С. Б. Адоньева (Санкт-Петербург)

Вид материала

Документы

Содержание М.Л. Бутовская (Москва) М.Г. Вадейша (Санкт-Петербург) М.М. Валенцова (Москва) В.В. Воронин (Краснодар) А.И. Ганчев (Одесса) Д.В. Громов (Москва)

Подобный материал:

• 1. Обязательно ознакомиться с пакетом заранее. Все вопросы можно обсудить с редакторами, 215.48kb.
• Д. С. Лихачева 2011 год Общие положения Первые Краеведческие чтения (далее Чтения),, 80.63kb.
• Редактор: Наталья Кудряшова (Санкт-Петербург), 173.55kb.
• «Незабываемый Санкт-Петербург» (осенние каникулы), 29.11kb.
• Экскурсионная программа 1 Санкт-Петербург Регистрация на борту теплохода. Ужин., 52.86kb.
• Темы диссертаций "Социальная политика в условиях перехода к рыночной экономике", 1994,Ленинградский, 90.57kb.
• Е. В. Пичугина (Санкт-Петербург), 425.47kb.
• Русские группы, 162.56kb.
• Н. Т. Ашимбаева (Санкт Петербург), 84.77kb.
• Государственный заказчик Санкт-Петербурга второго уровня, адрес: 193230, Санкт-Петербург,, 219.92kb.

Проявление агрессивного поведения у мальчиков-школьников
(11–17 лет) города Москвы

Различия в проявлении агрессии у представителей обоих полов стали предметом дискуссии последних лет. Один из первых исследователей агрессии Басс (Buss, 1961) считал, что агрессия — типично мужской феномен. Современные исследователи более осторожны.

Многочисленные данные говорят о том, что гендерные различия проявляются по модели используемой агрессии. Женщины, как правило, используют экспрессивную (эмоциональную) модель, а мужчины — инструментальную (Campbell et. al., 1992; Archer & Parker, 1994). Во второй модели агрессия, совершается для достижения какой-то цели, при этом такая агрессия рассматривается как положительный опыт, агрессор контролирует ситуацию и оправдывает свои действия тем, что жертва заслуживала подобного обращения (Берковиц, 2001; Campbell & Muncer, 1987). Арчер и Паркер (1994) говорят о наличии этих различий уже в раннем возрасте (11–17 лет).

Различия между полами связаны с гендерными, ролевыми характеристиками (Archer & Parker, 1994). Маскулинная роль предполагает установку на статус и на преодоление трудностей. В детстве это проявляется в большей физической активности мальчиков, их занятости в более грубых и рискованных играх, высокой ценности атлетических умений (Archer, 1992; Lagerspetz et. al., 1988). Среди взрослых мужчин часто ценится жестокость и самоутверждение как важные компоненты маскулинности (David & Brannon, 1976; Thompson & Pleck, 1986).

В 2001–2002 г. нами было проведено исследование агрессивного поведения городских школьников 11–12, 14–15 и 16–17 лет (371 — мальчики, 452 — девочки).

Результаты исследования позволяют говорить о наличии гендерных различий агрессивного поведения у детей разного возраста. Во всех возрастных группах мальчики показали больший уровень использования физической агрессии (применение физической силы), с возрастом увеличивающейся. Что касается непрямых видов агрессии (сплетни, подговаривание), результаты более сложные. Хотя принято считать, что девочки более склоны сплетничать, подговаривать и плести интриги против других, результаты исследования показали обратное. Лишь в 14–15 лет у мальчиков наблюдается снижения уровня использования непрямой агрессии, тогда как в 11–12 и 16–17 лет этот уровень такой же или выше, чем у девочек. К тому же и по вербальной прямой агрессии (крики, обзывание) с 11 до 15 лет мальчики показывают более низкий уровень, а в 16–17 лет различий по этому параметру между мальчиками и девочками не наблюдаются. Гендерные различия были обнаружены и по параметру «избегание конфликтов». Мальчики более склонны вмешиваться в чужой конфликт, к тому же они чаще девочек в ссорах между одноклассниками поддерживают своих друзей независимо от их правоты. Мальчики заинтересованы в поддержания собственного иерархического статуса.

Можно сделать выводы, что гендерные различия агрессивного поведения действительно наблюдаются и изменяются с возрастом. Но различия между полами не столь просты, как может показаться. И требуют дальнейшего изучения.

^ М.Л. Бутовская (Москва)

Половой отбор и различия мужских и женских сексуальных
стратегий в традиционных и индустриальных обществах

Применение эволюционных подходов в анализе поведения человека позволило дать новое толкование базовых различий в стратегиях репродуктивного поведения мужчин и женщин. В докладе будут представлены основные положения теории полового отбора в ее современной трактовке (теория сексуальных стратегий Басса) и приведены конкретные примеры успешности применения данной теории для объяснения различий в принципах выбора постоянного и кратковременного полового партнера у охотников-собирателей, земледельцев, скотоводов и представителей современных индустриальных обществ. Принципиальные различия мужских и женских стратегий связаны с минимальным родительским вкладом, который при всех условиях многократно выше для женщины. Следствие: для мужчин репродуктивные усилия связаны в основном с поиском партнерши (мужчины конкурируют за статус, власть, ресурсы и территорию, так как обладание этими ресурсами дают больше шансов на обладание женщинами); для женщин, репродуктивные усилия реализуются преимущественно в форме родительских усилий (женщины ориентированы на поиск ресурсов, необходимых для успешного существования их самих и их потомства). Мужчина потенциально способен оставить больше детей по сравнению с женщиной. Однако, в силу острой конкуренции за женщин в большинстве традиционных обществ (84% традиционных обществ практикуют полигинию), наблюдается значительная дисперсия репродуктивных возможностей у мужчин. Наименее обеспеченные мужчины не имеют ни одной жены, а самые состоятельные — имеют более двух жен, много детей. В традиционных обществах все женщины, как правило, участвуют в репродукции. Однако, максимальное возможное количество детей, рожденное одной женщиной, много ниже максимально возможного числа детей, зачатых мужчиной. Принципиальные различия по возможностям воспроизводства и родительскому вкладу, с точки зрения теории сексуальных стратегий, привели к формированию различий в критериях выбора постоянного полового партнера у мужчин и женщин. Мужчины в первую очередь ценят в женщинах внешнюю привлекательность, молодость, здоровье и верность (качества, опосредованно указывающие на репродуктивный потенциал женщины и вероятность того, что дети, рожденные в браке, будут детьми данного мужчины), а женщины в мужчинах ценят социальный статус, финансовую обеспеченность, способность постоять за себя (Buss, 1994, 1998; Бутовская, Смирнов 2003). Критерии выбора кратковременных половых партнеров также принципиально иные. Мужчины оценивают в потенциальной партнерше ее доступность и готовность вступать во временные связи. При этом фактор внешней привлекательности женщины остается чрезвычайно важным. Женщины в первую очередь обращают внимание на атлетизм и привлекательные физические данные («хорошие гены»), равно как и на возможности краткосрочной экономической помощи («дополнительные помощники»). Мужчины прибегают к стратегии кратковременных связей более охотно, чем женщины, и психологически более ориентированы на сексуальное разнообразие (Buss, 1998). Женщины же чаще используют эту стратегию тогда, когда шансы на получение адекватного постоянного партнера малы, или тогда, когда они желают обеспечить своим детям более качественные гены. Несмотря на то, что в современном индустриальном обществе широко распространены средства контрацепции (следовательно, секс и воспроизводство не находятся более в тесной зависимости друг с другом), современный человек продолжает практиковать поведенческие стратегии, которые были адаптивными на протяжении тысяч лет его эволюции.

^ М.Г. Вадейша (Санкт-Петербург)

Авто- и гетеростереотипы мужского и женского поведения в интервью
русских переселенцев из Средней Азии и Закавказья

Предметом анализа для настоящего доклада послужили интервью, взятые в 2000–2001 гг. в Ленинградской области у русских переселенцев из бывших союзных республик — Казахстана, Средней Азии и Закавказья. Проект ««Другие» русские или мобилизованная ментальность» ставил своей целью исследование миграционных стратегий русских и проблем их обустройства в России.

В полученных нарративах стереотипы мужского и женского поведения конструируются информантами в процессе рассказа об их жизни сначала в «национальных» республиках, а потом в России. И в первом, и во втором случае информанты противопоставляют себя местному населению, но происходит это по-разному. В своих воспоминаниях о жизни в республике переселенцы представляют себя как «европейцы, носители цивилизации», поэтому в мужских автоописаниях подчеркиваются образованность, способность к квалифицированному труду, «европейские» культурно-бытовые практики (при этом мужчины-«националы» представлены как неквалифицированные, неграмотные, ленивые, способные лишь к простому крестьянскому труду либо к торговле на базаре). При описании русских женщин подчеркивается их «свобода», принадлежность к «культуре» (местные женщины характеризуются как подчиненные по отношению к мужчине, замкнутые в основном на семье и домашнем хозяйстве, традиционно одетые и причесанные и т.д.). В целом особенности русской (христианской, «европейской») культуры (в том числе и традиционные гендерные роли), противопоставлены мусульманской этике азиатских и кавказских республик, и характеризуются позитивно. При этом русские — и мужчины, и женщины — ощущают себя проводниками высокой русской культуры, для них характерно сознание культуртрегерской миссии европейцев в «феодальной» национальной провинции.

Высокая самооценка русских выходцев из мусульманских республик сохраняется и на новом месте жительства, но теперь она является результатом сравнения себя с российскими русскими. В автоописаниях переселенцев (в большинстве — горожан с высшим или средним специальным образованием, вынужденных сменить престиж и комфорт городской жизни на «прозябание» в деревне) акцент переносится, с одной стороны, на заимствованные «традиционные» ценности жителей Востока (уважение к старшим, прочность брачных и семейных уз, умеренное отношение к алкоголю и т.д.), а с другой — на приверженность городской культуре, стремление и в сельской местности создать себе комфортные бытовые условия. Поскольку в ситуации вынужденного переезда и сложного обустройства на новом месте роль мужчины в семье существенно возрастает (в наших случаях речь почти всегда идет о семейной миграции), то и в нарративах переселенцев сравниваются именно мужские стереотипы поведения, которые, по мнению наших информантов, характерны для приезжих и местных русских. Энергичность, инициативность, высокая квалификация, трудолюбие, ответственность за свою семью, трезвость, даже умение отдыхать и веселиться — вот те качества приезжих мужчин, которые неизменно называют наши информанты, противопоставляя их апатии, лени, пьянству, равнодушию к неустроенности быта, грубости и завистливости местных русских.

Несмотря на то, что адаптация в России для большинства переселенцев крайне трудна и ведет к понижению их социального и экономического статуса, их самооценка остается весьма положительной. Привыкнув чувствовать себя «лучшими» людьми в бывшем Советском Союзе, они и на новом месте считают себя более профессиональными, образованными, человечными, чем их соседи.

^ М.М. Валенцова (Москва)

Оппозиция мужской / женский в славянской культуре

Мужской / женский — одна из основных оппозиций в народной культуре, характеризующая все сферы человеческой и природной жизни, а также мифологические, религиозные, этические и обыденные представления, противопоставляющая мужское и женское начало в категориях пола, грамматического рода, символики и обрядовых функций.

Различение мужского и женского свойственно в основном человеческому миру, в то время как для сверхъестественных сил характерна либо бесполость, либо обоеполость. Идея обоеполости проявляется в обрядовой сфере и выражается во внешнем облике сакральных персонажей, их действиях, атрибутах и т.п.

Входя в систему бинарных противопоставлений, оппозиция мужской — женский соединяется с большинством из них, образуя пары: мужской — женский : правый — левый, мужской — женский : верх — низ, мужской — женский : хороший — плохой, мужской — женский : чет — нечет и др., — где достаточно постоянно связываются правые и левые их члены.

Целостный образ «мужского» в традиционной народной культуре, синтезирующий различные символические и иные характеристики маскулинности, включает в себя следующие компоненты: добро, счастье, здоровье, день, зима, бесплодие, сакральная сфера, верх, восток, передний, внешний, правый, оберегающий. Соответственно женский образ — его противоположность.

Однако в ходе анализа имеющегося славянского материала, выяснилось, что взаимные связи противопоставлений не являются строго фиксированными, а зависят от контекста и смысловой направленности обрядовых и бытовых действий. Как писал об этом Н.И. Толстой, «взаимные связи семиотических бинарных оппозиций проявляются в ограниченных, преимущественно ритуальных условиях, в рамках, определенных временем, местом и лицами, причастными к тем или иным ситуациям. Эти ситуации строго лимитированы, и вне их описанные мифологические представления или нейтрализуются, или вообще не проявляются». Так, например, соотношение мужской — женский : добро — зло подразумевает в различных контекстах как прямое (соответствие левых и правых членов оппозиции), так и перекрестное соединение обоих компонентов. Мужское ассоциируется с добром, а женское — с несчастьем преимущественно в обрядах, маркирующих начало года, сезона, определенных работ: это «полазник» (первый посетитель), колядование, поздравительные праздничные обходы, и т.п. В них приход женщины связывался с несчастьем практически во всех славянских традициях, хотя и здесь были исключения: у поляков в Жешовском воев. признавали первое посещение женщины счастливым. В то же время в родильной и погребальной обрядности, в лечебной магии женщина и женское имеет положительную семантику. В трудных случаях порчи или колдовства призывали на помощь сильного колдуна (мужчину), но и женщина выполняла иногда мужские функции (например, сев или пахоту).

В материалах по народной культуре, в отличие от расхожих бытовых представлений о превосходстве (главенстве) мужского (или женского) начала, нет этого противопоставления по сути. Оппозиция, рассмотренная во всей полноте, перестает быть оппозицией вне ситуации, контекста, обряда и т.п. Мужское и женское «противопоставляется», то есть, скорее, определяется, конкретизируется, подчеркивается именно для того, чтобы точнее определить те стороны, объединение, слияние которых обладает «творческой силой», законченностью и божественностью (ср. легенды о божественном создании мужчины и женщины как единой плоти). Именно соединение мужского и женского рождает жизнь, создает новое, которое не является простой суммой слагаемых. Более того, присутствие мужской и женской составляющих необходимо в каждом живом существе и символически — в каждом предмете.

Наряду с тенденцией разделения мужского и женского, довольно сильна и тенденция образования пар, досоздания, достраивания каждого из этих начал до целого, поскольку оба они органично соединяются и в индивидуумах, и в социуме, и в природе. Интересно в этой связи образование родовых пар хрононимами, как, впрочем, и другими лексемами, в том числе обозначающими абстрактные понятия: например, Покров и Покрова ‘праздник Покрова пресвятой Богородицы’; Вербница (Вербица) и Вербич ‘Вербное воскресенье’ (последнее перед Пасхой), полес. дежа и дежун, колос и колосица и под.

И.С. Веселова (Санкт-Петербург)

Рассказ о первых штанах: об одном устойчивом сюжете
в мужских автобиографических текстах

В потоке биографического дискурса выделяются рассказы с повторяющимися из текста в текст сюжетами и мотивами. Нет никаких оснований сомневаться в том, что эти «личные» истории конкретных людей достоверны по причине их повторяемости. Вопрос состоит в том, почему «личные» рассказы так похожи? Какие ментальные, поведенческие, экономические предпосылки и стереотипы формируют матрицу рассказывания? Репрезентативное количество «рассказов о себе» в биографическом дискурсе ХХ века касается темы преодоления критических ситуаций жизнеобеспечения (недостатка необходимого минимума одежды, еды, жилья). Преодоление или переживание этих критических ситуаций люди часто предъявляют в качестве самоидентификации.

В работе использованы материалы собрания «Музей биографий. Русская провинция. ХХ век», сформированного в результате сбора биографического материала в Белозерском и Вашкинском районах Вологодской области, а также публикации интервью в «мужских» журналах для сравнения текстов мегаполиса и провинции.

Среди собранных материалов примерно треть составляли объемные биографические тексты с подробным отчетом «о пройденном жизненном пути», авторами которых были мужчины. Речь в них шла в основном о крупномасштабных эпопеях. В этих исторических полотнах встречаются антропоморфные персонажи, но как будто бы нет ни автора, ни героя, ни события. Персонажи движутся в истории по занятым и оставленным пунктам, высотам, по раскрытым уголовным делам, по выполненным директивам партсовещаний, полученным грамотам и т.д., человеческие силуэты проявляются только на фоне незатейливых нужд. У людей случались переживания, но заданному масштабу эти события не соответствовали, и рассказчики рассказывают о них только по причине того, что события эти ярче остальных: «Особенно запомнился случай со штанами из мешка»; в жизни случились «штаны».

Задача данного доклада состоит в выявлении стереотипии одного из таких повторяющихся сюжетов, а именно мужских рассказов «о первых штанах» на уровне семантики, структуры и прагматики текста.

^ В.В. Воронин (Краснодар)

Отец в семье кубанских казаков: статус и функции

Батько, папа, папаша — эти термины являются основными для обозначения отца в кубанской казачьей традиции. Институт семьи для кубанского казачества явление позднее. Особенно это касается черноморских казаков, наследников запорожской казачьей традиции.

Важнейшей функцией мужчины-отца в казачьей семье являлась хозяйственно-экономическая. В досоветский период на Кубани бытовали малые и большие семьи. Сохранение последних, в столь позднее время, объясняется рядом причин: экономические, — на каждого члена мужской семьи выделялся пай; с уходом казака на службу временная потеря рабочих рук в таких семьях не так ощущалась. Социальные: воспитание у членов семьи чувства коллективизма, готовности к взаимозамене (в случае гибели казака роль отца могли выполнять другие мужчины члены большой семьи).

По мере роста семьи роль отца, как главной рабочей силы, изменялась. Взрослые сыновья брали на себя все тяготы по хозяйству, а отцу оставалось лишь распределять обязанности и осуществлять контроль. При нерадивости хозяина, его безответственном поведении, пьянстве, в казачьей традиции практиковались такие методы воздействия как, например, высылка его станичным обществом из станицы для исправления поведения.

Отец в казачьей семье был не только хозяином, но и учителем: «Як батько робыв, так и тэбэ учив». Напрямую отцовское воспитание касалось лишь мальчиков, и имело определенные возрастные рамки. В раннем возрасте ребенка, казак-отец не только не вмешивался в его воспитание ребенка, но и не помогал жене по уходу за ребенком, что закреплялось в некоторых формах поведения. Примерно с 7–8 лет начиналось обучение, и по мере того, как ребенок взрослел, оно принимало более сложный хозяйственный характер. Под присмотром отца мальчики, помимо выпаса и кормления скота, присмотра за лошадьми, работой «погонычами», начинали овладевать навыками хлеборобства, учиться азам народных знаний. Естественно, что все навыки отца, его нравственные качества, привычки во многом передавались сыновьям: «Якэ дерево, такый и тын, якый батько, такый и сын». Показателен и тот факт, что во многих семьях именно отец водил детей в церковь, обучал молитвам.

Важная роль отца в казачьей семье подчеркивалась и системой наказаний / поощрений. В большинстве случаев право наказания за небольшие провинности и проступки-«шкоды» оставалось за матерью. Отцовское наказание было более жестким, хотя и не всегда влекло за собой физическое воздействие, которое могло иметь место при тяжких проступках. В большинстве случаев отец наказывал сыновей, дочери же оставались под присмотром матери, в связи с чем, у женщин сохранялся в памяти образ отца как ласкового и доброго человека. Поощрение со стороны отца чаще всего выражалось в «добром слове», реже в подарках или игрушках (кстати зачастую сделанных руками отца) — «коныках», «шаблях». Наказание взрослого сына могло проявиться при его «отделении»: в большинстве случаев отец старался дать сыну все для самостоятельной жизни, однако в случае серьезных нарушений (оскорбление родителей, брак без благословения и т.п.) сын мог «выделиться без ничего». В конечном итоге отец во многом определял судьбу каждого члена семьи («отделение» сынов, обучение ремеслу, благословение на брак, усыновление).

Высокий статус отца/батьки в семье являлся основополагающим и в этикете. За столом он занимал главенствующее место (в Святом углу), резал хлеб, заранее перекрестив его, читал молитву за столом, первым начинал есть и первым выходил из-за стола. Беспрекословное подчинение отцу-хозяину всех членов казачьей семьи являлось важнейшей характеризующей чертой, что отразилось в фольклоре: «Як батько сказав, так и будэ»; «Отец сказал — закон».

Таким образом, статус отца/батьки был очень высок в казачьей семье, что объясняется его важной ролью в деле воспитания детей, хозяйственно-экономической и обрядовой жизни, сохранении и передачи знаний в области системы ценностей, хозяйствования.

^ А.И. Ганчев (Одесса)

Статус и роль мужчины в традиционной
болгарской семье во второй половине ХХ в.

Данное исследование базируется на полевых материалах, собранных в ходе этнографических экспедиций Одесского национального университета в период с 1995 по 2001 г. у болгарского населения юго-западной Украины. Семья — социальная система с определенными, характерными для нее типологическими вариантами. Статус и роль каждого ее члена определяется согласно его положению в структуре семьи. Типичный для данного региона расширенный тип семьи включает в себя три поколения мужчин — отец-муж, сын-муж (зять-муж) и сын. В нуклеарной семье варианты сводятся к двум — отец-муж и сын. Каждый из них играет свою роль, определенную рядом внутренних и внешних факторов.

В докладе рассмотрены проблемы, связанные с трансформацией статуса и роли мужчины в болгарской семье юго-западной Украины второй половины ХХ века:

— дана краткая характеристика ролей, выполняемых мужчинами разных поколений в семье; их место в системе родства;

— выделены основные факторы, определяющие главенствующее и/или подчиненное положение мужчины в семье, его изменение в течение ХХ века;

— рассмотрены процессы, влияющие на трансформацию традиционных устоев и представлений о главенстве в семье; эгалитаризация современной семьи;

— уделено значительное внимание роли мужчины при изменении его семейного статуса; появление представителей пенсионного возраста;

— рассмотрено воздействие мужчины на семью, его взаимоотношения c женщинами и изменение его социального, профессионального и образовательного статуса в обществе.

Влияние современного общества на традиционную мужскую культуру нашло свое выражение в появлении многовариантности статуса мужчины и трансформации его роли в семье и обществе, а также в изменении во взаимоотношениях мужчины и женщины в личном и социальном плане.

^ Д.В. Громов (Москва)