Менталитет населения прединдустриального города 60 70 х гг. XIX в. (По материалам тамбова)

Вид материала

Диссертация

Содержание Хронологические рамки исследования – Географическими рамками исследования Методологической основой Источниковая база Научная новизна Практическая значимость Апробация исследования.

Подобный материал:

• С. М. Кирова Кафедра истории России Миграция сельского населения России XVIII iпол., 598.08kb.
• Предписание №269/10, 26.06kb.
• Акт о результатах проведения в Ростовской области плановой выездной проверки полноты, 2587.14kb.
• Новая профессия шанс для безработных граждан и незанятого населения, 178.35kb.
• Крестьянский менталитет и проблемы собственности на землю / Сборник, 268.07kb.
• Акт о результатах проведения в Приморском крае плановой выездной проверки полноты, 1994.2kb.
• Акт о результатах проведения в Тамбовской области плановой выездной проверки полноты, 713.49kb.
• Акт о результатах проведения в Курской области плановой выездной проверки полноты, 1753.11kb.
• Лекция Менталитет интеллигенции 40-х 50-х годов xix-го века. «Литературное обособление», 152.23kb.
• Российская Федерация Амурская область, 53.34kb.

А. Инкеллес, рассматривая влияние модернизации на социальную структуру, отмечает, что модернизация традиционной социальной системы уменьшает уровень дифференциации в каждой из подсистем социальной структуры. Иначе говоря, процесс модернизации сглаживает различия между индивидами и социальными группами, связанные с уровнем доходов, с обладанием статусом, властью, опытом и знанием¹. Так, физические наказания, на взгляд А. Инкелесса, наиболее рельефно указывают на статус человека в социальной иерархии. Автор особо обращает внимание, что в 1762 году дворянство было освобождено от физических наказаний, двадцатью годами позже – купечество, все городские жители – в 1863 году и, наконец, крестьяне – в 1904 году. Это, на взгляд исследователя, – убедительное доказательство распространения на всё население определённых «статусных привилегий», первоначально принадлежавших только самым «высоким социальным группам». А. Инкелесс видит в этом проявление модернизации и гомогенизации социума, изменения господствующих в нём ментальностей. «Однако, – отмечает А. Инкеллес, – нельзя не заметить, как медленно протекал этот процесс»².

В качестве одной из основных причин противоречивого характера модернизационных процессов в пореформенный период, обусловившей специфику трансформации сознания, исследователи называют неразвитость социальной структуры и наличие в ней большого числа архаичных элементов.

А. Рибер для характеристики необычайной запутанности социальной структуры России предложил метафору «осадочного общества»¹. По его мнению, социальные структуры в России второй половины XIX – начала XX века сформировались в результате своеобразного процесса, в котором исторические формы общественных систем и господствующих ментальностей, вместо того, чтобы последовательно сменять одна другую в ходе разрушения каждой новой формой более старой, откладывались вместе и переплетались, сосуществуя в сложных отношениях между собой.

Г. Фриз¹ обратил внимание на «полиморфизм социальной стратификации» российского общества, а также отметил усложнение механизма и расширение возможностей самоиндетификации в пореформенный период. В этой связи исследователь предложил отказаться от господствующей в социальной истории России «сословно-классовой» парадигмы, утверждающей, что в первой половине XIX века была налицо тенденция к замене сословного строя классовым. По мнению Г. Фриза, речь шла о смешанной системе сословий и классов, внутри которой феодальные формы идентичности и ментальности традиционного общества сохраняли свою силу.

Б. Фэдор и Т. Франк отмечают, что специфику российской модернизации второй половины XIX века во многом обусловило влияние традиционных социальных институтов села². В этой связи Б. Фэдор указывает, что в России, в отличие от Западной Европы, нельзя проследить непосредственную взаимосвязь между процессами урбанизации и индустриализации. Рост населения городов в пореформенной России был вызван не столько промышленным подъёмом, сколько повышением уровня горизонтальной социальной мобильности после отмены крепостного права³.

Т. Франк в своём исследовании указывал на значительную инерцию традиционного сознания среди крестьян в ходе модернизации, что и обусловило в конечном итоге, противоречивость последней как в селе, так и в городе⁴.

Западные исследователи также уделяли большое внимание процессу становления в городах второй половины XIX века институтов местного самоуправления, а также процессу формирования и распространения общественных организаций (Д. Бредли, А. Линденмейер и др.)⁵. Рассматривая такие явления в качестве фактора модернизации (в частности модернизации сознания), исследователи видят в них проявления процесса становления гражданского общества в России.

Д. Бредли полагает, что одним из ключевых условий формирования гражданского общества являются общественные организации. При их изучении необходимо применять междисциплинарный подход, поскольку «исследования гражданского общества создаются на перекрёстке социологических теорий и исторических изысканий»⁶. Кроме того, отмечает Д. Бредли, «существует положительная корреляции между активностью общественных организаций гражданского общества и степенью развитости либерализма и демократии... в политической сфере»⁷.

Несмотря на активные теоретические дискуссии вокруг проблем трансформации менталитета населения пореформенной России, ощущается недостаток конкретно-исторических исследований, направленных на выявление степени модернизированности (или традиционности) мышления тех или иных социальных групп в указанный период. Восполнить этот пробел в историографии и призвано данное диссертационное исследование

^ Хронологические рамки исследования – 60 – 70-ые годы XIX века. Выбор таких хронологических рамок был обусловлен тем обстоятельством, что указанный период характеризуется ускорением темпов модернизации российского общества в связи с проведением «Великих реформ». Верхний хронологический рубеж исследования – начало контрреформ Александра III – рассматривается исследователями как время спада модернизационных процессов. Охранительная риторика и мероприятия Александра III (укрепление патриархальной семьи и общины, пропаганда патриотизма, ограничения для институтов гражданского общества – городского и земского самоуправлений, избирательных прав горожан, суда, прессы) затормозили модернизацию общественного сознания, усилили его традиционные черты. Изучаемый период, таким образом, является наиболее репрезентативным в истории российской модернизации XIX века. Именно в такую эпоху бурных перемен социально-экономической, политической и культурной жизни российского общества наиболее рельефно проявляется модификация доминирующих ментальностей.

^ Географическими рамками исследования является Тамбов – типичный прединдустриальный город 60 – 70-х гг. XUX в. В последнее время изучение местной истории становится одним из приоритетов отечественной исторической науки. Сегодня исследования в этой области стали сферой приложения новейших теоретических разработок⁸. Анализ местной истории обладает целым рядом свойств, которые могут оказаться эффективными при решении определенных проблем изучения российской истории, а именно: формирование критического отношения к глобальным априорным абстрактным суждениям и схемам; детализация исследования посредством подробного изучения локальных, кратковременных и сугубо индивидуальных явлений в их исторической конкретности и т. п⁹.

Под прединдустриальным городом в работе понимается поселение, которое в процессе урбанизации утратило многие черты традиционного города и приблизилось к городу индустриального общества¹⁰. К середине XIX в. в Тамбове в результате переселения за городскую черту земледельческого населения слобод резко сократилась доля лиц, занятых в сельском хозяйстве. В пореформенные годы рос удельный вес горожан, работавших в промышленности, торговле, транспорте, строительстве, банковской сфере, учреждениях связи, наряду с традиционным имперским чиновничеством появились большие группы служащих городских и земских самоуправлений, общественных организаций, частных заведений, а также интеллигентов (особенно учителей и медработников). Город перестал быть преимущественно аграрным и административным поселением, приобрел разнообразные современные функции. Вместе с тем, даже по переписи населения 1897 г. традиционные слои населения Тамбова (помещики, жившие в городе только на доходы от имений, другие рантье, пенсионеры, чиновники, частная прислуга) еще составляли немногим более половины жителей. Этим Тамбов отличался от уже индустриальных городов, в частности, Ярославля¹¹.

Основная цель исследования – рассмотреть процесс трансформации менталитета городского населения прединдустриальных городов пореформенной России (на примере Тамбова) и установить характер взаимосвязи между трансформацией менталитета в процессе модернизации и объективными социально-экономическими и политико-правовыми условиями жизнедеятельности горожан.

Исходя из поставленной цели, в диссертации определены следующие задачи исследования:

• определить степень влияния изменений в городской социальной структуре на модернизацию сознания горожан;
  
• исследовать соотношение традиционно-корпоративного и модернизированного типов социо-групповых отношений в городской социальной структуре, а также степень влияния этого соотношения на трансформацию господствующих в городе ментальностей;
  
• установить степень соответствия экономической активности социальных групп, занимавшихся торгово-промышленной деятельностью, нормам буржуазного сознания;
  
• выявить специфику политической культуры и гражданского сознания городского населения, проявляющихся в деятельности органов городского самоуправления и общественных организаций;
  
• определить уровень развития в среде горожан правосознания, характерного для гражданского общества.
  

^ Методологической основой исследования служат принципы историзма и объективности. В работе применяются как общие, так и специальные методы исторического познания – генетический, факторный, типологический, компаративный. В диссертации широко применяется междисциплинарный подход, выраженный в использовании методологического и теоретического аппарата таких наук, как социально-историческая антропология, историческая психология, социология.

В последние десятилетия, в условиях смены научных приоритетов в области исторических исследований, на первый план выдвигается изучение проблем, касающихся не только объективных социально-экономических и политических процессов, но и проблем, связанных с познанием личности в истории. Именно к таковым принадлежит проблематика менталитета.

К научным направлениям, изучающим менталитет, относятся, среди прочего, историческая психология, социально-историческая антропология.

Усилия специалистов, работающих в направлении исторической психологии, сосредоточены не только на зафиксированных в источниках поступках людей другой эпохи, но и на характере их мышления. Исследователи изучают не столько зарегистрированные поступки людей, сколько скрытые стремления, которые сопровождали те или иные поступки и исторические события. Таким образом, предметом исторической психологии являются не всегда сформулированные ясно, не вполне осознанные «привычки сознания», ментальность.

Ключевой проблемой социально-исторической антропологии является анализ представлений, хотя понятием «представление» широко пользуются и другие науки (например, социология). Предметом анализа социально исторической антропологии являются не только представления, но и групповые поведенческие нормы и стратегии. В этом смысле внимание исследователей привлекают символы, обряды, ритуалы, системы жестов и т.д. В предмет социально-истори­ческой антропологии входит анализ взаимосвязи мира воображения, неявных предпочтений людей и поведенческих стереотипов. С одной стороны, акцент делается на синхронистическом анализе той или иной социальной системы, с другой — историк не может уйти от ди­ахронического взгляда на изучаемые явления.

Социально-историческая антропология уделяет большое внимание массовым и групповым явлениям. В этой области исторического знания исследуются не только самоочевидные для данного общества и культуры проявления, но также явления, имеющие место, хотя и отвергаемые в данной социальной среде.

Социально-историческая антропология отдает должное исследованию конкретных, индивидуальных случаев. Социально-детерминированные и всеобщие явления демонстрируются через индивидуальные и уникальные. Иногда да­же говорят о микроистории, которая исследует отдельные случаи, приковывает внимание к мотивации, микроконфликтам¹². Помимо «исторических личностей», исследователи обращаются к жизнен­ным проявлениям рядового человека, что обуславливает широкое обращение к источникам личного типа: письмам, запискам, дневникам и т.п.

Социально-историческая антропология рассматривает человека как субъекта, существующего в обществе. На вопрос, как именно человек существует в обществе, сегодня существует два ответа.

Первый базируется на представлении о человеке как «ансамбле» социальных отношений. В соответствии с этим подходом общество производит тех людей, которые ему нужны.

Второй подход базируется на понимании человека как автономного индивида, наделённого сознанием и волей, способного к осмысленным поступкам и сознательному выбору. В этом случае общество представляет собой сумму индивидов и является продуктом их сознания и воли.

Между двумя этими теориями существует очевидное противоречие. В истории социологии первой попыткой преодоления такого противоречия была социальная теория К. Маркса, который рассматривал общество как продукт воспроизводства людьми своей жизни¹³. Среди современных теорий можно выделить концепции П. Бергера, П. Бурдье¹⁴. Именно в этом направление работает и социально-историческая антропология.

Менталитет (ментальность) является центральным понятием исторической антропологии. Единого определения понятия «менталитет» в исторической науке не существует. Каждое историческое направление, так или иначе затрагивающее проблемы менталитета, выдвигало своё определение. Также различается понимание менталитета в различных школах исторической науки.

Среди существующих определений можно выделить следующие:

• менталитет – это совокупность идей, интеллектуальных установок, присущих индивиду и соединённых друг с другом логическими связями или же отношениями веры;
  
• менталитет – это склад мышления, комплекс базовых представлений или предрассудков, которые и управляют мышлением индивида или группы;
  
• менталитет – это естественное реагирование и поведение, непроизвольный, мало подверженный воздействию сознания образ мышления;
  
• исторический менталитет – это совокупность способов и содержаний мышления и воспитания, характерных для определённого коллектива и в определённое время. Менталитет проявляется в действии.
  

И.В. Герасимов предложил понимать под явлениями, которые охватывает менталитет, наиболее общие функциональные механизмы формирования общественной мысли, коллективное бессознательное¹⁵.

Б.Н. Миронов понимает под менталитетом социально психологические стереотипы, автоматизмы и привычки сознания, заложенные воспитанием и культурными традициями, ценностные ориентации, значимые представления и взгляды, принадлежащие не отдельным личностям, а той или иной социально-культурной общности. «Ментальности можно назвать парадигмами или моделями восприятия, понимания и оценки действительности, выработанными общественным или массовым сознанием в рамках данной общности, и разделяемыми всеми или подавляющим большинством её членов. Взятые в совокупности ментальности образуют менталитет – некую систему, нередко противоречивую, которая, тем не менее, обеспечивает отдельного человека и ту общность, к которой он принадлежит, глубинной программой деятельности, правилами или алгоритмами поведения, своего рода инструкциями на все или, по крайней мере, на важные случаи жизни»¹⁶.

Под менталитетом, таким образом, пони­мают общие принципы мышления, которые определяют формы проявления чувств, то есть в целом составляют дух той или иной эпохи. Ментальности включены в основание социальной жизни. В то же время они са­ми социально и исторически обусловлены. Они имеют нерефлексив­ный или частично рефлексивный характер.

Во всех перечисленных определениях, несмотря на разные акценты, одинакова главная сущностная характеристика менталитета – это определённый образ мышления. Таким образом, менталитет не приравнивается к мышлению. Если мышление есть процесс познания мира, то менталитет – всего лишь «манера» мышления, его склад, особенности, своеобразие.

Историки марксистской школы, утверждая зависимость индивида от объективных исторических законов, никогда не объясняли, как конкретно объективные законы действуют на сознание людей, каковы внутренние субъективные мотивы поведения человека. Именно механизм воздействия объективных исторических законов и само миропредставление людей является предметом наук, изучающих ментальности.

Менталитет складывается как результат переработки сознанием реалий действительности. Сюда включается и наследование прошлых представлений. В центре внимания исследователей менталитета находится установление степени и характера освоения людьми как собственного жизненного опыта, так и окружающего их мира.

Терминология исследования истории менталитета еще не устоялась окончательно. Так, например, одни исследователи употребляют понятия «ментальность» и «менталитет» как равнозначные русские эквиваленты французского термина «mentalite». Некоторые западные исследователи пишут это слово по-французски¹⁷.

Другие историки стремятся разграничить «ментальность» и «менталитет». Они, в свою очередь, указывают, что, если менталитет имеет всеобщее общечеловеческое значение, касается таких понятий как мышление и сознание (мышление русского человека, сознание француза), то ментальность относится к самым различным социальным стратам и историческим временам (русская ментальность, средневековая ментальность, купеческая ментальность). Однако у такого подхода имеются свои противники. В 1993 году в журнале «Вопросы философии» прошла дискуссия по вопросам российской ментальности. А. П. Огурцов выразил сомнение в существовании национального характера ментальностей, в их способности символизировать собой национальный характер, дух того или иного народа. Он предложил новое определение ментальности, подразумевая под ней систему норм и представлений социальных групп, все элементы которой тесно сопряжены и взаимосвязаны друг с другом¹⁸.

Фактически, А. П. Огурцов настаивает на том, что, определяя размер группы с той или иной ментальностью, под группой следует понимать малые, наиболее однородные группы.

Таким образом, исследователи отмечают, что сегодня ментальностью называются любые устойчивые проявления духовной жизни. «Менталитет превратился в неопределённую, семантически перегруженную метафору»¹⁹. В этой связи понятия менталитет и ментальность используются в диссертационной работе как синонимичные.

К источникам изучения менталитета принято причислять идиомы, пословицы, топонимы, язык тела (церемониалы, жесты, танцы и т.д.), коллективные представления, самоназвания и символы социальных групп, материалы личного характера (письма, мемуары, дневники и пр.), «устную историю», этнографические материалы.

По мнению ряда исследователей, внутри многообразия коллективных представлений следует выделять так называемые «центры тяжести» – представления о человеке и представления о группе, к которой человек себя относит. Ряд исследователей утверждает, что вопрос «каков ваш менталитет?» лишён смысла, так как менталитет может быть отслежен лишь там, где мы видим что-то непохожие на нас самих. То есть менталитет отслеживается всегда в оппозиции «мы – они» и это считается невозможным сделать в паре «мы – я» ²⁰.

Как таковое развитие методологии познания истории через человека, через изучение его менталитета начинается во второй половине XIX века, когда под влиянием позитивизма произошёл качественные изменения в теории познания.

В 80-е годы XIX века в социологии Э. Дюркгеймом было сформулировано понятие «коллективное сознание»²¹. Тогда же психология впервые ввела в оборот термин «ментальность». На рубеже XIX-XX веков В. Дильтей в своей работе «Введение в науки о духе» доказывал, что история человечества лучше может быть представлена как последовательная смена «психологических мировоззрений». Они воплощены в сочинениях литературных, религиозных и философских гениев²². В этот же период М. Вебер и В. Зомбарт в рамках социологии исследовали проблемы буржуазной идентичности²³. Французские психологи Г. Лебон и Л. Тард обратились к психологии масс. На рубеже веков они создают школу, изучающую массовую психологию и инстинкты²⁴.

В 20 – 30-ые годы XX века З. Фрейд заложил основы психоистории, получившей сегодня широкое распространение на Западе²⁵. Его теория объясняет деятельность людей посредством анализа бессознательного.

С 20-ых годов XX века в западной историографии складывается новое направление истории, яркими представителями которого были М. Блок и Л.Февр – основатели школы «Анналов». Они оспаривали главенствующую роль событийной истории, перенося акцент на изучение длительных процессов. К ним они относили такие процессы, как, например, движение заработной платы, демографические изменения, эволюция психологии. Главная задача этого направления заключалась в воссоздании жизни людей в её целостности. Для этого необходимо было выяснить, как чувствовали и мыслили люди в разные века. М. Блок и Л. Февр предупреждали об опасности, подстерегающей исследователя при изучении менталитета. Она заключается в невольной попытке приписать современные нормы и ценности людям разных эпох. Гарантией против этой ошибки М. Блок и Л. Февр считали сотрудничество историков и психологов²⁶.

В России в 1920-е годы проблемами коллективной психологии занимался В.М. Бехтерев. Он пытался в своей работе «Коллективная рефлексология» осмыслить психологию человеческих общностей через призму индивидуального подхода как психолог, но не как историк²⁷.

В 1960 – 70-е годы методологию исследования менталитета разрабатывал Б.Ф. Поршнев. В 1966 г. вышла его книга «Социальная психология и история»²⁸. Б.Ф. Поршнев занимался главным образом интерпретацией психологии первобытных людей.

В методологическую базу исследования менталитета значительный вклад внесли такие исследователи как М. М. Бахтин, А. Я. Гуревич, М. М. Баткин. Их внимание сосредоточено на исследовании менталитета человека эпохи средневековья и Возрождения²⁹.

Так, методологический подход А. Я. Гуревича базируется на анализе категорий мышления – мыслительных схем, образующих мировоззрение людей. А. Я. Гуревич полагает, что эти категории предшествуют осознанным идеям. Эти категории, помимо прочего, заключены в языке и других знаковых символах.

Кроме того, в современной социально-исторической антропологии всё большее распространение получает типологизация – специфический способ выявления закономерностей социокультурной реальности. В любой реакции человека на ситуацию можно выделить нечто типичное, которое соотносится с представлением о принадлежности к группе. Позиция социального агента в структуре социальных групп принуждает человека воспроизводить групповые социальные представления. В совместной деятельности групп возникает общая система практик «людей – социальных агентов», которые живут в сходных социальных условиях. Тип – это объект, выделяемый и рассматриваемый в качестве представителя множества других объектов и наделёнными чертами общими для всех них. Социально-историческая антропология выделяет несколько социальных типов: «крестьянин», «буржуа», «джентльмен», «интеллектуал» и т.д³⁰.

Устоявшиеся идентичности являются также предметом изучения «серийных историй» того или иного толка. Сформулированная Ю.Л. Бессмертным особенность «серийного подхода» заключается в том, чтобы «формировать ментальный вариант, который был в той или иной мере свойственен всем вообще, но никому конкретно»³¹. Этот подход представляет ценность для изучения стабильных неполяризованных обществ, где выявленный «ментальный инвариант» в действительности был господствующей тенденцией, основным содержанием той модели мышления и поведения, на которую ориентировалось подавляющее большинство людей. Однако такой подход имеет свои слабые стороны. Во-первых, он не способен сконструировать образ того общества, в котором нет ничего типичного, а во-вторых, упускает из вида всё изначальное многообразие альтернатив формирования идентичностей, а также механизм их становления.

Сегодня очевидно, что проблема реконструкции менталитета связана с целым рядом трудностей. Исследователи всё чаще задаются вопросами о том, каким должен быть язык описания менталитета, каков механизм передачи норм менталитета от поколения к поколению, каким образом изменяется ментальность. Как мы уже убедились, среди учёных имеется разброс мнений в вопросе, что такое менталитет. Большинство современных исследований в области методологии сосредоточено на преодолении именно этих трудностей.

К выяснению общего смысла и направленности социальных изменений, которые происходили в российском обществе во второй половине XIX века в современной историографии, как правило, принято подходить с помощью двух основных теорий – общественно-экономических формаций и цивилизационной. Обе теории сходны в том, что в основе метафор, которыми их приверженцы пользуются при описании исторической действительности данного периода, лежит понятие о качественном изменении социальной структуры общества и способа его функционирования.

Согласно концептуальным императивам формационного подхода XIX столетие считалось эпохой смены феодальной формации капиталистической. Подразумевалось, что социальные процессы производны от экономических; и наиболее типичным проявлением этого убеждения была подчёркивающаяся в исторических исследованиях мысль о связи между утверждением капиталистической формации в экономике страны и становлением основных классов буржуазного общества, их «вызреванием» изнутри сословной структуры феодализма.

Для сторонников цивилизационного подхода в отличие от приверженцев формационной теории свойственен акцент не только на сфере социально-экономических отношений, но и на интеллектуальных, политических и внешнеполитических, социальных и психологических аспектах модернизации – перехода от традиционного доиндустриального общества к индустриальному. Модернизация – комплексный процесс структурной и функциональной дифференциации общества, индустриализации, урбанизации, бюрократизации, профессионализации, рационализации и т. д. Она захватывает различные сферы общественной жизни – экономическую, социальную, политико-правовую, культурную. Изменения в этих сферах связаны между собой и коррелируют друг с другом.

Утверждению в науке модернизационной парадигмы способствовали работы целого ряда исследователей (У. Ростоу, Д. Лернер, К. Блек и др.)³². Многие из теоретиков модернизации опираются на социологическую теорию Т. Парсонса, который исторический процесс сводил, в значительной степени, к трансформации архаичных обществ в современные³³.

Однако уже в 1960 – 1970-ые годы теория модернизации подверглась критике представителей других методологических школ. Объектом такой критики стали, прежде всего, тезис о несовместимости традиции и современности и «этноцентризм» значительной части исследователей – американцев и европейцев, претендовавших на универсальность исторического опыта своих стран, – игнорирование ими альтернативной модели развития, «успешного» варианта модернизации вне западноевропейского либерализма.

К концу 1970 – началу 1980-х годов в исследованиях, выполненных в рамках теории и методологии модернизации, произошли определённые сдвиги. Исследователи стали больше обращать внимания на проблему соотношения и сосуществования модернизированных и традиционных элементов в обществах. На смену абстрактным и умозрительным моделям пришёл конкретно-исторический анализ конкретных обществ.

Сегодня модернизацию обычно определяют как процесс, посредством которого нация осуществляет переход от одного состояния социально-экономической и политической организации к другому, а именно – от традиционной социальной модели к зрелому индустриальному обществу³⁴.

Традиционное общество, по мнению А. Инкеллеса, подобно любому другому, не может постоянно пребывать в состоянии полной стагнации: «Оно изменяется, поскольку вынуждено приспосабливаться к новым ситуациям и потребностям. Возникают новые социальные группы, выполняющие новые функции, а старые группы теряют свои функции или средства для поддержания их старого стиля жизни, но структурная жесткость традиционного общества не даёт возможности новым группам приобрести тот статус, следовать тому стилю жизни, или получать такое образование, которые соответствовали бы их доходу и влиянию, приобретённым лишь недавно»³⁵. К. Блек указывает, что традиционное общество социально устойчиво. Для него характерны «образцы поведения, остающиеся постоянными от поколения к поколению, даже во время войн и миграций»³⁶.

Очень часто процесс модернизации связывают со становлением гражданского общества. Европейские и американские историки используют концепцию гражданского общества для анализа индивидуальной и групповой идентичности, отношений между индивидом и государством, для изучения реформаторских движений, процессов формирования гражданственности, политической культуры, для характеристики общественной и частной жизни.

^ Источниковая база Эпоха нового времени, по сравнению со средневековьем, расширила в количественном и качественном отношениях базу источников для реконструкции исторических ментальностей. По мере распространения грамотности, круг людей, менталитет которых можно отследить, становится значительно больше. Стремление эмансипированной личности к активной социальной деятельности ведет к тому, что исторические ис­точники начинают порождаться не только в государственной и церковной сферах, как это было в целом характерно для предыдущего этапа, но и в личностной и общественной сферах. Увеличение мобильности населения способствовало увеличению количества эпистолярных и других источников личного характера, появляющихся в процессе как межличностной, так и деловой коммуникации.

Исследователей менталитета от представителей других направлений отличает, по выражению А. И. Куприянова, «всеядность» в отношении источников³⁷. Трудно найти такой источник, в котором в той или иной форме не нашли свое отражение взгляды, мнения, настроения людей, их личные или групповые пристрастия, то есть все то, что характеризует менталитет как таковой.

Анализ источников в изуче­нии ментальностей имеет свою специфику. Здесь, помимо отбора источников, большую роль играет угол зрения исследователя. Информация ментального характера почти никогда не фиксируется в источниках непосредственно. Поэтому перед историком всегда стоит задача расшифровки текста, уяснения символики языка, поиска скрытого подтекста.

Источниковую базу диссертационного исследования составили несколько различных групп исторических источников. Прежде всего, это делопроизводственные материалы органов городского и сословного самоуправления Тамбова и других губернских городов, а также канцелярии губернатора³⁸, хранящиеся в Государственном архиве Тамбовской области. В эту же группу источников входят опубликованные журналы заседаний тамбовской городской думы³⁹.

Другую группу источников составили материалы личного характера – мемуары, дневники, эпистолярное наследие, принадлежащие представителям различных социальных групп и освещающие общественную жизнь как Тамбова, так и других городов центральной России.

В исследовании использованы также этнографические материалы⁴⁰ и художественная литература.

В источниковедении принято связывать информацию о менталитете, прежде всего, с ис­точниками личного происхождения (мемуары, дневники, эпистолярное наследие). Однако документы российских государственных учреждений, а также фондов местного и сословного самоуправления содержат немало сведений, которые могут быть признаны вполне информативными для реконструкции общественных настроений и представлений людей. Ко всему прочему, значительное увеличение разновидностей актовых источников во второй половине XIX в. указывает на активизацию личности в частноправовой сфере, что приобретает особую значимость в контексте исследования процесса модернизации в пореформенный период.

Необходимо отметить, что среди материалов, предоставляемых перечисленными фондами ГАТО, существует большая группа документов, написанных от имени конкретных людей, а не организаций. Это – разного рода прошения, заявления, письма и т.д. Несмотря на то, что в большинстве своём эти источники, на первый взгляд, однотипны и имеют формальный характер, тем не менее, в них содержится весьма ценная историко-антропологическая информация. Для исследования менталитета в такого рода документах ценны прежде всего те факты, которые демонстрируют, каким образом люди мотивируют свои поступки и намерения и какие из мотивов считаются этими людьми достаточными для формального объяснения с тем или иным учреждением (будь то городская дума или мещанская управа). Такого рода мотивы позволяют делать вывод о стереотипах мышления и поведения, распространённых в данный хронологический период и лишь отчасти рефлексируемых современниками.

Часть этих источников составлена зачастую малограмотными людьми, с трудом выражавшими на бумаге свои мысли и чувства или, напротив, излагающими их легко и просто, без соблюдения тех или иных языковых норм. Данные, предоставляемые этими источниками, чрезвычайно ценны для изучения эмоций, чувств, настроений простых людей. Поскольку откровенность таких источников определялась не только тем, для кого они создавались, но и психологическими особенностями их авторов, то искренность таких свидетельств значительно выше, чем аналогичных источников, написанных представителями образованных слоев общества.

Кроме того, существующие в фондах государственных учреждений, городского и сословного самоуправления документы неличного характера – отчёты, постановления, межведомственная переписка также представляют научный интерес в контексте изучаемой проблематики. В пореформенный период стиль языка делопроизводства не являлся абсолютно формализованным. Для материалов такого рода была характерна достаточно высокая степень эмоциональности языка, что позволяет увидеть за подобными документами не столько саму организацию, сколько людей, которые её составляли.

В исследовании использованы мемуары, авторы которых проживали в 60 – 70-е года XIX века и оставили в своих воспоминаниях свидетельства о городской общественной жизни, будь то описание явлений или же их оценка.

Среди таких воспоминаний – мемуары генерала и военного писателя Павла Петровича Карцова (1821 – 1892), который в конце 60-х – начале 70-х годов XIX века возглавлял расквартированную в Тамбове дивизию⁴¹. П. П. Карцов в своей книге привёл разносторонние характеристики как отдельных людей, так и различных социальных групп тамбовского общества в указанный период, осветил деятельность общественных организаций и органов местного самоуправления. Наиболее ценные сведения, сообщённые П. П. Карцовым, касаются деятельности городского дамского комитета, а также взаимоотношений между органами земского самоуправления и губернской администрацией.

Большое значение для исследования представляют также свидетельства генерала Василия Дементьевича Новицкого – начальника Киевского губернского жандармского управления – о нравах тамбовского чиновничества, а также о раскольничестве и сектантстве среди купечества Тамбовской губернии ⁴². В. Д. Новицкий в Тамбове в течение 5 лет (1874 – 1879) служил в должности начальника губернского жандармского управления.

И П.П. Карцов и В.Д. Новицкий воспринимали окружающую реальность глазами просвещённых чиновников, не чуждых новым веяниям, но более всего беспокоившихся за стабильность государственных устоев.

В диссертации также использовались воспоминания об общественной жизни Тамбова и в целом Тамбовской губернии 60 – 70-ых годов XIX века А.М. Герасимова⁴³, Н.И. Реморова⁴⁴, В.И. Дмитриевой⁴⁵, В.А. Гиляровского⁴⁶, В.Н. Давыдова⁴⁷.

Другую группу мемуаров составили воспоминания В.П. Рябушинского и дневник А.С. Суворина, которые хотя и не имели непосредственного отношения к Тамбову, тем не менее, оставили ценные наблюдения, связанные с тематикой исследования.

Представитель старинного купеческого рода Владимир Павлович Рябушинский в своём очерке «Судьба русского хозяина», написанном в эмиграции после 1917 года и составленном на основе собственных воспоминаний, указывал на специфику генезиса и развития русской буржуазии в сравнении с западноевропейской⁴⁸. Особый акцент в своём произведении В. П. Рябушинский делал на таких особенностях купечества, как религиозность и патриархальный образ жизни. В этих воспоминаниях наиболее репрезентативно представлен менталитет русской буржуазии Наблюдения, сделанные В.П. Рябушинским в сфере психологических особенностей русского купечества, представляют огромную ценность и уникальный материал для исследователей менталитета.

Знаменитый издатель Алексей Сергеевич Суворин в своём дневнике, охватывающем период с 1873 по 1912 годы, оставил ряд записей, относящихся к пореформенной эпохе и свидетельствующих о процессе модернизации сознания русской интеллигенции и других социальных групп⁴⁹.

По мнению исследователей, периодическая печать, отчасти привлекаемая в диссертации⁵⁰, возникла как средство воздействия на личность. Это связано как с эмансипацией личности, так и со стремлением какой-либо обще­ственной группы или государства подчинить ее своему идеологи­ческому влиянию. В контексте изучаемой проблемы публицистика предоставляет сведения, в частности, об идеологии некоторых общественных организаций и в целом о городской общественности – об институтах гражданского общества, о системе ценностей и мироощущении горожан.

Не осталась вне поля зрения и художественная литература изучаемого периода. В диссертационном исследовании использованы сочинения Н.С.Лескова, А.Н. Островского, Ф.М. Достоевского, А.И. Левитова⁵¹. В контексте данного исследования наибольший интерес представляет информация о менталитете, содержащаяся в художественных произведениях, посвящённых современной автору эпохе. Большую ценность также имеют произведения художественной критики второй половины XIX века, для которой характерна, по выражению С.О. Шмидта, «социокультурная типизация явлений общественной жизни и отдельных литературных героев»⁵². При анализе художественной литературы необходимо также принимать во внимание специфику восприятия произведений не только публикой, но и властью.

В целом источниковая база представляется достаточной для реализации поставленных в данном диссертационном исследовании целей и задач.

^ Научная новизна диссертации состоит в том, что впервые была предпринята попытка исследовать изменения в менталитете городских слоёв Тамбова 1860 – 1870-х гг. – типичного губернского города – в процессе модернизации. Кроме того, в научный оборот введено большое количество неопубликованных ранее архивных источников

^ Практическая значимость работы заключается в том, что она вносит определённый вклад в изучение модернизации сознания и трансформации менталитета населения прединдустриальных городов пореформенной России. Результаты исследования могут быть использованы при подготовке учебных пособий, лекций, специальных курсов, а также для написания обобщающих работ по историко-антропологической проблематике.

^ Апробация исследования. Основные положения диссертационной работы изложены автором в серии публикаций, а также представлены в выступлениях и докладах на региональных научных конференциях преподавателей и аспирантов «Державинские чтения» в Тамбове (2002, 2003 гг.), а также на международной конференции «Социальная история российской провинции в контексте модернизации аграрного общества в XVIII – XX вв.» (Тамбов, 2002 г.). Диссертация была обсуждена на кафедре Российской истории ТГУ им. Г.Р. Державина.