Geum.ru

Страницы отечественной истории: 1917-1941 гг. Хрестоматия Ставрополь 2009

Вид материалаДокументы

Содержание


Он не хотел бедности
Подобный материал:
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   ...   59
Фигуровская Н., Симонов В.

^ ОН НЕ ХОТЕЛ БЕДНОСТИ

(Штрихи к портрету Н. Д. Кондратьева)


Младший из авторов предлагаемой ста­тьи, как и многие его сверстники, впервые узнал о Н. Кондратьеве из следующего контекста: «В борьбе против марксистско-ленинской теории, против перестройки сельского хозяйства выступали тогда (в конце 20-х гг.— Авт.) в основном два те­чения, являвшиеся разновидностями бур­жуазных взглядов по аграрному вопросу. К первому, ярко выраженному буржуаз­ному направлению относились профессора-аграрники Кондратьев, Литошенко и др.».

Для любого человека, в особенности прошедшего истфаковскую школу классового анализа, этого авторитетного мнения было вполне достаточно, чтобы идеи Кон­дратьева надолго оказались вне его науч­ных интересов, как явно вредные для строительства нового общества.

А ведь личность Николая Дмитриевича Кондратьева была настолько яркой, что даже Г.Е. Зиновьеву, искавшему в разгар дискуссии перед XV партсъездом доводы в пользу своих идей, не пришлось долго выбирать главу сконструированной им «кулацкой партии». Её в сентябре 1927 г. он пытался использовать в борьбе против раздувавшейся им же «кулацкой опасности», а заодно и против линии НЭПа. Стремительно «левевшему» Сталину идея пришлась настолько по душе, она так вписывалась в его стратегические планы, что вместе с другими элементами теории и практики «левого уклона» он позднее заимствует и её.

В 1930 г. идея оформилась в «дело» «Трудовой крестьянской партии». Процесс над партией должен был стать третьим в серии громких судилищ: Промпартия, «контрреволюционная организация меньшевиков» — и завершить фактический разгром интеллигенции, имевшей дореволюционные корни.

Процесса, однако, по неизвестным причинам не получилось. Судьбу лидеров «ТКП» (Л.Б. Кафенгауз, Н.Д. Кондрать­ев, Л.Н. Литошенко, Н.П. Макаров, А.А. Рыбников, А.В. Чаянов, А.Н. Челинцев, А.О. Фабрикант и другие уче­ные) в закрытом заседании решила коллегия ОГПУ, приговорившая их к разным срокам тюремного заключения.

С тех пор, вплоть до самого недавнего времени, официальная трактовка извест­ных событий рубежа 20—30-х гг. остава­лась однозначной: «...кулачество имело своих идеологов и «теоретиков» как вне партии — в лице кондратьевцев и чаяновцев, так и внутри Коммунистической пар­тии — в лице троцкистов и бухаринцев. Глубокое идеологическое родство посто­янно сближало их на сложных перекрест­ках классовой борьбы. Например, кондратьевцы и чаяновцы, действуя «порознь» в восстановительный период, выступили единым фронтом против индустриализа­ции страны и коллективизации сельского хозяйства, объединившись в подпольную «Трудовую крестьянскую партию» для борьбы с Советской властью».

***

...Вряд ли крестьянин деревни Галуевской Кинешемского уезда Костромской губернии Дмитрий Гаврилович Кондрать­ев — гравер текстильной фабрики купцов Разореновых, думал, что сын его, Нико­лай, родившийся 4 марта 1892 года (о котором и после его трагической гибели будут говорить как о готовом премьере любого правительства), станет представ­лять такую опасность. Опасность не для Родины — а для тех, кто к благу народа будет подходить с казарменной меркой.

Среднее образование Николай Кондратьев получал весьма отрывочно. Сначала церковноприходская школа. Затем учи­тельская семинария в Кинешме. После ареста в 1905 и 1906 гг. за эсеровскую пропаганду он вместе со своим другом Питиримом Сорокиным изгоняется из семинарий.

Дальше училище земледелия и садоводства в Умани, образовательные курсы А.С. Черняева в Петербурге. В 1910 г. Кондратьев экстерном сдает экзамены на аттестат зрелости в 1-й Костромской гимназии и поступает на экономическое отделение юридического факультета Петербургского университета. […]

В 1915 г. Николай Кондратьев окончил университет с дипломом первой сте­пени и был оставлен при кафедре политической экономии и статистики «для под­готовки к профессорской и преподаватель­ской деятельности». […]

Позже Кондратьев становится секре­тарем премьера А.Ф. Керенского по де­лам сельского хозяйства.

По спискам партии социалистов-революционеров (эсеров) (членом её Кондратьев был с 1905 по 1919 г.) он избирается в Учредительное собрание.

***

Краеугольным камнем аграрной программы эсеров была социализация зем­ли — изъятие её из «частной собственно­сти отдельных лиц и переход в общест­венное владение и в распоряжение демо­кратически организованных общин и тер­риториальных союзов общин на началах уравнительного пользования». […]

Кондратьев в 1917 г. рассматривает социальный прогресс исключительно с позиций крестьянства. […] Ученый аргументированно доказы­вает экономическую бесперспективность как крупных капиталистических хозяйств, основанных на наемной рабочей силе, так и «полутрудовых» (т.е. ведущихся в основном на семейных началах, но использующих и отношения найма). […] Но и трудовые хозяйства, взятые сами по себе, не нацелены в силу своего по преимуществу натурального характера на экономическую перспективу, на разви­тие («во имя интересов государства») народного хозяйства как целого.

Слить воедино «плюсы» мелкокрестьянского хозяйства и крупнокапиталистиче­ской организации аграрного труда может, по мысли Кондратьева, лишь кооперация. С одной стороны, она ограничит возмож­ность эксплуатации наемного труда в по­гоне за прибылью. С другой — позволит достигнуть значительной производитель­ности труда при малых затратах капитала, внедрить достижения технического прогресса. Основу земельных порядков об­щества, идущего на смену капиталистиче­скому, Кондратьев видел в органическом сочетании трех форм землевладения: государственной, кооперативной, индивиду­альной крестьянской. Кооперативы долж­ны образовываться на началах строгой добровольности. При этом необходимо со­блюдать определенную последовательность в смене видов кооперации, в которой производственный кооператив является конечной, наиболее развитой формой сов­местного ведения хозяйства. […] Од­нако широкому внедрению производствен­ной кооперации в экономическую жизнь деревни должно предшествовать коопери­рование крестьянства в сфере снабженческо-сбытовой, кредитной и т.д. […]

Однако со временем социализация земли и кооперирование, считал ученый, должны привести к ук­реплению крестьянского коллектива, к ликвидации бедности российской деревни, превратить полунатуральное сельское хо­зяйство в товарное, обеспечить для про­мышленности технологически нормальное количество сырья и рабочей силы, а так­же создать устойчивый рынок сбыта индустриальной продукции. Таким образом, установится «тесная связь и равновесие» между земледелием и промышленностью, взаимозависимость развития пролетариа­та и крестьянства. […]

Кондратьев резко выступал против вне­экономических методов решения хозяйст­венных проблем, против «запрещающих декретов». Такой путь кажется наиболее легким («к сожалению,— замечал Кон­дратьев,— в рядах нашей демократии эта мысль иногда слышится, но это глубокая ошибка»), но на деле до тех пор, пока не подорваны экономические основы каких-либо нежелательных элементов на­родного хозяйства, любой декрет будет даже тормозом развития.

Уже к концу лета 1917 г. Кондратьеву было ясно, что все партийные разногла­сия перешли «из области чистой политики в область чистой экономики».

Однако надежды на организацию «народного хозяйства как целого» (а это один из основных моментов теоретической и практической позиции Кондратьева): оз­доровление финансов, стабилизацию раз­рушенного войной рынка, который должен играть роль централизующего начала эко­номики,— ученый пока еще связывал с Временным правительствам. В партии большевиков в тот период Кондратьев как товарищ министра продовольствия видит скорее дезорганизующее, чем организую­щее начало, неспособное с должной пол­нотой учесть интересы крестьян. Поэто­му реальное содержание событий Октября 1917 г. для него, как и для многих экономистов-немарксистов (а в последнем составе Временного правительства были в должностях товарищей министров веду­щие впоследствии советские ученые Л.Б. Кафенгауз, 3.С. Каценеленбаум, А.В. Чаянов), остается далеким. После же роспуска Учредительного собрания Кондратьев отходит от политической дея­тельности.

***

Он переезжает в Москву, где работа вновь близко сводит его с кругом экономистов, отчасти знакомых еще по Петро­граду: В.Г. Громаном, Л.Н. Литошенко, Л.Б. Кафенгаузом, 3.С. Каценеленбаумом, Н.П. Макаровым, С.А. Первуши­ным, А.А. Рыбниковым, А.В. Чаяно­вым... В Москве Кондратьев работает за­ведующим экономическими отделами Совета сельскохозяйственной кооперации и Центрального товарищества льноводов — тогда одного из крупнейших кооперативных объединений страны, в Московском народном банке, преподает в университе­те Шанявского, в Кооперативном инсти­туте Совета Всероссийских кооперативных съездов, с 1919 г. — в Научно-исследова­тельском институте сельскохозяйственной экономии и политики при Петровской сельскохозяйственной академии. Возглав­ляет там лабораторию сельскохозяйствен­ной конъюнктуры. Преподает Кондратьев и в самой академии. А в 1920 г. избира­ется директором выросшего на базе руко­водимой им лаборатории Конъюнктурно­го института.

Но несколько ранее происходит важный для дальнейшей судьбы Н.Д. Кондратье­ва поворот. Серьезные идейные разногла­сия с ЦК партии, начавшиеся еще в 1907—1910 гг., приводят к разрыву Кондратьева с эсерами. Позднее он скажет: «Начиная с 1919 года, я признал, что я должен принять Октябрьскую революцию, потому что анализ фактов действительно­сти и соотношение сил показали, что пер­вое представление, которое я получил в 1917—1918 годах, было неправильно... Я вошел в органическую связь с Совет­ской властью». […]

Формируется круг экономистов-аграрников, теоретиков и практиков, которые «в центре своей идеологии» ставят «проб­лему крестьянства в условиях СССР, про­блему развития крестьянского хозяйства в связи с другими отраслями народного хозяйства».

Проблема эта тогда, пожалуй, была основной. Если в 1913 г. единоличные крестьяне и некооперированные кустари со­ставляли 66,7% населения России, то в 1924 г. их было уже 75,4%, в то время как доля рабочих в населении страны сократилась к 1924 г. до 10,4%. Требовалось найти путь, который позволил бы наиболее безболезненно включить подав­ляющую часть населения страны в хозяй­ственную обстановку, рожденную Октябрь­ской революцией.

Осенью 1923 г. Плановая комиссия Наркомзема приступила к разработке перспективного плана развития сельского хо­зяйства РСФСР. Общее руководство рабо­той осуществлял председатель Земплана И.А. Теодорович. В первом Советском правительстве он был народным комисса­ром продовольствия. Прямыми организа­торами исследовательских поисков стали профессора Н.Д. Кондратьев и Н.П. Огановский.

Уже в декабре вопрос об аграрном планировании стал одним из первоочередных. Предстоял съезд Советов, на котором председатель Госплана Г.М. Кржижанов­ский должен делать доклад по вопросам планового строительства. […]

Дискуссия, развернувшаяся вокруг «плана Кондратьева» и на пленуме Президиума Госплана, и в печати, была весь­ма жесткой. Критики пытались найти в проекте изъяны, которые дали бы возможность поставить под сомнение профессио­нальную и политическую добросовест­ность авторов. Прозвучал даже довод, что «основное различие, которое имеет место между нашим хозяйством и капиталистическим, в том, что наше хозяйст­во — хозяйство субъективное» (читай — объективным законам неподотчетное).

Этот постулат внедряется в советскую политическую экономию на долгие годы как априорный. Однако Кондратьев (как и один из крупных плановиков, В.А. Базаров), строивший свою теорию планирования исходя из концепции о взаимодей­ствии и взаимозависимости в социалисти­ческой экономике плановых и рыночных начал, согласиться с таким утверждением не мог.

Кондратьев настаивает на необходимости тщательно следовать законам разви­тия экономики и планировать основные тенденции хозяйственного процесса не директивно, «от достигнутого» и «до гвоз­дя», а с предоставлением хозяйствующим звеньям необходимой свободы деятельно­сти. Он защищает идею плана-прогноза, учитывающего сложившуюся в стране хозяйственную обстановку, реализация которого возможна по мере «овладения сти­хийными силами социально-экономиче­ской жизни и подчинения её сознательно­му, планомерному руководству со сторо­ны государства».

Ученый предлагает развивать экономику, а не толкать её вперед, не имея на то оснований: «Действительность все рав­но заставит ценой... тяжелой расплаты за ошибки свести перспективы к рамкам реально-достижимого. И мы должны ста­вить в плане именно эти реальные пер­спективы, хотя бы они субъективно нас и не удовлетворяли».

Выступает Кондратьев и против «статистического фетишизма», против погони за темпами и цифрами, против увлечения плановой деятельностью ради самой пла­новой деятельности, когда «некоторая и, возможно, значительная часть плановой работы страны проходит без достаточного и, может быть, без всякого эффекта». Ос­новой общегосударственной плановой деятельности, по Кондратьеву, должно стать определение обобщенных экономических перспектив, длительных тенденций при минимуме количественных показателей и максимуме инициативы низовых хозяйст­венных звеньев.

«Одно из двух: или мы хотим иметь серьезные и реальные планы и в таком случае должны говорить в них лишь то, на что мы имеем известные научные основания; или мы будем продолжать заниматься всевозможными «смелыми» рас­четами и выкладками на будущее без достаточных оснований, и тогда мы должны заранее примириться, что эти расчеты произвольны, что такие планы лишены реальности. Но какая цель и цена таких планов? В лучшем случае они остаются безвредными, потому что они мертвы для практики. В худшем — они будут вредными, потому что могут ввести практику в жестокие ошибки».

В 1925 г. такая постановка вопроса бы­ла сочтена Президиумом Госплана убедительной. Но уже к 1927 г. ситуация в корне изменилась. Возражая «эпигону на­родничества» — проф. Кондратьеву, С.Г. Струмилин особо отметит: «Мы никогда не откажемся от своих целей толь­ко потому, что их осуществление не обес­печено стопроцентной вероятностью, ибо воля пролетариата и наши планы, концентрирующие эту волю для борьбы за поставленные им перед собой задачи, са­ми могут и должны стать тем решающим шансом, какого недоставало для их успешного разрешения». Все, кто не был согласен с такой постановкой вопроса, в начале 30-х получили соответствующие «разъяснения». Остальные узнали уже в 1987 г. […] о том, что первая пятилетка была «выполнена» только в докладе Сталина XVII партсъезду.

***

Помимо вопросов планирования народного хозяйства, ожесточенные нападки вызвало и отношение Кондратьева к кре­стьянству, прежде всего к зажиточным его слоям. В 1926—1927 гг. Н.Д. Кондратьев в выступлениях, статьях, служебных до­кументах отстаивает свою, позицию по этому вопросу. […]

Кондратьев настойчиво выступает за последовательное проведение в жизнь стратегии НЭПа в деревне, за то, чтобы основные её положения были не только проанализированы, но и закреплены законодательно.

«...С одной стороны,— говорит он,— мы ставим ставку на повышение товарности хозяйства, и в то же время и в земельном законодательстве, и в других сферах законодательства, связанных с земельным, затрудняем развитие товарности хозяйства. Далее, мы ставим ставку на развитие кооперации и в то же время земельным и связанным с ним законодательством этому противодействуем. Я... приведу в доказательство указание на процент средств населения, вложенных в кооперацию. До войны он был около 69%, сейчас 2½ %• Чем это объяснить? ...Здесь-то и обнаруживается со всей очевидностью недоговоренность относи­тельно того, что же мы ставим во главу угла — развитие производительных сил или что-нибудь другое».

Кондратьев решительно протестует против расширительного толкования кулаче­ства. «...Понятия "кулак" и "средний хо­зяин" в высшей степени относительны. Если мы находимся на данной стадии развития производительных сил, то это будет одно понятие, если мы подняли общий уровень состояния сельского хозяйства, то перемещается центр тяжести понятия "бедняк", "середняк" и "кулак". ...Поэто­му, хотя я и согласен,.. что лучше было бы сказать "осторожность", но мне кажет­ся, что здесь часто имеет место страх пе­ред несуществующей опасностью».

Не подвергая сомнению основной принцип земельного права в стране — нацио­нализацию земли, Кондратьев призывает свести к минимуму те ограничения сво­бодного развития трудового хозяйства крестьян, которые были рождены «воен­ным коммунизмом» и на долгие годы пережили его. Предпочтение при этом ученый последовательно отдает зажиточ­ным хозяйствам, приближающимся по своему типу к фермерским, поскольку эти хозяйства, с одной стороны, обладают зна­чительным экономическим потенциалом, а с другой — направлены на производство части продукта в товарной форме, тогда как чисто середняцкое хозяйство, как правило, ориентируется главным образом на собственное потребление, т.е. является по существу натуральным — неспособным к расширенному воспроизводству.

Вопрос о расширенном воспроизводстве (т.е. накоплении) в сельском хозяйстве стоял в середине 20-х гг. очень остро. НЭПа в деревне (если понимать под ним не просто замену продразверстки продналогом, а прежде всего — создание условий для развития коммерческой инициативы трудящегося населения) не было и к се­редине 1925 года. «У нас, — писал Н.И. Бухарин, — еще до сих пор сохра­нились известные остатки военно-комму­нистических отношений, которые мешают нашему дальнейшему росту... Зажиточная верхушка крестьянства и середняк, кото­рый стремится тоже стать зажиточным, боятся сейчас накоплять... Излишняя бо­язнь наемного труда, боязнь накопления, боязнь прослойки капиталистического крестьянства и т.п. может привести нас к неправильной экономической стратегии в деревне... Из-за этого середняк боится улучшать свое хозяйство...».

Партия обращает внимание на необходимость отказа от чрезмерного давления на деревню. Ставится вопрос о предостав­лении крестьянину возможности «свобод­но приноравливаться к рынку, избрать наиболее выгодные культуры». XIV парт­конференция останавливается на пробле­ме «облегчения условий применения наем­ного труда в сельском хозяйстве и крат­косрочной аренды земли» (в том числе о расширении арендных прав и права найма рабочей силы, о переходе от си­стемы административного нажима к экономическому соревнованию и экономиче­ской борьбе и т.д.). Решения конференции одобряются XIV съездом ВКП(б), по­скольку они верно учли изменение рас­становки классовых сил в стране.

В этот период даже Сталин еще не разделял (хотя бы на словах) сверхопасений «левых» относительно кулацкой опасно­сти. Но с 1927 года начинается сдвиг ста­линской политики «влево». И если до это­го времени не забывались ленинские сло­ва «при увеличении количества продук­тов никакое развитие мелкой буржуазии не будет большим минусом, поскольку это дает развитие крупной промышленности...», то позже Сталин с особым ак­центом указывал: «Ленин говорил, что НЭП введена всерьез и надолго. Но он ни­когда не говорил, что НЭП введена навсег­да».

В этих условиях позиция Кондратьева постепенно становилась открытым вызовом набирающей силу официальной по­литике. Именно в конце 1927 г. выходит упоминавшаяся выше статья Г.Е. Зиновьева, в которой автор собирает всю желчь, когда-либо изливавшуюся на голову Кон­дратьева. Его позиция характеризуется как «сменовеховство» в экономической науке. Последующий крах Зиновьева как политика не помешал тому, что ярлык «идеолог кулачества», введенный им в «научный» оборот по отношению к Кон­дратьеву, становится непременным усло­вием всякого печатного упоминания име­ни ученого.

***

Что же так раздражало «левых» во взглядах Кондратьева? Объяснение мож­но найти в тексте служебной записки, направленной ученым «наверх», которая стала поводом для статьи Зиновьева.

Н.Д. Кондратьев излагал в ней свое видение и понимание процесса социалистического строительства в СССР. Социаль­ная политика в деревне, считал он, развивается «...не только по линии содействия бедноте, не только по линии нейтрализа­ции и привлечения к активной работе се­редняка, но и по линии борьбы с высши­ми слоями деревни. Причем, так как по­нятие эксплуатирующих кулацких элементов деревни точно не определено, так как на практике эти понятия толкуются расширительно, то фактически борьба против высших кулацких элементов деревни превращается в борьбу вообще с сильными слоями деревни. Эта борьба ведется не только по линии хозяйственной (налоги, кооперация, кредит), но и по всем другим направлениям (по линии об­щеполитических мероприятий, по линии политики образования, уголовной и т.д.)».

Кондратьев пишет о «крайностях индустриализма», которые он видит, с одной стороны, в том, что стране навязывается «непосильный темп развития промышлен­ности», а с другой — в том, что самое раз­витие индустрии осуществляется непро­порционально, со значительными и, по его мнению, необоснованными приоритета­ми группе «А», в прямой ущерб производ­ству потребительских товаров. В итоге «темп развития промышленности застав­ляет в поисках средств на капитальные вложения идти по пути значительных изъятий материальных средств из деревни и по пути установления неблагоприятного соотношения цен на сельскохозяйствен­ные и индустриальные товары», а сам «процесс индустриализации в настоящее время не повышает, а ослабляет степень снабжения деревни необходимыми ей продуктами хозяйственного и личного по­требления».

Крайности проведения мероприятий социальной политики в деревне Кондратьев видит в том, что «вместо того, чтобы вести курс помощи бедноте, мы на практике сплошь и рядом ставим ставку на бедноту, т.е. связываем успех своей работы по развитию сельского хозяйства с потенциальными возможностями развития бедняц­кого хозяйства. Если ставка на помощь бедноте в смысле поднятия её хозяйства является совершенно бесспорной, целесо­образной и плодотворной, то подмен этой ставки на практике ставкой на бед­ноту является совершенно безнадежным. Бедняцкие хозяйства — это вовсе не наше преимущество, а наше несчастье, и смысл нашей работы в области сельского хозяй­ства заключается не в том, чтобы увеко­вечить и узаконить существование бедно­ты как социальной группы, а в том, что­бы в кратчайший срок ликвидировать ка­тегорию бедняцких маломощных хо­зяйств».

Подставляя себя под удары «левых» критиков, ученый обращает внимание правительства на то, что «вместо борьбы с эксплуатирующими кулацкими элементами в деревне мы на практике сплошь и рядом ведем борьбу с крепнущими слоями деревни... Фаворизируя бедноту и сдержи­вая рост хозяйственно мощных слоев де­ревни, мы не только задерживаем разви­тие сельского хозяйства, не только подрываем возможность индустриализации страны, но и лишаемся возможности оказать реальную помощь самой бедноте».

Служебная записка содержит примерную схему мероприятий, которые, по мне­нию её автора, способны остановить де­формацию аграрной сферы страны:

«1) ...законодательно уточнить понятие кулачества.

Изъять из содержания этого понятия на практике случаи аренды земли и найма сельскохозяйственного труда в размерах, допускаемых для трудового хозяйства по закону.

Исправить налоговую практику в тех случаях, когда существующее обложение, благодаря резкому повышению прогрессии и формам учета доходности, ложится чрезмерно тяжелым бременем на развивающиеся слои крестьянских хозяйств и тем тормозит рост интенсивно­сти и товарности сельского хозяйства.

Действительно изменить кооперативную и кредитную политику в смысле признания безусловной свободы кооперативных объединений в области сельского хозяйства, отказа от давления на коопе­рацию извне, отказа в кооперативно-кредитной политике от протекционизма и филантропии в отношении немощных хозяйств и бесхозяйственных форм кооперации».

«Необходимо значительно, процентов на 15, снизить цены промышленных товаров, как розничные и оптовые, так и отпускные...

Необходимо значительно облегчить условия экспорта сельскохозяйственных то­варов и в этих целях предоставить определенному кругу государственных, коопе­ративных и смешанных организаций сво­боду экспорта, проведя одновременно спе­циальные ограничения, гарантирующие необходимую защиту интересов промышленности», одновременно изменив и поли­тику импорта. «Необходимо расширить импорт готовых изделий хозяйственного и личного, в особенности крестьянского, по­требления. В связи с этим необходимо, сохраняя монополию импорта в пределах устанавливаемого на каждый год плана, предоставить возможность импорта гото­вых изделий (достаточно широкому. — Авт.) кругу организаций в тех пределах, в каких им удастся своим экспортом пре­высить намеченный план импорта, с при­соединением к нему необходимого фонда валютного накопления...

Необходимо одновременно отказаться от создания искусственных монопольных условий для государственного и кооперативного торгового аппарата на внутрен­нем рынке, а также от административных методов регулирования рынка, приводя­щих к его дезорганизации. Необходимо точно и ясно определить правовое и хо­зяйственное положение частного торгово­го аппарата на рынке».

По линии практики индустриализации Кондратьев считает необходимым:

«1) Ограничить темп капитального промышленного строительства, снизив его размеры примерно на 15%.

Одновременно... видоизменить соотношение в размерах капитальных затрат... на тяжелую индустрию и на индустрию легкую, вырабатывающую готовые изделия, в смысле повышения удельного веса последней.

...Отказаться от одновременного форсированного развития, наряду с важнейшими отраслями индустрии, имеющими первостепенное значение и перспективы дальнейшего развития, также и отраслей, которые такого значения и перспектив не имеют...

Необходимо осуществлять политику зарплаты в городах так, чтобы движение зарплаты не служило фактором повыше­ния промышленных цен и не препятство­вало их снижению. В связи с этим номи­нальная заработная плата должна быть приостановлена в своем росте. Что каса­ется реальной заработной платы... а, следовательно, и общего уровня цен, она возрастает автоматически. Дальнейший рост реальной заработной платы должен быть поставлен в тесную зависимость от значительных успехов в деле поднятия производительности труда».

[…] Предложенная система мероприятий, считал Кондратьев, даст толчок развитию производительных сил страны, подведет прочную базу под процесс индустриализа­ции. Некоторое усиление имущественного расслоения не повлечет за собой полити­ческих последствий: Советское государст­во, в этом Кондратьев был твердо уверен, имеет сильные экономические рычаги, чтобы обеспечить хозяйственное развитие в нужном для него направлении.

В случае же, если предложенные мероприятия не будут осуществлены, пишет Кондратьев, «процесс индустриализации страны лишается устойчивости, может явиться фактором ослабления сельского хозяйства и, рано или поздно, вызовет кризис всего народного хозяйства».

***

Важнейшим направлением научной деятельности Н.Д. Кондратьева были исследования закономерностей развития ми­рового капиталистического хозяйства. Их результат — теория «больших циклов конъюнктуры» — сделал имя Кондратьева широко известным в мировой экономической науке. Но эта же работа стала од­ним из пунктов обвинения против ученого в годы сталинского террора.

В 1928 г. выходит последний выпуск «Вопросов конъюнктуры» — теоретического сборника Конъюнктурного института, издававшегося согласно постановлению коллегии Наркомфина от 16 июня 1925 года. Издание это всегда шло труд­но, многим оно было обязано энергии од­ного из ведущих научных сотрудников института, Л.М. Ковальской, добившейся разрешения Н.И. Бухарина, полагавшего, что «надо иметь отдушину от марксиз­ма», — того «марксизма», который стара­ниями Сталина и его единоверцев посте­пенно превращался в худший вариант догматизма и схоластики.

После дискуссии о «больших циклах», после публикации политического обвинения Г. Зиновьевым Кондратьева Буха­рин, который в то время и сам находился под перекрестным огнем, оказался бесси­лен.

В «Списке сотрудников Финансово-экономического управления НКФ СССР на 20 апреля 1928 г.» в строке «Заведующий Конъюнктурным институтом» значится — «вакансия». Несколькими строками ниже читаем — «Кондратьев Н.Д. Консультант. Оклад не установлен». Немного позже фа­милия и в этой строке заменяется словом «вакансия». К июню 1928 г., когда доку­менты института начали выходить за под­писью нового директора П.И. Попова, Кондратьева среди сотрудников уже не было. А через полтора с небольшим го­да был закрыт и сам институт.

Последние публикации Кондратьева в двух сборниках, изданных в 1928 г., анонимны. Редакторы не рискнули напечатать подпись опального профессора.

В 1930 г. Н.Д. Кондратьев, Н.П. Ма­каров, А.В. Чаянов, Л.Н. Литошенко, Л.Б. Кафенгауз и еще целый ряд «бур­жуазных» профессоров были арестованы. Их имена упоминаются в соответствую­щем контексте на процессе Промпартии. Это было сигналом.

Под лозунгом «классовой борьбы в экономической науке» с разгромными статья­ми выступают практически все журналы, проводятся конференции, издаются даже книги. […] Ну как тут не вспомнить шутку тех лет: «Лучше стоять за высокие темпы, чем си­деть за низкие»...

«Травля идет уже во всероссийском масштабе, — вспоминал позже Б. Бажанов, — и после начала коллективизации приходит, наконец, момент, когда сталин­ская коллективизация, разрушая сельское хозяйство, приводит к недостатку продук­тов и к голоду. Тогда по установленной... практике надо открыть врагов, на кото­рых свалить вину. В 1930 году ГПУ "от­кроет" "Трудовую крестьянскую партию", совершенно нелепую... выдумку. Руково­дит этой партией профессор Кондратьев вместе с профессорами Чаяновым и Юров­ским. ГПУ широко раздувает кадило: в "партии" не то сто тысяч членов, не то двести тысяч. Готовится громкий процесс, который объяснит стране, почему нет хлеба».

Нет никаких намеков на то, какими методами были выбиты из Кондратьева опубликованные в 1930—1931 гг. «признания». Однако есть воспоминания осуж­денного по тому же «делу» профессора Н.П. Макарова, чудом пережившего 37-й год. Эти строки рисуют картину чудовищ­ного шантажа, обмана, психологического давления, с помощью которых «обрабаты­вали» строптивых профессоров.

На «буржуазных реставраторах» орга­ны дознания отрабатывали в Бутырках технику столь широко применявшегося затем «конвейера» — стул, слепящая лам­па в глаза, вежливый следователь: «Ни­колай Дмитриевич, не спите...». И так не­сколько суток кряду.

Но полтора года следствия, видимо, все же не дали достаточно весомых «аргументов» для очередного открытого «про­цесса».

Кондратьев был приговорен к восьми годам заключения и в январе 1932 г. водворен в Суздальский политизолятор. […] Прошли последние годы жизни Николая Дмитриевича, его соседа по ка­мере профессора Л.Н. Юровского, од­ного из ведущих советских специали­стов по денежному обращению и кре­диту, крупного ученого-аграрника профес­сора А.Г. Дояренко, профессора В.Г. Громана, бывшего члена коллегии союзного Госплана (он же — «лидер меньшевистского центра»).

В 1937 г. дело «ТПК» пересматривает­ся. Кондратьев, Литошенко, Тейтель, освобожденные было и вновь арестованные Чаянов и Юровский приговариваются особым совещанием НКВД к расстрелу.

Последнее письмо, которое больной, полуослепший Кондратьев написал жене и дочери на клочках бумаги химическим карандашом, датировано 31 августа 1938 г.

Имя Н.Д. Кондратьева, как и многих других советских людей — ученых, политиков, военных, врачей, рабочих, кресть­ян, оболганных, ошельмованных тотали­тарной административной системой, ис­чезло почти на 50 лет. […]

_______

Диалог. 1990. № 1. С. 93.