Российский государственный университет им. И

Вид материала

Документы

Содержание Тильзитский мир и Восточная Пруссия Тильзитский мир в восприятии современников и в оценке российских историков

Подобный материал:

• Российский Государственный Гуманитарный Университет Институт филологии и истории Историко-филологический, 66.87kb.
• «Российский государственный медицинский университет», 309.92kb.
• «Российский государственный гуманитарный университет», 653.16kb.
• «Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена», 656.78kb.
• «Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена», 586.79kb.
• «Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена», 374.58kb.
• «Российский государственный педагогический университет им. А. И герцена», 581.63kb.
• «российский государственный гуманитарный университет», 362.62kb.
• Нестационарные процессы деградации в щелочных аккумуляторах, закономерности и технологические, 585.56kb.
• «Российский государственный медицинский университет Федерального агентства по здравоохранению, 568.86kb.

Тильзитский мир и Восточная Пруссия


В статье рассматривается вопрос о влиянии Тильзитских договорённостей на историческое развитие Восточной Пруссии. Одним из важных условий этого процесса являлось сохранение провинции в составе территориально единого Прусского королевства.


При изучении истории заключения Тильзитского мира исследователи, как правило, главное внимание уделяют, что естественно, дипломатическим аспектам этого исторического события²³⁹. Отражение вопросов влияния Тильзитского мира на историческое развитие Восточной Пруссии имеет место только в немецкой историографии второй половины XX века.

В ходе франко-русско-прусской войны 1806-1807 гг. мощь Прусского государства, созданная Фридрихом Великим, была разрушена, и королевство оказалось исключённым из ряда великих держав. Однако нам представляется излишним сгущение красок при характеристике Тильзитских договорённостей, касающихся Прусского королевства. Ситуация складывалась не так драматично, как её иногда показывают, прежде всего, в работах немецких историков. Для понимания этого необходимо представлять цели, которые ставила перед собой наполеоновская Франция, как страна-победительница, возможности, которыми она располагала, и сравнивать с результатами их реализации.

Для Франции северо-европейские проблемы при выработке договорённостей имели большое значение, как, впрочем, и для России. Наполеон стремился к уничтожению Пруссии, предлагая Александру I разделить её бывшие владения между Францией и Россией. Ещё 22 июня 1807 г.¹ Наполеон через генерал-лейтенанта Д.И. Лобанова-Ростовского передал Александру I предложение провести западную границу России по Висле, «подарив» ей земли вместе с Восточной Пруссией²⁴⁰. В этом случае, Восточная Пруссия вновь, как в годы Семилетней войны, могла стать российской территорией, а река Висла становилась бы границей, разделяющей две империи: российскую и французскую. Александр I не принял этого подарка. И это не смотря на то, что некоторые влиятельные члены российской императорской семьи пытались подтолкнуть Александра подороже продать своё согласие быть с Наполеоном в мире и ценой этому считали Польшу и Восточную Пруссию²⁴¹. Однако, одним из обязательных условий в вопросе о мирном договоре с Францией российский император определил сохранение Пруссии. В инструкции одному из русских уполномоченных на переговорах (по мнению С.Н. Искюля – А.Б. Куракину²⁴².) указывалось добиваться восстановления Прусского королевства в границах на 14 октября 1806 г. Однако, «если это станет практически невозможным из-за открытой оппозиции со стороны французских уполномоченных … сохранить Пруссию в урезанном виде»²⁴³. Как видим, для Александра I проблема сохранения Пруссии являлась не столько важной, сколько принципиальной. Действия Александра I диктовались, как указывает А.З. Манфред, «…прямыми стратегическими интересами: Пруссия должна была быть буфером (а в дальнейшем, возможно, и противовесом), предохраняющим границы России от прямого соприкосновения с могущественной наполеоновской империей»²⁴⁴. Российский император полагал, что для сохранения европейского равновесия Пруссия должна быть потенциальным противовесом Франции.

Возможно, но маловероятно, что на действия Александра I в той ситуации все же влияли обязательства, данные ранее Фридриху Вильгельму III. Впрочем, их исполнение соответствовало интересам России. Как подметил В.М. Безотосный, российский император, заботясь о сохранении Пруссии, «защищал интересы ближайшего будущего своего государства, прогнозируя, что рано или поздно именно пруссаки станут союзниками России в борьбе с Наполеоном»²⁴⁵.

Анализ Тильзитских договорённостей подтверждает это. В тех условиях Александр I мог ограничиться лишь мирным договором. Наполеон, для которого в 1807 г. это была программа-минимум, в любом случае вынужден был бы согласиться с русским императором. Поэтому дипломатический торг вёлся именно вокруг Прусского королевства, территория которого была захвачена французами. Александр I смог настоять на том, чтобы Пруссия, хоть и в урезанном виде, сохранилась на географической карте Европы. Наполеон явно не хотел делать такой уступки и пошёл на этот шаг только потому, что Россия заключала с Францией союз. Таким образом, ценой Тильзита стало Прусское королевство. Рассматривая итоги переговоров, следует считать, что российскому императору многое удалось.

В конечном итоге, в обмен на согласие Александра I признать создание у западных границ России польского государственного образования, Прусское королевство получило право на существование, хотя и со значительными территориальными потерями. Думается, сохранение государства даже с потерей половины территории, вместо полной ликвидации, для страны, потерпевшей поражение в войне, есть положительный результат. Ещё С.М.Соловьёв писал, что «Тильзитский мир был необходим… для Александра тем, что останавливал вредные для России замыслы Наполеона и относительно Германии – сохранением Пруссии…»²⁴⁶.

Итак, одним из основных вопросов, обсуждавшихся в Тильзите, был вопрос о дальнейшей судьбе Прусского королевства, и от его решения зависела и судьба Восточной Пруссии.

Согласно 4-й статье мирного договора между Россией и Францией, подписанного в Тильзите 7 июля 1807 года и ратифицированного через два дня, «Е.В. Император Наполеон во внимание к Е.В. Императору Всероссийскому и в доказательство своего искреннего желания соединить обе нации узами нерушимых доверия и дружбы, согласен возвратить Е.В. Корол. Прусскому, союзнику Е.В. Императора Всероссийского» ряд городов и земель и собственно «Прусское королевство, как оно было к 1 января 1772 г., с крепостями: Шпандау, Штеттин, Кюстрин, Глогау, Бреслау, Швейдниц, Нейс, Бриг, Козель и Глац и вообще все крепости, цитадели, крепосцы и форты вышепоименованных стран в том состоянии, в каком упомянуты крепости, цитадели, крепосцы и форты находятся в настоящее время, и, кроме того, город и цитадель Грауденц»²⁴⁷. Таким образом, Прусское королевство сохраняло за собой территории, составлявшие четыре провинции: Померания, Бранденбург, Силезия и собственно Старая (Орденская) Пруссия, т.е. Восточная Пруссия. Всё, что было восточнее или западнее названных в договоре территорий, отсекалось от Пруссии в пользу созданного Великого герцогства Варшавского и Вестфальского королевства.

Еще на этапе разработки проекта мирного договора уполномоченные российского императора старались сохранить непрерывность Прусского государства от Кёнигсберга до Берлина. И это удалось. В результате переговоров Пруссия осталась целостным государством, что позволило Восточной Пруссии сохранить связь с остальной территорией королевства в сложное время французской оккупации. В противном случае северная провинция, потеряв экономические связи с остальной территорией королевства в условиях континентальной блокады, была бы обречена на окончательное разорение. Отрыв Восточной Пруссии также отрицательно сказался бы и на управляемости королевством, тем более во время проводимых общегосударственных реформ.

В немецкой историографии очень часто можно встретить явные упрёки в адрес российского императора Александра I за «потерю мужества» и недостаточную стойкость в защите интересов своих союзников²⁴⁸. Не вдаваясь в полемику по этому вопросу, следует процитировать фразу Наполеона, сказанную прусскому полномочному представителю графу фон Гольцу: «Не заступись император России, и мой брат Жером стал бы королём Пруссии, а нынешняя династия была бы изгнана»²⁴⁹.

Следует также подчеркнуть, что получение Прусским королевством оставленных ему провинций основывалось на поручительстве России. Согласно той же 4-й статье мирного договора, отказ от сохранения части завоеваний, и возвращение их Пруссии со стороны Наполеона было не более чем знак уважения к императору Александру. Как считал А. Вандаль, «опираясь на эту статью, Александр мог потребовать очищения Пруссии как исполнения обязательства, данного России»²⁵⁰.

Как видим, будущее Восточной Пруссии, как и всего Прусского королевства после заключения Тильзитских договорённостей в значительной степени зависело от позиции и действий российского императора. Наполеону важно было установить в данный период хорошие отношения с Александром I. Вероятно, что это оказалось замеченным в русских дипломатических кругах, поэтому во время переговоров уполномоченные добивались получения разного рода уступок со стороны французов.

По 9-й статье мирного договора между Россией и Францией к первой отходили земли Белостокского округа. Этот факт, разумеется, имел основания стать причиной, по которой российско-прусские отношения могли быть испорчены. Однако на проблему территориальных изменений можно взглянуть и не с точки зрения итогов. В процессе подготовки проектов мирного договора, как, впрочем, и после его подписания, французская сторона неоднократно предлагала России часть Восточной Пруссии, а именно город Мемель с территориальной полосой по правому берегу Немана. Однако Александр I, преследуя указанные выше стратегические цели, удачно отклонял эти предложения. Как видим, Восточная Пруссия постоянно оказывалась в поле зрения Наполеона и предложения, исходившие от французских дипломатов, касались передачи России этой провинции целиком или хотя бы частично.

Мирный договор между Пруссией и Францией был подписан 9 июля 1807 г. Фридрих Вильгельм III терял, как указывалось выше, треть своих владений и обязался закрыть все свои порты и гавани для английской торговли. Кроме того, в силу особой статьи, он обещал 1 декабря 1807 г. объявить войну Англии, если она до этого времени не согласится подписать мир с Францией²⁵¹, разумеется, на условиях Наполеона. Всё это сильно ударило по политическому престижу Пруссии и отрицательно сказалось на экономическом развитии королевства.

После подписания мирных договоров в Тильзите французский император отправился в Кёнигсберг, где пробыл до 13 июля 1807 г. Здесь 12 июля 1807 г. прусский фельдмаршал Ф. Калькройт и начальник штаба французской армии маршал Бертье подписали конвенцию об эвакуации из страны французских войск. Немецкий историк Ф. Меринг подверг жесточайшей критике этот документ, а со ссылкой на мнение одного патриотически настроенного современника, назвал фельдмаршала Ф. Калькройта «достойным виселицы или дома для умалишённых»²⁵². Конвенция устанавливала, что уход французских войск из занятых ими провинций, в том числе и Восточной Пруссии, начнётся немедленно, будет проходить постепенно, эшелонами и должен завершится 1 ноября 1807 г. Однако по 4-ой статье конвенции это обязательство ставилось в прямую зависимость от полной уплаты Пруссией контрибуции. До этого момента содержание французской армии происходило за счёт прусской казны.

Военная контрибуция, наложенная на Кёнигсберг, была определена генеральным интендантом французской армии П. Дарю в размере 20 млн. франков. Причём пятая часть должна была быть выплачена в течение нескольких дней. Попытки угодить графу Дарю присвоением ему Кёнигсбергским университетом звания почётного доктора права и тем самым хоть как-то снизить контрибуцию, успеха не имели. Лишь посланная к самому Наполеону депутация горожан, сумела уговорить французского императора снизить размер выплаты до 12 млн.²⁵³ Немецкий исследователь Б. Шумахер указывает размер контрибуции в 8 млн. франков²⁵⁴. Сумма контрибуции становилась обязательством всей Восточной Пруссии. Причём, три четверти суммы Кёнигсберг и провинция обязаны были платить наличными. Оставшуюся четверть натурой и поставками должен был платить сам Кёнигсберг.

Несовпадение размеров контрибуции у различных авторов, вероятно, связано с отсутствием оговорок, где имеется в виду общая сумма выплат, а где только размер выплат наличными деньгами. Несмотря на то, что часть контрибуции засчитывалась натуральными поставками, это бремя было тяжким как для Восточной Пруссии, так и для её главного города. Введением военного налога, правительственными и иностранными займами, распространением городских облигаций требуемые суммы были собраны, и в июне 1808 г. Кёнигсберг расплатился с французами²⁵⁵. Долги же по облигациям, погашение которых было обещано в 1814 г., фактически выплачивались до 1 января 1901 г.²⁵⁶

Пока решался вопрос о контрибуции на территории Прусского королевства продолжали находиться французские войска. Восточная Пруссия была своего рода исключением. Французские войска в самом Кёнигсберге пробыли недолго, до 25 июля 1807 г., а к концу августа 1807 г. армия Наполеона покинула всю территорию провинции. Одной из причин стали, затруднения, возникшие у французского императора в Испании. По мнению академика Е.В. Тарле, после Тильзитского мира французский император уже не ставил задачу дальнейшего разорения и уничтожения Пруссии. «Наполеон её разбил, поверг на землю, окорнал её границы, привёл в вассалитет – и оставил в покое… Но уже очень скоро Наполеон явственно решил, что Пруссия для него вполне безопасна, армия же её может при случае пригодиться ему не хуже армии итальянской, польской, голландской, баварской, саксонской, войск Рейнского союза или всякой иной вассальной военной силы»²⁵⁷.

Итак, несмотря на сложности социально-экономического характера, которые возникли в ходе франко-русско-прусской войны и после заключения Тильзитского мира, важнейшим итогом военных и дипломатических процессов 1807 г. являлось сохранение Восточной Пруссии в составе территориально единого Прусского королевства. Это обстоятельство в значительной степени определяло пути развития этой провинции, ставшей в первое послевоенное время фактически политическим и военным центром Прусского государства.


В.В. Сергеев


Тильзитский мир в восприятии современников и в оценке российских историков


В статье решаются две задачи: а) показать различия в восприятии Тильзитского мира французскими и российскими современниками; б) сопоставить оценки Тильзитских договоренностей между Россией и Францией в советской и современной российской историографии.


Восприятие современниками крупных исторических событий представляет для историков несомненный интерес в контексте изучения общественного мнения той или иной страны. Кроме того, это восприятие вольно или невольно влияет на их оценки и выводы.

В первой части данной статьи представлено отношение современников к Тильзитским соглашениям между Россией и Францией. Необходимо сразу оговориться, что эта тема не относится к категории редких или малоизученных в нашей отечественной историографии. К ней в разной мере, чаще попутно, обращались все авторы книг и статей об Александре I и Наполеоне, истории внешней политики России и Франции начала XIX века. Это – А.З. Манфред, В.Н. Виноградов, В.Г. Сироткин, Н.А. Троицкий и многие другие. И все же на сегодня в российской историографии нет целостной и полной картины того, как были восприняты во Франции и в России результаты Тильзитской встречи двух императоров, имеются разногласия в ее оценке. Они представлены во второй части статьи.

Отношение французской стороны и, прежде всего самого Наполеона Бонапарта к Тильзитским договорам, разумеется, было единодушно одобрительным. Еще 14 марта 1807 г. император писал министру иностранных дел Талейрану: «Я убежден, что союз с Россией был бы нам очень выгоден»²⁵⁸. В Тильзите он демонстрировал эту заинтересованность Александру. По мнению французского посла в России А. де Коленкура, «Наполеон очень далеко пошел навстречу императору Александру …гораздо дальше, чем хотел идти в политике»²⁵⁹. Несколько иначе оценил действия своего императора Талейран: «Наполеон покинул Тильзит, развязал себе руки для осуществления в будущем других своих замыслов. Он сам сохранил свободу, в то время как императора Александра он оплел всевозможными обещаниями и, кроме того, поставил его относительно Турции в двусмысленное положение…»²⁶⁰. Как бы то ни было, Тильзит был воспринят во Франции как несомненный и крупный успех французского оружия и дипломатии. Он явился вершиной могущества империи и славы императора. Падчерица Наполеона Гортензия Богарне радовалась тому, что «Тильзит установил спокойствие и счастье. Казалось, все желания были исполнены»²⁶¹.

Вполне доволен итогами встречи с Наполеоном I в Тильзите и достигнутыми с ним договоренностями был и император Александр I. По крайней мере, он неоднократно высказывал свое удовлетворение в беседах с ближайшими сановниками и в переписке с матерью вдовствующей императрицей Марией Федоровной. Так, князь А.Б. Куракин 18 июня 1807 г. свидетельствовал о следующих словах самодержца: «Россия выходит из этой борьбы с неожиданной славой и счастием. Государство, с которым она боролось, ищет ее расположения в то время, когда на его стороне было решительное превосходство сил»²⁶². При этом Александр постоянно напоминал, что союз с наполеоновской Францией является вынужденной и временной мерой. «Бывают обстоятельства, - писал он - в которых нужно думать преимущественно о самосохранении и не руководствоваться никакими правилами, кроме мысли о благе государства»²⁶³. Подписание союзного договора с французским императором рассматривалось царем как тактическая мера. «Союз с Наполеоном – лишь изменение способов борьбы против него, - писал он матери. Он нужен России для того, чтобы иметь возможность некоторое время дышать свободно и увеличивать в течение столь драгоценного времени наши средства и силы»²⁶⁴. Осознавая, что едва ли русское общество сможет разделить его оценки Тильзитского мира, царь проявлял особую заинтересованность в том, чтобы постепенно добиться этого. Он писал послу Франции в Петербурге А. де Коленкуру о том, что нужно «доказать народу, что наш союз несет выгоду не только для вас. В ваших же интересах придать ему национальный характер. Скажу Вам откровенно, - добавлял Александр, - это было услугой мне лично»²⁶⁵.

Как и опасался император Александр, его Тильзитская политика не получила в стране оюобрения и вызвала недовольство. Императрица Мария Федоровна встретила сына словами, что ей «неприятно целовать друга Бонапарта». Граф С.Р. Воронцов предлагал, «чтобы сановники, подписавшие Тильзитский мир, совершили въезд в столицу на ослах»²⁶⁶. Граф П.А. Толстой воспринял союз с Французской империей как личную трагедию и отказался принять Орден Почетного легиона, пожалованный ему Наполеоном. А. Чарторыйский в письмах к С.Р. Воронцову называл Тильзитские соглашения «гибельными». С ним соглашался Н.Н. Новосильцев. В.П. Кочубей в знак несогласия с политикой Александра I в четвертый раз подал прошение об отставке с поста министра внутренних дел. Со стороны С. Волконского, М. Лунина, Ф. Ростопчина были предприняты патриотические демонстрации. В 1807 г. в списках по столице распространялся «Проект обращения дворянства к императору» с советами проявить твердость во внешнеполитических вопросах. О настроении в столицах вспоминал Ф.Ф. Вигель: «На Петербург, даже на Москву и на все те места в России, коих просвещение более коснулось, Тильзитский мир произвел самое грустное впечатление: там знали, что союз с Наполеоном не что иное может быть как порабощение ему…»²⁶⁷

Против условий Тильзитского мира роптало также российское купечество, недовольное присоединением России к континентальной блокаде. «Вообще неудовольствие против императора более и более возрастает, и на этот счет говорят такие вещи, что страшно слушать», - сообщал в Стокгольм шведский посол Стединг. Ему вторил французский дипломат герцог Савари: «Видна оппозиция решительно против всего, что делает император»²⁶⁸.

Провинциальное дворянство иначе восприняло известие о прекращении войны с Францией. Вигель приводит рассуждение помещиков Пензенской губернии: «Ну что ж была война, мы побили неприятелей, потом они нас побили, а так обыкновенно, как водится, мир, и, слава богу, не будет нового рекрутского набора»²⁶⁹

В восприятии результатов встречи Александра и Наполеона в Тильзите преобладали эмоциональные оценки. Кроме того российской аристократии претила дружба царя с узурпатором. Такие настроения в России всячески поддерживались британской дипломатией. По воспоминаниям одной придворной дамы, английский кабинет тайно работал для возбуждения всеобщего неудовольствия. Двадцать первого декабря 1807 г., перед отъездом из Лондона, русский дипломатический представитель М.М. Алопеус беседовал с министром иностранных дел Англии Дж. Каннингом о готовящихся заговорах против Александра I²⁷⁰.

Более взвешенная оценка тильзитских договоренностей была предложена М.М. Сперанским в «Записке о вероятностях войны с Францией», написанной в конце 1811 г или в начале 1812 г.²⁷¹. В ней выделяются следующие основные тезисы: 1. Союз с Францией явился вынужденной мерой – «должно было по необходимости предпочесть слабый мир опасной войне»; 2. Для Франции Тильзитский мир был мир вооруженный; 3. Мир привел к торговым потерям, так как для России было невозможно отказаться от торговли с Англией; 4. Мирный и союзный договоры содержали в себе все элементы войны, и поэтому вероятность новой войны между Россией и Францией возникла сразу после 1807 г.

Прогноз М.М. Сперанского относительно неизбежности новой русско-французской войны оказался верным. Разгром великой наполеоновской армии на полях Отечественной войны 1812 г. позволил преодолеть чувство национальной обиды в русском обществе. «Тильзит! При звуке сем обидном теперь не побледнеет росс!», - написал А.С.Пушкин в 1821 г.

В советской и современной российской историографии имеются разные оценки Тильзитских соглашений 1807 г. По мнению А.З. Манфреда, «Тильзит был не только успехом Наполеона, но и успехом русской дипломатии», «успешным политическим ходом», так как «союз с могущественной буржуазной империей Запада усиливал позиции России, оказывался для нее выгодным». «Политические преимущества союза с наполеоновской Францией, - утверждал Манфред в книге «Наполеон Бонапарт», - превышали экономический ущерб от антианглийской торговой политики»²⁷². С такой оценкой согласен А. Солженицын. В статье «Русский вопрос» к концу ХХ века» он называет Тильзитский мир «наивыгоднейшим в то время для России» и продолжает: «…держаться бы этой линии нейтрально-благоприятственных отношений, презрев ворчание петербургских высших салонов (впрочем, способных и на новый проанглийский заговор) и помещиков, лишившихся вывоза хлеба из-за континентальной блокады (больше бы оставалось для России)»²⁷³

Совершенно иначе, в прямо противоположном смысле оценивает Тильзитский мир Л.Г. Бескровный, видя в нем глубокие противоречия, «которые неизбежно должны были привести к новой войне с Францией». «Самое главное, - считает Л.Г. Бескровный, - заключалось в том, что участие в континентальной блокаде несло России разорение»²⁷⁴. На это же обстоятельство сделан акцент в «Истории дипломатии», подготовленной под редакцией В.А. Зорина: «Разрыв с Англией и присоединение к континентальной блокаде отрицательно сказывались на русской экономике»²⁷⁵.

В.Г. Сироткин в монографии «Наполеон и Александр I: Дипломатия и разведка Наполеона и Александра I в 1801-1812 гг.», изданной в 2003 г., не склонен к столь категорической и односторонней оценке Тильзитских соглашений. Он не отрицает, что их подписание «было, безусловно, крупнейшей победой наполеоновской дипломатии, значительно укрепившей позиции Франции на международной арене и усилившей ее ставки в борьбе против Англии». «Конечно, - продолжает автор, - если сравнить итоги Тильзита с планами русских вдохновителей III и IV антинаполеоновских коалиций, намеревавшихся установить господство России в Европе, то это было явным поражением»²⁷⁶. Главную уступку царя Наполеону он видит в том, что «Россия брала на себя очень тяжелое обязательство присоединиться к континентальной блокаде»²⁷⁷. Вместе с тем В.Г. Сироткин успех российской дипломатии связывает с отказом Александра I «принять на себя четкие обязательства по борьбе с Англией». Исходя из этого, историк делает следующий вывод: «…если бы Россия действительно стала совместно с Францией бороться против Англии, Наполеон мог бы праздновать победу. Но этого не случилось»²⁷⁸.

В.Н. Виноградов в статье «Странная» русско-турецкая война (1806-1812 гг.) и Бухарестский мир», отмечая, что «в Тильзите произошел крутой поворот в российской внешней политике», все же не считает его чем-то случайным и неожиданным. Появление «новой внешнеполитической конструкции» Российской империи он связывает с существованием в правящих кругах профранцузской группировки²⁷⁹.

Дифференцированный подход к Тильзитским соглашениям Александра I c Наполеоном содержится в главе Г.А. Кузнецовой «Дипломатический дебют Александра I. Тильзитский мир» в коллективной работе «Российская дипломатия в портретах». Мирный договор она оценивает как весьма выгодный для России. В союзном же договоре, по ее мнению, «содержались серьезные уступки Наполеону». И все же, в целом Г.А. Кузнецова считает, что подписание Тильзитских договоров стало успехом российской дипломатии, так как «союз с могущественной наполеоновский Францией усиливал позиции России в Европе»²⁸⁰. Этот ее тезис перекликается с выводом А.З. Манфреда.

Н.А. Троицкий в книге «Александр I и Наполеон» предлагает другое разграничение подходов к результатам Тильзитской встречи двух императоров и их оценок – с точки зрения защиты экономических интересов России, с одной стороны, и политических, с другой. Относительно первых он приходит к негативным выводам: «Учитывая, какую роль играла торговля с Англией в экономической жизни России, можно сказать, что континентальная блокада означала нож в сердце русской экономики…»²⁸¹ Политическую же составляющую Тильзитских соглашений Троицкий называет «не только триумфом Наполеона, но и успехом Александра», доказывая это тем, что «Россия не потеряла ни пяди своей территории», что она приобрела «в лице Франции могущественного союзника» и получила «свободу действий против Швеции»²⁸².

Совершенно в противоположном плане по сравнению с большинством советских и российских историков характеризует экономические последствия Тильзитской системы для России Е.Н. Понасенков. В своей статье он критикует отечественную историографию за абсолютизирование, односторонность и контрфактичность в подходе к континентальной блокаде как к гибельной для экономики России. По его мнению, «подавляющая часть населения, крестьянство, только выиграло от присоединения к блокаде. На провинциальном дворянстве это практически не отразилось …можно назвать «пострадавшими» только лиц высокого достатка, обитающих в крупных городах портового региона (Петербург и Рига) и отчасти москвичей»²⁸³ Более того, Е.Н. Понасенков полагает, что «макропоказатели свидетельствуют о положительном влиянии экономической блокады Англии» на экономику России²⁸⁴. Недовольство в стране соглашениями царя с Наполеоном имело «более политический характер, особенно против Тильзитского мира, который считали позорным и на который позже стали валить все финансовые затруднения»²⁸⁵.