Geum.ru

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования кабардино-балкарский государственный университет им. Х. М. Бербекова

Вид материалаДокументы

Содержание


Русская лингвистическая наука в разработке
В изучении проблем тюркских языков
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13

^ РУССКАЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ НАУКА В РАЗРАБОТКЕ

И СТАНОВЛЕНИИ КАВКАЗСКОГО ЯЗЫКОЗНАНИЯ


Вклад русской лингвистической мысли в изучение кавказских языков – тема, охватывающая продолжительный исторический период. Многие кавказские языки получили первое научное описание, первые грамматики и словари благодаря русским ученым, сумевшим, кроме того, подготовить и первые национальные научные кадры. Не случайно и сегодня многие языковеды в своих исследованиях неизменно обращаются к работам видных русских ученых, заложивших основы кавказоведения, дополняя и уточняя их данные. Это служит бесспорным подтверждением того факта, что исследования целого ряда русских кавказоведов явились фундаментом, на котором развивается современная кавказская лингвистика, так что представить историю данной отрасли науки без этого вклада практически невозможно. В настоящее время эти прогрессивные традиции лингвистической науки характеризуются многообразием форм, получивших развитие уже в ХХ веке.

История изучения кавказских языков русскими учеными подразделяется на два основных периода.

Первый период – дооктябрьский. Это начало подлинно научного изучения западнокавказских языков. Он связан с именем выдающегося ученого-кавказоведа Петра Карловича Услара и его последователей. В его работах получили адекватное решение многие вопросы не только научно-теоретического, но и практического характера, относящиеся прежде всего к формированию письменности на этих языках. Кроме того, в исследованиях русских кавказоведов того времени закладывались основы исторического, сравнительно-исторического, типологического и ареального изучения кавказских языков наряду с разработкой методики научных исследований вообще, а также лингвопедагогических основ обучения и образования.

Второй период – послеоктябрьский, с началом которого развертывается планомерное изучение кавказских языков. Лингвистическое кавказоведение развивается на основе Ленинградского (Петербургского) и Московского, а в дальнейшем и Тбилисского научных центров. Изучение истории послеоктябрьского кавказоведения позволяет условно выделить в его развитии три этапа.

I этап, охватывающий 20-40-е годы, можно охарактеризовать, с одной стороны, как «марровский этап» развития кавказоведения и, с другой стороны, как время разработки алфавитов, установления орфографических норм и создания словарей, подготовки национальных научных кадров, организации периодической печати и др.

II этап, границы которого определяются 50-70-ми годами, ознаменован созданием первых нормативных грамматик, начавшимся исследованием лексики, этимологии и семантики. В это же время были заложены основы сравнительно-исторической фонологии кавказских языков, более систематическим становится изучение их морфологического строя. Главным направлением деятельности русских ученых в эти годы явилась подготовка научных и научно-педагогических кадров, а также популяризация научных знаний.

В течение III этапа (с 70-х гг. и далее) постепенно происходит становление специальных лингвистических дисциплин. В центр внимания кавказоведов выдвигаются проблемы частей речи, определения специфики синтаксического строя кавказских языков, связываемого прежде всего с трудами И.И. Мещанинова. Наряду с исследованием традиционных проблем структуры кавказских языков и разработкой их практических аспектов, выдвигаются оригинальные идеи, связанные с письменными памятниками и ономастикой Западного Кавказа. Одновременно расширяются горизонты общелингвистических проблем, в частности, проводятся углубленные лингвоэтнографические, исторические и стилистические исследования, появляются работы по типологии кавказских языков и др.

Наиболее значительный вклад в изучение языков Кавказа внес П.К. Услар, создавший первые грамматические описания целого ряда северокавказских языков. Эти описания, равно как и многие работы по истории, этнографии, фольклору, религии, обучению и образованию горцев, до сих пор не утратили своей научной ценности, хотя и отражают лишь начальный период изучения кавказских языков. Вопреки сложившемуся к тому времени в западноевропейской лингвистике мнению, что объектом сравнительного исследования могут быть только классические языки, П.К. Услар обосновал в своих работах важность для сравнительного языковедения исследования кавказских языков, утверждая, что сравнительное языкознание Гумбольдта «ждет приношений с Кавказа».

К сожалению, общелингвистическая концепция П.К. Услара не заняла до сих пор подобающего места в истории отечественного языкознания. Неоднозначность оценки лингвистических воззрений исследователя вызвана недостаточно адекватным пониманием отдельных его высказываний, а также отсутствием их всестороннего анализа.

В настоящее время многие общелингвистические идеи П.К. Услара вновь приобретают свою актуальность в связи с появлением научных направлений, по-новому осмысливающих лингвистические проблемы, пути решения которых были намечены в свое время в его работах. Это относится, например, к понятию языкового союза, к его подходу к генеалогической и типологической классификации, к лингвопедагогическим концепциям и др. В свете современных тенденций развития лингвистической мысли выдвигается на передний план также историко-лингвистическое наследие ученого, ранее остававшееся до известной степени вне сферы внимания лингвистов.

Лингвистические работы П.К. Услара можно рассматривать в трех аспектах: во-первых, в связи с его лингвопедагогическими теориями, включающими проблемы образования и обучения горцев, составление алфавитов для горских языков Кавказа и т.п.; во-вторых, в связи с его общелингвистическими идеями, в том числе получившими логическое завершение в учении о фонеме; в-третьих, в связи с его грамматическими концепциями.

Деятельность ученого по изучению кавказских языков относится к тому периоду, когда в европейском и русском языкознании происходил процесс становления и формирования сравнительного языкознания, развивалось сравнительно-историческое и типологическое изучение языков, что обусловило новое понимание сущности языка. В это же время возникает славяноведение как самостоятельная область языкознания. Наука о языке приобретает многоаспектный характер. Общелингвистические концепции Услара, находившие практическое воплощение в кавказоведческих трудах, вписывались в круг проблем русского и европейского языкознания XIX в.

Перед исследователем лингвистического наследия П.К. Услара неизменно встает достаточно сложный вопрос: опирались ли его описания горских языков Кавказа на единую общелингвистическую систему взглядов? Сложность вопроса усугубляется, с одной стороны, отсутствием у П.К. Услара обобщающих трудов, в которых его теоретические позиции приобрели бы эксплицитный характер, и, с другой стороны, некоторой «разбросанностью» его работ по различным, порой труднодоступным источникам, что усиливает впечатление о фрагментарности общелингвистической концепции Услара.

Действительно, не все звенья лингвистической концепции ученого-кавказоведа разработаны достаточно равномерно и последовательно. Он, несомненно, имел свою собственную, оригинальную точку зрения на основные вопросы теоретического языкознания того времени. Так, едва ли не ведущее место в теоретических воззрениях кавказоведа занимал взгляд на язык как на наиболее надежный источник истории народа. Именно этот теоретический принцип привел его к необходимости всестороннего и систематического изучения грамматической структуры бесписьменных языков - абхазского, черкесского, убыхского, чеченского, лакского и др., алфавиты которых были составлены Усларом с максимальным учетом фонетических особенностей исследуемых языков.

На фонетическом материале кавказских языков ученый поставил вопрос о природе звука человеческой речи как лингвистической единицы. Это позволило кавказоведу одному из первых в 60-х годах XIX столетия выдвинуть идеи о смыслоразличительной функции фонемы.

В результате анализа многих кавказских языков П.К. Услар впервые в отечественном языкознании заметил, что в каждом конкретном языке при всем кажущемся его звуковом многообразии существует лишь строго ограниченное количество таких звуков, которые служат для различения слов этого языка. Автор отмечает наличие звуков двоякого рода: первые звучат и различают смысл, отличая слова друг от друга, другие же, хотя и произносятся по-разному, смысла не различают. Неоднократно подчеркивая основную особенность звуков первого рода, заключающуюся в способности дифференцировать смысл высказывания, Услар обратил внимание на то, что именно устойчивые «звукокачества» (в его терминологии) должны считаться основными звуковыми единицами языка, а не варианты «звукоколичества». Таким образом, наблюдения над звуковым строем кавказских языков дали возможность ученому выдвинуть положение о непосредственной связи фонем («звукокачеств») со значением, с семантической стороной языка. На этом принципе строились и предложенные им алфавиты нескольких кавказских языков.

Важно заметить, что мысль о звуках как о сущностях двоякого рода была впоследствии развита И.А. Бодуэном де Куртенэ, что привело ученого к разграничению терминов «звук» и «фонема» в статье «Некоторые отделы сравнительной грамматики славянских языков» (1881), различие которых отражалось также в паре терминов «дивергент» и «коррелятив». Как видим, идя, в отличие от Услара, от исторических звуковых изменений, А.И. Бодуэн де Куртенэ пришел, в сущности, к тем же выводам, которые спустя многие годы приобрели форму законченной фонологической теории в известной работе Н.С. Трубецкого.

Постоянно находились в сфере теоретических интересов П.К. Услара и проблемы генетического родства кавказских языков, а также их генетической классификации.

Вопрос о генеалогической классификации кавказских языков П.К. Услар ставил в зависимость от изучения картвельских языков. Так, если генетическое родство трех групп кавказских языков, в т.ч. абхазско-адыгской, нахской и дагестанской, представлялось по имеющимся в его распоряжении материалам достаточно бесспорным, то соответствующие материалы картвельских языков П.К. Услар считал недостаточными. Таким образом, вопрос о родстве всех кавказских языков остался для Услара открытым. Надо сказать, что и в настоящее время, несмотря на наличие довольно обширной литературы по данному вопросу, проблему генетического родства кавказских языков нельзя признать решенной.

Показательно, что одним из основных факторов в решении этой проблемы Услар считал создание сравнительного словаря всех кавказских языков. Эта мечта ученого и сегодня не стала реальностью, в чем, видимо, можно усматривать одну из причин отсутствия решения проблемы родства кавказских языков. Особое значение П.К Услар придавал показаниям грамматического строя сравниваемых языков, о чем свидетельствует, например, следующее его замечание: «Без очерка грамматического строения грузинского языка, замышляемый мною Caucaso Poliglote будет незамкнут».

Проблемы тематических связей кавказских языков исследовались Усларом в тесной связи с проблемами языковых контактов. Он считал весьма перспективным сравнение «влияния друг на друга соседних языков», результатом чего могло быть установление тенденций к сближению (сродству) языков на основе их взаимовлияния. В связи с возросшим интересом в современном языкознании к процессам не только дивергенции, но и конвергенции, высказывания Услара по данной проблематике приобретают особое значение. Более того, известно, что явление смешения языков в значительной степени затрудняет генеалогическую классификацию, невозможную без дифференциации слоев различного происхождения, требующей новых методов и доказательств.

На стыке двух теоретических течений - русской лингвистической мысли, с одной стороны, и идей западноевропейской лингвистики - с другой, у П.К. Услара сложилось понимание языка как системы. Соответственно, в лингвистических исследованиях ученого наблюдается зарождение структурного подхода к типологическому анализу различных языков. Принципы системности и историзма в трактовке языкового материала, получившие разноплановую характеристику в работах Услара, сыграли в дальнейшем важную роль в формировании типологии кавказских языков.

Описательные грамматики кавказских языков, весьма совершенные в методическом отношении и являющиеся, согласно справедливой оценке акад. А. Шифнера, истинным украшением русской лингвистической науки своего времени, занимают особое место в исследованиях П.К. Услара. Эти работы, отличающиеся полнотой и четкостью изложения, не утратили своего научного значения в настоящее время, составляя, вместе с тем, целую эпоху в истории русского кавказоведения. Показательной в связи с этим является и оценка заслуг Услара современниками: в 1863 г. за монографии «Абхазский язык» и «Чеченский язык» Петербургская Академия наук присуждает ему Демидовскую премию, а в 1868 г. он становится членом-корреспондентом Академии наук.

В развитии дореволюционного русского кавказоведения большую роль сыграл замечательный русский кавказовед Лев Григорьевич Лопатинский. Особенно велики заслуги ученого в изучении западно-кавказских языков и фольклора, в организации периодических кавказоведческих изданий, в составлении программ просветительской деятельности на Кавказе и составлении алфавитов. Одним из наиболее значительных научных изданий не только в России, но и в Европе было специальное издание - «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа» (Тифлис, 1881-1915), руководство и редакцию которого возглавил Л.Г. Лопатинский.

Ученый исследовал в сравнительном плане фонетические и лексические системы абхазского, убыхского и адыгского языков, однако наибольший интерес представляют его труды, посвященные вопросам кабардинского языка и его истории. Основные произведения Л.Г. Лопатинского были опубликованы в 12-м выпуске «Сборника» - это «Кабардинские предания, сказания и сказки, записанные по-русски» с этнографической картой Кабарды, статья «О народе адыге вообще и кабардинцах в частности», «Краткая кабардинская грамматика» и «Русско-кабардинский словарь», что вошло в первую часть отдела «Сборника», а также циклы нартского эпоса.

Составленная на русской графической основе «Краткая кабардинская грамматика» Л.Г. Лопатинского явилась серьезным научным вкладом в дореволюционную кавказскую филологию. Благодаря этой работе кабардинский язык стал достоянием науки. Являясь фактически первой наиболее обстоятельной научной грамматикой кабардинского языка, эта работа не потеряла своей ценности и поныне.

Видное место среди филологических исследований Л.Г. Лопатинского занимает его «Русско-кабардинский словарь». Ценность словаря заключается прежде всего в том, что он с наибольшей из всех известных до него словарей полнотой отражает лексику кабардино-черкесского языка, включая в себя более 9 тысяч русских слов и 7 тысяч кабардинских лексических единиц. Научная значимость этого труда заключается в значительной степени и в том, что в нем сохранилось множество кабардинских слов, которые на сегодняшний день уже вышли из употребления, устарели или же фиксируются лишь в отдельных говорах.

Известно, что в конце XIX - начале ХХ вв. одним из крупнейших лингвистических центров России становится Петербург. Впервые на восточном факультете Петербургского университета при содействии А. Розена, Ал. Цагарели и Н.Я. Марра образуется центр отечественного кавказоведения. Тем не менее, лингвистическая специальность «кавказоведение», по оценке Г.А. Климова, складывается по существу только в послереволюционное время на основе научных центров, возникших в Петрограде-Ленинграде и Москве.

В Ленинградском научном центре, объединявшем кавказоведов Института языка и мышления и Ленинградского университета, трудились Н.Я. Марр, И.И. Мещанинов, С.Л. Быховская, А.Н. Генко, А.А. Бокарев, Г.Ф. Турчанинов и др., а Московский лингвистический центр собрал в своих рядах сотрудников Академии наук и Московского университета - Н.Ф. Яковлева, Н.С. Трубецкого (на начальном этапе деятельности), Л.И. Жиркова, Е.А. Бокарева, Г.И. Сердюченко и др.

В первые годы ХХ века в СССР был осуществлен ряд мероприятий по формированию и развитию младописьменных языков: разработка алфавитов, установление орфографических норм; создание терминологических словарей по разным отраслям; составление первых школьных грамматик; создание национально-русских и русско-национальных словарей и др. Лингвисты России, участвуя в решении перечисленных задач и осуществляя просветительскую миссию, способствовали развитию культуры и росту национальных кадров Кавказа. Построение письменности на основе русской графики, хотя и не устраняло полностью всех трудностей, дало определенные положительные результаты: во-первых, оно уничтожало алфавитный разнобой, который существовал в школах различных кавказских народностей в обучении русскому и родным языкам; во-вторых, облегчало как усвоение родного, так и изучение русского языка; в-третьих, способствовало совершенствованию национальной орфографии, распространению всеобщей грамотности, упорядочению делопроизводства, издательской деятельности, работы телеграфа и др. Более совершенное при таких условиях овладение русским языком способствует дальнейшей углубленной подготовке национальных кадров в центральных учреждениях во всех областях науки, техники и культуры.

С 1924 г. была проделана огромная работа по разработке и созданию описательных грамматик многих кавказских языков: аварского, даргинского, лезгинского, табасаранского (Л.И. Жирков), адыгейского, абхазского, кабардино-черкесского, чеченского (Н.Ф. Яковлев), абазинского, цахурского (А.Н. Генко), кабардино-черкесского (Н.Г. Турчанинов), абазинского (Г.П. Сердюченко), чамалинского (А.А. Бокарев), лакского (Г.Б. Муркелинский) и других языков.

Необходимость пересмотра теоретических позиций и выработки нового подхода к языковому материалу особенно остро чувствовал один из крупнейших российских кавказоведов - Н.Я. Марр. Целый ряд его трудов с учетом проведенной в 50-х годах дискуссии о его философско-теоретических положениях не могут не представлять интерес для понимания истории и языка кавказских народов. Его работы вовлекают лингвистику в решение общеисторических проблем, в которых языковой материал используется как источник, проливающий свет на различные этапы истории развития человеческого общества. Н.Я. Марр подчеркивал необходимость комплексного изучения языков, обращая внимание на их взаимодействие и взаимовлияние, на данные памятников материальной культуры, археологии и фольклора. Хотя многие его гипотезы не получили в дальнейшем подтверждения, отмеченные выше аспекты общей направленности всей его исследовательской деятельности сохраняют свое значение и поныне. Возможно, многие заблуждения Н.Я. Марра объясняются своеобразной трактовкой именно материала кавказских языков, весьма специфического как в отношении словопроизводства, так и в отношении фонетической и грамматической систем.

Интенсивную работу по изучению северокавказских языков Н.Я. Марр продолжал до конца жизни. Объединив группу московских и ленинградских исследователей языков Северного Кавказа, он ставит перед ними задачи, с одной стороны, подготовить местных ученых-специалистов в области исследования родных языков и, с другой стороны, продолжить сбор материалов по языкам, фольклору и материальной культуре народов Северного Кавказа.

И в тяжелые годы сталинщины российские ученые продолжали свою подвижническую деятельность по изучению языков малочисленных народов, популяризации научных знаний, подготовке преподавательских и научных кадров, пробуждая своими работами интерес к вопросам родного языка, фольклора, литературы и истории.

Возникновение и развитие целого ряда направлений в области общего и сравнительно-типологического языкознания, археологии и истории Кавказа и Юга России связано с именем академика И.И. Мещанинова, основная исследовательская работа которого была направлена на установление качественных различий в структуре предложения различных языков, типологии синтаксиса разносистемных языков, на выявление определяющих признаков посессивных, эргативных и номинативных построений предложения в их последовательном развитии.

Работы И.И. Мещанинова в области типологии синтаксических систем внесли огромный вклад в разработку понятия структуры предложения в целом и его отдельных конструкций, прежде всего эргативной. В сравнительно-типологических изысканиях лингвиста-теоретика, посвященных способам выражения субъектно-объектных отношений в языках разных систем, значительное место отводилось анализу материала кавказских языков. Именно на материале кавказских языков И.И. Мещанинов определил основные признаки трех разновидностей эргативной конструкции предложения: глагольной (эргативность передается в словоформе глагола – по типу абхазского сказуемого), смешанной (отношения эргативности выражаются в словоформах как глагольного сказуемого, так и в синтаксически связанных с ним имен – встречается в подавляющем большинстве кавказских языков) и именной (эргативность передается в словоформах именных членов предложения, связанных с глаголом-сказуемым – по типу лезгинского предложения).

Синтаксические построения кавказских языков, по Мещанинову, отражают такой характер выражения субъектно-объектных отношений, при котором вся обусловливаемая ими конструкция строится на противопоставлении грамматического оформления субъекта переходного и непереходного действия. В основе его анализа лежит рассмотрение членов предложения и их отношений друг к другу, которые сводятся к трем типам конструкций: а) эргативной, б) дативной, в) номинативной. При более широком охвате исследуемых языков структурное разнообразие конструкций предложения увеличивается: в аварском, например, противопоставляются пять форм построения предложения, причем в условиях отсутствия четкой структурно-функциональной дифференциации глагольных аффиксов, как это имеет место в абхазско-адыгских языках.

И.И. Мещанинов был не только ученым-кавказоведом, но также и крупным организатором науки на Кавказе, осуществлявшим большую работу по организации исследований малочисленных бесписьменных и младописьменных языков народов СССР. Много труда вложил он в подготовку национальных кадров, в частности - по северокавказским языкам.

Одним из тех, кто всю свою научную деятельность посвятил Кавказу, его истории, языку, культуре и просвещению, был Николай Феофанович Яковлев. Он и его единомышленники – члены Московского лингвистического кружка - откликались на самые злободневные вопросы своего времени, принимали участие в изучении бесписьменных языков, в проведении орфографической реформы, содействовали рождению отечественной школы кавказоведения. Результатом многочисленных экспедиций явилось множество лингвистических трудов, практически каждый из которых становился в то время событием в кавказоведении. Изучение в этот период фонетической системы младописьменных языков непременно связывается с именем Н.Ф. Яковлева.

Значительным вкладом Н.Ф. Яковлева-кавказоведа в языкознание являются его труды «Таблицы фонетики кабардинского языка» (1923), «Математическая формула построения алфавита» (1928), «Языки народов Кавказа» (1938), «Краткая грамматика кабардино-черкесского языка» (1938), «Синтаксис чеченского литературного языка» (1940), «Грамматика адыгейского литературного языка» в соавторстве с Д. Ашхамаф (1941), «Грамматика литературного кабардино-черкесского языка» (1948), «Фонетика абхазского языка» (1947), «Грамматика абхазского языка» (2004, впервые) и другие работы, касающиеся лингвистической проблематики Кавказа. Эти работы ученого сыграли значительную роль не только в теории кавказоведения, но и в самой жизни бесписьменных народов.

С выходом в свет брошюры Н.Ф. Яковлева «Таблицы фонетики кабардинского языка», содержавшей подробное описание звукового строя только одного языка, процесс языкового строительства в стране, реализовавшийся в создании письменности для 70 языков народов СССР, получил теоретическую основу в виде теории фонем. Исключительную роль в утверждении научных принципов построения алфавитных и орфографических систем для письменностей народов СССР сыграла обоснованная Н.Ф. Яковлевым «Математическая формула построения алфавита» (опыт практического приложения лингвистической теории). Она дала возможность создателям конкретных национальных письменностей находить наиболее экономичные способы передачи фонем на письме. В то же время фонетические работы Н.Ф. Яковлева оказали существенное влияние и на разработку фонологии как в отечественной, так и в зарубежной лингвистике. Целый ряд его теоретических положений нашел отражение в фонологической концепции Н.С. Трубецкого.

Н.Ф. Яковлев впервые ввел в научный обиход кавказоведения фундаментальные понятия, легшие позднее в основу фонологии: понятия сильной и слабой позиции, понятие нейтрализации, дифференциальных и интегральных элементов фонем, корреляции фонем.

В решении тех или иных теоретических проблем ученый исходил из опыта лингвистического исследования абхазо-адыгских и нахских языков. Возглавляя алфавитную комиссию, он был сторонником принятия такой алфавитной системы, которая не мешала бы одному народу приобщиться к культуре других народов.

Грамматика Н.Ф. Яковлева «по существу является тем фундаментом, на котором строятся труды едва ли не всех отечественных исследователей в этой области» [Дешериев, Климов 1988].

Несмотря на некоторую дискуссионность отдельных положений в свете современных воззрений, его тонкий анализ специфических синтаксических, морфологических, семантических и фонетических явлений, широкий охват фактического материала не только составляют определенный этап в развитии кавказоведения, но и дают ориентиры дальнейшему всестороннему изучению языков Кавказа в синхронном и диахронном аспектах. Вместе с тем, работы Н.Ф. Яковлева не заняли еще своего заслуженного места в истории отечественного языкознания в результате долгих лет замалчивания после репрессий периода культа личности.

Велики заслуги в изучении северокавказских языков выдающегося русского кавказоведа Н.С. Трубецкого. С его именем в кавказоведении связана постановка ряда проблем общего, сравнительно-исторического и типологического языкознания. На обширном лингвистическом материале ученый доказал родство северокавказских языков, установив основные фонетические соответствия внутри каждой подгруппы и между ними, осуществив реконструкцию праязыкового инвентаря фонем. В результате сопоставления 100 словарных единиц, относящихся к древнейшему лексическому фонду (местоимения, существительные, глаголы, числительные, прилагательные и отдельные показатели), Н.С. Трубецкой вывел ряд регулярных звукосоответствий: так, правосточнокавказским звонким аффрикатам в западнокавказских языках соответствуют звонкие спиранты, правосточнокавказским глухим спирантам – также глухие спиранты, а слабым смычногортанным аффрикатам - в некоторых случаях звонкие спиранты, а в других случаях – смычногортанные.

Выдвинутые Н.С. Трубецким положения, реализованные им в практике сравнительно-исторического анализа, во многом развивали взгляды на проблемы родства кавказских языков П.К. Услара. Он писал, что для доказательства языкового родства необходимо опираться на сравнительную грамматику кавказских языков, высказывая справедливые сомнения в наличии общекавказской генетической общности: «…пока не установлены соответствия между картвельскими фонемами и фонемами северокавказских языков, мы не имеем права говорить о кавказской языковой общности» [Трубецкой 1987].

Н.С. Трубецкой плодотворно работал над теорией языкового союза, объединяющей не только лингвистические, но и географические и культурно-исторические исходные принципы. Осознавая, что сходство между языками может быть обусловлено не только их генетическим родством, но и длительным соседством и параллельным развитием, он одним из первых признал необходимость и реализовал в своей исследовательской практике принцип комплексного подхода к изучению языка, объединяющего историко-генетический, ареально-исторический и типологический аспекты. Благодаря этому ученому удалось на материале кавказских языков показать новые возможности применения сравнительного метода.

С точки зрения общефилологической традиции подошел к исследованию северокавказских языков А.Н. Генко, многие положения которого вошли в золотой фонд кавказоведения. Его в равной степени интересовали и конкретные лингвистические факты, и теоретические проблемы языкознания и истории языка, и практические вопросы создания этнографии Кавказа и Греции. Его перу принадлежит первая научная грамматика абазинского языка, концепция которой в настоящее время является общепризнанной. Эта грамматика, помимо собственно грамматических, освещает и ряд проблем культурно-исторического порядка. Так, прослеживая употребление термина «абаза» в историографии, А.Н. Генко раскрывает его собирательное значение. Здесь же предлагается первая в кавказоведении сравнительная характеристика абазинских диалектов и говоров. Эти проблемы рассматриваются в тесной связи с вопросом о взаимоотношении абхазского и абазинского языков.

Особую ценность - как для лингвистов, так и для историков - представляет исследование А.Н. Генко «О языке убыхов». Углубляя и дополняя существующие сведения об убыхах, определяя их генетическое и историческое место на карте Кавказа, автор на лексическом и историческом материале доказывает самостоятельность убыхского языка в ряду западнокавказских языков. Собранные А.Н. Генко материалы дают прекрасную возможность проследить культурно-историческую эволюцию народов Кавказа, развитие языка, историю топонимии, этнографию народов Кавказа и их взаимоотношения с другими народами и странами.

В трех направлениях развивалась кавказоведческая деятельность Георгия Федоровича Турчанинова, основные работы которого посвящены исследованию грамматической структуры языка, духовной культуры и эпиграфики. Открытием и изданием древних письменных памятников абхазо-адыгских народов ученый по существу открыл новую страницу в истории кавказоведения. Самыми ранними из этих памятников являются фонетизированные силлабо-пиктограммы на двух серебряных сосудах знаменитого Майкопского кургана середины III тысячелетия до н.э., самыми поздними – меты и именные клейма гончарных мастеров IV-V вв. н.э. из Гагринского района Абхазии. Исследование этих памятников, отражающих письменность периода раннего рабовладельческого общества, связанного многими нитями с Ближним Востоком, особенно с древней Финикией, дает в руки ученым новые факты, свидетельствующие о путях исторического развития языков народов Кавказа.

В научной деятельности Г.Ф. Турчанинова видное место занимает исследование и популяризация наследия выдающегося кабардинского просветителя Ш.Б. Ногма, определение исторического значения его научно-общественной деятельности, его вклада в отечественную культуру как создателя азбуки и грамматики. Ученый огромной эрудиции и широкого диапазона, Г.Ф. Турчанинов в своих трудах вскрывал и научно обосновывал далеко не самоочевидные гипотезы, связанные с происхождением названия народов, населяющих Черноморское побережье Кавказа и т.п. Среди его учеников есть лингвисты, литературоведы, историки, представители едва ли не всех народов многоязычного Северного Кавказа.

На развитие национальных языков Северного Кавказа, на обеспечение школ практической и научно-методической литературой была направлена деятельность Г.П. Сердюченко, занимавшегося орфографией, изданием учебников, организацией преподавания.

Таким образом, заложив основы планомерного и разностороннего изучения кавказских языков, русская наука по существу дала начало новой отрасли – кавказоведению. Оно оказало большое влияние на развитие общелингвистических концепций в области анализа синтаксических структур, логико-семантического анализа, на становление грамматических традиций отечественного языкознания, внесло свою лепту в теорию машинного и художественного перевода. Исследования русских кавказоведов ранее неизвестных материалов кавказских языков дали возможность лингвистам по-новому оценить многие явления и процессы: применение сравнительно-исторической методики к материалу кавказских языков существенно изменило общую концепцию сравнительно-исторического языкознания, а наблюдения над кавказским лингвистическим ареалом стали, по существу, отправной точкой для создания ареального языкознания. Таким образом, идеи российского кавказоведения оказались созвучными тем направлениям, которые сложились к тому времени в лингвистике в целом и во многом предвосхитили последующее развитие лингвистической мысли XXI века.

Исследования русских ученых-кавказоведов Г.А. Климова, С.М. Старостина, А.Е. Кибрика, М.Е. Алексеева обогащают общетеоретические достижения кавказского и общего языкознания. И центр лингвистической тяжести лежит на их плечах. В современном кавказоведении научные центры Российской Академии наук – институты языкознания и востоковедения, а также Московский государственный университет успешно продолжают эту великую традицию русского кавказоведения. Это позволяет надеяться, что русская кавказоведческая школа и в будущем обогатит российскую и мировую науку достижениями огромной научной значимости, чтобы «послужить краеугольным камнем для дальнейших исследований».


РОЛЬ РУССКОЙ ЛИНГВИСТИКИ ХХ в.

^ В ИЗУЧЕНИИ ПРОБЛЕМ ТЮРКСКИХ ЯЗЫКОВ


Изучение тюркских языков в русском языкознании имеет давнюю традицию. Ранние контакты восточных славян с тюркскими племенами, возникшие еще до образования в IX в. Киевской Руси, создали условия для изучения тюркских языков. Особенно интенсивно изучение тюркских языков началось во время монголо-татарского нашествия в XIII-XV вв. и поддерживалось необходимостью сношений с Золотой Ордой. Это, безусловно, вызвало интерес к истории, этнографии, языкам тюркских народов, способствовало зарождению научной тюркологии в России. Интенсивное и планомерное изучение тюркских языков наблюдается при Петре I, тогда и началось собирание лингвистического и этнографического материала. В этом плане особое значение имеют экспедиции, организованные в XVIII в. Петербургской Академией наук с целью изучения Сибири, Поволжья, Кавказа, Средней Азии, особенно Вторая академическая экспедиция 1769-74 гг., которая впоследствии издала четырехтомный «Сравнительный словарь всех языков и наречий» (1790-91 гг.). Словарь включал слова из 279 языков Российского государства, в том числе лексический материал из 19 тюркских языков и диалектов, и вобрал в себя материалы из многочисленных рукописных словарей. Главным образом, это «Русско-татарский словарь» С. Хальфина (1785), «Словарь Дамаскина» (1785) и др. Одновременно в учебных заведениях Казани, Астрахани, Москвы, Омска, Тобольска впервые вводится как учебная дисциплина татарский язык.

Постепенно русское языкознание вовлекает в круг своих интересов все большее количество тюркских языков; углубление самих исследований сделало тюркологию уже в середине XIX в. самостоятельной областью, и она была включена в орбиту научных исследований в сравнительно-историческом аспекте.

Вторая половина XIX в. считается новым этапом развития русской тюркологии, связанным с научной деятельностью В.В. Радлова. В это время расширяется сфера изучения тюркских языков. В аспект лингвистических исследований были включены не только живые, но и мертвые древнетюркские языки. Выдающийся ученый В.В. Радлов с 1859 г. работал над фундаментальным трудом «Опыт словаря тюркских наречий», объединенный в 4-х томах. Одновременно занимался изучением языков, фольклора, этнографии, археологии народов Алтая и Западной Сибири; в 1866 г. вышел первый том серии «Образцы народной литературы северных тюркских племен»; в 1883 г. опубликована «Сравнительная грамматика северных тюркских языков».

Значителен вклад В.В. Радлова в изучение памятников древнетюркской письменности. Он издал серию работ «Древнетюркские надписи из Монголии», где содержатся тексты памятников, их перевод, словарь и грамматический очерк. В этом направлении особое место занимают труды русских тюркологов П.М. Мелиоранского, С.Е. Малова, А.Н. Самойловича, Н.Ф. Катанова.

История научной тюркологии тесно связана с центром преподавания тюркских языков. В начале XIX в. они изучались в Петербургском и Казанском университетах. Кафедру турецкого и татарского языков в Казанском университете с 1828 г. возглавил А.К. Казем-Бек, автор «Грамматики турецко-татарского языка» (1839 г.). Эта кафедра долгие годы определяла лингвистические традиции русской тюркологии. Позднее руководили кафедрой И.Н. Березин, Г.А. Ильминский. В Петербургском университете работали такие известные ученые, как О.И. Сенковский, А.О. Мухлинский, В.Д. Смирнов, А.Н. Самойлович. А в 1855 г. в Петербургском университете был создан факультет восточных языков, который расширил изучение тюркских языков, впоследствии, с 1920 г., преобразованный в Институт живых восточных языков, а в 1938 г. влившийся в Московский институт востоковедения. В 1943 г. было создано восточное отделение на филологическом факультете МГУ, руководимое Н.К. Дмитриевым и в 1958 г. преобразованное в Институт стран Азии и Африки при МГУ.

Соответственно, русская тюркология к началу ХХ века, как сказано выше, достигла высокого уровня развития, благодаря чему она стала основным источником научных сведений по тюркским языкам и для европейского языкознания.

Как отмечает А.Н. Кононов, тюркология в своих задачах и целях, в методах лингвистической работы и в самих теоретических концепциях, подобно другим филологическим дисциплинам русского востоковедения, черпала идеи из общего и русского языкознания. И эта научно-исследовательская традиция продолжается в лингвистических трудах русской тюркологической школы советского периода, претерпевая определенные изменения.

Вместо эпизодического и разрозненного изучения отдельных грамматических явлений, как это имело место в дооктябрьской тюркологии, уже в ХХ веке, в советское время, началось систематическое и планомерное изучение различных тюркских языков. В результате этой работы в настоящее время тюркология располагает большим числом блестящих исследований как общего, так и прикладного характера мирового уровня языкознания.

Важнейшие изменения произошли в представлениях и понятиях, относящихся ко всей грамматике в целом и ее дисциплинам - морфологии и синтаксису. Впервые в истории тюркология определилась в целостном виде, т.е. со стороны формы и содержания, ее основных единиц - частей речи и других категорий. Определились также предмет и состав синтаксиса. Синтаксис, как самостоятельная дисциплина грамматики, в дореволюционной тюркологии не имел ясных очертаний исследования. В единичных работах, относящихся к синтаксису или освещавших синтаксис подробнее, чем в других работах, учение о предложении сводилось к начальным сведениям и составляло один из разделов, большая часть которого, однако, была посвящена употреблению грамматических форм имени и глагола в предложении.

Изменение представлений о грамматике тюркских языков требовало также изменения методов ее изучения. С 30-х годов в советскую тюркологию трудами Н.К. Дмитриева и других начинает внедряться - сначала в морфологию, а затем и в синтаксис - метод изучения грамматических явлений через анализ грамматических категорий и их взаимно связанных комплексов - систем. Идея такого метода, как известно, была изложена акад. А.А. Шахматовым в его учении о частях речи в русском языке. Модифицированный применительно к тюркским языкам метод изучения по грамматическим категориям стал в тюркологии господствующим как в описании современного, так и исторического состояния грамматики тюркских языков. При помощи указанного метода были получены почти все первоначальные сведения о тюркских языках.

Прежде всего, надо отметить, что в это время бурное развитие получает школьное и вузовское образование на местах, требовавшее создания школьных учебников и вузовских курсов по языку; тем самым расширяются социальные функции национальных языков. Этот фактор, роль которого полностью определилась с начала 30-х годов, продолжал оказывать все возрастающее влияние во все последующее время.

Наряду с этим русская тюркология продолжала также составление общих фонетико-грамматических описаний языков, при котором нередко освещались важнейшие вопросы грамматики различных тюркских языков. Одновременно проводилась активная научная работа в многочисленных тюркологических центрах нашей страны.

И сегодня можно выделить целый ряд грамматик по различным тюркским языкам, составленных А.Н. Самойловичем (1925), В.А. Гордлевским (1928), Е.Д. Поливановым (1926), Н.К. Дмитриевым (1940, 1948), А.К. Боровковым (1935), А.Н. Кононовым (1941, 1956), А.П. Поцелуевским (1929), Н.А. Баскаковым (1940). Впоследствии молодые национальные кадры в новых тюркологических центрах первые научные мысли черпали часто с помощью этих грамматик, находя в них основу для дальнейших исследований.

Обращаясь к теоретическим исследованиям по грамматике, к научным достижениям в области индоевропейских флективных языков, советские тюркологи проявили особый интерес к теоретическому опыту дореволюционного языкознания. Роль русского языкознания оказалась весьма существенной в процессе развития и роста советской тюркологической школы, вступления ее в пору своей теоретической зрелости в постановке и решении или разработке целого ряда кардинальных проблем тюркологии, в первую очередь - в области грамматики.

Наиболее важный итог за истекшие десятилетия в области изучения грамматики тюркских языков состоит в том, что были выяснены в деталях важнейшие особенности морфологии и синтаксиса тюркских языков, начато планомерное изучение их исторического развития. Многие морфологические и синтаксические черты тюркских языков, в числе их и те, которые были предметом изучения в дореволюционной русской тюркологии, исследованы вновь. Трудно найти вопросы грамматики, которые не были бы предметом иногда неоднократного специального изучения русских тюркологов. Одной из главных по своему значению перед тюркологами встала проблема частей речи.

В дореволюционной тюркологии признавалось, что в лексических единицах, входящих в обширный разряд имен, формальной дифференциации имени на существительное, прилагательное и наречие не существует, хотя, надо сказать, В.В. Радлов в своих «Altürkische Inschriften der Mongdei» в перечне частей речи и словообразовательных аффиксов выделял как существительные, так и прилагательные.

Традиционное определение на именные части давали в первых тюркологических работах послеоктябрьского времени. Е.Д. Поливанов в 1922 г. в представленных тезисах «О принципах построения турецкой грамматики» отмечал: «Изменяемые части речи делятся, во-первых, на глаголы и на обширный класс имен (куда войдут и прилагательные, и местоимения) на том основании, что имена и спрягаются, и склоняются, но глаголы только спрягаются, а не склоняются…» И далее: «Такого различия, как между русскими существительными и прилагательными (т.е. своеобразной системы склонения для каждой из этих частей речи), в турецком нет, прилагательные выделяются только как подкласс, на основании таких признаков, как суффиксы сравнительной степени –рак и образование интенсива» [1968: 12]. Близкую к этой точку зрения развивал и А.Н. Самойлович (1925).

В середине 30-х годов А.К. Боровков предложил определение частей речи, в числе их именных, как разрядов основ, каждый из которых имеет свойственное ему значение предмета, признака и т.д., формальные показатели и синтаксические функции. Подход А.К. Боровкова, предложенный в русле общих трактовок определения частей речи, в советском языкознании получил признание и в настоящее время принимается большинством современных тюркологов.

В последующие годы предлагались другие теоретические решения для дифференциальных признаков частей речи. Одни из них были ориентированы главным образом на словообразовательные формы частей речи и частично на синтаксические функции (И.А. Батманов, 1955). В других, при сохранении общей схемы А.К. Боровкова, была предложена дифференциация словообразовательных форм на лексико-семантические (собственно-слово­образо­вательные формы) и лексико-функциональные (формы частей речи) (Н.А. Баскаков, 1952). В третьих была высказана мысль о грамматической интерпретации семантического признака, разном удельном весе указанных выше трех дифференциальных признаков в применении к различным частям речи (Э.В. Севортян, 1957). Предлагались и другие сочетания указанных критериев.

Независимо от учения о частях речи в центре внимания российских тюркологов была проблема словообразования, представляющая собой отчасти ту же проблему частей речи, но в ином аспекте. Интерес к словообразованию имел своим источником ряд факторов, среди которых ведущими были насущная необходимость сближения литературных языков с общенародной основой разговорных языков и создание лингвистической терминологии по старо- и младописьменным тюркским языкам.

Существенное значение для исследований по словообразованию имели, как было отмечено выше, грамматики Е.Д. Поливанова, А.Н. Самойловича, В.А. Гордлевского, Н.К. Дмитриева и других. Особое внимание в них уделялось аффиксальному словообразованию.

Наряду с вопросом о способах словообразования в центр внимания тюркологов стали вопросы семантики, продуктивности, форм и состава словопроизводных аффиксов, основ словообразования и другие.

Уже в 40-50-е годы активно включаются в научно-исследовательскую работу национальные кадры, среди которых С.К. Кенесбаев, П.А. Азимов, Т.М. Гарипова, В.М. Насилов, А.А. Юлдашев и многие другие, которые интенсивно работали над многими проблемами словообразования.

Э.В. Севортяном был предложен способ изучения словообразовательных явлений – по моделям, где рассматриваются значения аффиксов, их реализация в зависимости от лексических разрядов основ словообразования, семантическое строение производного слова и его отношение к исходной основе.

Близкие предложенной мысли высказывает Н.А. Баскаков, только с иной интерпретацией форм именного и отглагольно-именного словообразования. Наряду с этими, перед тюркологами встали другие вопросы в разработке аналитических форм словообразования, поскольку не было ясно, к какой сфере языка следует отнести огромную массу фактов аналитического словообразования – к синтаксису, лексике, морфологии; можно ли весь этот материал отнести к словообразованию или их надо классифицировать по-другому. Среди работ можно выделить исследования С.К. Кенесбаева, Т.М. Гарипова, С. Джафарова и других, посвященных словообразованию в тюркских языках и отвечающих на многие вопросы.

В работах 50-х годов различные типы аналитических выражений с лексической функцией объединены в обширный отдел сложных слов (в смысле аналитических форм слова), куда вошли, с одной стороны, лексиколизованные словосочетания (от устойчивых сочетаний до идиом) с разной спаянностью компонентов, с другой – парные образования и составные глаголы. С этого времени у большинства специалистов сложные слова подразделяются на образованные способом сочинения и способом подчинения. Последним охватываются все фразеологизмы, за словообразовательную форму которых принимаются формы свободных словосочетаний, от которых они происходят.

До этого первые сведения о сложных словах и их особенностях уже приводили в грамматиках А.Н. Самойловича и В.А. Гордлевского, в которых представлены основные типы сочетаний сложных слов. В это же время, т.е. в 1930 г., вышла специальная работа Н.К. Дмитриева о парных сочетаниях в башкирском языке, внесшая существенные теоретические положения в построении сложных слов и их сочетаний; особое внимание уделяется сложным глаголам аналитических образований, неоднородной природе этих образований и т.д. В последующих исследованиях данная проблема получила дополнительные важные уточнения.

Разработка проблемы предложения, сложного и особенно сложноподчиненного предложения в русской тюркологии восходит к синтаксической традиции дооктябрьской тюркологии. Она берет свое начало с «Грамматики алтайского языка» (1869) и состоит в том, что глагольно-именные обороты со своим субъектом в родительном либо в основном падеже рассматриваются в качестве «полных» или «сокращенных» придаточных предложений, соответствующих русским придаточным предложениям с относительной связью. Сочетания личного глагола с предшествующим деепричастием мыслится как переход от простого предложения к сложному.

Грамматики по тюркским языкам первой половины ХХ века (Гордлевский, 1928; Боровков, 1935) были построены по принципам традиционных грамматик XIX века.

Впервые принципиально иная трактовка неличных оборотов была дана в «Краткой учебной грамматике современного османо-турецкого языка» А.Н. Самойловича (1925), который включал и отдел придаточных предложений, наряду с аналитическими предложениями в лично-предикативной форме и с союзом, также деепричастные и инфинитивные обороты со своим подлежащим в основном падеже (= в данном случае именительному падежу), отличным от подлежащего главного предложения. Все глагольно-именные обороты с субъектом в родительном или основном падеже А.Н. Самойлович отнес к распространенным членам простого предложения.

А.Н. Самойлович предложил свою теорию сложноподчиненного, соответственно, придаточного предложения в турецком языке. Он стал на строго грамматическую точку зрения, специально подчеркнув в своем изложении грамматическое понимание предложения и его основных членов и в обоснование своей точки зрения привлек то положение, что «в турецком синтаксисе конструкция «подчинения» преобладает, сравнительно с русским синтаксисом, над конструкцией «сочинения» как в отношении одного предложения, так и в отношении сочетания отдельных предложений» (1925).

Учет подлежащего предложения как обязательной величины при анализе придаточного (как и вообще любого) предложения после грамматики А.Н. Самойловича стал обязательным в дальнейшей разработке вопросов сложного предложения и особенно сложноподчиненного предложения в тюркских языках.

Признание особой формы придаточного предложения в виде подлежащего (в основном падеже) + сказуемое в неличной форме составило принципиальное различие между позицией А.Н. Самойловича и Ж. Дени, который в своей известной грамматике в качестве придаточных предложений признал лишь предложения со сказуемым в личной форме, а все обороты с неличными формами глагола, в числе их и те, что имеют свое подлежащее, отнес к «мнимым предложениям» (quasipropositions). В принципе такой же взгляд на придаточное предложение и неличные обороты был высказан также И.А. Батмановым (1933, 1955), В.М. Насиловым (1940), С.С. Жиенбаевым (1945).

В начале 40-х годов в «Грамматике кумыкского языка» Н.К. Дмитриева и в «Основах синтаксиса туркменского языка» А.П. Поцелуевского была предложена общая трактовка сложного, в частности, сложноподчиненного предложения в тюркских языках с особым вниманием к разным типам придаточных предложений и синтаксическим конструкциям с неличными формами глагола.

Названными книгами в советской тюркологии начинается новое направление в области синтаксиса сложного предложения.

В 1948 г. Н.К. Дмитриев выступил с другой книгой - «Грамматика башкирского языка», в которой подвел итог своим исследованиям в области фонетики и грамматики тюркских языков, в том числе по основным вопросам сложноподчиненного и особенно придаточного предложения.

В соответствии со взглядами на предложения, Н.К. Дмитриев выдвинул два признака придаточного предложения в тюркских языках: 1) относительно логическая самостоятельность содержания придаточного предложения и 2) отдельно выраженное сказуемое в одной из выражающих сказуемность личных форм глагола. Помимо названных, А.Н. Самойлович предложил - в качестве дополнительного критерия – наличие собственного подлежащего, отличного от подлежащего главного предложения. Эти признаки долго дискутировались, но и сегодня нет единого решения вопроса.

Следует отметить, что А.П. Поцелуевский исходил из традиционного для всей тюркологии взгляда на преобладание именной категории над глагольной в истории тюркских языков и из именного характера древнетюрского предложения. Глагольно-именные обороты с логическим субъектом в родительном падеже А.П. Поцелуевский назвал «потенциальными предложениями». Он подчеркивал, что придаточное предложение с неличной формой сказуемого «в грамматическом отношении рудиментарно, так как оно не имеет законченной и согласованной формы» и что только следующая ступень придаточного предложения со сказуемым в личной форме «представляет собой законченное придаточное предложение, соответствующее логической завершенности выражаемого им суждения».

Указанные выше критерии определения придаточных предложений нашли отражение уже в ряде академических грамматик по тюркским языкам во второй половине ХХ века: «Современный казахский язык» (1962), «Туркменский язык» (1964), «Грамматика азербайджанского языка. Часть вторая. Синтаксис» (1959) и др.

Несмотря на возражения против функциональной классификации, все тюркологи-синтаксисты, в их числе и те, кто в принципе возражал против функционального критерия, следовали в классификации придаточных предложений функциональной, нередко параллельно с ней структурной (по формам построения сложноподчиненного предложения и средствам связи его компонентов), которая, как известно, многообразно развивается в современной тюркологии.

Одним из результатов изучения сложного предложения на материале многочисленных тюркских языков был вывод российских тюркологов о том, что традиционная трактовка сложноподчиненного предложения как суммы простых предложений иллюзорна, что на самом деле части сложного предложения, каждая в отдельности, не имеют смысловой и интонационной законченности, они в некоторой степени теряют свою самостоятельность; без придаточного главное предложение неполно и недосказано. Подчеркивается, что сложное предложение отличается от простого не сложностью мысли, а своим строением и т.д.

Изучение сложноподчиненного предложения вплотную подвело тюркологов к проблеме предложения в тюркских языках, так как стало очевидным, что фундаментальное решение, например, вопроса о синтаксической природе неличных оборотов, прямо зависит от основных свойств и характеристик предложения в тюркских языках.

Поэтому с 50-х годов начинается специальная разработка вопросов простого предложения, и эта тема продолжает и поныне занимать внимание отечественных тюркологов.

На первом этапе исследований анализ предложений основывался на понимании предложения как речевого выражения суждения, на признании параллелизма в строении того и другого.

В соответствии с логическим истолкованием предложения само предикативное (сказуемостное) отношение понималось довольно часто как отношение членов суждения, а члены предложения – как члены суждения.

Признавая предложение со стороны содержания как выражение высказывания, многие русские тюркологи за основу предложения принимают предикативные отношения между подлежащим и сказуемым. Одни ученые (мнение восходит к русской тюркологии XIX в.) рассматривают сказуемое как самый важный член предложения, и это положение в современном языкознании является господствующим, хотя существует и другое мнение.

Основное содержание понятия предикативности в последние годы привлекает возрастающее внимание специалистов по тюркским языкам. По-прежнему у большинства тюркологов отношение подлежащего и сказуемого считается как основа или ядро предикативности (сказуемости).

В последующих работах, следуя В.В. Виноградову, предикативность рассматривается как отношение содержания предложения высказывания к действительности (Закиев, 1954; Будагов, 1963).

Соответственно двум разным определениям предикативности различно решается также вопрос о средствах и формах ее выражения.

Сторонники первого взгляда на предикативность основную синтаксическую форму ее выражения видят в порядке слов, морфологическую – в лично-предикативных показателях (М.Б. Балакаев, Э.В. Севортян). Другие представители данного направления указывают на категорию лица как средства предикативной связи слов.

Разногласия между тюркологами по вопросу о структурных типах предложений касались преимущественно классификационных признаков. Одни авторы исходили из способов выражения односоставного предложения (М.З. Закиев, 1959), другие исследователи считали необходимым принимать во внимание также коммуникативные функции слов или словосочетаний в роли односоставного предложения, как это мы видим, например, в грамматике турецкого языка А. Н. Кононова (1956). В этом направлении стоит выделить исследования А.И. Ахматова по синтаксической конструкции предложения в балкарском языке, которые сыграли существенную роль в развитии синтаксиса для всей тюркологии.

Суммируя результаты исследований русской тюркологии в области изучения грамматики, необходимо указать, что исследователи неоднократно возвращались к проблеме строения слова, объединяющей в себе ряд узловых вопросов языковой структуры. В ходе различных грамматических исследований наметилась общая тенденция к дальнейшей дифференциации аффиксальных форм: специального выделения форм частей речи, внутреннего разграничения словоизменительных аффиксов и др.

Однако в современной тюркологии пока нет общепринятого решения вопросов, относящихся к строению слова. Имеются различия в интерпретации разных типов или конкретных групп аффиксов, их места в строении слова и т.д. Так, в исследованиях Н.А. Баскакова внимание сосредоточено на неоднородности структуры слова в зависимости от его именного или глагольного характера, а У.Б. Алиев и Э.В. Севортян предлагают принципы разграничения словообразовательных форм от словоизменительных, исходя из разных аспектов, и т.д.

Следовательно, рассмотренные положения русской тюркологической школы явились концептуальной основой национального тюркского языкознания ХХ в. Все эти и другие проблемы тюркских языков в современном языкознании являются предметом научного интереса академических и вузовских центров Москвы, Санкт-Петербурга и всех тюркоязычных республик. Исследования продолжаются, ставятся другие, более сложные теоретические проблемы тюркского языкознания, отвечающие уровню мировой науки.