Книга вторая
Вид материала | Книга |
СодержаниеПробуждение i |
- Ал. Панов школа сновидений книга вторая, 799.92kb.
- Книга первая, 3542.65kb.
- Художник В. Бондарь Перумов Н. Д. П 26 Война мага. Том Конец игры. Часть вторая: Цикл, 6887.91kb.
- Книга тома «Русская литература», 52.38kb.
- Изменение Земли и 2012 год (книга 2) Послания Основателей, 4405.79kb.
- Изменение Земли и 2012 год (книга 2) Послания Основателей, 4405.03kb.
- Вестника Космоса Книга вторая, 2982.16kb.
- Комментарий Сары Мэйо («Левый Авангард», 48/2003) Дата размещения материала на сайте:, 2448.02kb.
- Книга вторая испытание, 2347.33kb.
- Книга вторая, 2074.19kb.
^ ПРОБУЖДЕНИЕ I
Солнце грело, нежило, но и тревожило - снега на полях подтаивали, а подтаивая, покрывались гибельными льдами, опасными для озимых хлебов. Задохнутся, пропадут - совсем худо будет.
За теплым мартом наступил жаркий апрель, а за ним - сухой и жаркий май. Обезвоженная земля гулко трескалась - в глубокие и широкие щели нога проваливалась. Озимые хлеба пропали почти нацело - сначала выпрели, потом выгорели. Яровые, высеянные в сухую землю и почти ни разу не окропленные дождем, тоже не сулили хорошего намолота.
Оставалась одна надежда - в июне перепадут дожди и они-то хоть чуть-чуть поправят хлеба. И правда, подчиняясь обычной норме здешних мест, июнь побрызгал дождичками, поубавив зной. Хлеба и травы ожили. Будем, будем и мы живы! Будет хлеб, пусть и пополам с лебедой - сорняков в поле было больше, чем пшеничных колосьев.
Над всем в природе витало запустение и одичание. Иногда Мальцеву казалось: перед ним зачарованная сном местность, ископыченная, затоптанная, больная - температура почвы была выше температуры воздуха. Исчезли некоторые пруды, устроенные Экспедицией, а оставшиеся представляли печальную картину заброшенности: из 40 прудов 17 приведены в негодность - водоспуски и водосливы на них варварски разрушены, кирпичи и лотки растащены.
Многие лесные полосы почти мертвы, доведены до состояния безжизненного частокола - в них постоянно толчется скот, бродит какой-то народ: собирают недозрелые ягоды лоха, ирги, боярышника, немилосердно обламывая кустарник, собирают листья и сушняк.
Это были новоселы - в Каменной степи начали застраивать сразу несколько деревень, одну из которых назвали Докучаевкой. В надел переселенцам были отданы земли с насаждениями, которые они тут же начали вырубать для своих нужд. В Осиновой балке открыли каменоломни. У лесных полос и прудов появились истолченные копытами волов площадки - тырла. Как лишаи.
Насмотревшись на этот разбой, Мальцев уходил на склон Таловой балки или к Хорильскому оврагу - только здесь и остались нетронутые разрухой уголки природы, только здесь, подальше от жилья, и сохранились нетронутыми Докучаеве кие пруды и насаждения.
Нет, он не против заселения Каменной степи, для того и преобразовывалась природа, чтобы человек мог жить, но зачем оживленную лесными полосами местность снова превращать в степь? Прежде надо было наложить заказ на все насаждения и установить постоянную стражу, потому что они нужны не только для научных исследований, они дают жизнь степи и человеку.
Здесь, по склонам Таловой балки, ботаник Мальцев находил реликты древней лесной растительности: объеденные скотом кусты дикой яблони, груши и жостера. Присматриваясь внимательнее, отыскивал среди степной растительности "лесные поляны" с лесными травами. Значит, когда-то вот здесь был байрачный лес - догадку его подтверждали и старожилы окрестных хуторов: был. Снова и снова вспоминал Докучаева, находившего в настоящем отголоски и указания на, далекое прошлое.
Лес исчез по вине человека: его вырубили, пни выжгли, выкорчевали, пошел скот, вытоптал поросль. И все - начался смыв почвы, потоки промыли овраг, по которому и хлынули наносы в балку Таловую, которую и поныне старики называли рекой.
Да, когда-то по балке протекала река, это утверждал и Докучаев. Потом она была "задушена" наносами - лишь кое-где остались от неё озерки и старицы, да и те на глазах мелеют, сжимаются. Еще совсем недавно, судя по отчетам Экспедиции, многие из них были глубокими и рыбными.
Надо было дойти и до Каменной яруги, что верстах в десяти отсюда. Мальцев уже бывал там однажды, в 1914 году. И был околдован красотой затерянного в степи островка овражного леса: вековыми дубами до полутора аршин в поперечнике, старыми кленами и липами, которые лишь примешивались к дубам, но владычествовать им не мешали, как никому не мешали кусты береста, бересклета и жостера. На дне яруги, под прикрытием великанов, роскошествовали заросли черемухи, осины, малины и куманики. И всюду по склонам обилие ландышей и лесных тюльпанов.
Дивный островок этот мог бы многое поведать вдумчивому исследователю о прошлом и многое подсказать степному лесоводу. Жаль, что никто из ученых не побывал в этом байрачном лесу, затерянном в степи, никто не рассказал о нем. Что ж, первым его открывателем будет он, Мальцев, и первым опишет его. Надо обязательно сходить...
Ах, лучше бы он не ходил туда... По склонам торчали лишь пни как столы, да и они уже погребались смытыми с полей наносами. На наносах жировали густые бурьяны, непролазно перевитые хмелем и вьюнком. И редко где сквозь эту дурную чащобу проглядывала, корявая, объеденная скотом поросль.
В нижней части Каменной яруги, недалеко от разоренного хутора Дубового наткнулся Мальцев и на останки поверженного леса - могучие комлевые бревна, непосильные для воловьих упряжек, потому их и бросили, лежали в бурьянах, как побитые богатыри-воины.
Жутко стало ему от этого бездумного разбоя. Где же был разум народа, сочинившего поговорку: "Кто рубит леса, тот сушит поля, гонит от полей тучи, готовит себе горя кучи"? Это же не ученые первыми приметили, что дождевые тучи над сильно нагретой степью разделяются и уходят, но разряжаются обильными осадками в соседних местностях над поймами рек и над лесами. Эту закономерность давно приметил тот же наблюдательный народ. И все же взял в руки топор и погубил уникальный островок леса в степи, островок, сохранявшийся с незапамятных времен.
Все, не возродиться ему, не поражать людей красотой. Пройдут годы, сгниют, заилятся наносами пни - и дети порубщиков будут думать, что Ярута извечно была то ли оврагом, то ли каменоломней, а потому, будут думать, и название у неё такое -"Каменная"...
О, великая сила природы! Пройдут годы - и лес в Каменной яруте возродится. Его, как "остаток байрачной дубравы", объявят государственным памятником. Правда, никому ныне не известно, весь он возродился или малая часть его. Мальцев, первым из ученых видевший лес задолго до сплошной вырубки, никогда больше сюда не приходил, о возрождении леса в Яруге не знал...
Вернулся Мальцев из этого похода мрачным: всюду разруха, всюду нашествие бурьянов, которыми, казалось, заросла вся земля. Куда ни глянь - в хлебах, на брошенной пашне, на старых тырлах и подстожьях, - топырится, растет лес бурьянов, будячий лес высотой в два аршина. Впервые видел такое Мальцев, а увидев, записал: "Ныне преобладает сорная растительность". Это нерадостное наблюдение (а он-то, специалист по сорным растениям, хорошо знал, к чему может привести такое нашествие) побудили его сесть за итоговый труд: "Результаты исследования сорно-полевой растительности в России за последнее десятилетие" .
2
Страшное это было нашествие дурнотравья. Сначала бурьяны захватили ту треть полей, которые были заброшены земледельцем, потом буйно зазеленели и на запашках, засеянных без обработки, под борону. И таких полей тоже было немало - не по нерадивости крестьянин засеял их, не вспахав. За два. года гражданской войны воронежские деревни лишились более половины лошадей, немало потеряли и волов, не хватало и орудий - осталось всего 7 плугов на. 100 гектаров посева.
Дурнотравье будто только этого и ждало: над всем добрым, над всем полезным возвысились бурьяны.
По полям России забушевал "зеленый пожар". Страшен он был тем, что затихнет лишь осенью. Затихнет, но не погаснет -осенью сорняки рассеют свои семена по полям, а весной снова жди вспышки, может быть, еще более страшной.
Мальцев, первым в России приступивший к планомерному научному изучению сорных растений, лучше многих других знал, как далеко летят от таких "пожаров" и как долго тлеют "головешки":
до 10 и более лет сохраняют всхожесть упавшие в почву семена сорняков. Даже в предвоенные годы, когда земля была в лучшем уходе, он насчитывал в почве до 500 миллионов семян сорных растений в расчете на десятину. Другими словами, рядом с высеянным зерном ржи или пшеницы лежит не меньше 60 сорных семян. Так это в годы, когда земледелец ухаживал за своими посевами, боролся с сорняками. А как же будет засорена почва вот при таком "пожаре", как будет засорено семенное зерно ?
Он, Мальцев, собрал первую коллекцию семян и всходов всех важнейших сорных растений - чтобы с ними успешно бороться, их надо знать. Он разработал метод определения сорных элементов в почве и в семенном зерне. Он убедился: каждое культурное растение имеет своего спутника-паразита, семена его трудно отличимы от культурных, имеют ту же форму, ту же окраску, ту же парусность, так что при самой тщательной сортировке эти приспособленцы неразлучны с зерном. И земледелец, засевая ниву свою, сам же высевает и сорные растения.
Мальцев многое уже знал, однако знания его пока что лежали бесполезным грузом. "Ждут подходящих условий, чтобы прорасти", - с сердитой иронией отшучивался он. С иронией над собой и своими знаниями, пока что никчемными, никому не нужными. Но должны же миновать трудные для России времена, должна же наладиться жизнь, когда-нибудь должны же кончиться гражданские распри.
Мальцев стоял на пороге научного открытия, которое могло обессмертить его имя. Еще в 1911-1912 годах Александр Иванович рассказал практикантам, среди которых был и молодой Вавилов, что при собирании овсюгов он предвидит формы, которых нет пока в его коллекции, и никогда их не видел, но знает, что в природе они должны быть.
Так шел к своему открытию и Дмитрий Иванович Менделеев. Работая над учебником химии, он задумался: как лучше расположить химические элементы, чтобы их легче было запоминать студентам? Логика подсказала - в порядке возрастания атомных весов. И когда, именно так и сгруппировал их, то обнаружил, что свойства элементов повторяются. Однако это еще не было открытием, но до него оставался один шаг.
Точно в такой же близости от открытия находился и Мальцев. Систематизируя сорняки, он обнаружил схожесть форм сорных и культурных растений. Зная все разновидности овсов, можно предсказать существование схожих форм и у овсюгов: каждое культурное растение имеет своего спутника - сорняка. Словом, свойства повторяются. Как у элементов, так и у растений.
Обнаружив повторяемость свойств химических элементов, Менделеев сформулировал периодический закон и составил таблицу, в которой предсказал свойства еще не открытых элементов - в таблице им уже было отведено строго определенное место.
Мальцев тоже знал, каких форм растений у него нет в коллекции, искал эти формы и находил, чем и поражал практикантов. Однако никакого закона не открыл. Видно, не суждено ему было воскликнуть: "Эврика"!
Закон гомологических рядов (биологической изменчивости сходных признаков) открыл Николай Иванович Вавилов.
Изучая культурные растения, он убедился в том же: если все известные формы наиболее изученного вида растений расположить в определенном порядке, то ищи и обнаружишь такие же формы и с теми же признаками и у других видов.
Ищи, пока не заполнишь "пустые клетки в таблице".
Что и говорить, важный ориентир для ботаника, для каждого "охотника за растениями", как называли в Америке собирателей. Однако в чем причины такого сходства форм растений, выстраивающихся в параллельные ряды? На, этот вопрос не было ответа. Не знал его и Мальцев, хотя и стоял перед ним.
Ответ нашел Вавилов: сходство определяется почти одинаковым набором генов (генотипов), которые и обуславливают наследственную изменчивость.
Это уже было открытием. Великим открытием закона, который и ляжет в основание мировой биологической науки.
В сентябре 1920 года Воронеж встречал делегатов первого Всероссийского съезда по прикладной ботанике. Начиналась мирная жизнь с мирными заботами.
Но почему ботаники первый свой съезд решили провести в Воронеже? Я догадывался, что идея эта родилась на триумфальном съезде селекционеров в Саратове, где от воронежских научных учреждений были двое: профессор Воронежского сельскохозяйственного института Келлер и заведующий Воронежской сельскохозяйственной опытной станцией Сократ Константинович Чаянов, одновременно возглавлявший и областное управление по опытному делу. Оба они вошли в оргкомитет по созыву съезда ботаников:
профессор был наречен председателем, а Чаянов и неведомый мне Б.А.Иванов - членами этого комитета. Выходит, всю организацию съезда воронежцы брали на себя. Так не они ли и предложили Вавилову эту идею?
Я склонен думать, что инициатором был Сократ Константинович Чаянов. Любопытнейшая личность.
В начале своих поисков я об этом человеке не знал ничего. И, может быть, так ничего о нем и не узнал, если бы не наткнулся в архивах на совершенно необычные служебные бланки, на которых Чаянов писал не только распоряжения, но и письма. Это были "именные" бланки. В правом верхнем углу по очерченному полукружью, как по восходящему солнцу, четким и красивым шрифтом было набрано "Сократ Константинович Чаянов". Слева указывалась строкой его должность: "Заведующий Воронежской областной опытной станцией Наркомзема РСФСР". С годами должности его менялись, а форма, бланка всегда оставалась "именной".
Этим и обратил он мое внимание, вызвав невольную улыбку: очень уж откровенно гордился собой человек.
А вот как он писал историю сельскохозяйственного опытного дела Средне-Черноземной области: "Фактически к организации первого опытного поля - Воронежского - было приступлено с 5-го июня 1911 г. (н.с.), когда первый заведующий опытным полем С.К.Чаянов вступил в исполнение своих обязанностей". Через несколько страничек, когда Чаянов перешел к подробному рассказу об этом поле, он повторил эту же мысль, не забыв снова упомянуть себя. Словом, Чаянов с удовольствием рассказывал о Чаянове, не скрывая этого удовольствия. При этом, кажется, ничего не привирал, лишнего себе не приписывал. Но уж что сделал, то моё и никому другому не отдам. Может, так и надо: не заявишь - отнимут или забудут.
Через два года Чаянова пригласят в Москву для организации первой Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки, открывшейся в 1923 году. Предлагали подключиться к этой работе и Вавилову, однако Николай Иванович отказался, написав: "Всероссийскую выставку может устроить только Сократ Константинович". Судя по всему, Чаянов справился с кропотливым и сложным делом успешно. Вавилов ободрял его:
"Ваше Превосходительство сможет чрезвычайно много сделать в этом направлении..." С такой иронией Вавилов мог обращаться только к человеку близкому: с иронией и уважением.
После закрытия выставки Чаянов получает длительную командировку в Америку - на несколько месяцев. Однако вскоре его отзывают и назначают заведующим Опытным отделом Наркомзема РСФСР. Принял он это предложение не без колебаний, о чем свидетельствуют письма Вавилова - выходит, делился с ним своими сомнениями. Судя опять же по письмам, энергичный агроном-опытник долго не мог прижиться в Москве - чувствовал себя в Наркомземе не на месте и его тянуло обратно в Воронеж...
Так что Чаянов, всегда искавший дела и умело пропагандировавший его, вполне мог быть инициатором первого съезда ботаников в Воронеже. К тому же проходил он в помещении областного управления по сельскохозяйственному опытному делу - в "конторе" Чаянова.
С основным докладом о значении прикладной ботаники в опытном деле должен был выступать он же - Чаянов. И он выступит "со свойственным ему талантом и живостью красок" - так оценят его доклад участники съезда. Однако сначала, по просьбе всех двухсот делегатов, на трибуну поднимется Вавилов и прочитает доклад о гомологических рядах, который с триумфом был принят селекционерами в Саратове.
Да., в Саратове случилось то, что сразу же вошло в историю. Зал молчал, ни возгласов, ни аплодисментов. Все словно бы выжидали, что скажут корифеи, которых было тут немало. И тогда над всеми возвысилась импозантная фигура - поднялся известный каждому студенту профессор Заленский. Опершись руками на стол и наклонившись вперед, маститый зоолог о гордостью и радостью в голосе сказал:
- Перед нами Менделеев в растениеводстве!
И тут же грянул гром рукоплесканий. Из зала крикнули:
- Биологи приветствуют своего Менделеева!
- Что можно добавить к этому докладу? - спросил, обращаясь к делегатам, поднявшийся на трибуну ученый-агроном Николай Максимович Тулайков. И торжественно отчеканил: - Могу сказать одно: не погибнет Россия, если у неё есть такие сыны, как Николай Иванович.
В Москву из Саратова полетела телеграмма: "Совнарком. Луначарскому. На Всероссийском селекционном съезде выслушан доклад профессора Н.И.Вавилова исключительного научного и практического значения с изложением новых основ теории изменчивости, основанной главным образом на изучении материала по культурным растениям. Теория эта представляет крупнейшее событие в мировой биологической науке, соответствуя открытиям Менделеева в химии, открывает самые широкие перспективы для практики. Съезд принял резолюцию о необходимости обеспечить развитие работ Вавилова в самом широком масштабе со стороны государственной власти и входит об этом со специальным докладом".
Молодой, энергичный, обаятельный Вавилов становился знаменем отечественной сельскохозяйственной науки.
- Николай Иванович - гений, и мы не сознаем этого только потому, что он наш современник, - сказал о своем ученике скупой на похвалу профессор Д.Н.Прянишников.
Нет сомнения, делегаты воронежского съезда уже знали о научном открытии Вавилова, - многие слышали его доклад в Саратове. И все же всем хотелось еще раз испытать это чувство торжества человеческого разума, чувство, которое придавало сил и уверенности: жизнь возрождается! Разруха, нищета и голод не вечны, как всё в этом мире. И, кажется, они обрели эту уверенность: беды не вечны.
С особым интересом читал я выступления Мальцева - он выходил на трибуну съезда трижды, сделал три доклада: о сорно-полевой растительности, о медоносных градах в Каменной степи и о ботаническом составе древесных пород в степных посадках.
Объясню особое моё внимание к нему. Вряд ли кто-нибудь другой перетерпел за эти годы столько лишений, испытал столько ужасов. Он один из немногих видел не из далека, а вокруг себя заброшенные пахарем, заросшие бурьянами поля. Знал не из газет, что посевные площади сократились до минимума, что даже эти малые наделы засеяны кое-как, потому что у земледельцев нет ни тягла, ни орудий.
Крупнейший знаток полевых сорняков лучше других знал, что "ни в одной из культурных стран сорная растительность не играет такой роли стихийного бича сельского хозяйства, как в России". Эти слова Мальцев скажет с трибуны съезда ботаников, но скажет их не для того, чтобы нарисовать мрачную картину, а чтобы привлечь внимание ученых: "Рано или поздно с этим вопросом придется считаться". Он был уверен: как ни трудно, а надо жить и работать. Крестьянин поднимется на ноги, обзаведется тяглом и орудиями - и снова будет запахивать все заброшенные поля. Вот тогда ему и понадобятся дельные советы ученых.
Мальцев первым в России занялся изучением того мира растений, на который ботаники-флористы почти не обращали внимания, мира сорных трав. И пришел к выводу: каждое культурное растение имеет своего спутника-сорняка, семена которого имеют ту же форму, величину, окраску и вес. Бороться с "приспособленцами" в мире растений так же нелегко, как и в человеческом обществе. Надо распознать их, изучить условия, благоприятствующие им, а потом уже и вырабатывать методы борьбы с ними.
Мы не можем дальше хозяйствовать, не зная качества высеваемого материала. Издревле и по сей день земледелец сам того не зная, высевает сорные растения: на каждую десятину он вместе с зерном ржи или пшеницы своей рукой высевает до двух миллионов семян сорняков, сопутствующих ржи и пшенице. Выход напрашивается сам - надо налаживать очистку семенного материала, это очень и очень важно. А он, Мальцев, уже разработал и метод определения засоренности зерна. И не только зерна, но и почвы.
Это посложнее, потому что в самой почве семян сорных растений в сотни и сотни раз больше, чем высевается их с самым сорным зерном. Не все они всходят в ту же весну, многие годами ждут своего часа, чтобы прорасти и отнять у земледельца, если не весь урожай, то почти весь.
Что с этой бедой делать? Надо научиться так обрабатывать землю, чтобы вызвать прорастание сорняков до сева, а потом тут же их и уничтожить.
Не надо думать, что это легко. Многие агрономы и сегодня не умеют уничтожать сорняки до сева - не научились за семьдесят минувших лет, а потому, чтобы прикрыть свою нерадивость и уничтожить сорняки на полях, вынуждены применять ядохимикаты, вредные для природы и человека.
Пожалуй, раньше и лучше многих других советом Мальцева воспользовался его знаменитый однофамилец - Терентий Семенович Мальцев, зауральский ученый-хлебопашец. Совет этот он услышал от него на одном из совещаний, посвященном борьбе с сорняками. А услышав и осознав, первым в Сибири перешел на такие сроки сева, которые и позволили ему и его последователям успешно бороться с сорняками. Однако и сегодня во многих и многих местах делать этого не умеют.
Нет, имя Александра Ивановича Мальцева на воронежском съезде ботаников не прогремело. А все же вклад он внес немалый, вполне достаточный, чтобы прославить любого ученого. Он не только наметил программу борьбы с сорняками, но и заложил научные основы той специальной отрасли знания, которая занимается изучением сорно-полевой растительности. В последующие годы его предложения будут широко воплощаться...
Стоп, автор, притормози. Читатель уже понял, что ты хотел сказать, чтобы подчеркнуть -вклад Мальцева в науку и практику. Однако в жизни все сложнее. Да, его предложения будут и воплощаться в сельскохозяйственную практику, и долго-долго игнорироваться, по сегодняшний день. Да, будет развиваться и наука о сорняках на принципах, высказанных Мальцевым, но развивается она как-то молча, кулуарно, так, что даже ученые бьют тревогу: нынешние агрономы не знают биологию сорных трав, а без этого не может быть успешной агротехнической борьбы с сорняками, поэтому-то и применяют везде и всюду ядохимикаты. В свою очередь ядохимикаты как бы отменяют необходимость таких знаний. В результате нынешний агроном оказался в этом отношении невежественнее своего предка, неграмотного крестьянина - ему вроде бы даже нет нужды знать биологию сорняков, которых, однако, не становится меньше, несмотря на все усилия ядохимикатчиков.