Катарсис семидисятника
| Вид материала | Документы |
Содержаниестасим последний последний эксод |
стасим последний
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
[два листочка в линейку, второй только начат]
Решил снова, не знаю, надолго ли меня хватит, писать дневник. Наверное, надо отметить главные пункты типа плана, для каждого дня, впрочем, видно будет.
7.06.83. Вчера работу закончил – еще четырех не было, разгрузили две машины, вторых заказов не было – с утра шел дождь. Позвонил Геныч, просил, чтобы я ему перезвонил, но до него не дозвонился, дозвонился на Полежаевскую, оставил для Геныча свои координаты, купил бутылку водки и – поехал. Позвонил от «Баррикадной», Юрка говорит, что Геныч уже едет. (?!) Ну, едет, так едет.
Игра не получилась, т.к. все набрались, а Леха отвалил, ничего не сказав, оставили пулю недописанной (а мне везло, и я должен был рубля два выиграть, тем более что Леха хапнул две на мизере, мог взять 4, если бы не Юрка, который играл вместо Геныча, пока тот бегал за водкой). Затем, прихватив одну из Вовкиных бутылок, поехали ко мне, я довольно здорово наклюкался (днем, еще на работе, Володька-маленький угостил меня «Кавказом»). Но просидели всю ночь за шахматами. Утром, как обещал, с трудом встал (немного поспал после Генычева ухода), повез на участок рюкзак с сахаром. Рюкзак довез нормально, хотя самочувствие было отвратительным. День сегодня был холодный, я даже надел синюю куртку с воротником. В дороге прочел английский детектив, который купил вчера у Сашки (вторую книгу, про космонавтов, кажется, подарил Генычу). Незабудки, которые я набрал, завяли по дороге. Клубники получилась целая банка. Татьяна звонила буквально за пять минут до моего звонка с вокзала. Пока я доехал, она не звонила. Сразу завалился спать, чуть позже приходила в гости тетя Зина. Но это все я частично проспал. Затем звонила Таня, обижается на меня – и обижается совершенно справедливо. Но я понял это только сейчас, а в разговоре вел себя не лучшим образом. Она звонила еще позже, говорила по-другому, как бы давая мне возможность исправить свою ошибку, но я ею не воспользовался. Почит дочитал повесть о Штеффин, и выдержки из дневников Брехта привели меня к мысли тоже завести дневник. Завтра – на работу. Думаю, может, взять-таки машинку с собой на работу.
Вот и все: ложусь спать. Допечатал перевод сцены из «Кураж». С утра надо позвонить Щедрину и Елене Марковне – насчет библии.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
[два листочка в клетку. На обороте второго— темы контрольных работ]
В вагоне метро народу было не очень много. Но и не очень мало. Было уже около десяти, пик уже прошел, но еще из Тушина и с Хорошевки народ ехал в другие районы.
Молодой человек, весьма хороший собой, с достаточно давно бритым лицом, но еще не так, чтобы это можно было принять за бороду, с нещегольскими усами, которые не очень хорошо росли на его верхней губе, сел на станции «Баррикадная» и, увидя в другом конце вагона свободные места, прошел туда и уселся.
Волосы его, совершенно черные и курчавые, прикрывала дешевая шапка искусственного меха.
Кримпленовые синие брюки не первой молодости с простроченной стрелкой. Сиреневый нечесаного мохера шарф прикрывает шею. Синяя американская нейлоновая куртка с псевдомеховым воротником и венгерские сапоги на молнии (всё тоже довольно поношенное) довершали его наряд.
Его бледное, худое, с небольшими синяками под глазами лицо было усталым, лоб помечен крупными морщинами, а темно-карие глаза глядели довольно бессмысленно.
Когда поезд миновал «Кузнецкий мост», он расцепил сплетенные до этого руки и крупно ущипнул себя за нос, после чего вытер пальцы о свободное рядом сиденье. На «Площади Ногина» вышел. Сделав переход и доехав до «Тургеневской», сошел и уселся на лавке в голове платформы, по-видимому, ожидая кого-то, и, достав общую тетрадь в клетку и шариковую авторучку, стал записывать, как в его воображении выглядел он со стороны последние десять минут, из чего и вышло все вышенаписанное.
***
[из блокнота]
Я предчувствиями – не охвачен,
и улитками тянутся мысли.
Окружили меня неудачи,
потому – и бессмысленно киснуть.
Шум машин, саранчи стрекотанье,
комары сквозь штанины колют.
Разминулся сегодня я с тайной
в этом мире совсем незнакомом.
И лежу, и крапаю стишочки,
и давлю комаров понемногу,
и небрежные лепятся строчки,
и мыслишки плетутся не в ногу.
***
Созидание кумира –
как чума во время пира,
некая победа Пирра:
без портфеля, без мундира.
^
последний эксод
…Как я ненавижу вас!!!
Он остановился, тяжело дыша.
— Мысли совсем перепутались, – сказал он вслух. [Поднял голову, но увидел, что солнце давно село.] Уже стало плохо видно. Он закрыл тетрадь, поднял голову – увидел, что солнце село. Небо быстро серело в просвете между деревьев, и редели звоночки трамваев за домами. «Она шарахается автомобильных гудков, любит звоночки коночек».
Он открыл тетрадь на первой странице. […]
Он уронил голову на руки, тетрадь выскользнула у него из рук и упала возле мусорного бака.
Когда он проснулся, было совсем темно. Он пошарил рукой справа от себя, взял сумку и встал.
Медленно брел он по ночному городу. Голова болела страшно, и он нес ее как драгоценную вазу, безвольно болтая руками.
Ночь была теплая. Даже душная. Прошедший дождь испарялся с неостывшого асфальта. Лужи еще не высохли.
Некоторое время он пристально разглядывал чуть овальный лунный диск. Никаких мыслей в голове не было. Ни один автомобиль, ни один прохожий не показался и не послышался. Все окна молчали и были черны. Казалось, весь город вымер и только по привычке горят фонари и мигают желтые светофоры. В голове начали крутиться непонятные образы. Он почему-то увидел окно, и в этом окне – среди ночи – в лучах появившегося после дождя солнца дрожали на листьях жемчужные капли. Все городские звуки исчезли, и наступила пронзительная тишина. Тишина и это волшебное окно, вобравшее в себя всю красоту Вселенной, как в сгустке плазмы.
Он не заметил черную «волгу», вынесшуюся прямо на него на огромной скорости и уже не слышал апокалиптического воя тормозов. Но успел увидеть до черноты ослепительный круг.
И все.