Катарсис семидисятника
| Вид материала | Документы |
эписодий XII. [Финал]
[На этом рукопись обрывается. И для этой главы от нашего героя не осталось ни строчки. Только обрывочные фразы из конспективных набросков, которые вы уже прочли (которые мы вместе с вами уже прошли и прожили). Можно предположить следующее. За героем (причем неясно, какой аватара этого многослойного героя имеется в виду: Леонид, странный «автор», может, кто еще, может, даже я, хотя для моих лет такие экзерсисы крайне утомительны, в реальной жизни, к сожалению, то и дело на них нарываюсь) гонятся менты из-за того, что он убивает какого-то насильника (возможно, Скелета). По дороге он еще цепляет какую-то бабу (то ли она к нему цепляется) (достаточно ясно прорисовывается эпизод, когда он «спит» у нее на коленях, а она говорит контролерам, что, мол, билеты у него, но она не может до него добудиться; видимо, оба ехали зайцем), которая (даже не успев не то что отдаться ему, а хотя бы какой-то импульс сотворить), конечно же, гибнет. (Этот уж герой! Все, к чему он прикасается, гибнет. Вспомните мартиролог-посвящение. А это ведь уже не персонажи, а реальные люди, и список неполон. Ну, не знаю, почему это так у нас с ним происходит. Вроде, я неплохой человек. Да и он не самый худший был. Может, даже и лучше меня…). В каком-то взвешенном полусомнамбулическом состоянии герой добирается до своей дачи (а вернее – шестисоточника), забирается на чердак под самую крышу, где и рефлексирует, слыша гул отдаленного самолета. Тут раздаются сирены, к воротам подъезжают милицейские машины, и как раз в этот момент над Москвой взрывается ну ооочень большая водородная бомба, на чем и заканчивается ВСЁ.
Надеюсь, в этой ситуации читателя не слишком огорчит, что героиня, судя по пустым главам (смотри выше), хоть и выжила после своего суицида, но ненадолго. На какое-то время перед смертью она, видимо, пришла в себя и что-то испытывала, с чем и собирался нас познакомить мой герой, и, возможно, из этого могло бы получиться что-то клёвое.
^ Не знаю, как вам, а мне Маша полюбилась, возможно, потому что именно в нее, судя по всему, вложил мой герой больше всего своей души.
Видимо, там должен был как-то приплетаться Саша из цеха. Возможно, где-то появились бы и Коля с Леной, столь безапелляционно осужденные нашим автором. Интересно, как бы развивалась дальше судьба Зои и Леонида. Всего этого я не знаю.
^ Но может быть, тебе, мой читатель, когда-нибудь, например во сне, привидятся ответы на все эти вопросы.]
Эксод
1.
…облако, из которого вместо дождя сыпалась сажа, и солнце было грязно-желтым, а земля – ровной и пустынной. И жуткий звон, звон, звон…
Он вскочил и выключил будильник. Медленно потягиваясь, вышел в коридор и, полуслепой, зашаркал на кухню, цепляясь руками за стены. [Голова болела. Он засунул ее под кран.] Зажег под чайником и, поколебавшись, достал колбасу, масло и хлеб. Голова болела. Он прошел в ванну и сунул ее под кран. Немного стало легче. Постояв так пару минут, он пошел на кухню и сел на соседский стул, опираясь предплечьями на колени и, опустив голову, долго смотрел, как вода с волос капает на коричнево-красный линолеум.
В коридоре зашумела ручка какой-то двери. Он в испуге медленно поднялся и пошел к раковине. Открыв кран, он стоял и ждал, пока подойдет холодная вода, время от времени пробуя рукой. Соседка зашла в кухню и не уходила, стоя на пороге. Так они стояли довольно долго. Наконец, он не выдержал и, наклонившись, начал жадно хватать ртом ледяную струю. Соседка удовлетворенно повернулась и вышла. Он на миг обернулся, она тоже, их взгляды встретились (она даже приостановилась) – и он опять прилип к крану, а она ушла в ванную.
Напившись, он, не притронувшись к ним, сунул продукты обратно в холодильник и вернулся в комнату.
— Где ты была сегодня, киска, – спросила жена, поворачиваясь верхней частью туловища набок, а головой к нему, так, что вся вывернулась штопором, и глядела на него в упор перевернутым лицом.
Он с отвращением взглянул на ее бесстыдно обнаженное стройное грудастое тело и, ничего не ответив, начал одеваться, все время чувствуя на себе ее неотступный взгляд.
На пороге он замедлил непроизвольно шаги и чуть было не обернулся, но затем оправился и быстро вышел из комнаты.
— Сволочь!! – истерично вскрикнула жена, вскочив на кровати. Хлопнула дверь. Она села, поникнув и, глядя прямо перед собой, сильно закусила нижнюю губу.
2.
Когда он занял свое рабочее место и щелкнул тумблером, солнце еще не проникало в окна. Было прохладно, и сквозняк легко и назойливо освежал его. Через час после начала работы он осторожно вышел из-за стола, прошел в раздевалку и, открыв свой шкафчик, притаился за дверцей. Достав заветные грамм семьдесят, он их выпил, стремглав подбежал к раковине и запил из-под крана. Отдышавшись, достал беломорину, прикурил, блаженно и глубоко затянулся.
Вода лилась из крана, мимо ходили слесаря и станочники. Затянувшись в последний раз, он кинул бычок в урну (но промазал) и плюнул вслед (и тоже промазал). Вошел строгальщик Саша, пряча что-то под спецовкой. Поравнявшись с ним, остановился.
— Слыхал, что в подземном переходе произошло?
— Нет.
— В обед девчонку выебали.
— Как это?
— Ну, пошла на обед, где-то часов полпервого было, а ее там изнасиловали.
— Это, в смысле, с нашего завода?
— Ну да, с пятого. Средь бела дня. Будешь? – он вопросительно кивнул на 'полу своей спецовки.
— Мможно.
Простенькая грязненькая история как-то взволновала его. Ему показалось, что что-то такое он уже где-то встречал. Вообще неприпоминаемая похожесть ситуаций в последнее время что-то слишком часто стала с ним происходить. Не обдумывая это специально, он тревожился, и это чувство тревоги даже стало для него постоянным и как бы привычным. Он почему-то вспомнил армию, а именно – Мишку Пояркова. Самое страшное в той истории для него было вовсе не то, что они дружили, нет. Именно потому, что за день до Мишкиной смерти они вместе выписались из медпункта, где лежали на соседних койках, двое в пустой палате, оба с подозрением на дальневосточную лихорадку. И сразу встали перед глазами какие-то детали: Мишкина золотая фикса и знаменитая самодельная зажигалка, которая как раз в день выписки треснула по сварочному шву. И еще вспомнилась темная фигура, склонившаяся в сосредоточенности с паяльником, на фоне красного огня из топки. До сих пор его не покидало недоумение: как могло случиться, что Миша, сама жизнь, умер и умер не от шпаги или яда, в противоборстве, а от идиотской карболитово-керамической штуковины на проводе, которая столько раз трясла его самого в его жизни, а он не только не умер, но ни разу это не нарушило хоть на время его самочувствия. Вспомнилось как его самого как-то шарахнуло остаточной эдээской […]
6.
Чуть покачиваясь, он с ребятами вышел из проходной в три минуты шестого. Щурясь от еще яркого солнца, он на ходу раскладывал получку: жене, долги и загашник, одновременно слушал, как Костя рассказывает бородатый анекдот про Василия Ивановича и Петьку.
Кирпичное здание магазина, испещренное трещинами, грязными пятнами и белыми меловыми бессмысленными надписями, поглотило их. Саня остался брать, а он с Костей вышел покурить. Вокруг магазина, как грибы на поляне после дождя, роились мужики. Это была какая-то тревожная обстановка, и опять – уже второй раз за этот день – что-то ткнуло ему под ложечку. Он даже не слышал слов своего спутника. Солнце вдруг исчезло, хотя оно и торчало по-прежнему на небе. И все вокруг так же вдруг приобрело какой-то неясный, фантастический облик. И красная рябина, […] на жаре у дороги, как бы стряхнула с себя пыль и окрасилась в белый и ультрамариновый цве'та. Саня вышел из магазина – и все опять пришло в норму. Лишь остался какой-то неясный страх. И, убегая от него, он вливал и вливал в себя водку, почти не закусывая и тяжело дыша, и не произнес ни одного слова даже когда появилась милиция.
7.
Уже один, он очнулся в каком-то задворье. Стояла лавочка, почему-то впритык к мусорному баку. За деревьями садилось солнце, а он сидел уже совсем спокойный, и бессвязные картины далекого прошлого вставали перед ним, перемежаемые черной или белой пустотой.
Вот детская вечеринка. Учитель играет в шахматы с каким-то мужиком, своим старым учеником, который раза два приходил на занятия. Они только что вошли с бутылками. Вот их ругают за ликер, они отшучиваются, появляется гитара, и Игорь, пьяно глядя на Наташку, что-то поет про белую березку…
…и опять белая, ослепительно белая пустыня, но не бесконечная, как зимняя тундра, а маленькая, как летний пляж.
…в школьном коридоре. А они все целуются. И кажется, что не будет конца этому. Как ему тогда хотелось закричать! А он стоял и молчал, отчаянно глядя на Татьяну. А она так и не узнала, что он мог так на нее глядеть. И так ясно он все это ви…