Geum.ru

Монография эволюция государственного строя древней руси (IX-X вв.)

Вид материалаМонография
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   14
Государственные образования в среднем Поднепровье.

До настоящего времени остается открытым вопрос о том, какой из двух древнерусских центров: Киев или Новгород стал государствообразующим центром. При этом проблема взаимоотношений Новгорода и Киева – является одной из важнейших в истории развития древнерусского государства.

Существует несколько концепций: киевоцентристская, биполярная (Киев – Новгород) а также полицентрическая. Долгое время приоритет в работах отечественных историков был отдан схеме, согласно которой существовал мощный государственный центр в Киеве, а вся остальная Русь являла собой периферию. Киевоцентристская модель складывания Древнерусского государства и сегодня имеет немало последователей. Это наглядно продемонстрировала дискуссия в журнале «Родина», посвящённая Древней Руси, и собравшая видных отечественных историков. Например, Н. Ф. Котляр считает, что источники однозначно толкуют проблему в пользу Киева. Более того, вплоть до наступления раздробленности, политическая, экономическая и культурная история Древней Руси суть история Руси Южной1. Он считает, что русская земля «пошла» с Юга, а не с Севера, так как южные земли заметно опережали в развитии северные. Новгород был основан, по мнению Котляра, только в X веке. Повторяется высказанная им же раньше мысль о том, что в IX-м веке в племенном княжении ильменских словен, «источники не отмечают социально-политических процессов, которые можно было бы считать государствообразующими»2. Это, по его мнению, объясняется тем, что на севере процессы возникновения государственности развивались медленнее, чем на юге. В то же время существуют летописные свидетельства о том, что процессы огосударствеления территории проходили ещё во времена Аскольда и Дира: «И по сих братии той (Кие, Щёке, Хориве) придоста два варяга и нарекостася князема: одиному бо имя Аскольд, а другому Дир; и беста княжема в Киеве и владеюща полями (полянами); и беша ратнии с древляны и с улицы»1. Речь, по утверждению Н. Ф. Котляра, шла об окняжении территорий уличей и древлян, обложении их данью. Поэтому именно киевское княжество Аскольда и Дира было тем социально-экономическим ядром, вокруг которого начало складываться Древнерусское государство.

Н. А. Макаров настаивает на том, что Русь была двуцентричным государством, сформированным вокруг оси Киев – Новгород. Поэтому, по его мнению, формирование древнерусского государственного единства было осуществлено путём срастания северного ядра с южным2.

Ряд современных историков настаивают на полицентризме формирования русской государственности. Так, отмечается, что при углублённом изучении других территорий Древней Руси, центры подобные Киеву и Новгороду существовали и там, где раньше видели только периферию. В частности выделяются Ростовское озеро, Суздаль, Псков, Полоцк. Именно в таких центрах на протяжении длительного времени готовилась почва для создания целостного политического организма, именуемого Древнерусским государством. Впоследствии комплекс импульсов, исходящих из различных центров, привёл к формированию единой территориальной системы. При этом одинаковое значение в этом процессе придается как инициативе, исходящей из Киева, так и импульсам из регионов. Целый ряд центров зарождения государственности восточных славян, по признанию исследователей, являют собой общую закономерность появления государственного строя у родственных этносов. Однако, несмотря на это утверждение, представители данной группы историков (например, В. А. Кучкин) отмечают, что «полицентризм возникновения древнерусской государственности не умаляет выдающегося значения Киева как столицы Древнерусского государства и выдающегося исторического значения Новгорода как одного из первых очагов древнерусской государственности»1.

В настоящее время всё же следует признать, что характерной особенностью процесса образования древнерусской государственности на территории восточных славян являлась двуцентричность данного явления. Процессы первичного формирования государственности шли как на северо-востоке Европы в Приильменье, так и среднем Поднепровье, именно том районе, с которым связывают возникновение понятия «русская земля». Оба главных русских города стояли у истоков древнерусской государственности, занимая выгодное географическое положение, позволяющее контролировать путь «из варяг в греки».

В свою очередь немаловажным представляется вопрос о том, существовали ли различия процессов формирования государственности в Новгороде и Киеве.

Историки XIX и XX веков, в своих исследованиях, посвящённых истории двух крупнейших центров Киевской Руси: Киева и Новгорода, в качестве приоритетной задачи ставили поиск специфических, уникальных черт в политическом устройстве Киева и Новгорода, исходя из вполне очевидного факта, что судьбы этих центров в конечном итоге оказались столь непохожими одна на другую. Важным представлялось уловить вектор развития «днепровской и волховской столиц», изучить оба феномена в динамике2.

В историографии по данной проблематике можно наметить контуры трёх основных направлений. Одно из них отмечает сильную княжескую власть в Киеве в качестве противовеса роли веча в Новгороде. Такая трактовка политического устройства Киева и Новгорода характерна как для многих представителей дореволюционной историографии, так и для классиков советской исторической науки – Б. Д. Грекова и Б. А. Рыбакова1.

Второе направление стоит особняком и представлено работами петербургского историка И. Я. Фроянова и его учеников. Ими была создана концепция развития Древней Руси как отдельных «городов-государств», представляющих собой отдельные замкнутые единицы в рамках города и его ближайшей округи. При этом Фроянов отводит незначительное место в политической структуре «городов-государств» князьям, ставя на первое место вече2.

Наконец, третье направление, представленное ведущими специалистами-медиевистами России и Украины, нацелено на поиск уникальных черт в развитии Киева и Новгорода. Основателем традиции «уникальности» развития Киева, да и всей Южной Руси по сравнению с Северной Русью, на Украине был М. С. Грушевский. В настоящее время наиболее ярким представителем данного направления является П. П. Толочко. Он отмечает, что «руководящая роль и преимущественное право представительства на вече принадлежали верхам общества»; «при сильном князе этот узкоклассовый орган был послушным придатком верховной власти, при слабом – зависимость могла быть и обратной»3.

В России это направление поддерживает В. Л. Янин, который всю жизнь посвятил изучению Новгорода. Он указывает на то, что: «Княжеская власть в Новгородской земле утверждается как результат договора между местной межплеменной верхушкой и приглашённым князем. Договор, по-видимому, с самого начала ограничивал княжескую власть в существенной сфере – организации государственных доходов. В этом состоит коренное отличие новгородской государственности от монархической государственности Смоленска и Киева, где княжеская власть Рюриковичей утверждается не договором, а завоеванием. Именно исходное условие ограничение княжеской власти в Новгороде заложило основы его своеобразного устройства… Киев изначально развивается как монархия, Новгород же до конца XV столетия придерживается начал первоначальной государственности, возникших ещё в докняжеский период. Это вече, посадники, которые продолжают традиции родоплеменных старейшин, тысяцкие (военачальники и т. д.)»1.

Действительно, по всей видимости, во время призвания Рюрика существовал «ряд», регламентирующий его функции. Однако уже вскоре он подавил восстание новгородцев, что вынудило многих из них бежать в Киев (более подробно об этом ниже). Поэтому можно предположить, что власть Рюрика (после подавления восстания) и Олега в Новгороде мало чем отличалась от власти киевских князей. Однако впоследствии в Новгородском управлении проявились уникальные черты, взаимосвязанные с его особым положением в Древнерусском государстве.

В результате вышеизложенного, можно в целом согласиться с мнением о том, что «на протяжении VIII-IX вв. в Среднем Поднепровье и Поволховье независимо друг от друга определились два центра зарождения русской государственности. В обеих областях в процессе складывания государственности возникли два важнейших её института: публичная власть в виде господства наиболее сильного племени над остальными племенами, признающими его главенство, и натуральные повинности в форме дани, идущей на его содержание. Эти институты имеют ещё весьма примитивный характер, но, тем не менее, должны рассматриваться как первые проявления зарождающегося государства»2.

До сих пор среди историков нет единого мнения, какие территории составляли «русскую землю». В частности выдвигается предположение, что она занимала территорию к которой позднее летописи относили такие города, как «Киев, Чернигов, Переяславль, Городец Остерский, Вышгород, Белгород, Торческ, Богуславль, Канев, Божский на Южном Буге, Межибожье, Котельница, Бужск на Западном Буге, Шумеск, Тихомль, Выгошев, Гнойница, Мичск, Здвижень, часть бассейна реки Тетерева»1. Усилиями археологов подтверждён факт расселения на данной территории нескольких племён: полян, волынян, частично древлян и северян. Существует также гипотеза, что «Русская земля» представляла собой не племенное, а государственное объединение, появление которого можно относить к IX веку.

Ряд современных историков полагает, что в пределах Днепровского Левобережья и бассейнов Среднего Дона и Верхней Оки существовало сильное прарусское государство VII-VIII вв., которое не подчинялось хазарскому каганату2. Здесь нельзя обойти вниманием вопрос о так называемом «Русском каганате», под которым понимается существовавшее на восточнославянской территории, где проживали разнообразные народы – славянские, финно-угорские, балтские, скандинавские и тюркские, государственное образование, сложившееся ещё до времени летописного призвания Рюрика в 862 году на княжение в Новгород. Это весьма загадочное государственное образование упоминается в ряде средневековых источников.

Так Бертинские анналы, рассказывая о прибытии 18 мая 839 года в Ингельгейм к императору Людовику Благочестивому византийской посольской миссии, сообщают, что император Феофил прислал с ним также неких людей, «которые говорили о себе, т. е. о своем народе, что они называются Рос, (Rhos), которых их король по имени какан направил к нему (Феофилу) ради дружбы». Феофил просил Людовика разрешить возвратиться этим людям через его государство, так как обратный путь этих послов из Константинополя пролегал через области, занятые «племенами величайшей дикости» и нет нужды подвергать их опасности. Однако посланники вызвали подозрения и, после расследования, обнаружилось, что они из племени свеонов (племя в Средней Швеции). Император, воевавший с норманнами, заподозрил, что они разведчики, назвавшиеся чужим именем и задержал их. О дальнейшей судьбе этих посланников ничего не известно1. Данные сведения послужили основой для множества различных гипотетических построений, относительно локализации данного «каганата».

Интересное объяснение посольства выдвинул А. Н. Сахаров: «речь идёт о том, что освобождённая от ига Хазар Южная Русь присвоила своему вождю титул кагана, как свидетельствующий о её свободе и суверенитете от Хазарского каганата…что касается «свеонов» то ведь это характеристика франков и не более того»2. Однако такая вольная интерпретация сведений, содержащихся в источнике, не представляется научно обоснованной.

Поэтому, исходя из достоверности того факта, что послы, назвавшиеся росами оказались шведами, многие исследователи полагают, что «каганат» росов существовал на северо-западе Восточной Европы. В качестве его центров называются Ладога3, Рюриково Городище на Волхове, верхнее Поволжье (Сарское городище) и Бирка в Средней Швеции4. Гипотетически в качестве Русского каганата могло выступать объединение племён северной Европы. Однако данное предположение подвергается большому сомнению по двум причинам. Во-первых: Византия и «каганат» росов, в этом случае были значительно удалены друг от друга и, следовательно, имели различные региональные политические и экономические интересы. Поэтому не ясна цель посольства к византийскому императору «дружбы ради» т. е. для установления или продления дружественных отношений. Во-вторых: «необъяснимо использование на крайнем северо-западе Восточной Европы тюркского титула, обозначающего главу государства, что естественно в южных регионах в зоне взаимодействия нетюркских этносов с тюркским»1.

Мнение о том, что «каганат» располагался в Причерноморье или же вовсе отождествление Русского и Хазарского каганатов, также не выглядят достаточно обоснованными. Ведь тогда бы посольство росов могло спокойно вернуться к своему кагану, однако император Феофил сообщал о невозможности возвращения по причине того, что их пути пролегали среди варваров и диких племён2.

Как уже отмечалось выше, В. В. Седов ведёт поиск мощного государства изначальной славянской Руси в Среднем Поднепровье в ареале левобережной так называемой волынцевской культуры: «археологические материалы позволяют достаточно определённо утверждать, что создателями Русского каганата первой половины IX в. были русы – носители волынцевских древностей и эволюционировавших на их основе роменской, боршевской и окской культур»3. Против славянских русов – носителей этой культуры – Хазарскому каганату, по мнению Седова, пришлось строить в 830-е годы Саркел и другие крепости на Дону. В состав этой Руси включаются поляне, северяне, радимичи и вятичи. Титул каган, который получил глава политического образования русов, указывает на становление в их земле ранней государственности. «Русский каганат» распался в результате натиска хазар и Византии, тогда в киевское княжество и попали варяги Аскольда и Дира4.

Сходную гипотезу выдвинул М. И. Артамонов, утверждая, что уже в начале IX века во время междоусобной войны – восстания мадьяр и каваров в Хазарии – в Среднем Поднепровье возник её соперник «Русский каганат»5. Данные построения не опирались на достаточный археологический материал, а скорее следовали широко распространённой концепции об автохтонной Руси. В тоже время важнейший источник – Бертинские анналы сообщает лишь только о том, что люди, назвавшиеся росами, но опознанные как шведы утверждали, что их правитель именуется хаканом и что он ради дружбы отправил их к императору Феофилу. Поэтому логичным видится утверждение, что «не вызывающих сомнений данных о существовании в первой половине IX в. «Русского каганата» здесь попросту нет».1

Кроме сообщения Бертинских анналов, историки для определения локализации «русского каганата» привлекают сообщения восточных авторов. Так совсем недавно концепция «русского каганата» была развита и дополнена Е. С. Галкиной. Она утверждает, что современные научные данные доказывают реальное существование неоднократно упоминаемого в арабо-персидской и западноевропейской литературе (Ибн Русте, Гардизи, «Худуд ал-Алам» («Пределы мира»), «Бертинские анналы») «русского каганата», несколько веков ошибочно отождествлявшегося с Хазарией. Главный этнос этого, по её мнению, военно-торгового государства, составляли заселявшие верховья Донца и Дона сармато-аланы, оказавшие значительное влияние на славянские племена раннего средневековья и вместе с ними образовавшие первое русское государство, локализуемое на юго-востоке Восточно-европейской равнины – на территории верхнего и среднего течения реки Дон – Танаис («река славян»), северского Донца и притоков Днепра, вместе образующих торговую «реку рус». Это государство существовало до 30-х годов IX века, когда оно было разорено венграми, направленными Хазарским каганатом. Именно земли «русского каганата» после его гибели вошли в ядро Киевской Руси, оставив славянам имя «Русь» утверждает исследовательница2.

Последующие правители Киевской Руси, по мнению автора, имели сармато-аланские корни. Притом киевских князей, заключавших договоры с Византией, Галкина напрямую отождествляет с правителями Алании1. Следует отметить, что гипотеза не подтверждена достаточным материалом, как археологическим, так и сведениями источников. Автор не привлекает сведения древнерусских летописей, основной упор делая на иностранные источники. В отечественных же письменных источниках нет упоминания о войне венгров с мощным государством, коим представляется русский каганат, нет ни слова о союзе аланов и славян, о котором говорит историк.

Восточные источники же, с одной стороны являясь бесценными свидетельствами о народах Восточной Европы, в тоже время не всегда могут отражать реальное положение дел. В качестве примера можно привести слова В. В. Бартольда об источнике Худуд ал-Алам (именно по его сведениям Галкина проводит локализацию земли русов, определяя её восточные границы): «Компилятор (автор «Худуд ал-Алам») соединил в одну картину данные, относящиеся к разным периодам, и, несмотря на скудость своих сведений, с мнимой точностью устанавливает географическое положение стран и народов. В этом отношении в системе нашего автора нет противоречий, но едва ли эта система когда-либо соответствовала действительности»2.

При этом сами сведения в Худуд ал-Алам не подтверждают ни концепции о том, что главным этносом в каганате «были сармато-аланы, которые в письменных свидетельствах называются русами»3, ни его территориальной локализации. Так анонимный автор «Худуд ал-Алам» сообщает о земле русов следующее: «На восток от неё – гора печенегов, на юг река рута, на запад славяне, на север ненаселённый север. Это большая страна и народ её плохого нрава…Царя их зовут хакан русов. Страна эта изобилует всеми жизненными благами. Среди них есть группа славян, которая им служит»4. Последующее далее в тексте описание быта русов, в частности похоронных обрядов, позволяют многим исследователям проводить прямые параллели со скандинавским бытом эпохи викингов, а вовсе не с бытом носителей степного варианта салтово-маяцкой культуры – сармато-аланами. В то же время при описании географического положения земли русов, речь идёт скорее о северо-востоке Европы, чем о юго-востоке Восточноевропейской равнины.

Более пространное упоминание о хакане русов мы можем встретить в трудах арабского географа начала X века Ибн Русте (этот текст был повторён в разных редакциях многими позднейшими восточными географами) , притом считается, что текст отображает события IX века: «Что же касается ар-Русийи, то она находится на острове, окружённом озером. Остров, на котором они (русы) живут, протяжённостью три дня пути, покрыт лесами и болотами… У них есть царь называемый хакан русов. Они нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают. Они не имеют пашен и питаются лишь тем, что привозят из земель славян…На коне смелости не проявляют, но все набеги и походы совершают на кораблях»1. Попытки отыскать «остров русов» предпринимались многими историкам, но осуществление этой задачи вряд ли выполнимо. Это связано не только с вопросом о достоверности данного источника, но даже с простой терминологией: ведь в арабской географической традиции термины «остров» и «полуостров» неразличимы. К тому же восточные авторы имели весьма туманные сведения о родственности тех или иных этносов, проживающих к западу. Так, Ибн Хордабех писал, что «русы – вид (=племя, род – араб. Джинс) славян»2. В свою очередь Ибн Фадлан называл правителя Волжской Булгарии «царём славян» (малик ас-сакалиба)3, фактически отождествляя болгар со славянами. Возможно такое наименование «могло быть связано с расширительным толкованием Ибн Фадланом этнонима ас-сакалиба как всего населения Восточной Европы, что иногда встречается и в других арабских источниках»1.

Поэтому представляется научно обоснованным мнение В. Я. Петрухина о том, что: «Русский каганат – не более чем историографический фантом, ибо в источниках говорится лишь о том, что правитель Руси именуется каганом – никаких известий о структуре его государства и составе его подданных, которые свидетельствовали бы о почти «имперском» статусе «великого кагана», подобно аварскому или хазарскому в источниках нет»2.

Однако стоит отметить, что близость к Хазарии, по-видимому, наложила определённый отпечаток на восприятие русских князей. Существует ряд упоминаний, что в первые столетия существования Древнерусского государства, киевских князей часто именовали титулами Хакан или Каган, которые, скорее всего, были заимствованы у правителей Хазарского каганата. По всей видимости, «для восточных славян правитель Хазарии долгое время представлялся наиболее могучим из земных владык, и отсюда долгое использование его титула для возвышения собственного значения»3.

В свете данных наблюдений можно утверждать, что на территории Среднего Поднепровья в первой половине IX существовали крупные политические образования – союзы племён, однако не было единого мощного прарусского государства – «каганата».

Что же касается самоназвания Государства восточных славян – Русь, то по сей день ведутся ожесточённые споры, о его происхождении. Несомненно одно: источники как западноевропейские, так и восточные и отечественные не ставят знак равенства между славянами и русью.

Как уже говорилось выше, в первой половине IX века в Среднем Поднепровье уже существовало крупное политическое объединение восточных славян, возможно включавшее в себя несколько племенных княжений. Историки и археологи называют его «Русской землёй». По-видимому, процессы образования государственности у восточных славян начались и вначале проходили в обществе, которое было преимущественно родо-племенным.

Вероятно данное политическое объединение (или объединения) славян представляли собой весьма грозную силу. Существование крупного объединения народа называемого «русь» недалеко от рубежей Византии подтверждено современными тому времени источниками. Так к 30-40 гг. IX века относится рассказ о русах в «Житии святого Георгия Амастридского». Источник повествует о том, что византийский город Амастрида подвергся разорению: «было нашествие варваров Рос, народа, как знают все, крайне жестокого и безжалостного и не несущего [в себе] никаких признаков человеколюбия»1. Особенно пострадали православные церкви и монастыри, множество народу было убито или полонено. Но всё завершилось миром, варвары сменили гнев на милость, что автор «жития» объясняет вмешательством чудодейственных сил. Исследователи установили, что данный источник был написан не позднее 842 года, автором известных византийских сочинений той поры Игнатием. События, сообщаемые в источнике, можно датировать началом IX века2.

Несомненно, более масштабным событием, связанным с именем русов и оставившем глубокий след в византийской истории, стало нашествие народа «росов» на саму столицу могущественной империи. Оно оставило заметный след в памяти современников, было документировано видными деятелями империи, позднее к нему не раз обращались византийские историки X-XII вв. Ход этого значимого события был подробно изложен патриархом Фотием. 18 июня 860 года русское войско, прибывшее по морю, осадило Константинополь. Греки не располагали тогда достаточными силами для отпора – их император Михаил был со своим войском в Малой Азии, где империя вела войну с арабами. Более месяца Русь разоряла окрестности византийской столицы, а также острова Пропонтиды: «Причислявшиеся ранее к рабам, они глумятся над городом, как над рабом. Лишённые единоначалия, они не сведущи в искусстве войны, грабят и убивают подряд всех, оказавшихся за стенами»1. Любопытным является то обстоятельство, что, по свидетельствам источников, без видимых причин воинство россов сняло осаду и удалилось: «Неожиданным было нашествие врагов, неожиданно свершилось и удаление их»2. Избавление объяснялось вмешательством Богородицы. В то же время Фотий отмечал, что нападавшие ушли с огромной добычей. Обращает на себя внимание тот факт, что нападавшие племена, в заглавии проповедей Фотия называются «росами», а в тексте к ним прилагается другое название - «скифы». К тому же Иоанн Скилица в связи с этим нашествием писал: «Всё лежащее на берегах Евскина и его побережье разорял и опустошал в набегах флот росов (народ рос – скифский, живущий у северного Тавра, грубый и дикий). И вот самую столицу он подверг ужасной опасности»3. По этому утверждению, народ русов/росов, совершивший военное нападение 860 года, можно локализовать в «скифии», т. е. в южнорусских землях. Можно согласиться с мнением: «нападение русов на Константинополь в 860 г. было неординарным событием как в византийской, так и в русской истории. Оно оповестило мир, что на исторической арене появилось новое крупное военно-политическое образование»4.

При сопоставлении текстов византийских источников с событиями, описываемыми в «Повести временных лет», можно прийти к ряду заключений. Так «Повесть временных лет» сообщает следующую легенду: «И быша 3 братья: единому имя Кий, а другому Щекъ, а третьему Хоривъ, и сестра их Лыбедь. Седяше Кий на горе, где же ныне увоз Боричевъ, а Щекъ седяше на горе, где же ныне зовется Щековица, а Хоривъ на третьей горе, от него же прозвася Хоревица. И створиша град во имя брата своего старейшаго, и нарекоша имя ему Киевъ»1.

Стоит отметить, что уже в эпоху первых летописцев повествование о Кие воспринималось как легенда. Об этом свидетельствует разъяснение летописца: «Ини же, не сведуще, рекоша, яко Кий есть перевозник был, у Киева бо бяше перевоз тогда с оноя стороны Днепра, темь глаголяху: на перевоз на Киев. Аще бо бы перевозник Кий, то не бы ходил Царюграду; но се Кий княжаще в роде своемь, приходившю ему ко царю, якоже сказають, яко велику честь приял от царя, при которомь приходив цари. Идущю же ему вспять, приде къ Дунаеви, и воздюби место, и сруби градокъ малъ, и хотяше сести с родом своим, и не даша ему ту близь живущи; еже и доныне наречють дунайци городище Киевень. Киеви же пришедшю въ свой град Киевъ, ту животъ свой сконча; и братъ его Щекъ и Хоривъ и сестра их Лыбедь ту скончашася»2.

Летописец рисует перед нами образ Кия – храброго князя, совершившего дальний поход. Такой поход был бы невозможен без большого войска. Косвенно это подтверждается сообщением летописца о том, что на обратном пути «срубил» небольшой город на берегу Дуная, который впрочем существовал достаточно долго, если о нём спустя столетия упоминает Нестор. Поэтому поход Кия вполне можно идентифицировать как нашествие русов на Византию в 860 году. Оказанные ему великие почести могли быть щедрым откупом от лица императора за снятие осады Константинополя. Возможно, объясняя уход русов божественным вмешательством, Фотий не хотел компрометировать империю, вынужденную откупаться от «варваров». Серьёзным аргументом против такого построения могут служить хронологические неувязки. Ведь данные события были бы возможны, если следовать датировке основания Киева, указанной в псковской летописи (и сейчас официально принятой) – 854 год. Однако ряд известных исследователей считают, что основание будущей столицы Древнерусского государства следует относить к концу V – или к первой половине VI вв., а летописцы ошиблись, сплющив до нуля отрезок в 300-350 лет и сделав Кия современником Рюрика1. Скудные сведения источников, к сожалению, не позволяют точно датировать поход Кия, поэтому версия, отождествляющая его с нашествием русов на Византию в 860 году, может выдвигаться только как предположение.

Несомненно, впрочем, одно: именно Кия и его братьев летопись определяет как первых киевских князей. Ряд исследователей считают, что: «Предание о Кие, конечно, легенда, но она возникла для того, чтобы объяснить происхождение несомненного существования полянских князей, до образования Древнерусского государства с центром в Киеве, подобно тому как понадобились Ромул и Рем для объяснения несомненно существовавшего дореспубликанского Рима и римских царей. Более чем вероятно, что никто этого героя никогда и не видал, но он стал совершенно необходимым, когда понадобилось дать ответ на вопрос, кто же первый начал в Киеве княжить»2. В свою очередь, другой, не менее известный историк, настаивает на исторической реальности Кия: «Легендарный Кий приобретает реальные черты крупной политической фигуры. Это славянский князь Среднего Поднепровья, родоначальник династии киевских князей; он известен самому императору Византии, который приглашал Кия в Константинополь и оказал ему великую честь»3.

Вопрос об этническом происхождении первых киевских князей стоит гораздо менее остро, чем аналогичный вопрос в отношении Рюрика и его династии. Принадлежность Кия, Щёка и Хорива к местной полянской знати считается более убедительной. Исследователи уверенно обосновывают славянскую этимологию имени старшего из братьев – Кия4. Правда, некоторые учёные в свою очередь полагают, что Кий и его братья были вовсе не полянами. Выдвигаются самые разные точки зрения: отождествление Кия с Ханом Кувертом или Кубратом, который объединил в VII веке булгарские племена и основал на Северном Кавказе мощный политический союз, известный под названием Великой Булгарии (сам автор этой гипотезы - М. Ю. Брайчевский считал Курбата хорватом, т, е. славянином а не тюрком). О. Прицак связывает летописного Кия с отцом хазарского вазира (главы вооружённых сил Хазарского каганта) Ахмада бен Куйа, упомянутого ал-Масуди в рассказе о постоянной наёмной армии хазарских правителей1. На основе прочтения отрывка Лаврентьевской летописи о прибытии Аскольда и Дира в Киев: «Была суть 3 братья: Кии, Щек, Хорив, иже сделаша градоко-сь и ихгибоша, и мы седим, платяче дань родом их, козарам»2, И. Н. Данилевский допускает возможность хазарского происхождения Кия и его братьев3. Большинство историков, всё-таки считает, что данный отрывок – искажение первоначального чтения, которым являлся текст ипатьевской летописи, выглядевший так: «и мы седимъ, родъ ихъ, платяче дань козаромъ»4. Разночтения могут свидетельствовать о том, что позднейшие летописцы по-разному понимали этническую принадлежность основателей Киева.

Существует и ещё одна точка зрения: «Очевидно, что киевская легенда о трёх братьях – основателях города имеет книжный характер: имена братьев «выводятся» русскими книжниками из наименований киевских урочищ. Это делает малоперспективными попытки искать исторические прототипы основателей Киева»5.

Однако можно предположить, что Кий всё-таки являлся реальным правителем полянского племенного княжения, действующим в середине IX века.

Если по поводу реальности Кия и его братьев, а также (при признании их исторического существования) их этнической принадлежности среди историков существуют споры, то события, последующие за их гибелью (вероятной) рассматриваются как исторически достоверные. В «Повести временных лет» мы можем прочесть следующую запись: «В лето 6367 (859) А козари имаху на полянех, и на северех, и на вятичехъ, имаху по беле и веверице от дыма»1. С одной стороны налицо – даннические отношения между племенами славян с одной стороны и Хазарским каганатом с другой. Однако данная зависимость была, как покажут последующие события, недолгой, да и платили её лишь некоторые славянские племена. Набеги хазар на территории восточнославянских племён, живущих на границе с Великой Степью (полян, северян, вятичей) – это историческая реальность. Племена славян вынуждены были откупаться от опасных соседей вышеприведённой данью. Говорить же об иге Хазарского каганата по примеру позднейшего Золотоордынского не приходится. Об этом косвенно свидетельствует и приведенное в летописи «предание о хазарской дани», о том, что поляне в ответ на требование хазар платить дань «вдаша от дыма мечь»2. По аналогии с библейскими египтянами хазарам уготована печальная участь: «Якоже и бысть: погибоша еюптяне от Моисея, а первое быша работающе им. Тако и си владеша, а послеже самеми владеють; яко же и бысть: володеють бо козары русьскии князи и до днешнего дне»3.

Данническая зависимость восточнославянских земель, по хронологии «Повести временных лет», длилась короткое время. Молодое племенное княжение полян, как и северная конфедерация племён, вскоре тоже получило своих иноземных правителей.

Повесть временных лет сообщает о том, что в окружении Рюрика находились два мужа Аскольд и Дир, которые не принадлежали к роду Рюрика но были боярами. Они отпросились в Царьград со своим родом. «И поидоста по Днепру, и идуче мимо и узреста на горе градок. И упращаста и реста: «Чий се градокъ?». Они же реша: «Была суть 3 братья: Кии, Щекъ, Хоривъ, иже сделаша градоко-сь, и изгибоша, и мы седимъ, родъ ихъ, платяче дань козаромъ» Асколдъ же и Диръ остаста въ граде семь, и многи варяги съвокуписта, и начаста владети польскую землею, Рюрику же княжащу в новегороде»1.

Данный рассказ является логичным продолжением повествования о Кие, который закончился его с братьями смертью и принуждением полян к уплате дани хазарами. Ориентируясь на смысловое наполнение текста и летописную хронологию можно говорить о том, что от смерти Кия и до прибытия варягов в названный в честь него город прошло немного времени.

Аскольд и Дир, по-видимому, собирались в Константинополь на службу к византийскому императору, что являлось обычным делом для норманнов-воителей того времени. Однако Киев привлёк их внимание и они остались в нём княжить. Их вокняжение, по-видимому, прошло мирно. Во-первых, небольшой городок, не мог оказать серьёзного сопротивления варяжской дружине, а во-вторых, их вокняжение было выгодно самим полянам, так как усиливало их племенное княжение, позволяя избавиться от Хазарской дани.

Нельзя не отметить попытки ряда историков отрицать варяжское происхождение Аскольда и Дира, опираясь на сообщение польского историка Яна Длугоша: «После смерти Кия, Щека и Хорива, наследуя по прямой линии, их сыновья и племянники много лет господствовали у русских, пока наследование не перешло к двум родным братьям Аскольду и Диру»2. Эти сведения использовали М. С. Грушевский, Д. И. Иловайский. А. А. Шахматов прибегал к ним, считая Аскольда и Дира последними представителями киевской княжеской династии3. Б. А. Рыбаков высказал предположение о славянской этимологии имени Аскольд, которое сохранило древнюю праславянскую форму, восходящую к геродотовским сколотам, «названным так по своему царю»4. Вряд ли можно некритично рассматривать сведения Длугоша. Ряд историков небезосновательно считают, что, отождествляя Аскольда и Дира с потомками Кия, он ориентировался на политическую конъюнктуру. Историк-политик стремился обосновать претензии Польского государства на Киев, в тоже время, отрицая те же притязания московских князей как потомков Рюрика на Южную Русь. Кия он считал «польским языческим князем», а Аскольда и Дира его потомками, устранёнными северными завоевателями1. Поэтому в настоящее время следует признать верным сообщение «Повести временных лет» об Аскольде и Дире как варягах.

Можно согласиться с Н. Ф. Котляром, который выражает уверенность, что во времена Аскольда существовало в Поднепровье общество, которому были свойственны значительная организованность и социальное расслоение и чётко выраженная княжеская власть2. Котляр отмечает, что в известиях Нестора о расселении восточнославянских племён долгое время выступают лишь племенные названия. Известия летописцев о восточнославянском обществе персонифицируются со второй половины IX века, рассказывая под весьма условным 862 годом об утверждении в Киеве воевод Рюрика. «Аскольд же и Дир остатса в граде семь,… и нача владеть польскою землёю; Рюрику же княжащу в Новгороде». Следующая запись о событиях в полянской земле молвит: «Иде Асколд и Дир на греки», но не «идоша поляне на греки», как могло быть сказано в недавнем прошлом. Утверждение затем Рюриковичей в Киеве, по мнению Котляра, институировало центральную власть, сделав её наследственной, в чём современная этнология справедливо видит один из главных признаков государственности3. Опять же, как и в случае с призванием Рюрика произошли важнейшие изменения, касающиеся земельной собственности: земля из владения племени полян перешла во владение князей Аскольда и Дира. Фактически синхронно происходящие процессы «окняжения» земель, как на Севере, так и на Юге Руси, бесспорно, свидетельствуют о двуцентричности зарождения Древнерусской государственности.

Племенное княжение с центром в Киеве, где стали править Аскольд и Дир, предстаёт в описании летописца, как государственное образование, решающее сложные внешнеполитические задачи. Молодое княжество организует ряд военных походов, что свидетельствует о его внешнеполитической активности. Так Киев воюет с болгарами, о чём упоминают как отечественные источники (Никоновская летопись «Убиен бысть от болгар Осколдов сын»1), так и восточные (персидский Аноним «Внутренняя Болгария находится в состоянии войны со всей Русью»). Происходили столкновения и с соседями-славянами: в частности после вокняжения Аскольда и Дира в Киеве: «и беста княжаща в Киеве, и владеюща Полями; и беша ратнии съ Древляны и съ Улици»2. В 865 г.: «воеваша Асколд и Дир полочан и много зла сътвориша»3. Полоцк был стольным градом земли кривичей, входившим во владения Рюрика, что ещё раз доказывает изначально сложные отношения между Северной и Южной Русью.

Был также организован крупный поход на Византию: «В лето 6374 (866). Иде Асколдъ и Диръ на греки, и приде въ 14 лето Михаила цесаря. Цесарю же отшедшю на огаряны, и дошедшю ему Черные реки, весть епархъ посла к нему, яко русь на Царьгородъ идеть, и вратися царь. Си же внутрь Суду вшедше, много убийство крестьяномъ створиша, и въ двою сотъ корабль Царьградъ оступиша. Цесарь же едва въ градъ вниде, и с патреярхомъ съ Фотьемъ къ сущей церкви святой Богородице Влахерне всю нощь молитву створиша, та же божественую святы Богородиця ризу с песними изнесьше в мори скут омочивше. Тишине сущи и морю укротившюся, абье буря въста с ветром, и волнамъ вельямъ въсташе засобь, безбожныхъ Руси корабли смяте, и к берегу приверже, и изби я, яко мало их от таковыя беды избегнути и въ свояси возвратишася»1. Кроме гибели многих дружинников, на княжество обрушилась ещё одна беда: сильный голод. Так же Киев подвергся нападению кочевников. Однако внешняя опасность была устранена: «того же лета (867) избиша множество печенег Осколд и Дир2». Печенеги, являвшиеся главной внешней угрозой Киевского государства на протяжении длительного времени, появились в степях Северного Причерноморья лишь после 889 года, вытеснив оттуда венгров. Поэтому летописец, связав нападение кочевников с печенегами, был, по-видимому, неточен. Вполне вероятно Аскольд и Дир отразили нападение Хазар.

Киевское княжение при Аскольде и Дире значительно укрепило свой международный авторитет, что отразилось в стремлении византийцев распространить христианскую религию и на славян. Так Константин Багрянородный, описывая деяния своего деда императора Василия I, отмечает: «А также народ Рос, весьма трудно одолимый и безбожнейший, прельстив достаточными выдачами золота, серебра и шелковых тканей и склонив к мирному договору, он убедил оказаться причастными к спасительному крещению и уготовил к принятию архиепископа, получившего рукоположение от патриарха Игнатия»3. Сообщают о распространении христианства среди «народа Рос» также патриарх Фотий и Продолжатель Феофана, который отмечает, что росы первыми после набега прислали послов с просьбой о крещении4. По всей видимости, это крещение не имело длительных последствий, хотя византийцы на него серьёзно рассчитывали, иначе не рукоположил бы патриарх Игнатий архиепископа для Руси. Можно отметить, что в настоящее время существует версия о том, что в 867 году была крещена не Киевская Русь, а Азовско-Черноморская Русь, впоследствии вошедшая в древнерусские летописи под названием Тмутаракань. Её высказал Н. Ф. Котляр. Однако на сей счёт нет данных среди источников, поэтому данная гипотеза в настоящее время не может быть признана научно обоснованной.

В заключении главы необходимо отметить ряд важных моментов.

– В качестве догосударственных образований у восточных славян выступали племена, которые могли объединяться в союзы племён. В то же время применение по отношению к восточнославянским общностям терминов «суперсоюз», «союз союзов» племён не представляется убедительным. Однако и предпринятая попытка замена термина «племя» новым термином «славинии», на настоящий момент не выглядит полностью обоснованной.

– Славянская государственность не могла возникнуть в территориально-политическом образовании, существовавшим в IV веке на месте обнаружения так называемой черняховской культуры. Решающая роль в этом образовании принадлежала готам, славяне же присутствовали на данной территории (либо входя в это политическое объединение нескольких народов, либо являясь его соседями), но не более того.

– Варяжская дружина во главе с Рюриком была на добровольной основе приглашена в Новгородские земли для выполнения определенных должностных функций. Такая практика приглашения иноземного правителя на царство была достаточно широко распространена в средневековой Европе и не являлась из ряда вон выходящим событием. Учитывая, что страны Скандинавии и Северная Русь находились примерно на одном уровне развития нельзя говорить о том, что варяги создали Древнерусское государство.

– Доводы «неоантинорманистов» отождествляющих варягов с южно-балтийскими славянами, а не со скандинавами не находят подтверждения в источниках и поэтому не могут быть признаны убедительными.

– Основой для зарождения государственности явились племенные княжения восточных славян, которые возникли на рубеже VIII и IX вв.

– Невозможно также отрицать определённое значение варягов для складывания древнерусской государственности. Ведь именно со времени княжения Рюрика в Новгороде и Аскольда и Дира в Киеве, начинается процесс «окняжения» восточнославянских земель, которые из племенного владения переходят во владение князя, олицетворяющего собой государственную власть. С учётом вышеизложенного следует признать 862 год в качестве отправной точки начала государственного феодализма на Руси.

– Можно признать объективной реальностью сложение в 60-е годы IX века двух больших славянских княжений: Северное охватывающее земли словен ильменских, кривичей, Белоозеро, Верхнюю Волгу, муромские земли по Оке и Южное в земле полян в Среденем Приднепровье, столицей которого стал Киев.

– На территории Среднего Приднепровья, до образования Киевского княжения, существовали такие политические образования как союзы восточнославянских племён, но не было единого прарусского государства, которое часто упоминается в исторической науке под термином «Русский каганат».