Монография эволюция государственного строя древней руси (IX-X вв.)

Вид материалаМонография

Содержание


3.2 Типология феодальных отношений Древней Руси
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14

^ 3.2 Типология феодальных отношений Древней Руси.

Изучение феодализма и становления феодальных отношений на Руси ведётся в отечественной историографии более двух веков. При этом наибольший вклад в изучении этого вопроса внесли советские историки. Следует признать, что в дореволюционной историографии тема феодализма на Руси практически не затрагивалась, этому способствовало убеждение о том, что отечественная история радикальным образом отличалась от истории Западноевропейских стран. И одним из коренных отличий было как раз отсутствие феодальных порядков в Древнерусском государстве. Официальная идеологическая доктрина под воздействием революций в Европе 1830 и 1848-49 гг. «провозглашала особые свойства Российского государства и его истории – православие, самодержавие, народность, разводя пути исторического развития России и западноевропейских стран, которым она оставляла феодализм, революции и конституции»1. Характерно высказывание относительно вопроса феодализма в пореформенной России Н. Кареева: «У нас не было феодализма – такова была господствующая точка зрения нашей историографии. Среди историков было как бы неприлично находить феодализм в России»2. Противопоставление России и Запада, а вследствие этого и отрицание феодальных отношений в русской истории так прочно вошло в официальную идеологию, что во время революционных событий 1905 года, Николай II обосновывал для России чуждость революции общеисторическим контекстом: «У нас не было феодализма, всегда было единение и доверие»3.

Поэтому лишь несколько исследователей во второй половине XIX века указывали на феодальный характер отдельных социальных категорий и институтов в средневековой Руси4.

Ситуация изменилась в начале прошлого века, когда Н. П. Павловым-Сильванским было доказано, что на Руси существовали институты и учреждения аналогичные соответствующим структурам характерным для феодальных государств Западной Европы. При этом период феодального строя в истории России был датирован XIII-XVI вв. и не затрагивал время существования Древнерусского государства. Появление крупного землевладения, княжеской и боярской вотчин или же боярщины-сеньории датировалось исследователем XIII веком. Именно в решающем значении этих институтов он видел сущность феодализма1.

Вскоре, в первые годы советской власти, выдвигается утверждение, что уже в эпоху Киевской Руси существовали все основные элементы феодальной системы: крупное землевладение, сочетавшееся с мелким крестьянским хозяйством, соединение политической власти с землевладением и вассалитет2. Период X-XII вв. был провозглашён «феодальной революцией»3.

Продолжение исследований генезиса феодальных отношений на территории Древнерусского государства связано с именем С. В. Юшкова, который, связывая появление феодальных отношений с экономическим кризисом конца XII века, в то же время отмечал появление феодальных институтов уже к XI в. и даже более раннему времени4. Можно говорить о том, что если в дореволюционной историографии зарождение и развитие феодальных отношений датировались удельным периодом, то советские историки 1920-х гг. сделали основной упор на выявлении генезиса феодализма в Киевской Руси.

В результате исследований, проходивших в первое десятилетие установления советской власти, сложилось несколько точек зрения относительно типологии общественного строя Киевской Руси: 1) черты феодального общества существовали в Киевской Руси, однако господство феодальных отношений было установлено только в XIII веке1; 2) вполне сложившийся феодализм существовал на Руси XI-XII вв.2; 3) Древнерусское общество было по своей сути не феодальным, а рабовладельческим3. Что характерно данные концепции не признавали возможным существование феодальных отношений на Руси для X века, не говоря уже о IX веке. Эпоха IX-X вв. получала разные наименования, например такие как: «эпоха первично-натурального племенного строя»4, но никак не феодальная. Правда, многие историки отмечали процессы постепенной феодализации, проходившие в Киевской Руси5. Ю. В. Готье отнёс к процессу феодализации появление крепостей или замков «славянских князьков и родовладык»6.

Естественный процесс изучения в дискуссиях социально-экономических основ Древнерусского государства был прерван в 30-х гг. прошлого века. Это произошло из-за большого влияния оказываемого на отечественную историческую науку политической конъюнктурой и, в частности, диктата сталинских идеологических догм. Так, по мнению И. В. Сталина, в своём историческом развитии государство должно было пройти необходимый период развитого рабовладения, на смену которого приходил феодализм. Суть феодализма же заключалась в крупном землевладении, соединённом с крепостничеством7. Такие недвусмысленные указания правительства во многом провоцировали историков на создание концепций развитого рабовладения на территории Киевской Руси и появление феодальных форм зависимости как итогового результата разложения рабовладения. М. М. Цвибак, объявив общество Киевской Руси феодальным, отмечал, что предшествовало ему рабовладение и родовой строй. Поэтому: «основная феодализация идёт от рабства и порождает, в свою очередь, превращение свободных общинников в зависимых крепостных. Общинники теряют свою землю, она концентрируется в руках феодалов1. Ещё более настойчиво высказывался И. И. Смирнов, доказывавший, что древнерусское общество прошло стадию рабского развития и в X в. мы имеем развитое классовое общество рабовладельцев и рабов. Рабовладельческая формация признавалась им неизбежной ступенью, предшествующей феодализму2.

Однако, несмотря на обстоятельства, приведённые выше, самая популярная в советской историографии концепция о сложении феодализма на Руси была сформулирована Б. Д. Грековым к концу 30-х гг. XX века. Учёный при составлении своей концепции, существенно отошёл от догматических представлений И. В. Сталина о развитии исторического процесса. Так вместо популярной в те годы схемы: первобытнообщинный строй – рабовладение – феодализм, историк настаивал на генезисе феодализма, а вместе с ним и феодального государства, в результате разложения родоплеменного общества. Стоит отметить, что в разработке данной концепции приняло участие значительное число исследователей, но наиболее активную роль при её создании, конечно, играл сам Греков, и именно в его трудах мнения других учёных были постепенно унифицированы. Главной отличительной чертой данной концепции было изучение генезиса феодализма в классическом его понимании как формирования крупной частной земельной собственности и зависимого от вотчинника крестьянства. Согласно ей, рост производительных сил, прежде всего в земледелии, вызвал распад первобытнообщинного строя и возникновение феодальных отношений. Феодализм развивался путём формирования крупного частного землевладения, т. е. класса феодальных земельных собственников, и работающего на землевладельцев населения, т. е. класса феодально-зависимого крестьянства, лишённого земли – основного средства производства. В результате вотчинный режим рассматривался в качестве феодального, а главное являлся основным признаком оного. Выражением же феодальной формы производственных отношений является докапиталистическая земельная рента, отработочная, натуральная и, наконец, денежная1. Однако политическая обстановка того времени не могла не оказать влияние и на разыскания Грекова. Институтам официальной идеологии требовались доказательства постоянного вхождения страны в круг передовых держав Европы. В качестве одним из данных доказательств виделось особенно раннее существование феодализма на территории Руси, а, следовательно, и признание Древнерусского государства феодальным. Греков отмечал окрепшую феодальную систему на территории Руси в начале X века и признавал Киевскую Русь X века феодальным государством2. Такая точка зрения вызвала критику со стороны учёных старшего поколения, которые подвергали серьёзному сомнению возможность существования феодальных отношений в Киевской Руси IX-X вв.: «Киевская Русь или «Держава Рюриковичей» (от Рюрика до Владимира Святославовича включительно), базировалась не на интенсивной феодальной эксплуатации населения, а лишь на сборе дани с покорённых племён. Она стояла на переломе между высшей ступенью варварства и цивилизацией, будучи своеобразным мостом между родовым строем и феодальным. Социальные отношения, сложившиеся в «Державе Рюриковичей» воплощали военную демократию»3. Правда делались оговорки о том, что «к концу X в. процесс феодализации уже делает некоторые успехи, и в княжестве Владимира мы уже наблюдаем некоторые элементы зарождающегося феодального государства, причудливо переплетающиеся с остатками военной демократии. Время феодализма настало со смертью Ярослава Мудрого»1. Важно отметить, что большинство историков 30-40-х гг. XX века считали эпоху IX-X вв. дофеодальной, переходной от родоплеменного строя к феодальному. Наиболее последовательно данную точку зрения отстаивал С. В. Юшков, который указывал на то, что «IX-X вв. древнерусское общество состояло из свободного рядового населения, организованного в общины, князей с их дружинниками и патриархальных рабов»2 и лишь со второй половины X в. наблюдаются предпосылки «для развития феодализма, для превращения князей, родоплеменной знати, дружинников в крупных землевладельцев-феодалов, а общинников, земля которых экспроприируется, – в феодально-зависимое крестьянство»3.

Именно публикация статьи Юшкова «О дофеодальном («варварском») государстве» в 1946 году послужила поводом к возобновлению дискуссии о раннефеодальной или дофеодальной сущности Древнерусского государства прерванной Великой Отечественной войной. Он констатировал, что на грани рабовладельческой и феодальной эпох возникают государства, которые по своей социальной сущности и политической структуре, не могут быть отнесены ни к типу феодальных государств, ни к типу рабовладельческих. Они возникли в результате разложения первобытнообщинного строя. Следовательно, они дофеодальные. Для таких государств Юшков ввёл новый термин – варварские. Он выделил 2 типа таких государств: 1) государства варваров-германцев, вторгшихся на территорию римской империи. 2) Дофеодальные государства возникшие в результате разложения первобытнообщинного строя – Киевское государство до XI в., монгольское государство до объединения его Чингисханом, англо-саксонские королевства до IX в. В киевском государстве он видел сосуществование трёх укладов: первобытнообщинного (патриархального), рабовладельческого и феодального, отмечает наличие класса рабовладельцев и класса рабов. Однако: «в Киевском государстве, как и в других дофеодальных государствах, знать, т. е. князья и бояре, одновременно эксплуатировали в своих хозяйствах разного рода зависимых людей, т. е. превращались в феодалов. Генеральная линия социальной эволюции вела к феодализму, и уже в IX-X вв. появились феодально-зависимые люди – смерды, изгои, закупы. Но поскольку древнерусское общество IX-X вв. было всё-таки дофеодальным (варварским), основная его часть состояла из свободных общинников, и, следовательно, первобытнообщинный уклад имел большое значение»1. При этом исследователь делал акцент не на сосуществовании трёх укладов, а на борьбе между ними, в которой победу одержал феодальный уклад, преобразовавший Русь дофеодальную в Русь феодальную. Произошло это событие в XI-XII вв.2 Во многом сходную позицию занимал В. В. Мавродин, который оценивал VIII-X столетия в истории восточного славянства как время всё ускоряющегося распада первобытнообщинного строя. В итоге на протяжении IX-X вв. в основных и наиболее передовых центрах Руси складывается феодальный способ производства. Однако, по его мнению, феодализм на Руси по-настоящему консолидировался лишь в XI веке. Поэтому учёный оценивал период IX-X вв. как дофеодальный. Дофеодальное общество объявлялось им варварским, внутри которого развивались новые, феодальные отношения3.

В то же время после победы в Великой Отечественной войне, опять же под давлением партии, в отечественной исторической науке началась новая кампания, целью которой было как можно дальше во времени отодвинуть время появления феодального общества и государства на Руси. В силу данных обстоятельств в результате давления (а может наоборот поддержки?) партийной власти, Греков выдвинул идею о завершении генезиса феодализма на Руси к рубежу VIII-IX вв. В итоге: «IX век застаёт завершение этого процесса в форме огромного древнерусского раннефеодального государства»1. Эта концепция получила официальный статус в силу занимаемого Грековым высокого административного положения в советской исторической науке. Поэтому, вслед за Грековым, многие учёные отмечали, что в IX-X вв. феодализм уже господствовал на Руси, и, следовательно, Русь IX-X вв. представляла собой феодальное государство2. Из этого делался логичный вывод о том, что: «Исторический процесс у восточных славян был ничуть не более замедленным, чем на Западе. Развитие Восточной Европы осуществлялось в общей системе возникновения нового, феодального мира на развалинах разрушаемой рабовладельческой империи, в сложении которого восточные славяне принимали участие в качестве одной из наиболее важных действующих сил»3.

Итогом дискуссии о периодизации истории СССР эпохи феодализма явилось заявление: «Киевская Русь IX-X вв. в ходе дискуссии получила освещение как раннефеодальное государство, история которого отражает единый период исторической жизни Руси, а не два периода – дофеодальный и начало феодального, – как представлялось раньше»4. Вскоре в 1961 году Юшков в книге «История государства и права в СССР» уже употребляет применительно к Киевской Руси термин раннефеодальное государство. Он отмечает наличие различных укладов, и пишет о всё большем преобладании феодального со временем.

Однако многие учёные воспринимают концепцию Б. Д. Грекова критически: «если оставить в стороне общетеоретические опосредствования проблемы происхождения русского феодализма, то не трудно увидеть, что Греков как бы переносит уже сложившиеся у него в 20-х гг. представления о вотчинном хозяйстве XV-XVII вв. как хозяйстве сеньориального типа (следовательно, феодальном), широко использующем крепостной или полукрепостной крестьянский труд, на более ранний период, как бы проецирует его на Киевскую Русь»1. Сходные мысли высказывал И. Я. Фроянов, отмечая: «перенесение явлений X-XI столетий в VI-VII вв. – приём, нежелательный в научном исследовании. К сожалению, Б. Д. Греков нередко применял его»2. Подвергались впоследствии критике и методы Грекова, которыми он пользовался при установлении достоверности того или иного факта3.

В свою очередь приходится признать, что на примере конкретного исторического материала следы крупного вотчинного землевладения (княжеского, боярского, церковного) можно отчётливо проследить лишь во второй половине XI – начале XII вв. к данному мнению пришло большинство исследователей Киевской Руси4. Знаменитый Любечский съезд князей 1097 года и провозглашённый на нём принцип: «каждый да держит отчину свою» не подвёл итог окончательному оформлению княжеской вотчины, а только послужил толчком к её формированию. В результате можно говорить об ошибочности позиции Грекова, которая проявилась либо в неверном определении хронологических рамок наступления эпохи феодализма на Руси, либо в том, что он неправомерно признавал наличие крупного землевладения-вотчины и соответственно, зависимого от землевладельца крестьянства главным признаком феодализма. Обоснованным выглядит второе предположение, так как феодализм на Руси IX-X вв. существовал, только не вотчинный, а государственный.

Новым подходом к изучению феодальных отношений на Руси явились работы Л. В. Черепнина, который и ввёл новый термин: «государственный феодализм». Важно отметить, что идеи Черепнина, выдвинутые около полувека назад, остались актуальными и в наше время, более того получают всё большее распространение и подтверждение. Основная идея его концепции заключается в том, что в раннефеодальной период, до рубежа XI-XII вв., на Руси преобладала государственная форма феодального землевладения. Великий князь русский выступал верховным собственником на землю, а вся территория государства являлась его вотчиной. Все собираемые поборы и дани представляли собой форму феодальной ренты получаемой господствующим классом1.

Можно отметить, что своими истоками теория верховной земельной собственности князей уходит в дореволюционную историографию. Так ещё Н. М. Карамзин говорил о том, что «вся земля Русская была, так сказать, законной собственностью Великих Князей: они могли, кому хотели, раздавать города и волости»2. По мнению А. Лакиера первые древнерусские князья являлись государями-вотчнниками, распоряжавшимися всей землёй по личному произволу3. Также теорию о том, что князь являлся верховным собственником земель общинников-смердов и свободно раздавал их своим мужам, поддерживали некоторые дореволюционные историки4. Однако, именно в советский период «историки поставили старую идею на новую методологическую основу, сделав тем самым большой шаг вперёд по сравнению со своими предшественниками»5. В советской историографии 20-х гг. прошлого века идея о князьях как верховных распорядителях и собственников управляемых ими земель также существовала, но не была разработана в дальнейшем, во многом из-за того, что Б. Д. Греков, а также большинство историков исследующих Киевскую Русь, появление феодализма связывали (как уже отмечалось выше) в первую очередь с зарождением крупного землевладения князей, бояр и духовенства – землевладения, формировавшегося на частной основе. Спустя два десятилетия, в середине прошлого века была выдвинута концепция об «окняжении» земли, сопровождаемом поборами с населения в форме дани-ренты, как основном факторе феодализации Руси, которая прозвучала в трудах ряда историков1. Однако только в трудах Л. В. Черепнина она получила законченное выражение.

Нельзя обойти вниманием существование в отечественной исторической науке ещё одной концепции, касающейся социально-экономической структуры Древнерусского государства, которая имеет также значительное количество сторонников. Суть концепции, появившейся в последней четверти XX века в работах И. Я. Фроянова и его последователей, заключается в признании отсутствия феодализма на Руси VIII-X вв., следовательно, эта историческая эпоха рассматривается как поздний этап родового строя. Учёный отвергает мысль о верховной собственности на землю государства для X века, отмечая, что: «верховная же собственность на землю государства и персонифицирующих его великих князей ещё в Московской Руси не сложилась в полной мере»2. В свою очередь, признавая возможность существования на Руси в X веке княжеских домениальных владений в виде небольших промысловых сёл, возникновение в XI веке боярской вотчины, а затем и церковного землевладения, а также заметного роста этих вотчинных владений на протяжение XI и особенно XII вв., И. Я. Фроянов утверждает: «господствующее положение в экономике Руси XI – начала XIII в. занимало общинное землевладение, среди которого вотчины выглядели словно островки в море»1. Данное утверждение, по мнению Фроянова, подтверждается тем фактом, что древнерусская знать свои представления о богатстве связывала преимущественно с драгоценностями и деньгами, а не с землёй: «рабы, табуны лошадей, гурты скота, всякого рода сокровища – вот что являлось основным показателем богатства на Руси в XI-XII вв.»2.

Следует отметить, что в двух доминирующих на данный момент времени концепциях Черепнина и Фроянова существует важное принципиальное сходство, заключённое в единстве теоретического аспекта. Ведь в основе этих построений лежит принятие марксистского деления общества на формации и понимание феодализма, вслед за Грековым, в первую очередь как экономической категории, а его формирования как результата развития аграрных обществ, их дифференциации, складывания крупной земельной собственности (по Л. В. Черепнину: государственной), появления зависимого от вотчинника хозяйства и образования городов как узлов новых общественно-экономических отношений. Свидетельствует об этом и заявление Фроянова: «принимая тезис о вотчинном землевладении как экономическом фундаменте, на котором возводилось феодальное здание, мы иначе определяем время образования феодализма в Киевской Руси, т. е. разделяем в теоретическом аспекте мнение Б. Д. Грекова, расходясь с ним в интерпретации конкретной истории древнерусского общества»3.

В то же время ряд исследователей продолжали работать в русле концепции Б. Д. Грекова и изучали становление феодализма на Руси в плане формирования крупного частного землевладения князей, бояр и духовенства1.

Несмотря на то, что большинство отечественных историков выражают уверенность: феодализму на Руси предшествовал первобытнообщинный строй, некоторые исследователи продолжают доказывать возникновение русского феодализма в результате распада рабовладельческого строя2.

Можно утверждать, что в отечественной историографии нет единого понимания как времени и причин возникновения, так и последующего развития феодальных отношений на территории Древней Руси. Правда, в одном большинство историков солидарно: процесс генезиса феодальных отношений на Руси не мог быть кратковременным и оказался растянут на несколько столетий.

В заключении историографического обзора особо следует выделить новый культурологический подход, получающий распространение в новейшей российской исторической науке. Этот подход получил своё распространение под влиянием французской исторической школы «Анналов». Он предполагает изучение таких категорий русской средневековой культуры как «правда» и «вера», «власть», «собственность», поведение средневекового человека и его мировоззрение. Сосредоточившись на частном, особенном или единичном, такой подход не требует аналитических возможностей концепции феодальных отношений. В результате исследователи данного направления отказываются от изучения их генезиса и развития на территории Киевской Руси: «феодализм остаётся феноменом, характерным для средневекового Запада и чуждым природе тех отношений власти и собственности, которые сложились на Руси»3. Такой подход во многом сходен с противопоставлением России и Запада, существовавшим в отечественной исторической науке XIX века, и вряд ли может являться конструктивным.

Феодальные отношения на территории восточнославянских племён стали зарождаться в результате распада родоплеменных отношений. Начало процесса смены патриархально-родовых отношений раннефеодальными на территории расселения восточных славян датируется концом VIII – началом IX вв. т. е. временем сложения восточнославянских племенных княжений. Данный процесс получил выражение в смене семейной общины территориальной соседской: «становление из родовой организации поземельно-территориальной общины… произошло в значительной мере под влиянием смены подсечного земледелия пашенным и завершилось к IX вв… В дальнейшем своём развитии сложившаяся сельская община в результате внутренних процессов, порождённых свойственным ей дуализмом, даёт начало выделению феодальных элементов»1. В результате в обществе начались процессы дифференциации (выделение племенной знати, имущественное расслоение), что послужило основой для зарождения классовых отношений. Роль племенных княжений в генезисе государственности была высока. Именно они «таили в себе зародыш государства, являясь переходной формой от союза племён к государству – протогосударствами»2. Образование племенных княжений к IX веку знаменовало собой зарождение у восточных славян феодальных отношений3.

Начало периода государственного феодализма на территории восточных славян также можно датировать второй половиной IX века. Именно тогда происходит появление верховного собственника на землю – князя. Здесь уместно вспомнить методику Г. Ловмяньского, которая позволяет наиболее точно определить время начала государственного феодализма. Согласно ей начало государственности увязывается с заменой наименования земли по названию проживающего на ней племени на наименование по имени правителя, ей владеющего. В качестве примера приводится образование Моравского государства: если до 830 года территория именовалась как земля моравов, то с 830 года она стала землёй князя Моймира1. Земля становится собственностью князя, который является главой государства – наступает период государственного феодализма.

Данная методика уже была применима по отношению к Южной Руси Н. Ф. Котляром, о чём уже говорилось в первой главе работы. Так можно сравнить два сообщения «Повести временных лет»: если до прихода Аскольда и Дира в Киев: «Полем же живше особе и володеющемъ роды своими», то после вокняжения варягов: «Асколдъ и Диръ остаста въ граде семь… и начаста владети польскую землею»2. Такую же методику определения зарождения государственности, а вместе с тем и государственных феодальных отношений, следует применить не только к южнорусским, но и к северорусским землям. Так если до 862 года территория около озера Ильменя называлась по имени «седших» там словен, которые «держали» своё княжение в Новгороде, то со времени призвания варягов «Рюрику же княжащу в Новегороде»3. Больше с этого времени мы не слышим о земле словен, но зато когда в 879 году Рюрик умирает, то передаёт «княженье свое Олгови»4. Существует и ещё одно явное свидетельство того, что Рюрик уже рассматривал подвластные земли как свою собственность: «И прия власть Рюрикъ, и раздая мужемъ своимъ грады овому Полотескъ, овому Ростовъ, другому Белоозеро»5. Можно говорить о том, что с 862 года, когда Рюрик вокняжился в Новгороде и стал властителем северорусских земель начинается период государственного феодализма в русской истории.

После того как в 882 году Олег завладел киевским столом и началось складывание значительной по территории конфедерации восточнославянских племенных княжений с центром в Киеве, появляется новый стимул к развитию феодальных отношений. Олег проводит «окняжение» подвластных ему земель, рассылая своих мужей по городам и весям и «устави дани словеномъ, кривичемъ и мери»1. Вскоре данью были обложены и вновь присоединённые радимичи, северяне, древляне. Результатом становится возникновение системы сбора дани киевскими князьями с подвластных земель – полюдья, которое является первичной формой феодальной ренты на Руси, извлекаемой с помощью внеэкономического принуждения, посредством военной силы. Создаются условия для слияния восточнославянских племенных княжений в едином древнерусском государстве. Существует мнение, что когда несколько союзов племён вольно или невольно вошли в состав Руси, то «отрыв верховной власти от непосредственных производителей был полным. Государственная власть полностью абстрагировалась, и право на землю, которое искони было связано в представлении землепашцев с трудовым и наследственным правом своего микроскопического «мира», теперь связывалось уже с правом верховной (отчуждённой) власти, с правом военной силы»2. Такая точка зрения видится слишком категоричной. Процесс установления верховной государственной собственности на землю был растянут по времени и получил своё окончательное завершение только в эпоху Владимира Святого.

Одна из причин последующего развития государственного феодализма заключалась в том, что феодальная собственность на землю в форме частного крупного землевладения господствующего класса не сформировалась, и, в результате, эксплуатация крестьян начала осуществляться государством в лице князя и в форме даней. В этих условиях «дани были раннефеодальной формой земельной централизованной ренты»3. Следовательно: «феодальная эксплуатация в Древней Руси зародилась как эксплуатация земледельцев-общинников прежде всего государством»1.

Регулярно взимаемая дань являлась не только средством феодальной эксплуатации, но и играла важную роль в процессе государственного освоения Киевской Русью земель племенных княжений восточных славян, наряду со строительством так называемых «княжеских крепостей», заселявшихся княжескими дружинниками2. Именно княжеские крепости представляли собой опорные пункты для сбора дани с подвластного населения. Право сбора дани было верховной прерогативой киевского князя. Поэтому по мере вхождения племён восточных славян в Древнерусское государство функции сбора регулярной дани переходили от местной племенной знати к великому князю киевскому и его мужам (дружинникам). Первоначально местная племенная знать была как бы промежуточным звеном между местным населением и великим князем, выезжавшим на полюдье. В результате местная знать, благодаря включению её в систему государственного управления, постепенно интегрировала в состав господствующего класса Киевской Руси. По мере этой интеграции «сбор дани полностью перешёл в руки «княжих мужей» – дружинников великих князей киевских»3. Стоит отметить, что существует концепция об особенностях взимания дани в новгородской земле. В. Л. Янин отмечает, что «схема ограничения князя в области фиска фиксирована комплексом находок XI – первой четверти XII вв. Очевидно, что в XI в. и позднее порядок взимания государственных податей, вир и продаж (то есть осуществление княжеского податного и судебного иммунитета) существенно отличался от княжеского полюдья в Южных территориях Руси. Если там сам князь во главе дружины объезжал пункты концентрации дани, а затем, выражаясь современным языком, формировал государственный бюджет, то в Новгороде это делали сами «новгородские мужи», передавая князю даръ, то есть жалованье»1. Исследователь, отмечая что «от будущих находок зависит правильное решение, восходит ли участие новгородской аристократии в контроле за государственными доходами к пожалованиям Ярослава Мудрого, или же оно уже было сформулировано в исходном договоре призвания князя в Новгородскую землю», всё-таки придерживается версии о «восхождении рассматриваемой особенности новгородского государственного устройства ко времени призвания князя в середине IX в.»2.

Исходя из вышеизложенного, можно утверждать, что время правления Олега в Киеве, а затем его преемника Игоря, знаменует собой начальный период сложения раннефеодального древнерусского государства, впоследствии обозначаемого многими историками как Киевская Русь. В нём присутствовала первая форма феодальной эксплуатации крестьян в Древней Руси – сбор дани, осуществляемый киевскими князьями посредством кругового объезда подвластных земель, получившего наименование полюдье.

Наглядным примером того, что великий князь киевский выступает в роли верховного собственника земель подвластных ему племенных княжений, являются действия Игоря. Именно он после подчинения племенного княжения уличей своей власти проводит смену местной племенной верхушки, наместником из Киева (Свенельдом), которому предоставляется право сбора дани3, т. е. опять же получения феодальной ренты. Можно говорить о том, что сей факт подтверждает такое мнение: «создание земельной собственности князей – результат завоеваний дружинами киевских правителей обширных территорий соседних восточнославянских племён. Завоёванные земли превращались в собственность Рюриковичей, которая конституировалась как верховная собственность, феодальная по своей сути. Права киевских князей на землю в качестве верховных собственников выражались в раздаче земель отдельным частным лицам для управления и кормления»1. Данный факт также свидетельствует о существовании на Руси института вассалитета без земельных ленов. Об этом писал ещё К. Маркс, отмечая наличие на Руси X века примитивных отношений, образовавших вассалитет без фьефов, или фьефы, состоящие исключительно из даней2. Нельзя не отметить, что в неземельном вассалитете нет ничего несообразного с исторической действительностью. Так Энгельс, говоря о складывании вассальных отношений, подчёркивал, что «земельное пожалование отнюдь не обязательно было с этим связано и в действительности имело место далеко не во всех случаях»3. Сеньор (киевский князь) жаловал своему вассалу (в этом конкретном случае Свенельду) право на сбор дани с определённой территории (земли уличей), при этом самой землёй вассал не владел. Подтверждает существование вассалитета без земельных пожалований и упоминавшийся выше рассказ Константина Багрянородного, в котором речь, по всей видимости, идёт о княжеских «мужах», получавших в лен не земельное владение, а сбор дани с покорённых земель. Некоторые историки рассматривают в свою очередь и текст из «Повести временных лет», в котором говорится, что Владимир «раздая грады» лучшим своим дружинникам-варягам, как свидетельство того, что эти варяги получили грады с землями в «кормление». Оно также стало одним из главных источников возникновения частного землевладения4. Сходные мысли высказывал В. В. Мавродин, отмечая: «в начале IX-X вв. князья раздают своим дружинникам не столько земли, сколько дани с земель, а затем уже сама земля смерда захватывается князьями и дружинниками, дарится и раздаётся»5. Действительно на Руси, как и в других странах, лены, выраженные в данях (т. е. кормления) предусматривали в дальнейшем возможность превращения сюзеренитета в верховную собственность на землю1. Появление боярских вотчин только к концу XI – началу XII века, свидетельствует о том, что такая система раздачи князьями своим дружинникам прав на получение дани существовала как минимум на протяжении X – первой половины XI вв.

Как следует из вышеизложенного, дружина не владела землёй, и, следовательно, не могла играть определяющую роль в экономическом развитии страны. Поэтому, уже упоминавшийся выше, выдвинутый Е. А. Мельниковой термин «дружинное государство» с экономической точки зрения не представляется обоснованным. Историками, придерживающимися концепции «дружинного государства», не учитывается как раз типология феодализма на Руси IX-X вв. Хотя в политической жизни Древнерусского государства дружина, бесспорно, играла важнейшую роль.

В результате «окняжения» земель происходят существенные изменения в собственности верви на землю так как появляется верховный владелец всей земли – киевский великий князь. Основная экономическая ячейка вервь эволюционировала в двух направлениях: «во-первых, происходила экономическая дифференциация её членов, росла частная, а затем и феодальная собственность на землю. Во-вторых, шло освоение общинной земли и подчинение свободных общинников путём распространения на них суда и дани государственной (княжеской) властью как органом правящего класса. Оба эти процесса развивались одновременно и взаимно переплетались, ибо формирование государства было связано с расслоением общины и появлением частной собственности и классов феодального общества, а укрепление государством верховной собственности на землю являлось одним из рычагов феодализации»2.

Процессы государственной феодализации, происходившие на территории Руси во второй половине X века, были аналогичны процессам, происходившим в других странах эпохи средневековья. Перерастание корпоративной (коллективной) земельной собственности в индивидуальную имело тождественные черты в различных странах и обществах раннесредневекового мира. Исследовав ход процесса возникновения и развития земельной собственности в Закавказском регионе, А. П. Новосельцев высказал мысль, что существо этого процесса состояло в разложении и изживании коллективных форм земельной собственности различных типов и постепенном возникновении на этом фундаменте частной феодальной собственности. Учёный подчеркнул важную роль государства как основного получателя и держателя общинных прав на земельный фонд1.

Подобным образом складывалась феодальная собственность и на территории Западной Европы. Среди древних германцев бытовало представление, что вся добытая силой оружия земля считалась собственностью племени и его вождя. В процессе того как власть вождя превращалась в королевскую, все земли, находившиеся в пользовании общинников, начали, вероятно, рассматриваться как королевские владения. Складывание и кристаллизация королевских прав на леса и другие земли проходила очень медленно, вряд ли заметно для современников. Они ещё долгое время не видели разницы между владениями короля и племени2.

Нечто подобное происходило и в восточнославянской среде в X – первой половине XI в.3

Формирование единой древнерусской государственности и установление на территории Руси системы раннефеодальных отношений в форме государственного феодализма датируется серединой X века – эпохой правления княгини Ольги, когда выходит на новый уровень процесс «окняжения» всех русских земель великокняжеской властью и происходит ликвидация племенных княжений восточных славян. Окончательно устанавливается модель государственного феодализма, при которой в качестве верховного собственника земли выступает государство и существует только феодально-государственная форма эксплуатации в виде дани и государственных повинностей1. Можно говорить о том, что одной из причин установления государственного феодализма является тот факт, что в раннефеодальном обществе господствующий класс недостаточно силён, поэтому «собственность на землю в её ранней малоразвитой форме принадлежит этому классу в лице главы государства, князя, являющегося начальником вооружённых групп, осуществляющих на практике право на эту собственность»2.

Именно реформы, проведённые Ольгой в середине X в., дают правовую основу процессу «окняжения» русских земель путём создания единой великокняжеской администрации, опирающейся на крепости и погосты. Если при правлении Игоря прецедент, связанный с уличами являлся одним из первых проявлений порядков характерных для государственного феодализма, то при Ольге государственный феодализм начал оформляться в стройную систему. До преобразований Ольги племенные княжения, входившие в состав Киевской Руси, обладали очень значительной автономией. Во главе каждого княжения стоял свой «светлый князь», который пользовался поддержкой местной знати, и который не мог быть лишён своей власти по велению великого князя киевского. Племенной князь обязан был только следить за сбором дани, да выставить и возглавить войско княжения при участии в общерусском походе. В остальных же аспектах своей политики он был неподконтролен Киеву. Нельзя игнорировать и тот, факт, что различные княжения обладали различной степенью зависимости от Центральной власти. Так, ряд племенных княжений (древлян, дреговичей, северян, кривичей) киевский князь объезжал сам вместе с дружиной во время сбора дани - «полюдья», в других княжениях местные «светлые князья» сами собирали дань и отправляли её в Киев, существовали в свою очередь, княжения (хорваты, радимичи, вятичи), которые находились в полунезависимом состоянии, периодически участвовали в общерусских походах и выплачивали нерегулярную дань. «Окняжение» русских земель во времена Ольги выражается в постепенной ликвидации племенных княжений. Местные князья во второй половине X века уступают свои полномочия представителям правящей в Киеве династии Рюриковичей (правление Святослава Игоревича в Новгороде в 50-х гг. X века, Владимира Святославича в Новгороде и Олега Святославича в древлянской земле в 70-х гг.). Новая административная система окончательно утверждается в эпоху правления Владимира Святославича, когда ликвидируются последние племенные княжения (вятичей в 982 г., кривичей в 985 г., карпатских хорватов в 992г.) и на места прежних племенных князей Владимир назначает своих сыновей (о чём было сказано выше).

Во многом успеху процесса «окняжения» земель способствовала основанная Ольгой система погостов. По поводу погоста в отечественной историографии существуют две точки зрения. По одной из них погост рассматривается как сельская община, берущая своё начало ещё в дофеодальное время1, а по другой как территориальная единица, образованная князьями для фискальных и административных целей2. Вторая точка зрения видится более обоснованной.

С образованием системы погостов в результате реформ Ольги 947 года известный историк связывает возникновение такого комплекса как «погост – село – смерды». Данный комплекс имел непосредственное отношение к формированию княжеского домена. Смерды представляли собой определённую часть крестьянского населения, близко связанную с княжеским доменом, подчинённую непосредственно князю, в какой-то мере им защищаемую (смерда нельзя мучить без княжья слова») и обязанную нести определённые повинности в пользу князя. Смерды пахали землю, проживали в «сёлах», а приписаны были к погостам1.

В свою очередь система эксплуатации «людей», крестьян-вервников, в их весях состояла из таких элементов, как: дань, взимаемая во время полюдья, и ряд повинностей («повоз», изготовление ладей и парусов, постройка становищ) в виде отработочной ренты2. Некоторые исследователи отмечают, что с возникновением погостов как административно-податных центров «система полюдья т. е. поездок княжеских «мужей» за данью, постепенно сменяется «повозом» т. е. доставкой её в определённый пункт погоста общинниками»3.

Ряд историков указывает на связь погостов с общинными центрами, отмечая, что «случаи, когда погосты не связаны с общинными центрами очень редки… нужно полагать, что такие административно-податные центры возникали в новых пунктах по воле властей в связи с тем, что общинное население оказывало сопротивление княжеским или волостным чиновникам»4.

В результате общинники постепенно утрачивали возможность свободно пользоваться доходами со своих земель, которые становились верховной собственностью государства. Теряли общинники и право самим распоряжаться продуктами своего труда, часть которых присваивалась господствующим классом в форме дани. Дань, как уже отмечалось выше, являлась самой ранней формой феодальной эксплуатации сельских общинников киевскими князьями.

При более детальном рассмотрении вопроса о дани и возникающих в результате даннических взаимоотношениях, важно отметить, что в отечественной историографии существуют различные подходы к самой сущности данного вида эксплуатации. При этом как в эпоху советской историографии, так и до сего времени вопрос о данничестве и даннических отношениях в Древней Руси остаётся дискуссионным1. Так некоторые исследователи разграничивают дань и полюдье, определяя для них различные функции. По мнению этой группы учёных, дань представляла собой контрибуцию, взимаемую киевскими князьями победителями с побеждённых восточнославянских племён, форму грабежа, откупа за мир. Местные же князья довольствовались полюдьем – добровольным даром населения, которым «управляли». В свою очередь даннические отношения в пределах славянских погостов представляют собой новообразования, возникающие во время устройства киевскими князьями самих погостов2. По другой концепции, хотя наличие в эпоху Киевской Руси дани-контрибуции бравшейся с покорённых народов и не отрицается, но в то же время указывается на появление в конце IX – начале X вв. дани в значении феодальной ренты3. Приводится ряд признаков, позволяющих считать дань X в. земельной рентой: «1) верховный земельный собственник – Киевское государство (фактически киевский князь); 2) регулярность взимания дани, установленная «уставами» и «уроками»; 3) наличие определённых фиксированных площадей, с которых происходило взимание; 4) сбор ренты проводился с помощью внеэкономического принуждения, которое выражалось в изъятии дани вооружёнными отрядами княжеских дружинников». Справедливо отмечается: «в пользу ли самого верховного собственника на землю взималась дань, в пользу ли феодалов, которым верховный собственник в качестве жалованья за службу отдавал эту дань, или в пользу княжеских агентов-министериалов – не играет никакой роли при определении: рента это или контрибуция»1. Мнение о том, что дань уже в эпоху первых киевских князей из династии Рюриковичей приобретает значение феодальной ренты представляется более обоснованным2.

Датировка данного события тоже вызывает разногласия между историками. Существуют острожные оценки, по которым: «эволюция дани в феодальную ренту совершалась постепенно и датировать этот процесс трудно»3. В то же время есть и более конкретные хронологические рамки, которые представляются вполне логичными: «переход от добровольных приношений и даней-контрибуций в регулярно взимаемый налог отчётливо прослеживается в конце IX вв., когда дань начинает собираться в пользу киевских князей с «дыма» (т. е. двора), «рала», «плуга», в определённых размерах «по шеляге», «по чёрной куне»4. Поэтому можно говорить о том, что уже для начала X века дань являлась централизованной феодальной рентой, поступавшей государству в лице правящей династии Рюриковичей, осуществлявшей право корпоративной собственности на землю.

Важнейшая особенность процессов протекающих на территории Руси в середине X века заключается в том, что: «создание домениальной великокняжеской собственности во время правления княгини Ольги на деле означало и создание феодальной государственной собственности… формирование земельной собственности в период «окняжения» великокняжеской властью Киева территорий соседних общин вело к тому, что вся земля на Руси становилась верховной собственностью государства»5. «Окняжение» земель приводило к изменению в основных земледельческих ячейках – соседских общинах: происходила их постепенная феодализация. Реализация права верховной земельной собственности осуществлялась через полюдье. В конечном итоге собираемая дань превращалась в феодальную ренту. Эта земельная собственность управлялась наиболее приближенными к великому князю дружинниками, которые ведали и административной и судебной властью, а также княжескими угодьями и сбором дани с подвластного местного населения. Поэтому, организуя своё домениальное хозяйство, при котором постепенно все крестьянские земли начинают рассматриваться как государственные, власть киевских князей опиралась на весь слой военной феодальной знати. Такое огосударствление земли «являлось одной из важнейших предпосылок феодализма. Можно говорить о том, что в этом проявилась и общая социологическая закономерность»1. Принимая во внимание вышеизложенные факты, можно отметить, что Руси первой формой феодальной земельной собственности была государственная собственность, а первой формой эксплуатации государственные повинности (дани – налоги). Вотчинная собственность же была лишь вторичной формой феодальной земельной собственности, образовавшаяся путём распределения между отдельными лицами земель, находившихся в собственности раннефеодального государства.

В конечном итоге представляется справедливым утверждение: «очевидно, что становление единой государственности на Руси базировалось на становлении государственных отношений феодальной собственности на землю, зародившихся в период «окняжения» русских земель»2.

Немаловажно, что летописец, сообщающий о нововведениях Ольги, постоянно отмечает: «её становища», «её ловища», «её знамения», «её город Вышгород», «её село»3. Таким образом: «помимо создания погостов и становищ княжеская власть захватывает и важнейшие промысловые угодья: «знаменья» - бортнические места, «ловища» - охотничьи угодья»1. Можно согласиться с высказыванием, что: «это уже организация домениального хозяйства правителей Киевской Руси в X веке»2. Под непосредственный контроль Ольги переходили важнейшие составляющие древнерусского экспорта: охота на пушного зверя и добыча мёда и воска, которые пользовались стабильно большим спросом на константинопольском рынке, которого Рюриковичи, разумеется, не чурались. Именно в таком контексте можно оценивать «влияние международной торговли на формирование княжеского хозяйства в X веке»3. В результате подчинения киевским правителям важнейших промысловых угодий и появления княжеских сёл в эпоху правления Ольги, можно говорить также о возникновении княжеской домениальной собственности.

Во многом сходные процессы происходили и в Западной Европе: так в государстве франков короли «в качестве представителей народа завладели огромными земельными пространствами, принадлежавшими всему народу, в особенности лесами, чтобы затем расточать их в виде подарков своей придворной челяди, своим военачальникам, епископам и аббатам. Таким путём они заложили основу позднейшего крупного землевладения дворянства и церкви»4.

Сведения о княжеских доменах – земельных владениях, обеспечивающих князя и его двор всем необходимым, встречаются в сообщениях источников о событиях второй половины X века. Становление этой формы собственности на Руси напрямую связано с возникновением княжеских земельных владений – «сёл».

Применительно ко второй половине X века летописи уже неоднократно упоминают термин «село». В частности говорится о сёлах княгини Ольги по Днепру и Десне, в эпоху Владимира Святого упоминаются сельцо Преславино на том месте, где князь Владимир «посади» одну из своих жён Рогнеду Полоцкую, а также сельцо, где великий князь держал своих наложниц, которое впоследствии получило название Берестово. В устюжском летописном своде можно найти упоминание о селе Будотино, куда в 970 году княгиня Ольга сослала свою ключницу Малушу1.

В отечественной исторической науке существуют разногласия относительно первоначального значения этого термина: «в древней Руси обычная деревня называлась древним индоевропейским словом «весь», а слово «село» являлось обозначением владельческого посёлка, домениального, княжеского или боярского селения»2. Так же высказывается предположение, что «крестьянские селения в пределах погостов-общин назывались «сёлами» – термином, который впоследствии стал применяться главным образом к пунктам, принадлежавшим светским и духовным феодалам и населёнными зависимыми от них людьми. Таким образом, эволюция значения слова «село» отражает процесс феодализации»3. С нашей точки зрения более предпочтительным выглядит первый вариант трактования термина «село». Бесспорным же фактом является то, что появление (эволюция?) данного термина обозначающего домениальное княжеское владение наглядно отображает развитие феодальных отношений на территории Древней Руси.

Выше уже упоминалось, что точно следы крупного вотчинного землевладения можно проследить лишь с конца XI века, поэтому ряд историков ставят под сомнение существование княжеских доменов – сёл, для X века. Так Н. Ф. Котляр утверждает: «во времена Владимира частная земельная собственность ещё не начала рождаться, хотя в общественном сознании князь, вероятно, уже считался верховным собственником государства и всего его имущества, следовательно, и земли… очень много значила традиция, сдерживающая движение вперёд»4. Правда сам учёный указывает на то, что для того чтобы стала возможной индивидуальная земельная собственность, нужны были, наряду с социально-экономическими факторами, изменения в «общественном сознании, возникновение нормы частного землевладения в обычном праве… подобная норма начала формироваться на Руси незадолго перед вокняжением Владимира и стала правовой основой возникновения вначале княжеского, а затем и боярского землевладения»1. Конечно, нельзя не признать, что: «источники слишком удалены от событий, о которых в них идёт речь. Иногда перед нами позднее припоминание, а может быть, и домысел. Наконец не ясно, что же это были за сёла: загородные замки или усадьбы, были ли они населены челядью или крестьянами и т. д.»2. С другой стороны невозможно оспорить сам факт упоминания для X века термина «село», поэтому невозможно его просто отрицать. Если же принять во внимание такое утверждение: «для второй половины XI века исследователи располагают источником, уже бесспорно свидетельствующим о наличии княжеского домена. Это так называемая Правда Ярославичей, а ведь земельная собственность складывается не сразу, и княжеские сёла появились, конечно не в 70-х гг. XI века а значительно ранее»3. Тогда, в свою очередь нельзя безапелляционно отвергать и предположения о том, что «село Ольжичи, принадлежащее княгине Ольге, в середине X века было организовано по типу крупной феодальной вотчины, черты которой так ярко выступают перед нами в описании княжеских сёл XII века»4. В свою очередь существует концепция, основанная на своеобразном противопоставлении княжеских сёл X века феодальным доменам: «в Древней Руси X века домен обнаружить не удаётся, если под ним понимать больших масштабов княжеское хозяйство. В руках князей всего лишь несколько сёл, заводившихся с промысловыми целями»5. Однако возникает законный вопрос: где та грань, когда село превращается в масштабное хозяйство? Поэтому будет логичней признать упомянутые сёла домениальной собственностью, обеспечивающей княжеский двор, но не вотчиной в классическом её понимании.

Существует также мнение о том, что и появление боярского феодального землевладения датируется X веком (или даже IX). Такие построения характерны для работ Б. А. Рыбакова. Ещё на начальном этапе своих исследований во время изучения Черниговского некрополя, датируемого им IX-X вв., он сделал вывод: «Только владение землёй, необходимость быть в сёлах, прочная связь с пригородными вотчинами могли создать такую яркую картину феодального рассредоточения черниговского некрополя, в котором имеются обычные могилы небольшого размера и крупные курганы с богатым инвентарём…к началу X века для феодалов Чернигова вассалитет без земельных пожалований был уже пройденным этапом»1. И в своих поздних работах учёный указывал на раннее появление боярских усадеб, которые были «ячейкой нарождающегося феодального общества – здесь накапливались людские и материальные резервы и создавались условия для расширения производства»2. Первые бояре были выходцами из среды земледельцев и поселялись в замках-хоромах, откуда господствовали над окрестностями: «тысячи таких дворов-хором стихийно возникали в VIII-IX вв. по всей Руси, знаменуя собой рождение феодальных отношений». Отсутствие же сведений о боярских усадьбах в источниках учёный объясняет следующим образом: «только через несколько столетий после появления первых замков мы узнаём о них из юридических источников – правовые нормы никогда не опережают жизни, а появляются лишь в результате жизненных требований»3. В результате можно сделать вывод: именно боярское землевладение Б. А. Рыбаков считает самой ранней формой землевладения на Руси. Данное утверждение выглядит весьма спорным и подвергается небезосновательной критике отечественных исследователей. Так, по археологическим данным, богатые погребения датируются не IX, а X веком1. Вызывает обоснованное сомнение и появление феодальных замков в IX веке2. К тому же сведений в источниках о боярских усадьбах для X века нет. Термин «село» употребляемый в качестве обозначения имений бояр можно проследить с конца XI века, а широко употребляться в таком контексте он начинает только с XII века. Только тогда княжеские «лучшие мужи» начинают селиться в собственных замках и постепенно расширяют свои владения за счёт земель свободных общинников. Так же и для Северной Руси «сложение вотчинной системы начинается не ранее рубежа XI-XII вв.»3. Более того «не существовало в новгородской земле до XII в. и домениальных княжеских владений… какие-либо формулы, касающиеся частных прав князя на землю в Новгороде, не могли возникнуть ранее рубежа XI-XII вв.»4. Поэтому, исходя из вышеизложенного и опираясь на существующие в настоящий момент материалы источников и археологические данные, нельзя говорить о существовании боярского вотчинного землевладения на Руси для X, а тем более для IX вв.

Вполне уместным, исходя из темы исследования, является также вопрос о том, были ли какие-либо различия в государственном феодализме Киевской Руси и позднесредневековом Российском государстве. Научно обоснованной представляется точка зрения о том, что государственные отношения собственности, формировавшиеся на территории Киевской Руси в период до середины XI-XII вв. являли собой иную стадию развития феодализма, нежели «государственный феодализм» позднефеодальной эпохи, в централизованном Российском государстве5.

В настоящее время существует концепция, которая позволяет определить тип государственного феодализма, к которому можно отнести феодальные отношения на Руси в X веке. Согласно этой концепции выделяется три разновидности государственного феодализма:

1) Модель без всякого сочетания государственного и частновладельческого феодализма, когда крестьяне данной территории подвергаются только государственной феодальной эксплуатации. Данная форма характерна для начальной стадии развития феодальной формации как Западной, так и Восточной Европы.
  1. Модель, при которой феодально-государственные экономические отношения собственности наслаиваются на уже сформировавшиеся экономически и юридически частновладельческие. Такие процессы наиболее характерны для стран Западной Европы XIV-XVI вв. а также для России середины XVI – начала XVIII в.

3) Наконец третья модель: когда под покровами экономического и юридического господства феодально-государственных отношений развиваются частнофеодальные. Характерные примеры – Византия и Османская империя1. Учитывая особенности складывания феодальных отношений на Руси с середины X века, можно без сомнения отнести древнерусский феодализм к первой указанной разновидности государственного феодализма. Русь представляла собой раннефеодальное государство, в котором господствующей являлась государственная форма феодального землевладения.

В заключении следует сказать, что вопрос о процессе развития феодальных отношений на Руси IX-X вв. и их типологии до сих пор не получили единой оценки у историков. Прав был исследователь, говоря о «сложности общественных отношений в Киевской Руси, неравномерности процесса феодализации в её различных частях, живучести патриархальных и рабовладельческих пережитков»2. Однако, исходя из вышеизложенного материала, представляется возможным сделать определённые выводы.

– Феодальные отношения появляющиеся на территории восточнославянских племён в IX веке, получили своё логическое оформление в виде государственного феодализма.

– Концепция о зарождении феодальных отношений на Руси, исходящая из классического понимания феодализма, как общественного строя, основанного на крупном частном землевладении (Для Руси – это вотчина) и крепостном праве феодалов на зависимых от них крестьян не представляется обоснованной. В качестве изначальной феодальной собственности на Руси выступала государственная собственность, а не вотчинная. Вотчинная (частновладельческая) собственность являлась вторичной по отношению к государственной.

– Методика Г. Ловмяньского позволяет определить точное начало государственного феодализма на Севере Руси. Это 862 год, именно с этого времени земля переходит из племенной собственности в собственность владеющего ей князя, что выражается в смене названия: «земля словен» - «княжение Рюрика».

– Феодальная эксплуатация населения осуществлялась путём взимания дани во время полюдья. Стоит отметить, что, первоначально являясь контрибуцией взимаемой с покорённых народов, дань уже к рубежу IX-X вв. приобретает значение феодальной ренты. В условиях же государственного феодализма единственно возможной формой феодальной ренты была рента-налог, или централизованная рента.

– Великий князь – глава Древнерусского государства рассматривался как верховный собственник земли и мог распоряжаться ей, раздавая право своим дружинникам собирать дани с подвластных ему земель. При этом земля не переходила в собственность «княжеского мужа», поэтому можно говорить о том, что на протяжении X-XI вв. существовал так называемый «вассалитет без лена». Первыми были созданы княжеские домениальные владения – сёла, во второй половине X века.

– Появление боярских вотчин датируется концом XI века, поэтому невозможно говорить об их существовании для IX-X вв. В результате, несмотря на то, что дружина, составлявшая первоначальный аппарат управления страной, играла важную роль в политической жизни, нельзя применять к Руси X века термин «дружинное государство». Ведь влияние дружины в экономической сфере было минимальным. Можно говорить о том, что данный термин не учитывает особенность древнерусского феодализма.

– Система государственного феодализма складывается в эпоху правления Ольги, когда в результате её преобразований происходит процесс «окняжения» русских земель великокняжеской властью и ликвидация племенных княжений. Окончательное установление государственного феодализма происходит в эпоху правления Владимира Святого, когда ликвидируются последние племенные княжения и великий князь без всяких оговорок становится единовластным распорядителем всех восточнославянских земель.

– Представляется необоснованной концепция, согласно которой власть князя на протяжении X века ограничивалась советом родоплеменной знати и городским вече.

– Киевское государство эпохи Владимира представляло собой ранефеодальную монархию.