Geum.ru

С. Б. Адоньева (Санкт-Петербург)

Вид материалаДокументы

Содержание


М.В. Яковлева (Санкт-Петербург)
А.В. Гнездилов (Санкт-Петербург)
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
Мужчина в традиционной культуре
некрещенных чувашей: серен и вирем*

Функционирование традиционного обрядового календаря чувашей было сопряжено с достаточно выраженной половой дифференциацией его участников. Некоторые обряды были замкнуты в рамках женской (например, хер аки) или мужской половин общины. Одним из «мужских» обрядов чувашского календаря является серен или вирем, приуроченный среди большинства чувашей к весенне-летнему или пасхальному циклу — мункун.

В распространении этих двух терминов наблюдается определенная закономерность. Вирем, вирми или вэрвэ был распространен у верховых чувашей в Ядринском и Козмодемьянском уездах Казанской губернии, а также в отдельных селениях низовых чувашей Буинского, Тетюшского и Чистопольского уездов (Научный архив Чувашского Государственного института гуманитарных наук (далее — НА ЧГИГН; Отд. I. Ед. хр. 29. № 2846; Отд. III. Ед. хр. 147. № 1111). В других местах расселения чувашей в правобережных районах Казанской и Симбирской губерний, а также в Самарской, Уфимской и Оренбургской губерниях бытовал термин серен. Ряд исследователей дифференцировали эти два обряда по времени проведения. Вирем проводился в четверг или субботу, а серен — в пятницу или субботу Страстной недели (Магницкий 1881. С. 126–132; Михайлов 1891; Салмин 1994. С. 52). Однако для хронологии обряда важна его сопряженность с другими обрядами пасхального цикла. По традиционному календарю серен проводился всегда после калам кун — первого дня мункун, в большинстве случаев на второй день мункун: у некрещеных чувашей — в четверг (что сохраняется и поныне), а у крещеных — соответственно в понедельник и последующие дни.

Большинство исследователей считают вирем и серен различным названиями одного и того же обряда. Сходство сценария, основного состава участников (мужчины), наконец, приуроченность к циклу мункун, как будто, подтверждают этот вывод, однако более скрупулезный анализ вызывает сомнения в единой природе этих явлений. Между серен и вирем обнаруживается терминологическое и семантическое различие. Вирем всегда проводился накануне мункун и носил ярко выраженный очистительный характер, являлся актом подготовки к наступлению мункун — «Великого дня» (НА ЧГИГН. Отд. III, Ед. хр. 149. № 1189; Отд. I. Ед. хр. 29. № 2846; Ед. хр. 146. № 4529.). Он сопровождался молением Тура, совместной трапезой участников, обязательным кушаньем на которой была каша, сваренная из собранных продуктов, и орешки из теста йыва (НА ЧГИГН. Отд. I. Ед. хр. 145. № 4498, 4503; Ед. хр. 146. №. 4524.).

Во главе участников вирем стояло выборное лицо, которое в одних местностях называли вирем пусь (дословно «глава вирем»), а в других — Хырпан (НА ЧГИГН. Отд. I. Ед. хр. 6. С. 580–582). В религиозной системе чувашей хырпан соответствует названию божества, которому во время общесельского моления учук приносили искупительную жертву (Салмин 1994. С. 38). Фигура предводителя, вероятно, воплощала это божество, которому во искупление от разных несчастий жители селения преподносили дары в виде продуктов и еды. На участников вирем возлагалась миссия «собирателей зла». Считалось, что оно «прилипало» к прутьям, которыми участники хлестали по воротам и жителям. Поэтому по окончании обхода прутья сжигали в костре, возле которого очищались сами. С места проведения обряда участники возвращались быстрым шагом, не оборачиваясь назад. Отставшему от группы грозила смерть в течение года (НА ЧГИГН. Отд. III. Ед. хр. 147. № 1111).

Серен связан не только с очищением селения и его обитателей от нечисти, но и, прежде всего, с «проводами» духов предков на кладбище после обрядовых действия и молений в их честь. В обряде четко прослеживаются элементы «зазывания» и «изгнания» духов. «Приглашением» на поминальный пир являлся символический костер, зажигаемый во дворе каждого дома, а проводами — серен. Серен, таким образом, представлял заключительный акт обрядов мункун. Поэтому он проводился всегда после первого и основного дня пасхальной недели: у христиан — в понедельник/вторник/среду и т.д., а у некрещеных чувашей — в четверг/пятницу/субботу и т.д. (НА ЧГИГН. Отд. I. Ед. хр. 173. № 4988; Ед. хр. 149. № 1159, 1186; Отд. III. Ед. хр. 201. № 1660).

В серен принимали участие подростки и молодые парни, организованные по строгой иерархии. Принцип организации, выборы чинов, последовательность проведения обряда достаточно подробно и неоднократно описаны в литературе. Все они проходили по однотипному сценарию: назначение чинов, в большинстве соответствовавших воинским чинам (полковник, атаман и др.), хождение по селению и сбор угощений (яиц, пирогов, пива), трапеза за околицей в стороне кладбища, зажигание костра и сжигание прутьев. Для сбора угощений назначали казначея, сборщиков яиц самарта пусьтаракан, привратников алык янахе (НА ЧГИГН. Отд. I. Ед. хр. 2. № 62). При выборе чинов кандидатов пропускали сквозь строй участников обряда, хлеставших их прутьями, изготовленными из ивовых, рябиновых или шиповниковых веток. В Буинском уезде (с. Старые Айбеси) перед началом обряда всех участников запирали у старосты и выпускали после соответствующего «тестирования», выпрашивая у каждого, ходил ли тот на серен, срезал ли ветки, что ел, пил и с кем спал (НА ЧГИГН. Отд. I. Ед. хр. 162. № 4829). При хождении по селу участники обряда выкликивали «Серен!», предваряя небольшим стихом и даже песней (У низовых чувашей известны и другие кличи: «Холлой!», «Алла!»: НА ЧГИГН. Отд. I. Ед. хр. 2. № 62; Отд. III. Ед. хр. 147. № 1094). При входе в дома сельчан участники били прутьями и выкрикивали «Чир-чер кайтар!» (Пусть уходят все болезни!).

Наряду с идеей очищения от болезней в серен присутствовало и даже доминировало стремление избавиться от всего «чужого», противоположного миру каждой конкретной сельской общины. «Чужими» признавались не только духи предков, но люди другой национальности. В Заволжье и Приуралье во время серен активно изгоняли и избивали татар, башкир и русских, случайно оказавшихся в этот момент в чувашском селении (НА ЧГИГН. Отд. III. Ед. хр. 222. № 1871. С. 130). «Чужими» могли оказаться и чуваши, не являвшиеся жителями данного селения (Полевые материалы автора, Цильнинский р-н Ульяновской обл., 2002). Таким образом, серен (возможно и вирем) восходит, вероятно, к родовому/племенному культу.

Возможно также, что первоначально оба эти обряда составляли части целостного обрядового цикла мункун, подвергшегося некоторой трансформации и приобретшего своеобразные формы (либо вирем, либо серен) у верховых, средненизовых и низовых чувашей. участвовавших в заселении региона. В северо-западной части верховой зоны и у большинства низовых чувашей проводился только один из двух обрядов. В местах бытования только серен, последний вобрал в себя семантику обряда очищения, а в ареале вирем — элементы поминального обряда — «проводы» духов покойных предков на кладбище. Примеры сосуществования обрядов такого типа можно наблюдать у татар-нагайбаков (Базяитова 1995. С. 9).

В Тетюшском, Цивильском, Чистопольском уездах Казанской губернии и на Самарской Луке серен проводился летом, завершал празднование уй чук, Петрова дня или семика и сопровождался скачками, аналогичными тем, что проходили на акатуй (Летний сэрен известен татарам и марийцам; НА ЧИГН. Отд. I. Ед. хр. 211. № 5632. С. 49; Ед. хр. 619, 168. № 4944; Отд. III. Ед. хр. 147. № 1094). У закамских и приуральских чувашей оба обряда были совмещены (НА ЧИГН. Отд. I. Ед. хр. 160). Аналогичное совмещение обрядов со сходными названиями и значением наблюдается в обрядовом календаре татар (сабантуй — сэрэн), марийцев (ага пайрем — сурем), удмуртов (акаяшка — сурем) (Ахметьянов 1977. С. 68; Уразманова 1982. С. 98–99, 101; Уразманова 1978. 87–88). Вероятно, что у чувашей серен изначально был приурочен к весеннему, пасхальному, циклу и составлял часть единого комплекса обрядов встречи Нового года. Перенос на летнее время является результатом трансформации обряда.

Кличи «Серен!», «Вирем!» и другие, которые выкрикивали мужчины — участники обряда, сопоставимы с боевыми кличами-уранами, известными у многих народов мира, в том числе и у тюрков. Под общим названием сурен (созвучно чувашскому серен) они упоминаются в описании походов Тимура. Сурены восходили к древним родоплеменным возгласам и были тесно связаны с родовой организацией и культом предков (Рабинович 1968. С. 303–306). Возможно, что и чувашские слова «вирем» и «серен» генетически связаны с уранами, восходящими, вероятно, к двум родоплеменным подразделениям прачувашей.

Обряд вирем или сирен играл важную социальную функцию в рамках чувашской общины. Наряду с другими обрядами (мункун и др.) он выступал средством приобщения детей к общественной жизни селения, а учитывая половую особенность группы участников, — к социальной жизни его мужской половины. Через обряд мальчики и юноши усваивали не только знания о религиозно-обрядовой, ритуальной культуре, но и нормы общественного: а именно «мужского поведения». Таким образом, обряд вирем или сирен играл значимую роль в процессе половой самоидентификации подростков.

^ М.В. Яковлева (Санкт-Петербург)

Социализация мужчин в контексте
профессионального спорта (гендерный аспект)

Данный доклад основан на анализе особенностей современного спорта, проведенном на примере СДЮШОР «Спартак» СПб, «СКА» СПб, результатах спортивных соревнований, а также на личных беседах со спортсменами, тренерами, в т.ч. с двукратным чемпионом мира по хоккею с шайбой К.В. Макарцевым.

Спорт как социальный институт формирует личность способную быстро адаптироваться в изменяющемся мире, снимая противоречия человек — общество и воспитывая эгалитарные взгляды. Если рассматривать спорт не только, как средство коммуникации или как способ обретения социального статуса и доказательства свого превосходства, то необходимо выделить присущий ему зрелищный компонент, сопоставив его с образом женственности, как бытие-под-взлядом. Внутри самого спорта существует поло-ролевая иерархия, которая в свою очередь делит его на «мужские» и «женские» виды спорта в зависимости от гендерных стереотипов теории социальных ролей. Если использовать гендерный подход для выявления проблемного поля в сфере спорта, то «женские» виды обосновываются качественными характеристиками (артистичность, техника владения телом), «мужские» количественными (результативность и агрессивность процесса). Такая классификация доказывает значимость побед, и иерархию популярности или непопулярности, граничащую с неприятием. Т.о., спорт репрезентирует традиционные гендерные роли, хотя принадлежность к определенному гендерно выделенному виду спорта требует от спортсмена авторефлексии в соответствии с его правилами, а также бытия-под-взглядом, объясняет направленность социализации на приобретение визуальных атрибутов присущих приоритетной социальной группе.

Отличительной особенностью «женского» спорта является субъективный характер судейства (основная проблема профессионального спорта), который в сочетании с ориентацией на доходность, констатирует примат денег и власти в этой сфере. Что, с одной стороны, тормозит развитие спортсмена и спорта в целом, а с другой, порождает тотальное недоверие к человеческому фактору и формирует «одномерного человека».

Профессиональный спорт с его закрытостью, а следовательно элитарностью, приводит к его мифологизации (реклама «Я выбираю спорт»). Принадлежность к спортивному сообществу дает право на обретение статуса «мифологического» героя, поскольку миф репрезентирует определенный образ спортсмена и связанные с ним поведенческие стереотипы, диктуя стиль жизни и возможность его исповедования.

^ А.В. Гнездилов (Санкт-Петербург)

Проблемы смерти у мужчин и женщин

Мы не претендуем на статистическую достоверность представленного материала, так как оценка качества смерти носит субъективный характер, и, в отличие от определения качества смерти, мы не можем получить оценку от умирающего.

Тем не менее, за десятилетие работы у нас сложились некоторые впечатления клинического характера, когда мы могли отмечать выраженность изменений психических, адаптивных реакций на смерть.

Суть заключалась в том, что негативная информация о диагнозе и прогнозе, ожидание смерти и сопутствующих ей явлений порождает страх. Вопрос о том, «больно ли умирать» буквально висит в воздухе хосписного стационара. Динамика переживаний пациента складывается в несколько известных этапов — шок, отрицание, агрессия, депрессия и принятие, примирение с судьбой. Последняя стадия и является тем желанным этапом, к которому стремятся в хосписе. Из кризисной ситуации здесь лежит выход в духовность, своеобразное экзистенциальное решение проблемы, обретение иных ценностей нашего мира. Учитывая в совокупности все переживания пациента и его семьи в общей формуле «страдания», мы могли приблизительно судить о «легкой» или «тяжелой» смерти.

Следует отметить, что временной аспект, когда быстрота умирания приравнивается к легкой смерти, нами не использовался. По критериям паллиативной медицины процесс смерти можно сравнивать с процессом рождения, родов и является, независимо от причины, естественным процессом, который нельзя ни тормозить, ни ускорять. Быстрая смерть аналогична стремительным родам и скорее «ненормальна».

По нашим наблюдениям, мужская часть населения умирает тяже­лее, чем женская. Некогда существовал так называемый симптом Арлекина. Женщина, как носительница жизни, смотрит на смерть не как на уничтожение ее жизни, но как на своеобразную трансформа­цию. Возможно, это психофизиологическое объяснение и может быть учтено. Наши впечатления совпадают с этим положением в самом фак­те полоролевого подхода к смерти. Хотелось бы добавить, что жен­щины часто терпимее к боли, чем мужчины, менее брутальны в своих реакциях. В целом весь комплекс страдания в момент смерти у них менее выражен, чем у мужчин. Естественность, близость к природе и в то же время одухотворенность также более присущи женщинам и помогают им в критических ситуациях.

Интересен и поучителен случай одной пациентки, которая за день до смерти сказала: «Я не боюсь смерти, так как прожила не­плохую жизнь и узнала о ней все, что смогла. И теперь мне хочет­ся большего!»

Смерть и для многих других выступает не как пугало, а как таинство. Тому подтверждение — большее количество верующих среди женщин, и соответственно более достойный, осмысленный и легкий конец. Среди наблюдаемых нами пациентов к стадии принятия своей судьбы, к миру с жизнью и с собой опять же чаще приходят женщины. Следует отметить также и тот факт, что в хосписы ложатся больше женщины, чем мужчины, которые чаще предпочитают умирать дома.

Таким образом, по нашим впечатлениям, процесс смерти у мужчин более труден и тяжел, чем у женщин.

В докладе утверждается идея, что смерть у женщин протекает легче, чем у мужчин.