Geum.ru

Российский государственный университет им. И

Вид материалаДокументы

Содержание


Анализируются высказывания русских офицеров о переговорах в Тильзите, содержании и значении франко-русского мира, заключенного в
Отважно боритесь за свое будущее
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   23

Оценка Тильзитского мира русскими офицерами


Анализируются высказывания русских офицеров о переговорах в Тильзите, содержании и значении франко-русского мира, заключенного в 1807 г.


Русско-прусско-французская война 1806-1807 гг. для Российской империи и русского общества оказалась вдвойне тяжелым испытанием. С одной стороны, для ведения войны потребовались большие материальные затраты и в результате войны империя понесла большие людские потери. С другой стороны, цель войны для русского общества была не вполне понятна. Так, в 1807 г. главнокомандующий второй областью земского войска А.П. Беклешов открыто высказывал свое мнение о том, что пора начать заботиться только о себе, пора увидеть, сколько нам повредили наши политические ошибки, пора перестать слепо жертвовать собою выгодам союзников, которые вместо того, чтобы помогать нам как бы то следовало, думают только о своих удобствах и всегда готовы предоставить нас нашей собственной участи, следовательно, России пора выйти из войны и заключить мир с Наполеоном. И это свое мнение, по словам князя А.Б. Куракина, А.П. Беклешов готов был высказать Александру I286.

Отсюда понятна горькая фраза из письма фельдмаршала в отставке графа М.Ф. Каменского своему сыну в действующую армию на территории Восточной Пруссии генерал-майору Н.М. Каменскому: «Боже дай скорее нам мир для успокоения публики и меня!»287 В письме князю А.А. Прозоровскому почетный опекун Московского опекунского совета С.М. Голицын пишет: «Слава Богу, что мир заключен, об кондициях однако же коего, ни здесь, ни в Петербурге по сю пору еще никто не знает; но каков он ни есть, а нам был необходим как по внутренним так и по внешним обстоятельствам. Нужно бы ожидать, что наши приобретения в Польше могли бы быть важнее, и король прусский должен бы был пожертвовать нам многими своими землями в рассуждении его вероломства, и что он первой причиною был всему настоящему злу»288

Но каким может стать грядущий мир? В июне 1807 г. в своем письме императрице Марии Федоровне тогдашний русский посол в Вене и участник Тильзитских мирных переговоров князь А.Б. Куракин надеялся, что он будет честен и выгоден для России289. Однако в 1810 г. даже он, некогда горячий сторонник Тильзитского мира, в письме Марии Федоровне выражает разочарование тому, как Наполеон выполняет заключенные в Тильзите договоренности, касающиеся Польши. В частности, вызывала недовольство отсрочка Наполеоном ратификации конвенции от 23 декабря 1809 г., по которой Польша навсегда лишалась возможности восстановить свою государственность290.

Поражение в кампании 1807 г. от войск Наполеона, как и последовавший за ним Тильзитский мир в среде русского офицерства были восприняты с горечью. Наиболее емко и по-солдатски прямо дал оценку Тильзитского мира генерал А.П. Ермолов в своих «Записках». Высказываясь о заключенном мире, он отметил, что все выгоды были на стороне Наполеона291. Сходные мысли выражали и другие русские офицеры. М.А. Фонвизин, бывший в 1807 г. офицером гвардии, в «Записках» подчеркнул, что в заключенном мире между Александром I и Наполеоном «Первенство оставалось за Францией… Александр принужден был вступить в оборонительный и наступательный союз с недавним врагом своим, и принять деятельное участие в континентальной системе Наполеона: закрыть англичанам порты свои, ко вреду русской заграничной торговли, и согласиться на восстановление древней Польши под именем герцогства Варшавского. Эта новая держава под владычеством Наполеона составляла его передовое ополчение в будущем нашествии его на Россию»292

А.Г. Щербатов, в 1807 генерал-майор, в воспоминаниях писал: «В Тильзите Наполеон вступил на высшую степень владычества»293

Недовольство результатами переговоров в Тильзите высказывал и их очевидец, Д.В. Давыдов, служивший в то время в чине капитана адъютантом генерала П.И. Багратиона. Давыдов считал, что русская сторона пошла на неоправданные уступки Наполеону. Так он с возмущением описывал случай происшедший в главной квартире русской армии накануне заключения Тильзитского мира с адъютантом маршала Бертье, Луи Перегором (племянником Талейрана). Он весь день общения с командующим армией Бенигсеном в присутствии русского генералитета, причем даже за обеденным столом, не счел нужным снять свою медвежью шапку. И это дерзкое поведение юнцу, недавно облаченному в форму офицера гвардейской кавалерии, отмечал Давыдов, было внушено явно свыше, как мерило нашей терпимости. Это умышленное пребывание с покрытой головой при нашем главнокомандующем, генералах и чиновниках, было почувствовано всеми, но никто не сказал ни полслова о том Перегору. А вот если бы, размышлял мемуарист, с головы обнаглевшего юнца сбили бы шапку, то вместе с ней, возможно, вылетело бы и несколько статей мирного трактата из головы Наполеона. Тем более, по мнению автора, у Наполеона было накануне Тильзитского мира довольно шаткое положение294.

На страницах воспоминаний русских офицеров порой проскальзывает мысль о недолговечности тильзитских договоренностей. Участник русско-прусско-французской войны Я.О. Отрощенко, вспоминая о событиях лета 1807 г. после заключения Тильзитского мира, писал: «Приезжавшие к нам французские офицеры… говорили, что начертываемые теперь границы карандашом будут еще стираться. Поэтому заключить было можно, что Наполеон, заключая мир, не оставлял плана войны против России»295

М.М. Петров (в 1807 г. подпоручик) в мемуарах давал такую перспективу Тильзитскому миру «…мирные обязательства Тильзитского договора… не отклонили войны с этим кровавым бичом Европы…»296

Обер-гофмейстерина Прусского двора графиня Фосс в дневниковых записях от 14 и 15 июля 1807 г., так описывала настроения в офицерской среде русской армии после заключения Тильзитского мира: «Лучшие русские генералы хотят подать в отставку, ибо находят, что дело было ведено нечестно»297 Далее, описывая свои впечатления от общения с М.И. Платовым, она пишет о нем: «как и все порядочные русские люди, он страшно убит заключенным унизительным миром»298

Тильзитский мир оставил Россию с глазу на глаз с Францией. Он ослабил Российскую империю, лишив ее прежнего престижа среди европейских держав и оторвав ее от ее союзников. Никто не сомневался в кратковременности союза с Францией, встреченного в России с большой нелюбовью и принесшего стране немало экономического и финансового расстройства. Его условия определяли дальнейшее направление внешней политики Александра I. В них заключались причины будущей войны, единоборства России и Франции, которое должно было возвратить России прежнее политическое значение299

Оправдываясь за осуждаемые в русском обществе мирные договоренности с Наполеоном, в сентябре 1808 г. Александр I в письме к матери императрице Марии Федоровне писал: Тильзит – это временная передышка, для того чтобы «иметь возможность некоторое время дышать свободно и увеличивать в течение этого столь драгоценного времени наши средства и силы… а для этого мы должны работать в глубочайшей тайне и не кричать о наших вооружениях и приготовлениях публично, не высказываться открыто против того, к кому мы питаем недоверие»300 Эта тайная мысль императора подтверждала высказывания русских офицеров о шаткости Тильзитского мира.

Таким образом, в собранных нами высказываниях русских офицеров, современников заключения Тильзитского мира, можно выделить несколько положений: во-первых, соглашение было выгодно в первую очередь Наполеону, во-вторых, заключенный мир не исключал с ним скорой войны. Положительной же оценки тильзитским договоренностям в высказываниях русских офицеров в мемуарной литературе нами обнаружено не было, хотя нам не встречались и высказывания о том, что на мирные переговоры с Наполеоном в 1807 г. нельзя было идти ни при каких обстоятельствах.


Е.Ю. Зубарева


Отважно боритесь за свое будущее:

Взгляд К. фон Клаузевица на внешнюю политику Пруссии после Тильзита


Характеризуются деятельность и взгляды патриотически настроенных прусских офицеров и, в частности, участника прусских военных реформ и военного теоретика К. фон Клаузевица на международную ситуацию и внешнеполитическое положение Пруссии и германских государств в 1807 – 1812 гг., анализируется оценка ими перспектив внешней политики Пруссии в послетильзитский период.


Тильзитский мир представляет собой интереснейшую страницу в дипломатической истории Европы. Специалисты в области международных отношений, военные теоретики, историки до сих пор ломают копья по поводу того, в какой мере соглашения, достигнутые в Тильзите, могли стать основой для установления прочного мира в Европе, каковы были перспективы той линии во внешней политике России и Франции, начало которой положил Тильзит, насколько вообще возможно было долгосрочное франко-русское сотрудничество после Тильзита. Вполне естественно, что вопросы, связанные с подписанием Тильзитского мира и его внешнеполитическими последствиями, неизменно привлекают к себе внимание исследователей301.

Однако Тильзитский мир имел ничуть не меньшее значение и для тех стран, которые формально не являлись участниками «франко-русского согласия». Устанавливая своеобразную «двухполярную систему» России и Франции в Европе, Тильзитский мир самым серьезным образом затрагивал интересы германских государств и, прежде всего, Пруссии.

После катастрофы Иены и Ауэрштедта, Пруссия, формально являвшаяся участницей переговоров в Тильзите, вынуждена была подписать с Францией договор, который фактически ставил под вопрос позиции Пруссии как великой державы. Само существование Пруссии в качестве независимого государства во многом явилось результатом твердой и последовательной позиции Александра. В тексте франко-русского соглашения было зафиксировано, что прусский король восстанавливается в своих правах «из уважения к Его Величеству Императору Всероссийскому302».

Таким образом, внешняя политика и даже будущее Пруссии оказались тесно связанными с перспективами развития русско-французских отношений в условиях, когда в Европе установилось своего рода «двойное господство»303 России и Франции.

Тильзитский мир стал важным рубежом для Пруссии. Трагические события 1806 – 1807 гг. положили начало серьезным изменениям в области внутренней политики и военного дела, осуществлявшимся под общим политическим руководством Фридриха-Вильгельма III такими крупными государственными деятелями Пруссии как К. фон Штайн и Г. фон Шарнхорст. Именно в этот период, в тяжелейших условиях французской оккупации и внешних ограничений формировались основы той системы, которая не только позволит Пруссии отстоять свою независимость во время Освободительных войн, но и создаст благоприятные предпосылки для будущего объединения Германии под главенством Пруссии.

Одним их близких сотрудников и учеников Г. фон Шарнхорста, принимавшим участие в осуществление военной реформы, был К. фон Клаузевиц. В жизни К. фон Клаузевица катастрофы Иены и Ауэрштедта и последовавший за ними Тильзит сыграли огромную роль. Молодой офицер, еще до войны 1806 – 1807 гг. опубликовавший ряд серьезных военно-теоретических исследований, был проникнут горячим стремлением активно содействовать освобождению Родины. Именно это страстное желание увидеть восстановление позиций Пруссии как великой державы, достичь освобождения Пруссии и Германии в целом от диктата Наполеона в сочетании с глубоким уважением к Шарнхорсту сделали Клаузевица его ближайшим сотрудником.

Наряду с непосредственным участием в осуществлении военной реформы К. фон Клаузевиц в 1807 – 1812 гг. продолжал активно работать над проблемами военной теории. Размышляя о природе войны, соотношении войны и политики, путях освобождения Германии и Европы от «тирании Бонапарта», он высказал целый ряд ценных мыслей и замечаний, которые затем в более развернутой и углубленной форме нашли отражение в блестящих исследованиях военных кампаний эпохи XVII – XIX вв. и особенно в знаменитом трактате «О войне»304

Именно поэтому особый интерес представляет вопрос о внешнеполитических взглядах Клаузевица. Цель данной статьи состоит в том, чтобы рассмотреть его точку зрения на международную ситуацию и внешнеполитическое положение Пруссии и германских государств в 1807 – 1812 гг., дать ответ на вопрос, как К. фон Клаузевиц оценивал перспективы внешней политики Пруссии в послетильзитский период. Следует отметить, что, несмотря на наличие весьма обширной литературы, посвященной Клаузевицу, этот вопрос еще не получил достаточного освещения, так как большая часть исследователей, естественно, уделяла основное внимание изучению его военно-теоретических взглядов или деятельности по осуществлению военной реформы. В качестве источников используется, прежде всего, переписка и воспоминания известных государственных и военных деятелей Пруссии К. фон Штайна, Х. фон Бойена, Г. фон Шарнхорста и А. фон Гнейзенау, письма и военно-теоретические труды самого К. фон Клаузевица, а также дипломатические документы. Хронологические рамки работы охватывают период от 1806 г., то есть с момента вступления Пруссии в столь неудачную для нее войну, до весны 1812 г., то есть до отъезда Клаузевица в Россию, хотя общий контекст рассматриваемых в статье проблем требует также уделить определенное внимание событиям предшествующего периода.

К. фон Клаузевиц родился 1 июня 1780 г. в Бурге близ Магдебурга в дворянской семье, происходившей из Верхний Силезии305. Его юность совпала с эпохой революционных войн. Поступив в возрасте 12 лет на военную службу, он в 1793 и в 1794 гг. принимал участие в рейнских походах прусской армии и осаде Майнца. Участие еще в ранней юности в войнах против революционной Франции произвело большое впечатление на будущего военного теоретика и во многом обусловило то восприятие Франции и Французской революции, которое сохранилось у него и после Освободительных войн.

Базельский мир (апрель 1795 г.) положил конец военным действиям между Пруссией и Французской республикой и К. фон Клаузевиц со своим полком оказался вначале в Вестфалии, а затем в гарнизоне городка Нойруппин. В 1801 г. поступил в Берлинскую военную школу, где обучался до 1803 г. Здесь он впервые увидел Г. фон Шарнхорста, уже в то время являвшегося крупным военным деятелем и теоретиком. Встреча оказала огромное влияние на Клаузевица, для которого Шарнхорст навсегда остался своего рода идеальным типом офицера. Позднее Клаузевиц назовет Шарнхорста «отцом и другом моей души»306

После окончания Берлинской военной школы Клаузевиц по рекомендации Шарнхорста становится адъютантом принца Августа Прусского и одновременно с этим принимает активное участие в деятельности только что основанного Военного общества («Militärische Gesellschaft»). К этому же периоду относятся и первые работы К. фон Клаузевица в области военной истории и теории307.

В декабре 1803 г., на одном из придворных приемов Клаузевиц встречает М. фон Брюль, которая сыграла значительную роль в его жизни. Влияние проявлялось и в его внешнеполитических взглядах, поскольку М. фон Брюль, дочь генерала саксонской армии К.А. фон Брюль и англичанки С. Гом (дочери английского консула в Петербурге), была активной противницей Наполеона и придерживалась проанглийской ориентации. Салон ее матери был одним из центров антифранцузской и антинаполеоновской агитации в Берлине. Видимо этим, а также влиянием А. фон Гнейзенау объяснялись некоторые проанглийские симпатии К. фон Клаузевица, проявлявшиеся в 1808-1809 гг.

Активная работа в «Военном обществе», углубленные исследования в области военной теории и истории, дальнейшее знакомство с высшими кругами берлинского общества оказались прерваны кампанией 1806 – 1807 гг., в которой К. фон Клаузевиц принимал участие в качестве адъютанта Августа Прусского. До 1806 г. позиция Пруссии по отношению к Франции определялась условиями Базельского мира. Это позволяло Пруссии не только сохранять нейтралитет и в течение долгого времени оставаться в стороне от антифранцузских коалиций, инспирированных Англией, но и в определенных ситуациях выступать в качестве посредника между Францией и ее противниками. В перспективе сохранение нейтралитета и дружественных отношений с Францией могло бы принести Пруссии серьезные политические и территориальные выгоды в Германии, однако быстрое ухудшение русско-французских отношений после убийства Павла I и формирование третьей коалиции поставили прусское руководство перед серьезным выбором. Все это обусловило многочисленные колебания и противоречия во внешней политике Пруссии, которые, в конечном итоге, завершились присоединением к четвертой коалиции (июль 1806 г.) и вступлением в войну против Франции (8 октября 1806 г.)308.

И до, и после кампании 1806-1807 гг. К. фон Клаузевиц был активным сторонником ограничения влияния Франции в Европе, поэтому известие о предстоящей войне с Францией он встретил с большим энтузиазмом. В письмах к М. фон Брюль, отправленных из действующей армии, К. фон Клаузевиц выражал уверенность в победе Пруссии и надежду на то, что вскоре «бледный ужас покроет лица Франции и высокомерный император будет низвергнут в пропасть»309. Неудивительно, что катастрофа октября 1806 г. произвела на Клаузевица исключительно тяжелое впечатление. Он писал 13 декабря 1806 г.: «Боже, кто сейчас не ощущает всей величины того, что мы потеряли! Кажется, в этом все мы едины и различия касаются лишь степени испытываемых нами надежды и отчаяния»310

По словам Клаузевица, «войска, совершенный инструмент для защиты наших священных прав, результат неустанной работы в течение стольких лет, предмет восхищения всей Европы, - они перестал существовать»311 Тем не менее он был далек от отчаяния. По его словам, «каково бы ни было наше нынешнее и будущее положение, внушающее многим столь глубокое чувство безнадежности, они содержит в себе гораздо больше средств к спасению, чем кажется многим»312 В другом письме, содержавшем разбор военной катастрофы, постигшей Пруссию в октябре 1806 г., К. фон Клаузевиц обращается к соотечественникам: «Уважайте самих себя, то есть не отчаивайтесь в своей судьбе! («Ehret euch selbst, das ist: verzweifelt nicht an eurem Schicksale!»)»313

Оказавшись во французском плену (январь 1807 – август 1807 гг.), Клаузевиц усиленно занимался математикой, французским языком, старался лучше изучить особенности национального характера французов. В то же время он следил за ходом военных действий, ожидая возможного перелома кампании в пользу Пруссии. По его мнению, в сложившейся ситуации Пруссия не должна идти на заключение мира, «чем больше страна нуждается в мире, тем он опаснее»314. Поэтому Тильзитский мир произвел на него крайне удручающее впечатление: «И это условия мира для нас! Какой я ребенок! Мог ли я ожидать чего-либо другого? Рассчитывал ли на что-либо другое? И тем не менее, я как отчаявшийся, который потерял все и навсегда в один момент. Сколько было затрачено усилий, таланта, заботы, сколько крови было пролито, все величие, все наше счастье принесено в жертву, чтобы платить дань нашей слабости»315

При всех исключительно тяжелых последствиях Тильзитский мир имел для принца Августа и К. фон Клаузевица некоторую положительную сторону – «возвращение одного принца и его адъютанта из плена»316 В марте 1808 г. они прибыли в Кёнигсберг, где после оккупации Берлина французскими войсками находились Фридрих-Вильгельм III, королевская семья и двор.

Условия Тильзитского мира оказались очень тяжелыми для Пруссии. Она потеряла многочисленные территории, которые частично вошли в состав королевства Вестфалия и герцогства Варшавского, частично оказались под непосредственным управлением французской военной администрации (Данциг). Значительно сокращалась численность прусской армии – до 40 тыс. человек. Не считая многочисленных поборов и реквизиций со стороны французских войск, Пруссия должна была уплатить Франции огромную контрибуцию в 140 млн. франков, причем вывод французских войск с территории Пруссии ставился в зависимость от выплаты контрибуции (на практике Наполеон продолжал оккупировать прусские земли и после выплаты условленной части контрибуции)317. Можно согласиться с точкой зрения многих исследователей, которые считали Тильзитский мир непосредственным прообразом Версаля318.

В ситуации, когда значительная часть страны оказалась оккупирована французскими войсками, Кёнигсберг и Восточная Пруссия стали центром борьбы за освобождение Пруссии и Германии в целом. Здесь развернулась деятельность К. фон Штайна, с октября 1807 г. осуществлявшего руководство внутренней и внешней политикой Пруссии, работала Военная комиссия по реорганизации армии, основанная в июле 1807 г. в соответствии с указом Фридриха-Вильгельма III. Во главе комиссии, призванной осуществить реформу прусской армии, стоял Г. фон Шарнхорст.

Обращаясь к Клаузевицу, своему ученику и единомышленнику, Шарнхорст так сформулировал основную цель усилий прусских патриотов: «Если бы было возможно через бесконечную череду бедствий и страданий вновь возродить Отечество из его нынешнего бедственного положения, кто бы отказался пожертвовать всем, чтобы брошенное в землю семя принесло в будущем свои плоды, и кто бы отказался умереть, если бы он мог надеяться, что Родина возродится в прежнем могуществе и славе! Но, дорогой Клаузевиц, этого можно достичь только одним единственным способом: нужно воспламенить в народе чувство самоуважения, нужно предоставить ему возможность лучше узнать самого себя, только таким образом народ будет уважать себя и добьется этого от других. Это единственное, что мы можем сделать. Разрушать укоренившиеся предрассудки, способствовать возрождению Отечества и народа, бережно заботиться о них и не стеснять их в их естественном развитии – это сейчас наша основная задача»319 В такой ситуации самым горячим желанием Клаузевица было как можно быстрее покинуть стезю военно-придворной карьеры и совместно с Шарнхорстом принять участие в осуществлении военной реформы.

Наконец, в феврале 1809 г. мечта Клаузевица сбылась. Указом короля он был освобожден от обязанностей адъютанта при принце Августе и прикомандирован к военному ведомству. В письме к М. фон Брюль Клаузевиц так писал о своих впечатлениях от нового назначения: «Как изменились обстоятельства! Словно я вышел из холодной могилы и в прекрасный весенний день вновь вернулся к жизни»320

Тем временем, с весны 1808 г. международная обстановка вновь стала серьезно осложняться. Война в Испании, поражение корпуса генерала Дюпона под Байленом, высадка английских войск в Португалии, а главное, очередное обострение отношений между Францией и Австрией – все это порождало у патриотически настроенных прусских офицеров надежды на скорое освобождение страны от диктата Наполеона. Фридрих-Вильгельм III, Штайн и Шарнхорст, в свою очередь, рассчитывали воспользоваться затруднениями Наполеона для того, чтобы по мере возможностей улучшить положение Пруссии. Штайн и Шарнхорст 11 августа 1808 г. обратились с письмом к монарху, предлагая ему пойти на союз с Францией, который «будет лишь ширмой для усилий, предпринимаемых нами для того, чтобы со временем разорвать этот союз»321 Король полностью разделял точку зрения своих советников. Он написал 12 августа принцу Вильгельму, находившемуся в Париже с дипломатической миссией: «Критическое положение испанских дел и планы против Австрии располагают императора сблизиться с нами»322 Добиваясь сокращения контрибуции и вывода французских войск с территории Пруссии, король обещал предоставить в распоряжение Наполеона вспомогательный корпус с условием, что он должен действовать только в Германии.

Прусский король все время пользовался дипломатической поддержкой со стороны Александра I, который, с одной стороны, постоянно требовал освобождения французами прусских крепостей и уменьшения суммы контрибуции, а вместе с тем всячески старался удержать Фридриха-Вильгельма III от совместного выступления с Австрией. Осуществлению планов прусской дипломатии помешало непредвиденное обстоятельство – в руки французов попало письмо Штайна, содержавшее острую критику в адрес Наполеона. По его требованию Штайн был вынужден уйти в отставку.

В итоге франко-прусская конвенция была подписана 8 августа 1808 г. на гораздо менее выгодных для Пруссии условиях: французские войска продолжали оккупировать крепости Кюстрин, Штеттин и Глогау вплоть до выплаты 120 млн. контрибуции (сумма контрибуции была в конце концов уменьшена Наполеоном исключительно в результате настойчивых требований Александра I). Прусская армия могла насчитывать только 42 тыс. солдат. В случае войны с Австрией Пруссия обязана была предоставить в распоряжение Наполеона вспомогательный корпус численностью в 12 тыс. солдат. Наконец, Пруссия обязывалась признать неаполитанского и испанского королей, являвшихся ставленниками Наполеона323.

Условия франко-прусской конвенции произвели крайне удручающее впечатление на Клаузевица. В письме, направленном 20 октября 1808 г. из Кёнигсберга М. фон Брюль, он писал: «Сегодня сюда прибыл император [Александр I по дороге из Эрфурта, где состоялась его встреча с Наполеоном], наша судьба решена, конвенция ратифицирована и, как говорят, возвращение двора в Берлин (чего так желает королева) уже назначено на ноябрь месяц. К. фон Штайн скорее всего покинет свой пост (в этом, большей частью, уже нет никаких сомнений). Оба господина [А. фон Гнейзенау и К. фон Грольман] также, вероятно, отправятся странствовать по свету, а за ними и генерал Г. фон Шарнхорст, если не сейчас, то вскоре, поскольку французы не доверяют ему и при сложившихся ныне обстоятельствах его присутствие может скорее повредить королю, чем принести пользу. Конвенция, как говорят, ратифицирована королем без уведомления и во всяком случае вопреки совету барона К. фон Штайна. Вследствие этого император Наполеон милостиво сократил сумму нашей контрибуции на 20 млн. франков»324

После отставки Штайна у руля внешней политики Пруссии стал К. фон Харденберг, который был сторонником осторожной и предусмотрительной политики. По его мнению, Пруссия, являясь фактически оккупированной страной и находясь в тяжелейшем финансовом положении, не в состоянии поддержать Австрию в ее борьбе с Наполеоном. В такой ситуации Харденберг считал необходимым, используя содействие русской дипломатии, поддерживать корректные отношения с Францией и в то же время упорно работать над подготовкой прусского подъема в будущем.

Этой точки зрения придерживался и Фридрих-Вильгельм III. После поездки в Петербург в январе 1809 г., во время которой Александр I настойчиво советовал королю улучшить отношения с Францией и избегать участия в каких-либо внешнеполитических авантюрах, Фридрих-Вильгельм III принял окончательное решение остаться в стороне от предстоящего австро-французского конфликта325.

Вместе с тем решение короля, которое было, пожалуй, в сложившейся тогда ситуации единственно возможным, вызвало серьезное недовольство в определенных политических и военных кругах Пруссии. Так, Штайн считал прусскую политику образца зимы 1808 – 1809 гг. проявлением слабости и страха и полагал, что Пруссия дорогой ценой покупает призрачное спокойствие и целостность территории326. Клаузевиц так оценивал расхождения в правящих кругах Пруссии по вопросу об отношении к Франции и, соответственно, участие в предстоящем вооруженном конфликте: «При сложившихся обстоятельствах оценка политической ситуации была в Пруссии такой же как и в других странах. Насколько это соответствовало уравновешенному спокойному характеру северных немцев, в стране образовалось две партии: представители одной политической партии не верили в возможность поражения Франции и видели залог спасения в союзе с ней, тогда как представители другой партии, рассчитывая главным образом на непредвиденные обстоятельства, новые войны, народное сопротивление, ничего так не опасались, как подобного союза, полагая, что, таким образом, Пруссия свяжет себе руки и не сможет воспользоваться благоприятной возможностью для освобождения от наполеоновского владычества. После того как из-за истории с письмом К. фон Штайн был вынужден покинуть свой пост, министерство пребывало в деликатном спокойствии и многие из его сотрудников не были расположены прилагать особые усилия, чтобы избавиться от рабства. Однако генерал Г. фон Шарнхорст, вся деятельность которого была как раз посвящена освобождению Родины, рассматривал повсеместно распространенные дух сопротивления, возмущение национального чувства, как драгоценные и наиболее действенные средства, которые должны привести к национальному освобождению и руководить которыми должен монарх. Он представлял этот дух сопротивления и эту антифранцузскую партию перед троном и тем самым противостоял недоверию и предубеждению многих. Хотя он по причине своего спокойного и тактичного поведения в течение долгого времени мог избегать подозрительности французов, его убеждения и его политические взгляды были настолько известны в Пруссии, что противники Наполеона могли даже не указывать на них. Таким образом он защищал антифранцузскую партию в глазах Короля и осуществлял благодетельную связь между нею и Троном»327

Сторонники войны, а к их числу принадлежал и Клаузевиц, считали, что в случае столкновения Австрии и Франции прусская армия и ландвер успеют соединиться с австрийцами, а затем, возможно, к австро-прусской коалиции примкнет и Россия. Тайно укрепив крепости и обороняя Силезию, предполагалось отвлечь значительную часть французских сил и тем самым создать благоприятные условия для разгрома австрийцами и русскими Наполеона328. Другой план предусматривал создание из числа добровольцев особого прусского легиона, который, будучи вооружен на английские деньги, сражался бы на стороне Австрии или же оказал поддержку предполагавшемуся английскому десанту в Северной Германии329. Как известно, этим планам не суждено было осуществиться. Александр I не только не собирался поддерживать Австрию в кампании 1809 г., но и приложил все усилия, чтобы удержать от этого Фридриха-Вильгельма III, а англичане вместо Северной Германии высадились в устье Шельды.

Составленный Клаузевицем план «О будущих операциях Пруссии против Франции»330 исходил уже из более реалистичной оценки ситуации. По его мнению, в будущей войне Швеция будет нейтральна, о позиции России в случае выступления Пруссии и Австрии против Франции нельзя сказать ничего определенного, скорее всего она будет придерживаться прежней политической линии до тех пор, пока одна из сторон не достигнет крупного успеха. Клаузевиц объяснял действия России «отсутствием героического характера» у Александра I и посредственным составом его кабинета, что было, конечно, неверно, так как подлинные причины, заставившие Александра I избрать именно такой курс в области внешней политики, хорошо изложены, например, в его письме к императрице Марии Федоровне накануне встречи в Эрфурте331.

В такой ситуации Пруссия, размышлял Клаузевиц, должна взять на себя основную задачу по противодействию французам в Северной Германии, заставить Саксонию выступить против Наполеона и атаковать наполеоновскую армию в Силезии и герцогстве Варшавском. Как полагал Клаузевиц, несмотря на то, что шансы на победу невелики, только взявшись за оружие, Пруссия может отстоять свою честь и независимость. В то же время честь и независимость страны и народа являются важнейшей целью политики332.

Однако и этому плану не суждено было осуществиться, поскольку после возвращения из Петербурга Фридрих-Вильгельм III окончательно отказался от идеи выступить совместно с австрийцами против Наполеона (der narcotischen russischen Influenz – так оценивал русское влияние на короля Штайн)333.

Тем не менее, начавшаяся в апреле 1809 г. война между Австрией и Францией породила в патриотически настроенных кругах Пруссии новые надежды на скорое свержение наполеоновского владычества в Германии. В письме к М. фон Брюль от 23 апреля К. фон Клаузевиц писал: «Насколько важным представляется мне нынешний момент! Борьба испанского народа за независимость, усилия Австрии и ее упорство, настроения, царящие в Германии, относительная слабость французской военной мощи – это доказывает, что отнюдь не всегда можно достичь цели с помощью нескольких решительных ударов; длительные упорные усилия неизбежно приведут к падению французского владычества и освобождению Отечества». С поражением Наполеона в австро-прусской войне К. фон Клаузевиц связывал надежды на подъем национально-освободительного движения в Германии. По его мнению, как только французская армия хотя бы в нескольких сражениях не сумеет достичь успеха, «тотчас Тироль окажется в руках австрийцев, Гессен, Северная Германия, Франкония – все будет охвачено восстанием, первой жертвой которого станет король Вестфалии (то есть Жером-Наполеон). Тогда положение французов в Германии окажется весьма тяжелым; а в Испании оно станет для них катастрофическим»334

В такой ситуации позиция Пруссии, которая продолжала сохранять нейтралитет, вызывала серьезное разочарование у сторонников немедленной войны с Францией. Группа офицеров во главе с Ф. фон Шиллем решилась на вооруженное выступление, чтобы положить начало народной войне против наполеоновского господства, другие, как Клаузевиц или Грольман, предполагали перейти на австрийскую службу335.

Битва под Ваграмом (июль 1809 г.) и Шенбруннский мир (октябрь 1809 г.) положили конец этим планам. Получив известие о поражении австрийцев под Ваграмом, Клаузевиц писал Брюль: «Эти несколько недель сделали меня стариком. Однако я по-прежнему надеюсь, что мы еще будет сражаться за спасение Отечества». И в конце письма он отметил: «Внутреннее согласие с жизнью, покой – все это разрушено, но мужество не оставило меня»336. В такой ситуации Клаузевиц предполагает принять участие в военных действиях на стороне англичан. В письме к Брюль от 21 августа он сообщил: «Мой переход на австрийскую службу сейчас невозможен, австрийцы сами испытывают серьезные затруднения с зачислением офицеров. Я подумываю об Англии, возможно, что в условиях высадки англичан на континенте это будет легче осуществить, однако я еще не пришел к какому-либо определенному решению»337 Поскольку предполагаемая высадка англичан в Северной Германии не состоялась, этим намерениям молодого офицера также не суждено было реализоваться на практике.

Капитулянтское (по мнению прусских патриотов) поведение К. фон Меттерниха, готовность австрийцев принять позорные условия мира – все это вызвало возмущение и разочарование в патриотических кругах Пруссии. Их настроение хорошо выразила М. фон Брюль, которая писала: «Я ожидала новых неудачных для нас сражений, ошибок, промахов, но не предполагала, что можно пойти на такую низость [имеется в виде заключение в июле 1809 г. перемирия между Австрией и Францией]. Могли ли мы помыслить, что этот благородный пламень, который озарял и воодушевлял всю Германию угаснет как случайная искра»338

Тем временем в 1809 – 1810 гг. в жизни К. фон Клаузевица происходят серьезные изменения. В декабре 1809 г. двор возвратился в Берлин. Клаузевиц, оставаясь ближайшим помощником Шарнхорста, летом 1810 г. получил назначение в Генеральный штаб и одновременно начал преподавательскую деятельность в Военной школе для офицеров («Kriegsschule für die Offiziere»), бывшей Берлинской военной школе, которую он сам окончил. Также Клаузевиц должен был преподавать военные науки наследному принцу, будущему королю Фридриху-Вильгельму IV, брату будущего императора Германии Вильгельма I339. В декабре 1810 г. Клаузевиц вступает в брак с М. фон Брюль.

Преподавательские и военно-научные занятия К. фон Клаузевица имели огромное значение как для формирования основ его военной теории, так и для его практической деятельности в период Освободительных войн, однако Клаузевиц был не вполне доволен своими новыми назначениями, так как стремился к активному участию в борьбе за освобождение Германии. В письме к Гнейзенау он писал: «Подходит время, когда откроется Берлинская военная школа, и неминуемо произойдет, что я еще раз начну проповедовать, словно гневные боги с дымных облаков, свою абстрактную мудрость и в туманных абрисах с бледным мерцанием излагать ее пред глазами слушателя»340

После поражения Австрии основное внимание прусских патриотов было сосредоточено на Англии и России. В начале 1810 г. А. фон Гнейзенау отправился в Англию, чтобы привлечь англичан к старой идее высадки десанта в Северной Германии, однако его миссия не имела успеха341. Иначе дело обстояло с Россией. Несмотря на уверения в вечной дружбе и взаимные любезности Александра I и Наполеона с начала 1810 г. стало очевидным серьезное ухудшение русско-французских отношений. Позиция, занятая Россией во время конфликта Франции с Австрией, русский протекционистский тариф 1810 г., весь комплекс проблем, связанный с участием России в континентальной блокаде и, наконец, «ольденбургский вопрос» - все это было ярким проявлением дальнейшего углубления противоречий между Россией и Францией. Прусское руководство связывало с этим серьезные надежды на избавление от наполеоновского диктата, однако вынуждено было действовать крайне осторожно – страна была экономически и финансово разорена, со всех сторон окружена союзниками и сателлитами Наполеона и не располагала крупными вооруженными силами. В такой ситуации Пруссия не имела возможности открыто выступить против Наполеона.

Кроме того, позиция России в 1810 – 1811 гг. была еще достаточно противоречивой и прусское руководство не могло с полной определенностью ответить на вопрос, какой характер примут русско-французские отношения в будущем. Поэтому, с одной стороны, правящие круги Пруссии старались как бы «не замечать» обострения русско-французских отношений и даже пытались играть роль посредника между Россией и Францией. Так, когда в марте 1811 г. русское правительство обратилось к европейским и, прежде всего, к германским государствам с протестом против лишения герцога Ольденбургского престола, Прусское королевство отнеслось к этому весьма сдержанно, а в ответе на русскую ноту сочло нужным особо подчеркнуть якобы имеющееся стремление Александра I поддерживать «счастливые отношения союза, установленного между ним и его величеством императором французов»342

Вместе с тем за кулисами многословных рассуждений о «русско-французской дружбе» правящие круги Пруссии тщательно зондировали почву и упорно выстраивали отношения с Россией и Австрией. Так, еще летом 1810 г. прусское правительство предложило России посредничество в мирных переговорах с Турцией, поскольку это, по мнению Фридриха-Вильгельма III, «упрочило бы положение России по отношению к Франции и позволило бы ей более действенным образом защищать независимость других государств от посягательств Франции»343

В сентябре 1811 г. в Россию по поручению Фридриха-Вильгельма III прибыл Шарнхорст под именем полковника фон Менина. Его поездка проходила в обстановке строгой секретности. В ходе переговоров, в которых с русской стороны принимали участие Александр I и военный министр Барклай-де-Толли, было фактически достигнуто соглашение о русско-прусском военном союзе против Наполеона344. Однако положение Пруссии по-прежнему оставалось весьма непростым. Хотя Александр I гарантировал Пруссии помощь против французов, он в то же время дал понять, что Россия будет придерживаться оборонительной политики. В такой ситуации Наполеон имел возможность превосходящими силами обрушиться на маленькую прусскую армию, разгромить ее и оккупировать Пруссию.

Поездка Шарнхорста в ноябре 1811 г. в Вену (также тайно под именем советника Акерманна), где он встречался с императором Францем и министром иностранных дел Меттернихом, принесла еще менее утешительные результаты345. Меттерних не доверял России и считал рискованным идти на союз с Пруссией, которая не располагала мощной армией. Все это в сочетании с постоянной угрозой нападения со стороны Наполеона делало ситуацию в Пруссии до крайности запутанной и противоречивой.

Несмотря на это прусские патриоты деятельно готовились к будущей войне против Франции. Под руководством Шарнхорста велась целенаправленная работа по укреплению армии и ландвера, совершенствованию артиллерии, осуществлялось оснащение армии новейшими видами вооружения, основывались и расширялись старые военные и пороховые заводы, готовились к обороне крепости – Шпандау, Кольберг, Грауденц, крепости Силезии346. Все это осуществлялось в условиях существования в Пруссии разветвленной сети французского шпионажа и при жестких военных ограничениях, предусматриваемых прусско-французскими соглашениями.

В феврале 1810 г. К. фон Клаузевиц писал А. фон Гнейзенау, находившемуся в тот момент с дипломатической миссией в Петербурге: «Какова наша нынешняя позиция по отношению к Франции, этого не знает никто. Вне всякого сомнения, при первом удобном случае, Франция постарается нас уничтожить. Подобную возможность она получит, вероятно, во время будущего конфликта с Россией, как скоро он возникнет, об этом Вы можете судить лучше, чем я. Во всяком случае, о настоящем сближении с Францией не может быть и речи»347

По мнению Клаузевица, дальнейшее следование в фарватере Франции не может принести Пруссии ничего, кроме национального унижения, банкротства и нищеты. Союз с Францией против России, как полагал Клаузевиц, не только повлек бы за собой фактическую оккупацию страны французскими войсками, но со временем привел бы к полной утрате Пруссией государственной независимости, как это уже произошло с Голландией, Италией и Испанией. В такой ситуации он считал необходимым выступить против Франции348.

В ходе осуществления планов по подготовке к войне против Франции Клаузевиц в 1810 – 1811 гг. совершил несколько поездок в Силезию, которая рассматривалась прусскими патриотами как один из важнейших театров военных действий в будущем. Даже во время путешествия с женой на курорт (лето 1811 г.) Клаузевиц внимательно изучал топографию Силезии, особенности ее стратегического положения, возможности обороны в случае столкновения с превосходящими силами Наполеона. В секретной переписке (ее шифровкой занималась в том числе и М. Клаузевиц349) К. Клаузевиц и Н. Гнейзенау все время обсуждали характер будущей кампании в Силезии. Предполагалось, что в случае начала войны Гнейзенау будет осуществлять руководство военными действиями, тогда как Клаузевиц фактически займет пост начальника штаба. Горный характер местности, наличие мощных крепостей, таких как Глац, Нейсе и Зильберберг, близкое соседство с Австрией – все это давало основания прусским офицерам надеяться, что даже при условии численного превосходства со стороны Наполеона и его сателлитов прусская армия сумеет с успехом оборонять Силезию350.

Кроме того, учитывая опыт Испании, Клаузевиц и его единомышленники рассчитывали создать мощное народное ополчение и, используя систему крепостей и особенности горного рельефа, в крайнем случае начать партизанскую войну против французов. Эти планы были изложены Клаузевицем в переписке с Шарнхорстом и Гнейзенау и особенно в его «Bekentnisse», написанных незадолго до перехода Клаузевица на русскую службу (февраль 1812 г.)351.

Насколько эти планы могли реально осуществиться? На этот вопрос трудно дать определенный ответ. Накануне войны 1812 г. Пруссия находилась в очень тяжелом положении. Страна была разорена войной 1806 – 1807 гг., французской оккупацией и выплатой огромной контрибуции, ее вооруженные силы были ограничены условиями Тильзитского договора и последующих соглашений с Францией, военные реформы, проводимые Шарнхорстом и его единомышленниками, были далеко не завершены, армия и ландвер страдали от нехватки вооружения и пороха. Патриоты предлагали вооружать будущее народное ополчение пиками и косами – военные заводы и мастерские сильно пострадали во время войны или оказались за пределами Пруссии.

На союзников также не приходилось рассчитывать. Меттерних давал понять, что Австрия не сможет оказать Пруссии эффективную поддержку. Александр I хотя и гарантировал Пруссии помощь, но даже в том случае, если бы царь отказался от политики обороны, было трудно сказать, успеет ли русская армия прийти на помощь Пруссии. Кроме того, серьезное беспокойство в Берлине вызывали планы Александра I, предусматривавшие создание королевства польского под русским протекторатом352.

Что же касается ссылок на Испанию, которые столь часть встречались в письмах и работах Клаузевица и Гнейзенау, то опять-таки нельзя было определенно ответить, насколько испанский опыт мог быть перенесен в Германию, учитывая принципиальную разницу в истории и традициях этих двух государств, а также в национальных характерах народов.

Однако в одном случае испанский опыт вполне мог быть применен по отношению к Пруссии. И Шарнхорст, и Клаузевиц, и другие прусские патриоты серьезно опасались, что в случае малейшего подозрения со стороны Наполеона, «Берлин может стать для короля второй Байонной»353, т. е. как и в ситуации с испанской королевской семьей в 1808 г., Наполеон попытается отстранить Фридриха-Вильгельма III от власти и либо поставит во главе Пруссии своего ставленника, либо разделит ее территорию между королевством Вестфалия, государствами Рейнского союза (Пруссия уже неоднократно отклоняла под благовидными предлогами «любезные» предложения Наполеона присоединиться к Рейнскому союзу) и герцогством Варшавским.

В связи с этим можно вполне согласиться с точкой зрения известного военного теоретика и исследователя творчества Клаузевица А. Е. Снесарева, что в сложившихся условиях защитники сближения с Россией рассуждали не хуже, но и не лучше тех, кто советовал не портить отношения с Францией354. К их числу принадлежали фельдмаршал Р. фон Мёллендорф, генерал Р. фон Граверт, советник Ж. Ансильон и до определенной степени глава прусского правительства К. фон Харденберг. Сторонники сохранения корректных отношений с Францией отнюдь не были капитулянтами. В той тяжелой ситуации, в которой оказалась Пруссия после войны 1806 – 1807 гг., они рассчитывали выиграть время, завершить военную реформу и перевооружение прусской армии и затем вступить в войну при более благоприятных внутри- и внешнеполитических условиях.

Как бы то ни было, военные приготовления Пруссии и тайные переговоры Шарнхорста в Петербурге и Вене привлекли внимание Наполеона, который 27 августа через французского посла Сен-Марсана потребовал от прусского правительства соответствующих разъяснений355. Двадцать шестого октября 1811 г. со стороны Наполеона последовал фактический ультиматум. Наполеон предлагал Фридриху-Вильгельму III либо вступить в Рейнский союз, либо заключить соглашение непосредственно с Францией. В случае войны с Россией Пруссия должна была предоставить вспомогательный корпус в 20 тыс. человек, пропустить наполеоновскую армию через свою территорию и обеспечить ее снабжение. Вместе с тем Наполеон ясно дал понять, что если Пруссия откажется от предложенного ей союза, война станет практически неизбежной.

В такой ситуации прусские правящие круги были вынуждены пойти на заключение соглашения с Францией. В Париже 24 февраля 1812 г. были подписаны франко-прусский союзный договор и военная конвенция. Пруссия обязалась выставить двадцатитысячный вспомогательный корпус для участия в войне против России. В прусские крепости, с таким трудом укреплявшиеся Шарнхорстом и Блюхером, вступили французские войска356.

В то же время, решившись на заключение союза с Францией под угрозой вторжения наполеоновской армии, правящие круги Пруссии всеми силами старались сохранить «провод в Петербург» (Draht nach Russland – выражение из эпохи дипломатии О. фон Бисмарка). По поручению Фридриха-Вильгельма III в Петербург были направлены генерал-адъютант короля К.Ф. фон Кнезебек, один из ближайших сотрудников Г. фон Шарнхорста полковник Х. фон Бойен (будущий военный министр) и подполковник Р.О. фон Шёлер, которые должны были передать Александру I пожелание короля поддерживать отношения с Россией даже в условиях, когда формально Пруссия являлась союзницей Наполеона357. Кроме того, в России находился Штайн, который продолжал поддерживать тесные отношения со своими единомышленниками в Пруссии и в германских государствах.

Фридрих-Вильгельм III и правящие круги Пруссии надеялись, что, несмотря на вынужденный союз с Францией, сотрудничество с Россией в будущем поможет Пруссии наконец избавиться от наполеоновского диктата. В свою очередь в Берлине функции русского военного агента выполнял подполковник прусской армии Валентини, который с ведома прусской стороны не только осведомлял Петербург о событиях политической жизни Пруссии, но и собирал ценную информацию о боевой мощи и передвижениях французских войск358. Усилия Фридриха-Вильгельма III, Штайна, Харденберга, прусских эмиссаров в России имели огромное значение для будущей внешней политики Пруссии. Их деятельность предотвратила отчуждение в отношениях между двумя традиционными союзниками – Пруссией и Россией и создавала условия для заключения в будущем Таурогенской конвенции (декабрь 1812 г.) и военного союза в период Освободительных войн359.

Тем не менее подписание франко-прусского соглашения и военной конвенции произвело убийственное впечатление на патриотически настроенные круги Пруссии. В связи с этим сразу 20 офицеров-патриотов подали в отставку. Узнав о заключении союза с Наполеоном, Клаузевиц написал супруге: «Несчастья нашего Отечества достигли крайнего предела; по приказу своего господина наши правители должны будут обнажить меч друг против друга, сражаясь в братоубийственной войне; жалкие формы внешней самостоятельности не имеют никакой цены для любого трезвомыслящего человека; очевидно, что в скором времени Австрия станет таким же вассалом Наполеона, как и Пруссия. В таком положении нам уже нечего бояться, остается только надеяться. Все, что происходит, вносит новое движение в политическую жизнь, является новым знаком надежды. Сейчас более чем когда-либо я готов совершить мужественный шаг навстречу судьбе»360

Еще в годы франко-австрийской войны Клаузевиц говорил о своем намерении оставить прусскую службу, если Пруссия станет союзницей Наполеона. Когда его друг и единомышленник К. фон Грольман подал в отставку, чтобы совместно с испанскими повстанцами бороться против мирового владычества Наполеона, Клаузевиц писал: «Разве это дурно и неблагодарно, что… К. фон Грольман свою силу и военный талант, присущие ему в высокой степени, не хочет отдать на покой, но желает лучше применить их на благо немецкого Отечества?»361 Теперь и Клаузевиц был готов сделать этот шаг. В апреле 1812 г. он подал королю прошение об отставке и одновременно просил зачислить его на русскую службу. Двадцать восьмого апреля Клаузевиц пишет М. фон Клаузевиц: «Итак, решающий шаг сделан; И сейчас, если судить по моему мундиру, я уже не принадлежу к прусской армии. И я уже более не имею права носить знаки различия прусской армии, которой служил в течение двадцати лет с любовью и преданностью. При этой мысли меня охватила легкая грусть, но я не позволил ей овладеть моим сердцем. Моя судьба решена, и я не могу представить, какой иной выбор я мог бы сделать в нынешних обстоятельствах. В отношении моего будущего я совершенно спокоен, спокоен более, чем когда-либо»362 Последние дни пребывания на Родине К. фон Клаузевиц провел в любимой им Силезии в обществе своего учителя и друга Г. фон Шарнхорста. В письмах к жене Клаузевиц говорил о прекрасной весенней погоде, рассказывал о своих поездках вместе с Шарнхорстом в окрестности Лигница, Глаца и Зильберберга, описывал архитектурные и археологические достопримечательности363. По его словам, самое ужасное, что омрачает его будущее, это длительное отсутствие новостей от М. фон Клаузевиц364.

Шестого июня в Вильно К. фон Клаузевиц надел русскую военную форму, чтобы через полгода вернуться, и вместе с прусскими и немецкими патриотами принять участие в долгожданном освобождении Родины.



В.Н. Маслов