Страницы отечественной истории: 1917-1941 гг. Хрестоматия Ставрополь 2009
| Вид материала | Документы |
- Тростников Знаменитость Остросюжетный роман рассказ, 246.11kb.
- Программа лекционного и семинарского курса для студентов исторического отделения Часть, 113.74kb.
- Ионального образования «воронежский государственный педагогический университет» Хрестоматия, 1230.91kb.
- Рекомендации к подготовке и проведению Викторины по истории Великой Отечественной войны, 86.94kb.
- Самарский Государственный Педагогический Университет Кафедра Отечественной истории, 1671.9kb.
- Программа курса «История отечественной журналистики. Ч. 1-3», 1120.36kb.
- Юбилейная медаль «Сорок лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», 21.03kb.
- Список использованной литературы: Сборники законодательных актов: Власть и пресса, 161.06kb.
- Редакционная коллегия, 2025.27kb.
- План мероприятий, посвященных празднованию 65-й годовщины Победы в Великой Отечественной, 735.86kb.
^ «БЛАГО РЕВОЛЮЦИИ… И ИНЫХ ПОСТУЛАТОВ У МЕНЯ НЕТ»
[А.К. ВОРОНСКИЙ]
«Благо революции превыше всего, и иных постулатов у меня нет…», - так писал о себе Александр Константинович Воронский. Он родился 31 августа 1884 года в селе Хорошевка Кирсановского уезда Тамбовской губернии в семье бедного сельского священника. Отец умер рано, сыну, казалось, предстояла привычная дорога: училище, семинария, духовная служба. Но получилось иначе… […]
Член социал-демократической рабочей партии с 1904 года, подпольная кличка — товарищ Валентин. Первое литературное произведение — листовка к первомайскому празднику 1905 года. Исключён из Тамбовской духовной семинарии с формулировкой — «за буйство, вредное в политическом отношении».
В.В. Малышев, старый революционер, впервые встретивший Воронского на квартире одного из руководителей Петербургской организации РСДРП М.И. Ульяновой, вспоминал: «Он категорически требовал от нас партийной работы. Я ему говорил, что вы, мол, провалитесь по молодости, провалите и нашу организацию. Но в ответ на это парень ерошился, шумливо требовал предоставить ему явку в район».
В биографиях профессиональных революционеров есть нечто общее. Явки, собрания, споры, демонстрации, аресты, тюрьмы... Александр Воронский участвует в декабрьском восстании в Москве, готовит выступления моряков Балтийского флота, проходит через арест и ссылку, участвует делегатом в знаменитой Пражской конференции РСДРП в 1912 году.
«Сегодня поездом № 6 в вагоне третьего класса № 1961 выехал в Саратов через Харьков серьезный социал-демократ, бывший на ленинской конференции, Александр Константинович Воронский, именуемый «Валентин». Приметы: лет 26, небольшого роста, блондин, лицо круглое, усы подстрижены, бороды нет, при походке наклоняется вперед, носит светлое пенсне в черной оправе. Установить тщательное наблюдение...»
^ Из донесения начальнику жандармского управления Саратова.
И снова арест... Ему посчастливилось на встречи с людьми, изменявшими судьбу России и мира. Знакомство во владимирской тюрьме с Михаилом Фрунзе и дружба, сохранявшаяся до последних дней жизни полководца революции. Работа вместе с М.И. Ульяновой, Серго Орджоникидзе, В.В. Воровским, В.И. Подбельским. 16 ноября 1905 года он в первый раз видит и слушает Ленина, а через год беседует с ним.
В 1924 году, через несколько месяцев после смерти Ленина, Александр Воронский публикует тоненькую книжечку «Ленин и человечество», составленную из очерков о Ленине, написанных в революционные годы. Есть в ней мысли, которые живы и сегодня в наших размышлениях о прошлом и будущем.
«В нашей партии нет человека, который бы так живо, так близко, так остро и проницательно ощущал, воспринимал и знал Россию, как Ленин. Великая любовь рождает и великую ненависть. И то, и другое у Ленина до краёв: ненависть к России царей, дворян и Колупаевых, и любовь к России непрестанного, страдальческого труда. Он — величайший в мире интернационалист — в то время наиболее национален, наиболее русский, с головы до пят».
В биографии Воронского, профессионального революционера, было и своё, ему присущее: любовь к литературе. В ссылке выпускает нелегальный журнал «Яренская колония политических ссыльных», посылает Горькому первые рассказы. В Одессе печатается в газете «Ясная заря» у Воровского. Заметки, корреспонденции о буднях рабочего класса, фельетон, литературные заметки о Горьком, Леониде Андрееве, Аверченко… И в годы революции он продолжал партийную работу неразрывно с журналистским литературным трудом...
В 1921 году редактор иваново-вознесенской газеты «Рабочий край», член бюро губкома партии А.К. Воронский был вызван в Москву. Ему поручалась работа среди художественной интеллигенции молодой Советской республики. В один из вечеров 21-го года на квартире В.И. Ленина в Кремле состоялась встреча, обсуждалась, в частности, и программа первого советского «толстого» литературно-художественного и общественно-политического журнала «Красная новь».
«...Я задался целью дать и "вывести" в свет группу молодых беллетристов — наших или близких к нам. Такая молодёжь есть. Кое-каких результатов я уже добился. Дал Всеволода Иванова — это уже целое литературное событие, ибо он крупный талант и наш. Есть у меня С.А. Семенов, Зуев, Либединский, Н. Никитин, Федин и др.»
^ Из письма А.К. Воронского В.И. Ленину.
Николай Никитин, член возникшей в Петрограде литературной группы «Серапионовы братья», вспоминал, что однажды утром был разбужен каким-то человеком, приехавшим познакомиться с ним и его друзьями. Это был Александр Воронский. «Бронепоезд 14-69» Вс. Иванова, «Барсуки» Л. Леонова, «Конармия» и «Одесские рассказы» И. Бабеля, «Виринея» Л. Сейфуллиной, «Зависть» Ю. Олеши, «Дума про Опанаса» Э. Багрицкого, — все они выходили в мир при активном благожелательном участии редактора «Красной нови».
«Не думайте, что печатание в «Красной нови» было тогда обыкновенным будничным явлением. Это был серьезный и, пожалуй, до известной степени политический шаг».
Из воспоминаний Н. Никитина.
Воронский не только впервые печатал молодых, он первым многих из них и оценил:
«Бабель глубоко заглянул в народную толщу Афонек и там даже под покровом жестокостей увидел правду их жизни, непреложной, как роса, воздух, солнце, море, горы... Бабель сквозь жестокость, видимую бессмысленность и дикость видит особый смысл, скрытый, правдоискательство».
«Берёт ли Леонов людей, оставляющих след в истории, или неприметных обывателей... он прежде всего неизменно видит трагедию, вырастающую из столкновения маленькой человеческой личности с железной поступью истории».
«Мне нравится Андрей Платонов, он честен в письме... У меня есть его повесть о рабочем Пухове — эдакий русский Уленшпигель».
На страницах «Красной нови» происходил и не менее важный процесс взаимодействия молодёжи с опытными писателями, несшими в своём творчестве связь с классической русской литературой. Автобиографическая трилогия и «Жизнь Клима Самгина» А.М. Горького, «Аэлита» Алексея Толстого, произведения М. Пришвина.
Как итог – статистические данные. За шесть лет редакторской работы А.К. Воронского в «Красной нови» выступили 75 беллетристов, 104 поэта, 101 критик.
«...При условиях, сложность и тяжесть которых мне известны, Вам удалось создать отличный журнал. Это Ваша заслуга перед русской литературой так же неоспорима, как поучительна Ваша энергия».
^ Из письма А.М. Горького Л.К. Воронскому
Он жил и работал в советской литературе в счастливое и одновременно трудное время. […] И если он мог спорить временами с Луначарским, Полонским, и это были споры своих, близких в главном людей, то борьба, в которую на долгие годы втянули его идеологи Российской ассоциации пролетарских писателей, шла не на жизнь, а на смерть.
«Воронский Карфаген должен быть обязательно разрушен»
Леопольд Авербах, один из руководителей РАППа.
«Воронщину необходимо ликвидировать».
«На посту». 1924. № 1.
Откуда шло это ожесточение, о чём же шел спор?
Если отвлечься от частностей, крайностей, захлестывавших порой и Воронского, и его противников, то спор упирался в главное — какой быть культуре нового возникавшего общества. Строить культуру на пустом пространстве или поверяя её (при критическом марксистском подходе) ценностями культуры прошлого, истории? Является ли талант решающим критерием для участия в художественном творчестве или идеал художника — это идеологически безгрешный, с безупречной пролетарской родословной человек? […]
РАПП: «Мы будем бороться с теми стародумами, которые в благоговейной позе, без достойной критической оценки застыли перед гранитным монументом старой, буржуазно-дворянской культуры и не хотят сбросить с плеч рабочего класса её гнетущей идеологической тяжести».
А. ВОРОНСКИЙ: «Она — не гранитный монумент, не осколок, т.е. не нечто мертвое, что как памятник о прошлом нужно охранять, а нечто живое и действенное, необходимое нам в борьбе и победах». Писатели «должны не выдумывать, не подгонять свои вещи под готовые шаблоны, не перелагать передовые, а глубже, внимательнее, сосредоточеннее всматриваться в действительность, показывать жизнь, соединяя художественную правду с идеалами коммунизма... У художника есть своя основная цель — художественно правдиво воспроизводить жизнь».
^ РАПП: «Наиболее опасными являются так называемые попутчики. Они издают произведения, в которых революция искажена, опошлена...».
А. ВОРОНСКИЙ: «Всё дело в том, что у попутчиков часто больше России, больше революции нашей с её особенностями, чем в красных псалмах, гимнах и в мертвых, ходульных рассказах и агитповестях... Бабель больше наш, чем многие иные, старательно наклеивающие на свои вещи ответственный ярлык коммунизма и пролетарского искусства».
Он сказал много правды в том давнем сражении за советскую литературу. Победил потому, что имена, когда-то выведенные им в свет, вошли сегодня строками в школьные хрестоматии.
Но всё это в историческом, так сказать, масштабе. А в той реальной жизни, на пороге тридцатых годов было всякое. Под напором адептов «пролетарской литературы» пришлось уйти из журнала. Горьким был для Воронского 29-й год — исключение из партии за участие в троцкистской оппозиции. Через год восстановлен в партии, и снова литературная работа. Выпускает в Гослитиздате любимых классиков, пишет исследование, посвященное Гоголю. Его автобиографический роман «За живой и мертвой водой» остался в литературе одним из самых глубоких исследований пути революционера, его психологии. Но всё ближе роковые тридцатые... […]
________
Советская культура. 1987. 5 ноября С. 6.
Пульсон К.
^ «МОЙ УКЛОН НЕ ПРАВЫЙ, А ПРАВИЛЬНЫЙ»
[Д. ФУРМАНОВ]
Три думы были у меня:
Одна — всё старое разрушить,
Другая — новое родить,
А третья — грех обезоружить
И счастье в жизни воплотить...
Эти немного наивные, но очень искренние строчки написал в 1912 году выпускник Кинешемского реального училища Дмитрий Фурманов. Ему 21 год, он едет в Москву и через несколько месяцев станет студентом филологического факультета Московского университета. Он ещё далек от политики, не имеет ни малейшего понятия о партиях, рабочих волнениях, острой политической борьбе.
1914 год. Война. Санитарные поезда, фронты. Мучительные размышления о будущем. Вот запись из дневника, датированная 18 ноября 1916 года: «Что-то будем делать мы — беспрограммные, беспартийные, но всей душой преданные свободе и братству? Зажигать не диво, а что мы будем строить на пепелище? Когда подумаю об этой практической стороне — чувствую и вижу, что бессилен и жалок».
А через полгода, в марте 1917 г., настроение уже иное: «Теперь одновременно приходится работать во многих организациях, по многим вопросам, до которых прежде страшно и жутко было касаться: тут и библиотечное дело, и курсы, и просветительская комиссия, и общество грамотности, и рабочий клуб, и кружок пропагандистов. Особенно по сердцу именно эта последняя работа — работа пропагандистская. Я впервые увидел, что могу стройно, уверенно, а порою и жарко, передавать свои мысли, верования и надежды...».
Затем сложный, трудный путь к четкому осознанию своего места в революции, в новой жизни.
«Снова и снова эти мучения неопределенности. Снова распутье. Снова поиски. Знакомое, тревожное, мучительное состояние. Оно было в первый раз тогда, когда стоял я на распутье и не знал, кому отдать свои силы, с кем идти. Ничего не понимая, не зная учения и тактики учений — я ткнулся к эсерам, ткнулся, сам не зная почему, видимо, потому, что тогда ещё преобладали во мне идиллические, «деревенские» настроения...
Надо было идти тогда же, ни секунды не медля — к большевикам, но ещё слаб был, не хватило духу одну идеологию, хотя бы и мелкобуржуазную, сменить на другую, хотя бы и пролетарскую... Больше известно было о максималистах. Несколько товарищей, ушедших вслед и вместе со мною, также называли себя первое время «левыми эсерами»...
^ Я смотрю на эти переходы от одного учения к другому как на этапы зрелости...
Я — коммунист — большевик, если иметь в виду всю ту работу, что несу и веду за время революции. Всю революцию я рос политически и наконец дорос до более или менее ясного сознания своей кровной близости с научным коммунизмом». 1918 год, 2 июля.
И снова фронты, бои. Убежденный большевик, соратник М. Фрунзе, Фурманов — комиссар Чапаевской дивизии, начальник политуправления Туркестанского фронта, руководит ликвидацией антисоветского мятежа в Верном (Алма-Ата) и врангелевского десанта на Кубани... Работа, работа, работа. Куда пошлют, где нужен. Он всё больше и больше чувствует тягу к литературному труду, пробует себя: статьи, очерки, рецензии, брошюры. И новые раздумья о своём будущем. Прочтем несколько записей из дневника.
«Хотел бы учиться, хоть два, хоть один год, но это значит оторваться от организационной работы, уйти в тень, да и не пустят. Я и хочу и не стремлюсь к этому. Читаю, но мало, некогда. Пишу. Писать и буду, но себя все ещё не определил». 1920 год, 27 декабря.
«Я хочу уйти, совсем уйти от административной работы и заняться исключительно своим любимым литературным делом. Явлюсь в литературно-издательский отдел ПУРа и там постараюсь остаться. Это будет Дело!» Путь из Ростова-на-Дону в Москву, 1921 год, 20 мая.
Мечты осуществляются. Фурманов назначен редактором отдела военной литературы Реввоенсовета и заведующим редакцией журнала «Военная мысль и литература» и поступает в университет на факультет общественных наук.
1923 год. Первый большой успех. Написан и опубликован «Чапаев». Осенью этого года Фурманов становится членом группы пролетарских писателей «Октябрь», ядра будущего РАППа, одного из самых значительных и влиятельных литературных направлений начала 20-х годов. РАПП, его печатный орган журнал «На посту» много сделали для становления молодой советской литературы, но ими было допущено и немало ошибок, серьёзно мешавших литературному движению тех лет. У Фурманова почти сразу возникли серьёзные, а по ряду вопросов и принципиальные расхождения с идейной и художественной платформой «Октября», неприятие многих сторон его внутренней жизни с отрицанием классического наследия и творчества писателей-попутчиков, групповщиной, сектантством, комчванством, организационным и творческим диктатом. И уже через год Фурманов возглавит ту часть напостовцев, которая не разделяла ультралеваческих настроений, и поведёт решительную борьбу с рапповщиной, именовавшейся по имени одного из руководителей родовщиной.
Записи в дневнике показывают накал и сущность этой борьбы:
«Борьба моя против родовщины — смертельна: или он будет отброшен или я. Но живой в руки не дамся. Из секретариата правления МАПП добровольно не уйду. Решению девятки в данном случае не подчинюсь. Подчиняюсь только решению правления». 1925 год, 21 марта.
«Было бы точнее уклон мой называть не правым, а правильным, но если так уж им хочется — пусть! Уклон есть. И сущность его очень простая. Я считаю, что «напостовство» вещь в значительной степени дутая и раздутая; идеология тут зачастую подводится для шику, для большего эффекта, чтоб самое дело раздуть куда как крупно, а чтоб 2—3—5-ти его вожакам славиться тем самым чуть ли не на всю вселенную...
^ С попутчиками вроде Сейфуллиной, Бабеля, Леонова преступно задерживаются отношения, их уже можно брать в орбиту нашего воздействия». 1925 год, 22 апреля.
Из доклада на фракции МАПП: «Засилью оргработы над творчеством должен быть решительно положен конец: эти два необходимейших процесса надо привести в органическое равновесие... Вопросы творчества и нормального писательского роста не следует смешивать с вопросами мелкого и вредного внутреннего политиканства: начинающий пролетарский писатель вовсе не орудие в руках какой-нибудь борющейся группки, домогающейся закрепить через него своё шаткое положение...».
Бой с родовщиной стоил Фурманову всех сил и нервов, но он продолжает писать, закончены «Мятеж», множество статей, очерков, рассказов и — замыслы, наброски, планы... В августе 1925 года он запишет: «Итог — плох. Как-то хватит на год, уж и не знаю! Завтра на работу».
В марте 1926 года его не стало. Фурманову было тогда 34 года.
И ещё несколько строк из дневника Дмитрия Фурманова, его жизненное и творческое кредо: «В курсе дела быть любую минуту, так, чтобы всё время чувствовать свою органическую связь с движением и развитием. А в случае крайней нужды — оставить литературу и пойти работать на топливо, на голод, на холеру, бойцом или комиссаром... Эта готовность — основной залог успешности в литературной работе. Без этой готовности и современности живо станешь пузырьком из-под духов: как будто бы отдалённо чем-то и пахнет, как будто и нет... Со своим временем надо чувствовать сращённость и следовать, не отставая, — шаг в шаг».
_______
Советская культура. 1987. 5 ноября С. 6.
Раскольников Ф.
^ ПРОЛЕТАРИАТ И КУЛЬТУРА
В борьбе за социализм пролетариату необходимо пройти три стадии революции: за политическую власть, за общественную собственность и за культуру.
Первый этап революции пролетариат России прошёл сравнительно легко.
Вторая стадия героической борьбы проходит с большим трудом, с большими потерями, но в благоприятном исходе её для пролетариата вряд ли кто сомневается. Уже недалёк тот день, когда силы старого общества вынуждены будут сложить оружие и сдаться на милость победителя.
Но за кровавой развязкой второго акта трагедии начинается третий и самый мучительный акт: взору победоносной социальной революции неожиданно открывается новый высокий барьер, за которым начертано: «культура», и за этот барьер постепенно перекочевывают все силы отжившего класса.
Оказывается, культура — не роскошь, не украшение жизни, а главнейшее условие её, без которого социализм такой же пустой звук, как демократия без общественной собственности.
Научно-технические и художественные знания — такой же необходимый элемент производства, как и техника, и рабочая сила.
Эти знания — тот рычаг, которым рабочая сила заставляет служить себе ею же созданную технику. И тот, кто владеет этим рычагом, владеет и рабочей силой, и техникой.
Борьба за культуру и есть третья и последняя стадия борьбы работника за освобождение труда.
Не будем скрывать от себя, что борьба за культуру сложнее и труднее борьбы за власть и за общественную собственность.
Но тем не менее мы должны поставить вопрос во всей его широте, не боясь отпугнуть массы.
Мы должны сказать пролетариату: если ты не хочешь дать ускользнуть всем твоим завоеваниям в широкие карманы «Специалистов» - бюрократов, то должен овладеть всеми знаниями.
Если ты хочешь на деле, а не по декрету завоевать хозяйство, ты должен предварительно завоевать всю культуру.
Без этого все кровавые революционные завоевания превратятся в пустые титулы.
Вступая в третий этап своей героической борьбы, пролетариат не должен повторять своих прежних ошибок.
И одной из самых опасных является всегда оппортунизм (приспособление). Мелкобуржуазные интеллигенты во имя якобы пролетарских заданий стараются отвлечь пролетариат от его реальных и неотложных задач. Они же стараются отвлечь его в сторону бредней о создании какой-то новой, «чисто» пролетарской культуры.
Однако эта культура при фактической некультурности масс — такая же ересь, как пролетарская демократия при частной собственности и фактически подчиняет пролетариат самым низменным формам буржуазной культуры.
Чтобы творить свою культуру, а не барахтаться в навозе буржуазного футуризма, пролетариат прежде всего должен стать просто культурным.
А до этого теория «чисто» пролетарской культуры — только жалкое кустарничество и жалкий самообман.
Всю культуру трудящимся — это значит: всю науку и все искусство тему, кто владеет всей техникой и всей властью.
И тот, кто отвлекает пролетариат от этой священной задачи — завоевания культуры, того нельзя назвать другом народа, другом трудящихся.
20 февраля 1920 г.
_______
Советская культура. 1987. 2 июля. С. 5.
Коссаковский И.
^ «НАШЕ ДОБРОЕ ИМЯ В ГЛАЗАХ ПОТОМКОВ»
[Ф. РАСКОЛЬНИКОВ]
«Я затрудняюсь точно классифицировать характер моей работы... Туда, где острее всего ощущалась какая-либо неувязка, где образовывалась зияющая прореха, туда сейчас же с молниеносной быстротой бросались большевики...» — так писал Фёдор Фёдорович Раскольников в своей книге «Кронштадт и Питер в 1917 году».
Хотя он имел в виду совершенно конкретную ситуацию борьбы с «бандами Керенского и Краснова», эти слова можно отнести ко всей жизни автора — журналиста и партийного организатора, героя Октября и Гражданской войны, выполнявшего труднейшие задания Ленина, комфлота, за победы и подвиги дважды награжденного орденом Красного Знамени, дипломата, главного редактора журналов и издательства, начальника Главискусства и председателя Главреперткома, писателя, драматурга... Революция высвободила в нём неисчерпаемую энергию и многогранную одаренность. Всё, что поручала ему партия, он совершал талантливо и самозабвенно. […]
«Острое сознание социальной несправедливости стихийно влекло меня к социализму». Но решение бороться за социальную справедливость в рядах партии большевиков пришло к восемнадцатилетнему студенту политехнического института Фёдору Ильину после изучения трудов Плеханова и особенно штудирования «Капитала» Маркса. Навсегда поверил он в силу умного и точного печатного слова. Когда вышел первый номер большевистской «Звезды», он «отдал себя в распоряжение редакционной коллегии». В одной из первых его статей «Городские читальни» он пишет о значении книги для рабочих: «Так как скудость бюджета и общий недостаток материальных средств не позволяет рабочим приобретать книги в личное владение, то необходимость обращаться в библиотеки вырастает для них в живую потребность. Библиотечный вопрос для рабочих стоит ближе и важнее, чем для остальных классов и групп» («Звезда», 1911 г.).
Активно сотрудничая в «Звезде» и «Правде», ведя партийную работу в своём институте, Фёдор Ильин основывает и общественную библиотеку, пишет Максиму Горькому с просьбой помочь книгами и получает благожелательный ответ. И в Отдельных гардемаринских классах, куда его приняли с началом Первой мировой войны, он заведует самодеятельной библиотекой.
Книга — высшее выражение общечеловеческой культуры — привела Фёдора Ильина в партию. Книга, печатное слово стали для него могучим оружием в битве за умы и сердца людские, книга дала ему и псевдоним, постепенно заменивший родовую фамилию (была у него вначале и более романтическая – Немо). […] Псевдоним этот, как зарок, как клятва всего себя без остатка отдать высокой идее освобождения угнетенных, борьбе за их человеческое достоинство и счастье.
В вихрях политических и вооруженных сражений Октябрьской революции и Гражданской войны, когда все силы отдавались смертельной схватке — кто кого, Раскольников не теряет дальней перспективы и отчетливо видит за горизонтом главную проблему, которая встанет перед первым социалистическим государством после победы.
В 1920 году перед решающими боями на Каспии командовавший флотилией Фёдор Раскольников пишет в газете «Военмор»: «В борьбе за социализм пролетариату необходимо пройти три стадии революции: за политическую власть, за общественную собственность и за культуру... Культура — не роскошь, не украшение жизни, а главнейшее условие её, без которого социализм такой же пустой звук, как демократия без общественной собственности... Борьба за культуру сложнее и труднее борьбы за власть и общественную собственность». […]
В 1921-1923 годах Раскольников — полпред нашей страны в Афганистане. Быстро и успешно осваивается он на этом новом для себя поприще. И досуг свой отдаёт чтению и такому притягательному всегда литературному труду. Насколько он интенсивен, можно судить по его письмам Ларисе Рейснер, бывшей с мужем в Кабуле до апреля 1923 года:
16.VI... Недавно я начал чтение курса лекций по истории партии... Возлагаю большие надежды, что... удастся оформить мои идеи в виде книжки по истории Р.К.П... Предполагаю закончить и воспоминания о 1917 годе... Ради отдыха занимаюсь своей любимой библиографией, составляю указатель «Что читать по истории Российской коммунистической партии». Работа подвигается очень медленно, т.к. я совершенно не признаю механической библиографии, то есть бездарного списывания одних заголовков книг и статей, а под каждым названием даю небольшое резюме содержания и даже по возможности краткую, в нескольких словах, её рецензию.
^ 25.VI... Не позабудешь ли ты прислать книг. Хотя бы те номера «Пролетарской революции», где напечатана твоя статья о Казани и моя о приезде Ленина в Россию...
28.VII... Посылаю в Истпарт и в копии тебе законченные мною воспоминания об Октябрьской революции... Обеими руками пишу сейчас задуманную мною книгу: «История русской революционной мысли».
26.VIII... Моя работа «Движение революционной мысли в шестидесятых годах XIX века» уже закончена... Буду продолжать о декабристах, хотя за отсутствием многих материалов, закончить её придется в России. Одновременно пишу воспоминания. Огромное спасибо тебе, дорогая; за интереснейшую литературу, которую ты мне прислала...
Литературное творчество Раскольникова приобретает ещё более широкий размах и успешно реализуется после его возвращения в Москву […]. Он успешно пробует себя в драматургии. […] Ему удалось сказать новое свое слово и в этом виде литературы. Инсценированное Раскольниковым «Воскресение» Л.Н. Толстого было впервые поставлено с большим успехом MXАТом в 1930 году и долго держалось в репертуаре, а оригинальная пьеса — трагедия «Робеспьер» обошла все крупнейшие советские театры и была поставлена в Париже.
В 1930 году Раскольников снова посылается за границу полпредом СССР. Но литературную работу не прекращает.
В 1934 году его принимают в ССП.
«Посылаю вам для "Красной нови" главы из моей работы о В.И. Ленине: "Ленин студент" и рецензию на первый сборник "Звенья", — пишет он в редакцию из Ревеля (ныне Таллинн) 14 февраля 1933 года. — Пожалуйста, сообщите мне о судьбе моего очерка "Дуэль и смерть Лермонтова"».
Ранее в «Красной нови» он опубликовал отрывок из романа «1848 год» и статью «Цензурные мытарства Л.Н. Толстого-драматурга», в 1934 году — историческую новеллу «Сватовство Ивана Грозного». В первой половине тридцатых годов отдельными изданиями вышли его книги «Кронштадтцы», «Рассказы комфлота», «Рассказы мичмана Ильина». До сих пор остались неопубликованными «Очерк по истории цензуры XX века», работы, изобличающие фашистских диктаторов Гитлера, Муссолини, материалы, посвященные творчеству Достоевского, Маяковского, Эренбурга...
В трагедии «Робеспьер» герой её говорит: «...Жадно и ненасытно я люблю жизнь. Я к ней привязан так крепко и так нежно... Но человек ничего не должен бояться. И можно ли бояться смерти... Я страдаю при мысли о том, что меня ославят в веках... Будут бесчестить наш прах и поносить сквернословием самое драгоценное, что есть на свете, — наше доброе имя».
Устами своего героя Раскольников напророчил собственную судьбу. Как и Максимильена Робеспьера, его объявили «вне закона» […]. Он, закаленный большевик-ленинец, верил в партию, в свой народ. «Я знаю, что партия мне безгранично доверяет», — писал он Ларисе Рейснер в 1923 году. Эта вера помогла ему найти силы и первым возвысить голос против злоупотреблений властью, репрессий, извращений ленинских идей и политики. Журналистским словом начинал он свою партийную деятельность, пламенным словом-обличением закончил: в его последнем труде «Открытом письме Сталину» воедино и органично слились отвага большевика, прозорливость политика, страстность публициста, одарённость писателя – всё то, чем в полной мере обладал человек, который останется в памяти поколений под псевдонимом Федор Раскольников.
________
Советская культура. 1987. 5 ноября С. 6.
^ ТРИДЦАТЫЕ ГОДЫ
[ПО СТРАНИЦАМ «ЛИТЕРАТУРНОЙ ГАЗЕТЫ»]
«Советский литератор не может печататься в эмигрантских изданиях»
(2 сентября 1929 г.)
...В «Литературной газете» опубликованы факты, говорящие о сотрудничестве Б. Пильняка, председателя Московского Отдела Союза <писателей>, и Е. Замятина — члена Союза, с белогвардейскими кругами. Повесть Б. Пильняка «Красное дерево» — самое яркое доказательство активности новобуржуазной литературы. «Красное дерево» достаточно завершает путь Б. Пильняка к издательству «Петрополис» от «Повести непогашенной луны» через «Нижегородский откос» и «ЧЧО». Председатель Московского Отдела Союза, руководитель литературной политики Союза, передал свое произведение, насквозь антисоветское, за границу: он сделал подарок врагам Советской республики...
То, что произошло, — закономерно. Это есть результат обострения классовой борьбы в стране в реконструктивный период и усиления процесса классовой дифференциации в рядах советской литературы...
Жизнь формулирует перед попутчиками вопрос резко и прямо: либо за Пильняка и его покрывателей, либо против них. Третьего не дано.
Секретариат РАПП
...Моя редакционная пометка, что я лично был за печатание рукописи в «Красной нови», не может служить реабилитацией т. Пильняку. Для всякого честного советского писателя нет двух мнений по поводу того, что двурушничество недопустимо. Советский писатель не может печататься в эмигрантских изданиях. И советская общественность весьма своевременно, в связи с данным случаем, поставила общий, принципиальный вопрос и подняла кампанию за оздоровление литературных нравов.
С коммунистическим приветом
Ф. Раскольников
Издание советским писателем антисоветской вещи в эмигрантском издательстве считаем преступлением против интересов рабочего класса и совершаемой им революции.
Попытки Б. Пильняка оправдаться перед советской общественностью считаем несостоятельными.
Одновременно указываем на необходимость упорядочить общее положение с изданием произведений советских писателей за границей.
По поручению Лит. Центра Конструктивистов
Борис Агапов
^ В чем «сомневается» Андрей Платонов
(10 июня 1931 г.)
В № 3 «Красной нови» за 1931 год помещена «Бедняцкая хроника» Андрея Платонова под названием «Впрок». Темой этой хроники является коллективизация сельского хозяйства, материалом для нее служат районы Центральной черноземной области.
Андрей Платонов не впервые подходит в своем творчестве к вопросам социалистического строительства. Читатель помнит очерк «ЧЧО» (написанный им совместно с Б. Пильняком), читатель не забыл «Усомнившегося Макара», читатель сохранил в памяти обывательско-анархиствующую издевку Платонова над массами, строящими социализм, над диктатурой пролетариата. Можно было предполагать, что годы решающих побед социализма пойдут «впрок» Платонову, «душевному бедняку», как он рекомендует себя. Однако годы не изменили существа автора. Оно — всё то же: обывательское, злобствующее, насквозь реакционное...
Нам враждебна всякая лакировка действительности. Литература, поворачивающаяся лицом к достижениям социалистического строительства, не вправе забывать о противоречиях действительности, о наших слабых участках, о трудностях, стоящих на пути социализма, о ещё не решенных задачах, о ещё не ликвидированном наследии капитализма. Она обязана травить негодное. Но мы должны отличать самокритику от критики, производящейся с враждебных классовых позиций, вскрытие действительных болезней от хихикания над всем делом осуществляемого социализма. Массы бедноты и середнячества строят колхозы. Партия руководит колхозным движением. Почему же Платонов изобразил коллективизацию как бюрократическую выдумку, почему он с презрением отнесся к энтузиазму масс? Потому что Платонов есть анархиствующий обыватель, все более отчетливо превращающийся на деле в литературного подкулачника. Юродствуя и кривляясь, он дал себе правильную характеристику. Путь от «ЧЧО» и «Усомнившегося Макара» к «Бедняцкой хронике» завершен. Этот путь является одновременно и путём творческого вырождения Платонова: убогое утомительное, повторяющее себя юродство — таков стиль произведения, именуемого «Впрок»...
А. Селивановский
^ О чем расскажет сборник ББВП
(23 ноября 1933 г.)
Более двух месяцев назад ряд советских писателей выехал на Беломорско-Балтийский канал. Писатели подробно ознакомились с грандиозным строительством ББВП (Беломорско-Балтийского водного пути). Поездка оставила огромное впечатление на писателей и нашла творческое завершение в создании коллективного сборника о Беломорстрое, выпускаемого к партсъезду главной редакцией «Истории фабрик и заводов».
Сборник, объемом в 30 печатных листов, расскажет массовому читателю — рабочему, колхознику красноармейцу, вузовцу — о героической истории создания Беломорско-Балтийского канала. Текст сборника будет художественно оформлен большим количеством фотографий, диаграмм и пояснительных таблиц (художник А. Родченко). Весь сборник будет написан по единому плану, утвержденному политредакцией сборника (М. Горький, Л. Авербах, Фирин).
ПЕРВАЯ ГЛАВА сборника — СССР в 1931 году — страна Советов в период, предшествующий созданию Беломорстроя, — жизнь и строительство во всех районах СССР (социалистическое строительство в городе и деревне, коллективизация, выступления классового врага, борьба с ним и т.д.).
ВТОРАЯ ГЛАВА — ОГПУ — строитель ББВП — руководители и рядовые работники.
ТРЕТЬЯ ГЛАВА — прибытие заключенных в лагеря Беломорстроя.
ЧЕТВЕРТАЯ И ПЯТАЯ ГЛАВЫ — начало строительных работ. Культурно-воспитательные методы. Слёты. Соревнование. Ударничество. Опыты трудкоммун. Рационализация. Изобретательство. «Филонство» (лодырничество). Прорывы. Штурмы. Авралы. Бывшие кулаки и контрреволюционеры на лесосплаве. Инженерно-технический персонал на командных высотах. Трасса становится ясней. «Каналоармейцы» получают квалификации.
ШЕСТАЯ ГЛАВА — ББВП воспитал новые кадры техников, монтажников, бетонщиков, шоферов, плотников, подрывников, бурильщиков, слесарей, кузнецов, электромонтеров, трактористов и многих других.
СЕДЬМАЯ ГЛАВА. — Первые льготы. Агитбригады. Прорыв. Ураганный штурм. Женщины выходят на трассу. Обслуживающий и инженерно-технический персонал покидает «Медвежку» (Медвежья гора) и отправляется на трассу. Штурм с юга на север.
ВОСЬМАЯ И ДЕВЯТАЯ ГЛАВЫ. — Сольц на канале. «Туфта» (обман) как вылазка классового врага. Ликвидации «туфты». Закончены основные сооружения. Широкие льготы. Досрочно освобожденные остаются и закрепляются на строительстве. ББВП перековал людей. Канал готов к пуску. Проходит первый пароход «Чекист».
ДЕСЯТАЯ И ОДИННАДЦАТАЯ — Сталин, Ворошилов, Киров, Ягода на канале. Энтузиазм строителей ББВП. Эшелон отправляется на Москва-Волгострой. Перспективы Белбалткомбината.
ДВЕНАДЦАТАЯ ГЛАВА (заключительная) — Слёт в Дмитрове. Беломорстроевцы на стройках СССР.
Активное участие в составлении сборника принимает А.М. Горький.
Авторский коллектив (26 советских писателей) за работой. 1 декабря сборник о Беломорско-Балтийском канале будет написан и должен быть немедленно сдан в производство...
В. Лапин и Г. Гаузнер сдали первую главу сборника «СССР в 1931 году».
Вс. Иванов сдал начало третьей главы сборника «Прибытие в лагеря заключенных — 1931 год — начало строительства Беломорстроя».
М. Пришвин сдал рукопись «В стране непуганых птиц».
A. Никулин разрабатывает тему «Старое кадровое инженерство».
Вера Инбер написала главу к сборнику «Женщина на Беломорстрое».
B. Шкловский сдал в сборник главу о технике на Беломорстрое.
C. Гехт пишет об инженере Кобылиной и главу «Первый пароход "Чекист" на ББВП».
А. Толстой пишет о пребывании т. Кирова на ББВП и перспективах Белбалткомбината.
М. Зощенко пишет о бывших «тридцатипятниках» Ройтенберге и Пинцбурге.
А. Лебеденко (автор «Тяжелого дивизиона») пишет о войсках ВОХР.
__________
Литературная газета. 1989. № 17. С. 3.