуж­денных формах человеческого существования, в христианстве сущностная структура человека и его мира остается неизмен­ной потому, что ее поддерживает и направляет творческое вме­шательство Бога. Именно в силу этого становится возможной не только определенная доля добра, но и определенная доля истины. Именно по этой причине человек способен осознавать противоречия своей экзистенциальной ситуации и надеяться на восстановление своего сущностного статуса. __

Как платонизм, так и классическая христианская теология включают экзистенциалистскую точку зрения. Она определяет их понимание человеческой ситуации. Но все же ни платонизм, ни классическая христианская теология не являются экзистен­циализмом в специальном смысле этого термина. Экзистенци­алистская точка зрения составляет компонент системы экзи­стенциалистской онтологии. Это характерно не только для Пла­тона, но и для Августина, хотя теология Августина в большей мере, чем чья-либо еще в раннем христианстве, исполнена глу­бокого понимания негативных сторон человеческого существо­вания и хотя он вынужден был защищать свое учение о челове­ке от экзистенциалистского морализма Пелагия.

Продолжение Августинова анализа трагической ситуации че­ловека мы находим в самоуглублении монахов и мистиков, ко­торое дало огромный материал «глубинно-психологического» типа, проникший в христианское учение о тварности человека, его греховности и освящении. Также достаточно материала для глубинной психологии можно обнаружить в средневековом по-

356

______________________XX ВЕК______________________

нимании демонического и в практике исповеди, особенно мо­настырской. Значительная часть того материала, с которым ра­ботают сегодня глубинная психология и современный экзистен­циализм, уже была известна религиозным «психоаналитикам» средних веков. Этот материал был известен и деятелям Рефор­мации, особенно Лютеру; его диалектические описания двойст­венности добра, демонического отчаяния и необходимости бо­жественного прощения своими корнями уходят в средневеко­вое исследование человеческой души в ее отношении к Богу.

Величайшее поэтическое выражение экзистенциалистской точки зрения в средние века — это «Божественная комедия» Данте. Как и религиозная «глубинная психология», характерная для монашества, она остаётся в рамках схоластической онтоло­гии. Однако, несмотря на эти рамки, поэма Данте проникает как в глубочайшие пласты человеческого саморазрушения и от­чаяния, так и в высочайшие сферы мужества и спасения и со­держит всеобъемлющее экзистенциальное учение о человеке, выраженное на языке поэтических символов. Некоторые ху­дожники эпохи Возрождения в своей графике и живописи предвосхитили современное экзистенциалистское искусство. Де­монические сюжеты, так привлекавшие Босха, Брейгеля, Грю­невальда, испанцев и южных итальянцев, поздних готических мастеров — создателей массовых сцен и многих других, были выражениями экзистенциалистского понимания человеческой ситуации (например, серия картин Брейгеля «Вавилонская башня»). Но ни один из них не стремился полностью порвать со средневековой традицией. Это была лишь экзистенциалист­ская точка зрения, а не сам экзистенциализм.

Говоря о проблеме возникновения индивидуализма Нового времени, я уже упоминал о том, что в номинализме универса­лии распались на индивидуальные объекты. Некоторые тенден­ции номинализма предвосхищают определенные черты совре­менного экзистенциализма. Например, иррационализм, кото­рый возник в результате крушения философии сущностей под ударами Дунса Скотта и Оккама. Если настаивать на случайном характере всего существующего, то тогда случайными стано­вятся как воля Бога, так и бытие человека. В результате человек чувствует, что исчезла последняя необходимость не только в нем самом, но и в его мире. И это вызывает в нем тревогу. Номинализм предвосхитил еще одну черту современного экзи­стенциализма — стремление укрыться за авторитетом как след­ствие распада системы универсалий и неспособности изолиро-

357

_______________________XX ВЕК______________________

ванного индивида сохранить мужество быть собой. Следова­тельно, именно номиналисты открыли дорогу церковному ав­торитаризму, который господствовал в эпоху раннего и позднего Средневековья и породил католический коллективизм Нового времени. Номинализм предвосхитил наиболее значительные чер­ты экзистенциалистского мужества быть собой, но не стал эк­зистенциализмом в собственном смысле слова. Этого не произошло потому, что даже номинализм не пытался порвать со средневековой традицией.

Что же такое мужество быть в ситуации, в которой экзистен­циалистская точка зрения еще не разрушила эссенциалистскую систему? В общем и целом, это мужество быть частью. Но та­кой ответ недостаточен. Там, где существует экзистенциалист­ская точка зрения, существует проблема человеческой ситуа­ции, переживаемой индивидом. В заключительной части плато­новского «Горгия» человек после смерти должен предстать пе­ред судьей из подземного мира, Радамантом, который оценива­ет его личную праведность или несправедливость. В классиче­ской христианской традиции индивид затронут возможностью вечного осуждения: у Августина универсальность первородного греха не лишает индивида двух вариантов вечной судьбы; само­углубление монахов и мистиков затрагивает индивидуальное Я;

Данте помещает человека в зависимости от его заслуг и досто­инств в разные области реальности; художники, изображавшие демоническое, заставляют нас почувствовать, что индивид оди­нок и в этом мире; номинализм сознательно изолирует индиви­да. Однако во всех этих случаях мужество быть не становится мужеством быть собой. Каждый раз индивид черпает мужество в некоем всеохватывающем целом; в высшей сфере, в Царстве Бога, в божественной благодати, в провиденциальной структу­ре реальности, в авторитете Церкви. Однако это не шаг назад к непоколебленному мужеству быть частью. Скорее это движе­ние вперед и вверх, к истокам того .мужества, которое возвыша­ется как над мужеством быть частью, так и над мужеством быть собой.

^ Утрата экзистенциалистской точки зрения

Экзистенциалистский бунт девятнадцатого столетия — реак­ция на утрату экзистенциалистской точки зрения в начале Но­вого времени. И если первую половину эпохи Возрождения, времена Николая Кузанского, Флорентийской академии и ран-

358

XX ВЕК

ней ренессансной живописи определяла Августиновская тради­ция, то позднее Возрождение порвало с этой традицией и создало новую, научную философию сущностей. Антиэкзистенциалист­ская тенденция наиболее заметна у Декарта. Существование че­ловека и его мира было «заключено в скобки», как сказал бы Гуссерль, который создал свой «феноменологический» метод под влиянием Декарта. Человек превращается в чистое сознание, в голый эпистемологический, познающий субъект; мир (включа­ющий и психосоматическое бытие человека) превращается в объект научного исследования и промышленной организации. Исчезает человек в его экзистенциальной ситуации. Таким об­разом, вполне понятным было движение мысли современного философского экзистенциализма, показавшего, что за sum (Я есмь) в декартовом Cog/to ergo sum стоит проблема природы этого sum, которое есть нечто большее, чем просто cogitatio (мыш­ление), а именно существование во времени и пространстве в условиях конечности и отчуждения.

Может показаться, что протестантизм, отвергнув онтологию, вернулся к экзистенциалистской точке зрения. И, в самом деле, протестантизм, который свел догматику к противопоставлению человеческого греха и божественного прощения, способствовал развитию экзистенциалистской точки зрения. Однако следует оговорить, что не сами творцы Реформации, но те их последо­ватели, которые опирались на учение об оправдании и на кон­цепцию предопределения, утратили богатство экзистенциали­стского материала, обретенного в средние века в монашеской практике самоуглубления. Протестантские теологи настаивали на безусловности божественного суда и свободе божественного прощения. Они относились с недоверием к исследованию че­ловеческого существования: их не интересовал относительный и двусмысленный характер человеческой ситуации. Напротив, они полагали, что исследования подобного рода способны ос­лабить безусловный характер Нет или Да в отношениях между Богом и человеком. Однако такое неэкзистенциальное учение протестантских теологов вело к тому, что вероучительные по­ложения библейской Вести проповедовались в качестве объек­тивной истины и отвергались всякие попытки соотнести Весть с человеком в его психосоматическом и психосоциальном су­ществовании. И лишь под давлением общественных движений конца XIX века и развития психологии XX века протестантизм стал более открытым для экзистенциальных проблем современ­ности.

359

_______________________XX ВЕК______________________

В кальвинизме и сектантских движениях человек все более и более превращался в абстрактный нравственный субъект, подо­бно тому как у Декарта он рассматривался как эпистемодогиче-ский субъект. В XVII веке, когда содержание протестантской этики приспосабливалось к зарождавшемуся индустриальному обществу, которое требовало разумного управления собой и своим миром, антиэкзистенциалистская философия и антиэкзи­стенциалистская теология слились воедино. Разумный субъект морали и науки занял место экзистенциального субъекта с его противоречиями и отчаянием.

Философия Иммануила Канта, одного из главных предста­вителей этого направления, основателя учения об этической ав­тономии, содержит два положения, отвечающих экзистен­циалистской точке зрения: одно из них — это учение о дистан­ции между конечным человеком и предельной реальностью, дру­гое — учение об искажении рациональной способности челове­ка изначальным злом. Но именно за эти экзистенциалистские идеи на него и обрушились некоторые из его почитателей, среди них — великие Гете и Гегель. Оба эти критика были прежде всего антиэкзистенциалистами. Эссенциалистская ориентация философии Нового времени проявилась наиболее ярко в попытке Гегеля истолковать всю реальность как систему сущностей, бо­лее или менее адекватным выражением которой являлся налич­ный мир. Существование превратилось в сущность. Мир, каков он есть в действительности, разумен. Существование есть неиз­бежное выражение сущности. История — это проявление сущ-ностного бытия в условиях существования. Ее ход можно понять и оправдать. Лишь тот, кто соучаствует в мировом процессе, в котором реализует себя Абсолютный дух, способен мужествен­но одолеть недостатки индивидуальной жизни. Преодоление тревоги судьбы, вины и сомнения происходит посредством дви­жения вверх сквозь различные степени постижения смысла к высшему смыслу, философскому постижению самого мирового процесса. Гегель пытается соединить мужество быть частью (особенно частью нации) и мужество быть собой (особенно в качестве мыслителя), утверждая такое мужество, которое транс-цендирует оба эти типа мужества и имеет мистическую основу.

Однако было бы ошибкой не замечать у Гегеля экзистенци­алистских черт. Они гораздо ярче, чем принято считать. Во-первых, Гегель признает онтологию небытия. Отрицание в его системе — это сила, ведущая Абсолютную идею (царство сущ­ностей) к существованию, а существование — обратно к Абсо-