Игорь Беляев. Духовный Принцип Вселенной Часть IV
| Вид материала | Документы |
СодержаниеО чем здесь вопрос? Сергей |
- Принципы разработки асу, 96.54kb.
- Давид Володин Вселенная Павла Флоренского, 63.33kb.
- «Рождение и эволюция вселенной (Теория Большого Взрыва)», 3066.43kb.
- Теория потока развтия (теория фрактальной вселенной) общий принцип устройства и развития, 88.03kb.
- Законы эволюции вселенной часть критика теории большого взрыва, 624.41kb.
- Законы эволюции вселенной часть постановка задачи об эволюции вселенной, 370.32kb.
- Размеры гравитона и фотона или уравнения Вселенной, 122.01kb.
- Высшего Профессионального Образования Современная Гуманитарная Академия утверждаю ректор, 235.15kb.
- 1. Процессы самоорганизации в ранней Вселенной, 223.14kb.
- Реферат по литературе духовный конфликт в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети», 52.2kb.
В голове приходили разные образы, но самым ярким из них осталось мимолётное явление удивительного полярного сияния. Сделав эскиз на картоне, я перенёс его на холст. Получилось неплохо: три чума на бугре, тонкая полоска тёмного леса, звёзды и ореол с расходящимися лучами сияния. Во сне мне представилась планета Земля, и множество кораблей шаровидной формы спешат на помощь землянам. Эта работа меня вдохновила, и я написал ещё большого сфинкса на фоне египетских пирамид. Картины отнёс в художественный салон и оценил по пятьдесят рублей за каждую, появилась небольшая надежда, что их могут купить.
Иногда в жизни происходят такие события, которые даже со временем невозможно понять, почему так случается. Причиной их являются стол глубокие течения обстоятельств, что ни одно сознание не в состоянии их заметить. Жизнь подводит итоги накопившимся проблемам, и в один миг прорывается плотина обстоятельств, и течение бурного потока смывает всё, что свершалось в долгих трудах. Почему это происходит? И могло ли произойти по-другому? После всего свершившегося проходит длительный срок, прежде чем начинаешь понимать, что же всё-таки произошло. Но в настоящем, в свершаемом невозможно ни в чём разобраться. Эти явления определяют этапы жизни. Они перестраивают всё у нас. После разрушений начинается возрождение. Всё старое, изжитое бесследно стирается. И ни-че-го не остаётся. Это парадокс моей жизни. Жертвуя всем, а главное, годами жизни, мы обретаем мощную силу, которая сжимает время для («для» вставил я. Сергей) главной задачи жизни. Эта сжатая до предела пружина выходит из-под контроля и выпрямляясь, выталкивает нас на новые орбиты свершений. Мучительно время перехода. Оно полно беспорядочных, неуправляемых обстоятельств, и, следуя им и исполняя их волю, надо только смотреть, чтоб не сбиться с пути, держать штурвал в бушующем море, а всё остальное — предоставить Случаю, Закону своей жизни.
Николай сказал, что едет в Москву на встречу со своим приятелем из Финляндии. Предложил мне поехать вместе с ним. Москва давно служила центром притяжения моих мыслей, но повода не находилось. Гуляя по городу, я случайно зашёл в СИНХ (непонятное слово. Сергей. Стр. 180 рукописи), и обнаружил там прекрасную студию, где можно было записать песни. Я поговорил с ребятами, которые там работали, они согласились помочь с аранжировками. Я отдал им фортепианные эскизы двух песен. Через три дня у них всё было готово, они сделали фонограмму. Прослушав её я был удивлён, как верно они всё подметили. Все нюансы моих замечаний легко осуществлялись с помощью музыкального компьютера. Я позвонил Лене на работу, чтоб они с Ольгой пришли в студию для записи песен. Днём я был занят домашними делами, а девочки уже работали в студии. После обеда я освободился и пришёл в СИНХ.
— Ты записал не в той тональности, мне очень высоко петь, — возмущалась Ольга. — У нас бы сначала спросил, а потом делал.
— Я целую неделю вас ищу, завтра еду в Москву, не с пустыми же руками туда ехать. тональность можно изменить.
— Не надо, мы уже сами перестроились. Почему ты эти песни взял? Мы же их ни разу раньше не пели. Да что говорить, давайте ещё раз попробуем.
Ольга с Леной запели, пошла запись. Девчонки работали в наушниках, кроме голоса мне ничего не было слышно.
— Так не пойдёт, — возмутилась Ольга. — Лена, давай второй голос разучим.
Я зашёл в операторскую.
— Девчата волнуются, уже три часа работаем и ни одной нормальной записи, — произнёс парень за пультом.
— У нас всё готово, — услышал я в колонках голос Ольги.
— Внимание! Запись.
Музыкантов было двое. Один, игравший на клавишных и управлявший музыкальным компьютером, — Валера, только что закончил консерваторию. Гитарист Ефим — после училища, великолепно исполнял сложные партии. Музыкальное оформление песни настолько мощно и красиво, что если б я не видел музыкантов, то не поверил в то, что их только двое. За целый день работы уже все порядком измотались, но до сих пор ничего не было записано. Девчонки уже не могли стоять на ногах. После очередного неудачного дубля Лена падала на пол, полежав несколько минут, поднималась и вновь пела.
Я не мог понять, почему Ольга каждый раз фальшивит. Вроде бы всё нормально, а потом один звук, и вся песня насмарку. Сделав небольшой перерыв, мы вновь приступили к работе. Наконец-то характер песни был пойман, всё стало получаться. Выдержан последний аккорд. Ура! Мы записали. Радостные и довольные, девочки отдыхали. Но, прослушав запись, мы обнаружили технические неполадки и искажения. И опять надо петь. Наконец, к двенадцати часам ночи всё же удалось хоть как-то записать две песни. Оператор стал перезаписывать и размножать запись. Я рассчитался с музыкантами, поблагодарил за прекрасную работу. И вот в руке у меня маленькая катушка с четырьмя песнями (две песни Ольга записывала раньше на телевидении). Мы вышли на улицу и пошли домой. Всем надо было в одну сторону, мы жили недалеко друг от друга, о мы уже давно не встречались и ни о чём не говорили.
— Ты всегда непредсказуем, — говорила Лена. — Он мне звонит утром: «Сегодня записываем «Волшебную комнату» и «Плакать не время». И ничего толком не говорит, где записываем, как. «Приходи в СИНХ». Мы пришли, а его нет. Ничего не можем понять, что за музыка, где вступать, что петь. Пока разобрались, вжились в образ, я похудела на пять килограммов, наверно.
— Вы сегодня хорошо поработали, я так вас люблю, девчата.
— Но этого нам не надо, — категорично заявила Ольга. — У тебя есть жена, вот её и люби, а нас не трогай.
— Оля, я тебя так сильно люблю, если б ты только знала. Ты так много мне даёшь всего. Ну что ты вечно чем-то недовольна?
Я взял девчонок под руки, и мы, смеясь, пошли по домам.
На другой день мы с Николаем улетели в Москву. С аэропорта электричка доставила нас до города. Знакомые с детства улицы, толпы людей и потоки машин — это Москва. В метро мы переехали на другой вокзал, сели в электричку и вскоре прибыли на окраину в новом жилом районе. Высотные многоэтажные дома среди относительно равнинной местности как-то не вписывались в ландшафт. И как в них люди живут? Словно муравейник в пустыне. Мы прошли мимо пруда с множеством уток, они спокойно плавали возле берега, ожидая от прохожих кусочки угощений. Я бросил им крошки хлеба, оставшегося после дороги, крякая, они сбились в кучу. «Здесь живёт мой приятель», — сказал Николай. Мы зашли в подъезд, постучались в дверь.
— Николай, гости с далёкого Урала, — радостно встречая, проговорил высокого роста мужчина. — Анатолий, — представился он мне. — Проходите, это моя мастерская. Я сейчас брокером работаю, эту партию ножовок перехватил по случаю, — весь коридор был заставлен пакетами с ножовками. — Извините за временное неудобство. Проходите в комнату.
Маленькая комната с инженерским пульманом, рамками, рулонами бумаги сразу же представила Анатолия в моих глазах.
— Что-нибудь проектируешь? — спросил Николай, заглядывая на чертёж на доске.
— Я уже дано этим не занимаюсь, работаю на бирже, осваиваю новую профессию. Вы надолго к нам?
— Пока неизвестно, Кирилл должен приехать из Финляндии, он не звонил?
— Звонков никаких не было. Чай или кофе будете? У меня отличный кофе: клиент угостил. Я сейчас в киоск сбегаю, а вы пока располагайтесь,
Анатолий вышел.
— Он бывший военный, капитан, его сократили, хороший парень, — приговаривал Николай.
— Да я сразу вижу, что за человек. Он больше похож на интеллигента, чем на военного. А это почему у него? (^ О чем здесь вопрос? Сергей.)
— Это его хобби, он в журнале подрабатывает, мы с ним раньше на шабашках работали, с тех пор всё осталось.
Я разглядывал керамические вазы, статуэтки:
— Это его работа?
— Это ему подарили мои студенты, мы к ним сходим. Они здесь салон оформляют. Покажу тебе современный дизайн.
Через пятнадцать минут пришёл Анатолий:
— Заждались меня? Пойдёмте, моя пирог испекла, сегодня у сына день рождения.
Мы прошли во двор.
— Это мой «Мерседес», — пошутил Анатолий, показывая на «Запорожец».
— Ещё ходит? Я думал, он уже развалился, — удивился Николай.
— За ночь, пока стоит, рассыпается на части, а каждое утро я его опять собираю. Да с ним лучше: на него никто не позарится. Те машины крадут каждый день, а этот, куда хочешь, поставишь, и дверцу можно не закрывать. Украли бы, глядишь, страховку бы получил.
Мы поднялись в лифте на восьмой этаж.
— Здесь подъезды сильно отличаются от свердловских, — заметил я.
— Чем же это?
— Чище и просторнее.
— Это типовой дом, такие дома в каждом городе.
Мы зашли в квартиру.
— Это моя жена, а это гости с Урала, — представил нас Анатолий. И мы зашли в комнату.
Мне сразу бросилась в глаза необычность вещей в обычной, стандартной трехкомнатной квартире. То ли дорожки и ковры уж слишком шикарные, то ли ещё что, но квартира сильно отличалась от того, что я привык раньше видеть. В комнате мы селив высокие кресла. Жена Анатолия привезла столик на колёсиках, накрытый всевозможными сладостями с тортом.
— Вы вовремя приехали: у нас день рождения сегодня, прошу отведать, что Бог послал.
Жена как-то не подходила Анатолию, полная, светловолосая, лицом простая, такие лица обычно бывают у бухгалтеров (подчёркнутое я исправил. Сергей. Стр. 183 рукописи). Только мы приступили к еде, как в дверь позвонили.
— А, гости дорогие, проходите! — радовалась жена, открывая двери. — Раздевайтесь, умывайтесь, уже всё накрыто, и вас ждут.
— Где наш именинник? — раздался звонкий мужской голос.
— Он у соседей видик смотрит, сейчас я его позову.
Мужчина лет тридцати пяти в очках зашёл в комнату и сразу же протянул руку, представился:
— Семён Звенигородский, прошу любить и жаловать, а это моя супруга Надежда Павловна.
— Садитесь на диван, — приговаривал Анатолий. — Это мои коллеги с Урала.
В комнату вбежал мальчик. Семён схватил его подмышки и подбросил вверх.
— Ох, какой ты уже большой! Сейчас мы тебе что-то подарим. Где у нас сумка? — он достал большую плюшевую обезьяну. — Это тебе друг на все времена. Держи.
Мальчик схватил её и побежал к себе в комнату.
— Так, с детьми всё уладили, — продолжал Семён. — А где же хозяйка? Вот наша заветная, — он достал из сумки бутылку вина. Специально берёг для торжественного случая. Это лучшее бразильское вино, прямо из Бразилии. Сам покупал.
Он открыл бутылку и стал разливать вино по фужерам.
— Мне не надо, — сказал я.
— Семён Семёныч! — проговорил он. — Понятно. Ну то, за именинника, чтоб до ста расти вечно в младости, — он пригубил вино. — Это всё! Ведь могут же делать такое. Страна ничем себя не прославила, но как там люди живут! И бедные есть, и богатые. Бразилия — это вечный праздник жизни. За праздник! — он ещё раз пригубил из фужера. — Вы по делам или просто так? — обратился он к нам.
— По делам. Фильм сняли, надо показать, — ответил Николай.
— Фильм — это хорошо. О чём он?
— О северных народах, о Ямале.
— Да, Ямал! Газовый комплекс России. Слышал об этом. И как там. Надолго газа ещё хватит?
— На наш век хватит.
— У нас так всегда. А что потом, пропадёт Земля без присмотра?
— Дай людям спокойно покушать, — вступилась хозяйка, — они с дороги, устали.
— Можно здесь курить? — спросил Семён. — Всё понял, иду на кухню.
Мы не долго сидели за столом: разморённые едой и пустыми беседами, мы захотели побыстрей уединиться.
— Николай, ты знаешь, как открывать мастерскую? На тебе ключ, он единственный, смотри, не потеряй, — проговорил Анатолий, прощаясь с нами. — Завтра в восемь поедем в город.
— Я раньше сюда женщин приводил, — ворочаясь на диване, произнёс Николай. — тебе не холодно на полу? Мы здесь такое вытворяли. Была у меня одна, так она сознание теряла во время оргазма. Ты спишь? — он отвернулся к стенке и вскоре захрапел.
Утром мы с толчка завели «Запорожец» и поехали.
— Он, когда постоит, плохо заводится, а когда горячий, — нормально. Надо мотор перебирать, всё некогда, лучше новую купить. Всё жду, когда развалится, — оправдывался Анатолий.
— Я сколько тебя помню, ты всё так говорил, — заметил Николай.
— Двенадцать лет уже ему, пора на металлолом, а он всё равно ещё тарахтит. Так, бензин на нуле. Здесь заправка дорогая, а до следующей не дотянем. Придётся заправиться.
Вот и центральный улицы с большим потоком машин. Мы подъехали к ВДНХ. Монумент «Рабочий и Колхозница».
— Колхозницу Мухина, наверное, с себя лепила, — сказал Николай.
— Здесь мой офис. Где же нам припарковаться? Кругом иномарки. Сейчас мы их потесним.
Анатолий переоделся в белую рубашку и чистый костюм, и мы вошли под купол огромногоздания из стекла и железа, где располагалась брокерская биржа. На проходной Анатолий прицепил на карман нам бирки с нашими именами. Небольшие кабинки с компьютерами и телефонам располагались в большом зале.
— Здесь моё место, — сказал Анатолий, — располагайтесь, я сейчас приду.
Николай стал звонить по телефону:
— Кирилл! Я уже в Москве. Приезжай на ВДНХ. Хорошо. Мы тебя встретим у входа, - он положил трубку. — Тебе куда надо позвонить? Звони.
У меня из объявления в газете был адрес и номер телефона «Музыкального аукциона», проводимого, быть может, впервые в Москве. Я позвонил и договорился с человеком о встрече, чтоб передать ему плёнку с песнями.
— А кто такой брокер? — спросил я у Анатолия.
— Коммерсант, устраивает сделки купли-продажи. Покупает у одних, продаёт другим. Кто быстрей успеет перехватить выгодный товар, тот в выигрыше, кто не успел — разорился. Здесь закон волчьей стаи: каждый хочет урвать себе кусок пожирнее. Потихоньку осваиваем этот пережиток капитализма.
— Тебе не очень идёт такое дело, у тебя лицо сильно отличается от других.
— Здесь много таких, как я: тот бывший майор, тот тоже военный. Сейчас у нас пересройка: меняем мечи на орала. Поначалу трудно было, но уже освоился. Правда, это, как ты правильно заметил, не моё дело. Но жить как-то надо. Там что-то оживление, пойду, посмотрю, может, что повезёт.
Через несколько минут Анатолий вернулся:
— Большая партия одноразовых шприцов — не нужно никому? Мне тоже не нужно.
— А сколько вам перепадает от сделки?
— 2-3 процента брокерские. Это очень много. Бывают большие сделки на миллионы и даже на миллиарды, но это для блатных, а мы ещё молодые: перебиваемся зерном да разной мелочью. Набираем опыт, клиентуру. Здесь надо думать головой.
Анатолий стал звонить, я вышел в зал и пошёл между кабинками. Молодые парни в белах рубашках переговаривались по телефонам, вглядывались в экраны мониторов. Девушки в коротких юбках разносили бумаги по разным местам. Везде шла напряжённая, как мне показалось, работа. На бегущей электронной строке появлялись слова и цифры, но никто не кричал, все вели себя спокойно, не так, как по телевизору на западных биржах. У меня сильно заболела голова, я зашёл в туалет, напился воды из-под крана, умылся — немного стало легче.
— Иди, тебя Николай ищет, — сказал мне Анатолий.
Мы с Николаем спустились к проходной, вышли на улицу встречать Кирилла
— Как тебе Москва? — спросил Николай.
— ока только головная боль от неё. Конечно, здесь совершенно другой ритм жизни, и дома другие, и люди.
— Всё решает Москва, а вон и Кирилл.
Николай подошёл к подъезжающей машине. Из неё вышел высокий с брюшком седоволосый мужчина. Они поздоровались. Радостная улыбка сияла на лице Кирилла. Николай нас не представил друг другу. Они за разговором прошли в здание, как бы не замечая меня. Потом Николай сказал, что сейчас они едет в ресторан, а я могу заниматься своими делами. «Этот ресторан для иностранцев, — пояснил он, — там надо рассчитываться валютой. Я бы тебя взял, но у мня нет долларов».
Я не знал, куда мне идти и поехал на метро в центр. Красная площадь. ГУМ. Мавзолей. Кремль. Всё по-прежнему, как в далёких воспоминаниях детства, когда мы с мамой первый раз стояли в очередь к Великому вождю всех народов. С тех пор моё отношение во многом изменилось. Ленин представлялся не как «Спаситель» рабочего класса, а как политический авантюрист, который повернул историю России на рельсы хаоса и вырождения. Материалы, публикуемые в газетах в последнее время, разрушали идеал, созданный десятилетиями социализма. Миллионы жизней, унесённые ветром революции, изменили структуру общественной жизни огромного государства, нарушился порядок целостности государственного института власти. . Социалистическая организация власти и жизни людей стояла на службе рабоче-крестьянского сознания, подавляя культурные институты государственной жизни. Внешнее изменение России не столь значительно, как изменение внутри человека: человек стал другим. И вот Время подвело общество и государство к кризису, когда люди стали неспособны производить необходимые для жизни товары, выращивать для себя продукты питания и всё необходимое для человека. Идеологические законы, спускаемые сверху, лишали человека внутренней инициативы, не давали работать. Общество превратилось в рабов с экономическими планами производства товаров.
В мавзолей никакой очереди не было, солдаты, мерно отбивая шаг, проводили смену караула. Раздался бой курантов, не так громко, как я привык слушать по радио. К мавзолею подошла небольшая толпа людей, в основном, молодые парочки, гулявшие в это время по площади. Солдаты, как заведённые произвели смену. Рядом с мавзолеем чёрная голова Сталина. «Как странно, что здесь, в центре России какое-то кладбище далёких от святости людей». Перед моими глазами замелькали воспоминания о военных парадах, многотысячных манифестациях людей, деятелях компартии, машущих руками на трибуне мавзолея. Мне стало плохо, и опять, как в детстве, охватил страх. «Не заходите за барьер», — сказал милиционер молодым ребятам. Я пошёл дальше. Памятник Минину и Пожарскому, прогнавшим поляков из Москвы. А вот и Лобное место, где падали головы стрельцов, поднявших бунт против Петра I. Жуткая картина. Камни всё помнят. Словно на магнитофоне каждой чёрточкой записали все страницы истории. Витые красочные купола Преображенского собора как бы врезались в небо, глухо отражали ажурные каменные стены мои шаги, и вокруг никого. Проехала большая чёрная легковая машина и скрылась за Кремлёвской стеной. Вероятно, эти камни были свидетелями и радостных событий, но человеческая кровь впиталась в них, и ничто не в состоянии смыть это. Проехала поливальная машина. Я подошёл к воротам Кремля. «Сюда посторонним нельзя», сказал мне часовой у ворот и отдал честь въезжавшей машине. Недалеко от церкви я увидел художника с мольбертом, подошёл к нему. Он рисовал собор, тщательно прорисовывая каждый узор.
— Хорошая картина, — сказал я.
— Покупайте, — предложил он. — Вас интересует живопись?
— Я сам художник, просто интересно. А где здесь Арбат.
Он объяснил, как пройти к нему. Я пересёк обратно площадь. Справа увидел новый деревянный крест и сундучок для пожертвования на храм. Молодая монахиня в чёрном стояла со свечкой возле него и пела молитву. Я свернул вправо и упёрся в большой магазин. Товаров было достаточно, кое-где были очереди, особенно в женском отделе. На выходе я увидел за стеклом иностранный автомобиль и надпись «10000 $». Это сколько же рублей, я так и не мог понять. Выйдя их магазина, я опять попал на площадь и увидел людей, развешивающих не стене листы бумаги с рисунками и надписями о Шамбале, Агни-Йоге, Белогорье. Я подошёл и стал разглядывать рисунки.
— А здесь вот неправильно нарисовано, и написано не совсем так, — сказал я рядом стоящей женщине. — Шамбалы нет на Алтае. Она в другом месте.
— А Вы были на Алтае? — спросила она меня.
— Нет, я не был, но я знаю, что её там нет.
— А я была там и могу заверить, что там удивительное место и столбы, светящиеся по ночам. Всё, как описывал Рерих.
— Нужно правильно понимать всё, что пишут. Я знаком с Агни-Йогой и разделяю всё, что там написано, и даже более того: сам пишу об этом же.
— А Вы откуда?
— С Урала.
— Приходите к нам на собрание по этому адресу, у нас проводятся лекции каждую среду и субботу. Сегодня интересная лекция.
— Хорошо, спасибо, я буду иметь в виду.
Заморосил небольшой дождь. Я встал возле входа в Ленинский музей. Недалеко от меня пожилая женщина держала плакат «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить».
— Да Вы зайдите под навес, — предложил я. — А то плакат весь размоется.
— Ничего, я здесь постою, — проговорила она трясущимися губами.
Дождик уменьшился, и я пошёл к Арбату. На улице в разных местах сидели напёрсточники, играя шариком под колпачками. Милиция пробовала их разогнать, но через мгновение они опять устраивались на прежнем месте, как мухи навозные прилипали к прохожим, предлагая им попытать счастье. Вот и Арбат. Художники под большими зонтиками рисовали портреты. В разных местах сидели музыканты, даже целые оркестры и играли всевозможную музыку. На столиках деревянные матрёшки, шкатулки и стилизованные фигуры Брежнева, Горбачёва и других политических деятелей, лавчонки с украшениями из камня. Множество картин и художников. Группа бритых молодых ребят в жёлтых сари, прославлявших Кришну. Фотографы с большими кукла ми и машинами и вырезанной фотографией Горбачёва во весь рост. Платный туалет. Я прошёлся несколько раз взад и вперёд, на одном из книжных столиков увидел книги К. Кастанеды, А. Бейли , Н. Рериха, Агни-Йоги, Е. Блаватской, Э. Шюре, Кришнамурти, Клизовского, Л. Андреева, Дэвида Ниэль (???) и прочих. «Неужели всё стало возможным. Ещё год назад у моих знакомых КГБ изъяло все эти книги. А сейчас они спокойно лежат, и любой может их купить. Действительно, чтото происходит с Россией. Я, замкнувшись в своих личных проблемах, не могу почувствовать пульс жизни: здесь уже полная свобода в делах. Пиши картины, выставляй, продавай, покажи себя, на что способна Россия. Хороших картин было не так много, но всё же они были, и это уже что-то значит. Рядом с Арбатом в художественном салоне выставлялись очень дорогие картины, но они были ненамного лучше тех, что на улице. Я подошёл к художнику, чьи картины мне больше всего понравились.
— У Вас, пожалуй, самые лучшие картины на всём Арбате. Я тоже художник. А ту за место нужно платить?
— Да нет пока. Только тут все места уже заняты.
— Берут работы?
— Редко. Чтоб их хорошо брали нужно имя.
— Удачи Вам и творческих успехов.
В кафетерии я попил кофе с булочкой. Разношёрстная творческая публика меня уже изрядно измотала. Я свернул в переулок, пошёл, куда ноги несут, и вышел на набережную. Увидел уже знакомый вид Московского Кремля. Подошёл к воротам, куда стекались люди для осмотра внутренних достопримечательностей цитадели Русской Власти. Денег у меня осталось всего ничего. Да и что там смотреть? И так уже всё знаю по фотографиям. И опять я попал на Красную площадь. В стороне митинг людей с красными, синими, чёрными знамёнами и политическими лозунгами. Оратор хрипло кричал в ручной мегафон. Пошёл дальше и наткнулся на красочные рекламные щиты «Макдональдса». Трудно разобраться во всём. Наслоение старых и новых времён произошло в этом небольшом, но очень важном для России месте. У входа в гостиницу «Интурист» группа девушек, поджидавших клиентов. Непонятна мне эта жизнь. Нагромождение судеб, дел, развлечений и удовольствий, красоты и безобразия, криминала и порядка. По середине улицы шли крепко взявшись за руки демонстранты с митинга и выкрикивали непонятные для меня слова.
В условленном месте я должен был встретиться с человеком из «Музыкального аукциона». Я уже целый час его ждал, но он так и не пришёл. Я опять стал бродить по улицам и наткнулся на вывеску «Госконцерт». В одной из комнат сидели две женщины.
— Вы по какому вопросу? — спросила меня одна из них.
— Я композитор и хочу предложить песни певцам. У вас, вероятно, есть их телефоны. Не поможете мне с ними связаться?
— Никаких телефонов мы не даём, — категорично заявила вторая женщина. — У нас рабочий день уже закончился.
— Да я здесь проездом издалека, из Свердловска.
— А, я тоже из Свердловска, — сказала женщина. — Ладно, так уж и быть, помогу земляку.
Она открыла книгу и продиктовала несколько телефонов известных певиц. Я поблагодарил её за оказанную услугу. «Если прославитесь, не забудьте пригласить на концерт», — напутствовала меня она.
Я ещё немного погулял по городу и потом уехал к Толику домой. Поздно вечером вернулся Николай, довольный и сытый. Он пересчитал большую пачку долларов мелкими купюрами и положил в кошелёк на поясе.
— Так, одно дело сделали, — потирая руки сказал он. — Появилось предложение: Финский музей хочет приобрести чум и разные предметы быта. Поедешь со мной ещё раз на Север?
— Посмотрим, сейчас поздно, давай спать.
— Двадцать пять долларов за один обед! — воскликнул он. — Ничего, зато новые знакомства завязались. Ты знаешь, отдаёшь деньги вначале, проходишь в зал и берёшь с накрытого стола всё, что тебе больше всего нравится. Шведский стол называется. Да за такие деньги можно месяц в наших столовых питаться.
На другой день мы поехали с Толиком на машине к новым знакомым Николая. Толик высадил нас у подъезда, сам уехал на работу.
— Александр, Лена, это Аркадий, — познакомил нас Николай.
— Лена ушла в комнату, где ещё спал в кровати ребёнок. Высокие потолки и ещё не обустроенная мебелью комната говорили о том, что здесь живут молодожёны. В ванной кучи нестиранного белья, беспорядок. На кухне стены красиво отделаны деревом, гипсовыми и керамическими формами. В большой комнате огромный пульман с приклеенными на доске разными картинками, диван, письменный стол и несколько стульев. Мы попили кофе, Александр был художественный редактор журнала «Северные просторы». Он с Николаем почти одного возраста. За столом обсуждали материалы, которые привёз Николай.
— Ты пойдёшь с нами? Мы сейчас в редакцию, — спросил меня Николай.
— Я бы лучше дома остался: мне надо позвонить.
Николай и Александр ушли. Я стал звонить по телефонам и договариваться том, чтобы встретиться с музыкантами и певцами. Потом поехал на встречи.
С молодым парнем мы встретились у входа в метро. Он повёл меня к знакомым, у которых, как он сказал, был магнитофон, чтоб прослушать мои записи. В квартире, куда мы пришли, все стены были расписаны фломастерами, разные уродливые рисунки. Хозяин квартиры, рок-металлист, прокрутил мои записи. «Нам нужно в стиле «хэви метал» , что-нибудь убойное, а здесь советская попса. Мы такое не поём», — сказали они.
С другой певицей мы встретились в каком-то доме культуры, в дискотечном зале. Она прослушала песни и сказала, что для неё здесь нет ничего подходящего. «Мне надо приблизительно так», — она поставила свою запись. Мерные удары барабанов, никакой музыки и несколько дешёвых слов: «Я люблю тебя, ты мой ангел».
Ещё с одной певицей мы встретились у входа в Гнесинское училище. Я передал ей плёнку, надеясь, что вечером узнаю от неё результат прослушивания.
Всё, что мне предлагала Судьба было очень далеко от того, что мне хотелось. Я уже понял по этим попыткам, что шанс с музыкой я упустил. Ольга Арсеньева была мой главный и единственный подарок Судьбы.
Вечером я приехал к Александру с Леной. Николай был здесь. Мы поужинали. Николай и Александр остались на кухне, я прошёл в комнату, сел не диван. Ко мне подсела Лена.
— Вы давно знакомы с Николаем? — спросила она.
— Мы на Север с ним ездили, — ответил я.
— А что за система питания, о которой Вы говорили.
— Это не система, а Законы правильного питания. Я долго путешествовал, искал ответы на вопросы жизни. Что-то нашёл, что-то нет. Но что качается питания, то здесь я «профессор».
— Я почувствовала это сама. Вы сказали: «Можно ли есть трупы животных?» и у меня сразу возникло отвращение к мясному. Вы как-то воздействуете на людей. Сказали, и у меня глаза сразу открылись: «И как это я раньше сама не могла до этого дойти?» Так просто, и всё перебивает. Я пробовала разные диеты, но потом опять не выдерживала.
— Можно есть всё, что угодно, главное понять, зачем мы едим. Слово «зачем?» имеет очень глубокий смысл. Если мы найдём ответы и они совпадут с Законом, значит, мы не зря живём. Пища — очень важный показатель нашей культуры. Что и как мы едим, такие мы и есть.
— Мне всегда не хватало человека, который всё мог объяснить. Я Вас очень хорошо понимаю. Я много читала, но книги ничего не дают.
— Любое Знание передаётся посвящением. Чтобы его понять, нужно быть готовым. Знание существует в мире. Это сложно признать, но это так. Не человек открывает Законы этого мира, а человеку дают их свыше. Знания даются тем, кто может не навредить ими.
— Сейчас очень много людей, которые точно так же заявляют о своей исключительности.
— Я ничего не говорю о себе. Я говорю о принципе. А я простой смертный, и то, что мне, быть может, случайно открылось, это ничто, в сравнении с тем, что есть на самом деле. Мы живём под Солнцем, любуемся им, но не можем понять, как оно светит. Жизнь Солнца для нас загадка.
— Вы говорили о питании. По каким законам оно строится?
— Прежде всего надо знать совместимость продуктов друг с другом. Например, хлеб и мясо несовместимы.
— Но мы всегда так едим!
— Поэтому и болеем. Есть таблица совместимости продуктов.
— Я слышала об этом, по Шелтону. Дальше.
— Это ответ на вопрос «как?». А что надо есть, пусть спросит себя каждый. Согласно своим желаниям и потребностям.
— Мне нравятся пирожные. Я, что, должна только ими питаться?
— Вы больше одной пироженки не съедите, второй раз будете есть через силу, а на третий может вырвать. Пироженки — это не еда. Кроме вкуса, там ничего нет полезного, да и вкус этот является нашим заблуждением. У нормального человека не может быть тяги к пирожным.
— Значит, я не нормальная. Один раз я поссорилась с мужем и наелась потом пирожных до отвала.
— В нормальном состоянии Вы бы этого не сделали. Вы сами ответили на свой вопрос.
— Всегда, когда понервничаю, мне хочется чего-то сладкого.
— Человек не должен нервничать. Нормальный человек всегда спокоен.
— А как же сдерживать чувства? Если их сдерживать, ещё хуже делается. Вы всегда спокойны? Ни за что не поверю.
— Однажды йог во время медитации держал банку с водой. В момент наивысшего напряжения он отпустил банку, она разбилась. Если б он этого не сделал, то у него бы разорвалось сердце. Я говорю о внутреннем покое. Внешне чувства могут проявляться как угодно. Но внутри должно быть спокойствие.
— Я понимаю это, но в жизни как-то не получается.
Уже стемнело, мы сидели в полной темноте. Мне показалось, что Лена как-то странно ведёт себя. Между нами возникла сила притяжения. «Но я в чужом доме, на кухне Александр, а здесь Лена, я, это непорядочно», — промелькнуло у меня в голове. Я встал, включил свет. Лена вышла из комнаты.
На другой день Александр с Николаем опять с утра уехали. А мы с Леной и её дочкой пошли по магазинам. После вчерашнего разговора я стеснялся смотреть на Лену, отворачивался в сторону при разговоре. Она холодно отвечала на вопросы и была абсолютно равнодушна ко всему, что я говорил. Столь странное поведение для меня было непонятно. Мне хотелось продолжить вчерашний разговор, но девочка постоянно её дёргала за руки и уводила куда-нибудь в сторону. Мы зашли в магазин, на витрине я увидел небольшой кассетный магнитофон, о котором я давно мечтал. Можно сказать, ради него мы сюда и пришли.
— Тебе такой магнитофон нужен? — спросила Лена.
— К сожалению, у меня пока нет денег.
— Деньги можно занять, если считаешь, что он тебе необходим, бери.
— Я пока подожду, посмотрю, какие ещё есть.
К часу я договорился с музыкантом о встрече, времени оставалось немного. Лена подсказала, как мне лучше добраться до места, и мы расстались.
Музыкант из Центра модной музыки прослушал мои песни от начала до конца.
— А ты можешь написать такую музыку, как у Мадонны? Сейчас она популярна», неожиданно произнёс он после длительного молчания.
— Если сильно захотеть, то можно написать любую музыку, но я пишу то, что даёт мне Бог.
Вечером к Александру домой пришла его тёща, интеллигентная добродушная женщина и осталась посидеть с ребёнком, а мы все поехали в гости.
У новых знакомых квартиры находилась в большой многоэтажке, комнаты были просторные, кухня — большая. Сразу же бросается в глаза, что кухне москвичи уделяют особое внимание. Необычное оформление, уютный тёплый уголок в доме. Всё остальное более строго и более стандартно. Юра, так звали хозяина квартиры, закончил архитектурный и даже играл с Андреем Макаревичем, ведущим солистом одной из самых популярных групп нашего времени. Он показывал автографы, рисунки знаменитостей.
— Да можно Андрюше сейчас домой позвонить, — Юра набрал номер. — Его трудно поймать дома, а жена трубку никогда не берёт. У тебя музыка коммерческая, подойдёт любому ансамблю — они с радостью купят.
— Юра у нас тоже знаменитость, прославился на весь мир, — сказал Александр.
— Да вообще-то даже в книгу Гиннеса попал, это уже всё прошло.
— Япония всемирный конкурс объявила на лучшую идею «Мост через город». Мы все давай пыхтеть над проектами, а он один вечер поцарапал пером бумагу и первое место занял.
— Я сам этого не ожидал. Уже несколько лет до этого нигде не работал. Мы под Смоленском раскопками занимались, перебивались с копейки на копейку, жена вечно ворчит. Александр позвонил, сказал, о конкурсе, я махнул рукой. А потом от делать нечего набросал рисуночек и отослал. Месяц, два, три прошло, и я забыл про всё, а потом приходит приглашение в Токио, — Юра позвал всех в коридор. — Вот грамота, премия десять тысяч долларов, как в кино, до сих пор не могу в это поверить. Купили машину, дачу, мебель, на жизнь немного оставили, от этих денег уже ничего не осталось. Но всё же приятно, что мы, русские, этот приз взяли. Много проектов было. Самые разные, а у меня ничего особенного. Старинный мост с овечками да коровами, вот и всё. Он показал рисунок. Японцам идея понравилась. В их урбанизированных городах через весь город такая живая полоса. Когда ничего не было, лучше было: ездил на раскопки, чем-то интересовался. А сейчас — на дачу и домой.
После кухонных бесед за чаем и кофе мы пошли в комнату. Комната переменила у всех настроение, слова для разговора путались и терялись в обширном пространстве. Мы ещё немного посидели и отправились домой. Оказалось, что, помимо всех дел, Николай ещё учился в аспирантуре. Там, на кафедре, он показал наш фильм.
— Фильм понравился, — рассказывал мне Николай, — но там один студент тоже из тех мест показал такое, что у всех волосы дыбом встали: в наше время живых людей тракторами закапывали. (Из каких мест судент? Сергей.) Они не хотели выселяться. К их дому подгоняли трактор и рушили дом. Кто мог, из форточек выпрыгивал. Как он всё снял? Никто не верит, что всё это документальная съёмка. Их деревня по трассе газопровода шла — не делать же петлю из-за нескольких домов? — вот пошли напрямик, а люди ни в какую. Этот студент чудом уцелел. Такое порассказал, что даже не верится. Было бы из-за чего. Но из-за прихоти какого-то самодура-начальника. Вот так в наше время правда достаётся. У тебя с музыкой что-нибудь решилось? (В подчёркнутом непонятна мысль. Сергей.)
— Пока нет. Кому нужна музыка в наше время? У всех своя есть. Ничего другого никто не может воспринять. Надо самому научиться петь и играть, тогда и бегать никуда не надо. Но я думаю, что это не моя задача. Мне надо музыку быстрее записать, хотя бы на плёнку, а то умру, и музыка эта умрёт со мной, а жалко, ведь это же наше время. Что оно оставит в истории культуры человечества?
После нескольких моих звонков мне всё же удалось договориться о встрече с администратором «Музыкального аукциона». Он сказал, что днём, в двенадцать часов, идёт на премьеру в театр «Современник» и там мы можем встретиться.
Я стоял у входа в театр и ждал человека с «Аукциона». Ко мне подошёл высокий, худой молодой человек и представился. Он оказался тем, кого я ждал. Я передал ему плёнку. «Ещё пятьдесят рублей нужно, — сказал он, — таковы условия, Вы разве их не читали?». Я ему отдал последние пятьдесят рублей. «Мы сейчас создаём банк музыкальных произведений. Ваши песни обязательно будут туда занесены. О результатах мы сообщим письменно. Здесь есть Ваш адрес?»
Наконец-то я почувствовал облегчение: хоть что-то удалось сделать. Но какой-то этот парень странный, можно ли ему доверять? Пусть будет, что будет. Всё, что от меня зависело, я сделал, теперь пусть всё решают другие.
После обеда Николай повёл меня к своим студентам, которые оформляли магазин. «Это партийная гостиница, — сказал он, показывая на новое высотное современное здание, стоящее на фоне __________________ (непонятное слово. Сергей. Стр. 194 рукописи) невзрачных домов. — Вот куда народные деньги идут. Партийные боссы живут, как на Западе капиталисты. В этом и заключается система социализма».
Длинный магазин, который оформляли ребята, удивил меня своими размерами. Один зал был отделан стеклом, зеркалами, всевозможными композициями из манекенов, гипсовыми причудливыми формами.
— Эти помещения они тоже будут оформлять? — спросил я. — Как это им удалось найти такую работу, да ещё в Москве? Здесь, что, своих художников не хватает?
— Эти ребята уже показали себя, — ответил Николай. — Ты смотри, что понаделали! Такое в Европе вряд ли встретишь. Вот, что значит наша школа. Хорошо, что чему-то научились. В России два престижных архитектурных института: наш да московский. Ай да молодцы!
Мы спустились в подвал, там группа ребят и девчат сидели и пили чай. Ребята встали, когда мы подошли к ним.
— Посмотрел я ваши работы, — сказал Николай, — утёрли нос москвичам.
— Стараемся.
— Как тут у вас дела?
— Потихоньку. Закончили один зал. Скоро комиссия, придут смотреть.
— Деньги ещё не получали?
— Я хочу попросить аванс, — сказал один из парней, — но, ты знаешь, они всегда с этим тянут. Работать? — давай. Материал? — какой хочешь. Но как заговоришь об оплате, они изворачиваются. Если они нам не заплатят, я дальше ничего делать не буду.
— Это Саша, — сказал мне Николай. — Ты его работу видел.
Другие ребята незаметно покинули комнату, мы остались втроём.
— Гости в кожаных куртках к нам по ночам приезжают, — сообщил Саша Николаю, — грозятся всё порушить. Требуют выкуп. Я сказал шефу. Он обещал разобраться, здесь своя мафия, из автоматов стреляют, если что не по ним. Скоро придётся баррикады строить. Но, я думаю, выстоим. Они недовольны, что мы такой заказ перебили. Много было желающих, но наш проект победил всех. Но, ты знаешь, они все по-старому мыслят, а у нас модерн. Шеф — человек с пониманием. Он так и сказал: «Удиви Москву».
— В Свердловск не собираешься?
— Здесь обещали с жильём решить. Конечно, обещать могут многое. Пока работаешь, ты им нужен, а как работа заканчивается, они забывают про всё. Если здесь ничего не получится, уеду в Европу: там сейчас такая профессия престижна.
Мы ещё немного посидели, потом Саша поводил нас по залам, делясь своими проектами их оформления. Это вызывало изумление: уж слишком необычно, казалось, работает человеческая мысль. «Саша очень талантливый, — проговорил Николай, когда мы вдвоём вышли на улицу. — Но его здесь затрут. Это Россия. Здесь таких, как он, не любят.
На другой день мы купили билеты, чтобы уехать вечером, а днём у меня должна была состояться встреча с известной певицей. У Театра эстрады. По телевизору я её видел несколько раз, но когда увидел «живьём», удивился: ничего особенного. Мы сели в машину, прослушали мои песни.
— Мне бы хотелось такие песни, в которых сказочный сюжет, — сказала она, — что-нибудь романтическое.
К нам подошёл парень:
— Татьяна, что ты здесь сидишь? Мы тебя ищем, а ты тут прохлаждаешься.
— Познакомься, это композитор, мы песни слушал, довольно оригинальные, — сказал она. — Пойдёмте, дорогой всё обсудим.
Мы прошли в театр. По лестнице пока поднимались, я увидел нескольких «звёзд» советской эстрады. «Не такие уж они и значимые, как показывают по телевизору — обычные люди», — подумал я. На сцене настраивали микрофоны. Огромный зал, мягкие кресла.
— Это что за посторонние на сцене?! — закричал кто-то из зала. — Татьяна попробуйте микрофон. Или у Вас свой будет? Фонограмму, пожалуйста!
Татьяна пропела несколько фраз.
— Достаточно, хорошо. Переодеваться быстрей. Почему ещё не в форме? — командовал режиссёр. — Уже скоро начало.
— Вы останетесь на концерт? — спросила меня Татьяна.
— Мне надо ехать.
— Позвоните мне ещё, пожалуйста. Сами видите: сейчас мне некогда.
Я вышел на улицу, в записной книжке у меня было записано, что где-то здесь рядом находится «Москонцерт». Прошёлся по набережной и увидел старое двухэтажное здание , где располагался «Москонцерт». Идя по коридору, я заметил, что все, кто мне попадался на глаза, были евреи. «Может быть, я не туда попал?» — подумал я.
— Это «Москонцерт»? — спросил я у одной женщины.
— А Вам кого надо? — вытаращив глаза, ответила она.
— С кем можно переговорить насчёт песен.
— А Вы кто?
— Композитор.
— Композиторы — в двенадцатый кабинет.
В кабинете за столом сидел мужчина-еврей и перелистывал бумаги. Я посмотрел на него и вышел обратно. «Нет, здесь действительно нечего делать».
Нас провожал до вокзала Анатолий. Он подарил мне и Николаю по набору ножовок.
— Ты мне многое подсказал, — говорил мне Анатолий, — я постоянно сомневаюсь. Мне кажется всегда не то, что другим, и приходится соглашаться с условиями жизни.
— Это временный компромисс, — отвечал я. — Ты должен знать, что в мире существуют Знания и Истина есть, её нельзя никуда спрятать. Она всегда была. То, что происходит с людьми в последнее время. Мало имеет значения для жизни. Каждому надо понять её вечные ценности. Идеи рушатся и вновь возникают. Но человек должен опираться на внутренние принципы жизни. Всё внешнее — это игра воображения. Кому-то интересна эта игра, но человек должен жить и трудиться в силу внутренней потребности, через труд мы познаём Законы этого мира, набираем опыт. Мы должны иметь твёрдую почву под ногами. Рано или поздно каждый должен придти к понятию Бога. Без этого поняти все дела лишены смысла.
— А как ты относишься к учению Кришны?
— Это истина. Всё, что от Бога, это программа эволюции человечества. Кому-то больше подходит христианство: он эмоционально воспринимает мир. Другому нужны объяснения и порядок в Знании — ему подходит больше буддизм, а кого-то надо загнать к Богу слепой верой — это ислам. Каждый выбирает свою тропинку, но все они дут к одному: к Богу.
— Ты вовремя появился. Я ещё в чём-то сомневался, но ты меня поддержал.
— Каждому всё даётся вовремя и по заслугам, но мало кто понимает это.
— Хватит проповеди читать, — перебил нас Николай, — на поезд опоздаем.
Через сутки мы уже подъезжали к Свердловску, к его делам и проблемам.
(