Geum.ru

Р. Ж. Абдильдина История философии

Вид материалаКнига

Содержание


Философия свободы и творчества Н.А. Бердяева
Подобный материал:
1   ...   35   36   37   38   39   40   41   42   ...   52
идея всеединства, охватывающее все формы отношения человека к действительности - науку, опыт, знание, веру. Важность и значительность этой идеи для него была обусловлена многими причинами, одна из них - безграничное уважение к культуре, стремление сохранить в ней все лучшее и не утратить приобретенное. Облик «всеединства» виделся Соловьеву как воплощение вечной женственности, «действительно вместившей полноту добра и истины, а через них нетленное сияние красоты».

Уже в первой своей крупной работе «Кризис западной философии» русский философ выносит приговор европейской философской традиции. Кризис западной философии, по Соловьеву, состоит в том, что европейская философия оказалась отвлеченной от религии, утратила идею всеединства. Следовательно, делает вывод мыслитель, необходимо снова вернуться к средневековому единству религии и философии.

Несмотря на то, что Соловьев выносит приговор «западной» философии, истоки его собственного учения являются во многом «западными». Огромное влияние на формирование его мировоззрения оказали философские концепции Лейбница, Спинозы, Канта, Шопенгауэра, Фихте, Эдуарда фон Гартмана, Шеллинга.

Общие результаты всего западноевропейского философского развития, по мнению русского философа, таковы: рационализм европейской философии, хоть и односторонне, служил идее всеединства, способствуя становлению свободной личности, стремящейся к познанию. Панлогизм Гегеля ознаменовал конец истории философского рационализма, который в сочетании с философским натурализмом, материализмом и эмпиризмом приблизил человека к пониманию органического, всеобщего единства природы, материи, духа и разума с высшим Божественным началом. Однако односторонние философские учения, берущие начало то от духа, то от материи, то от умозрения или эмпирии пришли, по мнению Соловьева, к бесславному завершению, потеряв связь с жизнью и уткнувшись в «абсолютное ничто».

Западное философское развитие утверждает в рациональной форме то, что в свое время в форме веры и духовного созерцания утверждалось великими теологическими учениями Востока. Отсюда, констатирует философ, вытекает задача: соединить Восток и Запад - осуществление этого универсального синтеза науки, философии и религии в «философии сверхсознательного», должно стать высшей целью и последним результатом умственного развития.

В осуществлении такого синтеза философии, теологии и науки, создании философии всеединства заключается, по мнению Соловьева, историческая миссия России. «Великое историческое призвание России, - пишет он, - от которого только получают значение и ее ближайшие задачи, есть призвание религиозное в высшем смысле этого слова»1. Эта идея впоследствии получила название «русской идеи».

Главными основаниями философской системы Соловьева являются мистика, теология и церковь. Каждый из перечисленных элементов, в свою очередь, образует свою собственное целое.

Во-первых, мистика во внутреннем соединении с остальными степенями творчества - с изящным искусством и с техническим творчеством, - образует одно органическое целое. Мистическую сферу деятельности философ называет «свободной теургией» или «цельным творчеством»

Процесс познания и здесь теология, согласно Соловьеву, «в гармоническом соединении с философией и наукой образует свободную теософию или цельное знание».

Наконец, третья организация связана с церковной жизнью. Здесь идеалом является «свободная теократия» или «цельное общество». «Церковь, - пишет Соловьев, - как таковая не вмешивается в государственные и экономические дела, но дает государству и земству высшую цель и безусловную норму их деятельности»2.

Таким образом, цель мировой истории, всего человечества заключается в образовании всецелой общечеловеческой организации в форме цельного творчества, или свободной теургии, цельного знания, или свободной теософии и цельного общества, или свободной теократии.

Однако у русского философа вся его «система», в отличие от гегелевской, представляет собой формальную, а не диалектическую систематизацию, так как Соловьев не показывает взаимопереходы и взаимообусловленность ее элементов.

В своем стремлении соединить философию и религию, науку и теологию и, тем самым, создать философию всеединства Соловьев отказывается, по существу, от догмата креационизма, то есть творения мира из ничего. Бытие Бога, согласно мыслителю, не нуждается в рациональных доказательствах, которыми занимались схоласты, включая Фому Аквинского. Бытие Бога дано нам непосредственно в мистическом опыте, утверждает русский философ.

Понять диалектику Бога как всеединого у Соловьева чрезвычайно сложно, одно здесь постоянно оборачивается другим. Так Бог, как сущее всеединое, оборачивается творящей природой. А Бог, как становящееся всеединое, - сотворенной природой. Философ высказывает по поводу Бога идеи, близкие к пантеизму неоплатоников Н. Кузанского и Дж. Бруно.

Учение Соловьева о всеединстве вызвано стремлением вернуть мир к его началу, то есть к Богу. При этом свобода как Бога, так и человека оказывается только видимой свободой. Исходя из пантеизма, философ должен был пожертвовать индивидуальной свободой во имя необходимого самодвижения субстанции. По сути, Соловьев сближает человека и Бога. Бог у него является не только «своим иным» природы, но и самого человека. Здесь прослеживается параллель с Абсолютным Духом Гегеля, который, только полагая себя в качестве иного, может познать себя.

Путь к абсолютной любви и добру, согласно логике русского мыслителя, с необходимостью пролегает через ненависть, зло и отчуждение. Позиция Соловьева здесь отличается как от древних восточных учений, в которых добро и зло являются разными и равными основами мироздания, так и от тезиса Блаженного Августина - о зле как простом недостатке добра. Бог у Соловьева сам оказывается творцом зла и носителем дьявольского начала. И как раз это соловьевское мэоническое начало в Боге станет истоком будущей философии Бердяева.

До отпадения от Бога, согласно философу, люди были только умами, созерцавшими само Божество. В результате отпадения они обрели волю и желание. Но каждый человек отпал от Бога и обрел волю не сам по себе, а благодаря мировой душе как субъекту этого глобального действия. У Соловьева София – мировая душа оказывается в центре его религиозных исканий. Она у него и вечная Женственность, и божественная Премудрость, а также Церковь - невеста Божественного Логоса, земным воплощением которой является Святая Дева Мария.

София у Соловьева имеет двойственный смысл. С одной стороны, она мировая душа, а с другой - тело Христово. С одной стороны, она идеальна, а с другой - материальна. С одной стороны, она - положительная, жизнеутверждающая сила, а с другой - сила отрицательная, демоническая.

Соловьев своим учением о Софии основал целую традицию русской софиологии, в которой очень силен мистический момент. София у русского философа - плод его поэтического вдохновения, который, безусловно, имеет мало общего с традиционным христианством.

За этой мыслью кроется желание ликвидировать непреодолимую дистанцию между небесным и земным, Божественным и человеческим. Человеческое у Соловьева оказывается заключенным в самом Божественном. В этом проявляются гуманистические устремления философа. Но гуманизм и традиционное христианство, по большому счету, несовместимы, потому что гуманизм означает человеческое достоинство, а с точки зрения христианства, оно есть «гордыня».

В христианстве человек унижен уже фактом своего рождения, он низкое существо по определению. Соловьев же хочет вернуть человеку человеческое достоинство, не покидая при этом почвы христианства. Но это невозможно сделать, не реформируя христианства в сторону пантеизма, когда Божественная сущность достается человеку, как это было у Николая Кузанского.

Соловьев, являясь гуманистом, отрицает путь революционного насилия. Отрицает он и материальный интерес, и либеральную идею гармонии «интересов». Он отрицает идею народовластия вообще. Будучи в духе времени прогрессистом и гуманистом, Соловьев запутался в своих исканиях и в конце жизни надеялся только на Бога.

Философ различает христианство по сути, и христианство историческое, то есть форму его проявления. И как раз форма христианства, согласно Соловьеву, является неистинной, не соответствующей своему содержанию. Естественно, задача состоит в том, чтобы все это привести в соответствие. Христианство, безусловно истинное само по себе, имело, по мнению мыслителя, до сих пор вследствие исторических условий лишь весьма одностороннее и недостаточное выражение. Задача же предстоит: ввести вечное содержание христианства в новую соответствующую ему, то есть разумную безусловно форму. Для этого нужно воспользоваться всем, что выработано за последние века умом человеческим: нужно усвоить себе всеобщие результаты научного развития, нужно изучить всю философию.

Соловьев не идеализирует ни одну из форм религиозного сознания - западную или восточную. Западные народы, по его мнению, славят «безбожного человека», а восточные - «бесчеловечного Бога». Поэтому он не противопоставляет православие католичеству, а выступает за синтез между ними.

Христианство для русского философа не просто религия, вера, культ, оно для него идея, социальная доктрина, которая должна быть приведена в соответствие с формой своего выражения и осуществлена в жизни.

Задача, по Соловьеву, состоит, во-первых, в объединении всех христианских церквей, и прежде всего, католической и православной. Во-вторых, в соединении светской власти с духовной. Цель «вселенской теократии» - это идея всеобщего человеческого братства. «Вселенская церковь» должна объединить все нации и народы на Земле, ликвидировать эгоизм и вражду между ними, устранить все социальные противоречия. Иначе говоря, это проект Царства Божия на Земле, о котором мечтали (и мечтают) христиане, но у Соловьева он соединен с идеями социализма и коммунизма. И в таком виде он воплощает идею Богочеловечества.

Общий ход человеческой истории начинается с родового общества, затем переходит к национально-государственной форме, а должен закончиться универсальной формой, где универсальная форма - это Царство Божие на земле, или, по Соловьеву, вселенская теократия.

Правда, в конце жизни философ приходит к осознанию утопичности своей «вселенской теократии». Утопизм Соловьева заключается в том, что его «вселенская теократия» замешана на идеях либерализма, в том числе и на идее религиозной свободы. Проект «вселенской теократии» - это конкретизация идеи Богочеловечества. А в общем виде это идея мировой истории как некоего восхождения. И целью такого восхождения является не отдельный совершенный человек, а некий «всечеловеческий организм».

Сравнивая Соловьева с представителями немецкой классики, следует сказать, что, отождествляя идеальное с материальным в идеале Богочеловечества напрямую, он продолжает следовать Шеллингу в противовес Гегелю, у которого связь идеального с материальным всегда опосредована, в частности процессом развития.

Надо сказать, что и в Христе как цели развития человечества, Соловьев сочетает Логос как мужское начало и Софию (Христово тело) как начало женское. «Тут, - есть какое-то великое противоречие, какая-то роковая антиномия, которую мы должны во всяком случае признать. Деторождение есть добро; оно добро для матери, которая, по слову апостола, спасается деторождением, и конечно, также добро для отца, участвующего в этом спасительном деле, добро, наконец, для получающих дар жизни. А вместе с тем также несомненно, что есть зло в плотском размножении...»1.

В соловьевской теургии есть свои странные моменты. Например, мысль о будущем воссоединении мужчины и женщины в андрогина как некое двуполое существо, в котором идеальное будет преобладать над материальным. Для философа двуполый человек - предел мечтаний и переход к Богочеловеку.

Соловьевская софиология, идея всеединства и Богочеловечества были очень популярны среди русской интеллигенции в начале ХХ века. От этих философских мыслей неотделима и его поэзия, насыщенная символикой. Ее основные мотивы - вечной женственности, мировой души, катастрофических предчувствий, его учение о «теургической» и пророческой миссии искусств оказали сильнейшее влияние на русскую поэзию серебряного века.

Философия свободы и творчества Н.А. Бердяева

Выдающийся русский философ Николай Александрович Бердяев (1874-1948) родился в Киеве в семье потомственных военных. С 1884 по 1894 гг. он учился в Киевском кадетском корпусе, а с 1894 по 1898 гг. в Киевском университете сначала на естественном, а затем на юридическом факультете. В 1894 г. Бердяев примкнул к марксистским кружкам, в 1898 г. за участие в них был исключен из университета, арестован и выслан на три года в Вологду.

Со временем Бердяев отходит от популярного в то время в среде русской интеллигенции марксизма и наряду с С.Н. Булгаковым, П.Б. Струве, С.Л. Франком становится одной из ведущих фигур известного «движения от марксизма к идеализму». Философские работы Бердяева положили начало религиозно-философскому возрождению в России.

С 1904 г. Бердяев живет в Петербурге, руководит журналом «Новый путь» и «Вопросы жизни». Статьи этих лет собраны в книгах «Sub specie aeternitatis: Опыты философские, социальные и литературные 1900-1906» (1907) и «Новое религиозное сознание и общественность» (1907); в них, по его собственной оценке, выразились «тенденции религиозного анархизма».

Революционные годы - время интенсивной творческой и общественной деятельности Бердяева. Он отрицательно относился к Царскому режиму и считал Октябрьскую революцию оправданной; однако реальность победившей революции оттолкнула его, и в начале 1919 г. он написал книгу «Философия неравенства», в которой отвергал демократию и социализм как «принудительную добродетель и принудительное братство». Он всегда был противником большевистского тоталитаризма и видел свой долг в духовном противостоянии ему.

После революции Бердяева дважды арестовывали и осенью 1922 г. с большой группой деятелей русской науки и культуры его высылают в Германию. В Берлине философ организует Религиозно-философскую академию, участвует в создании Русского научного института, содействует становлению Русского студенческого христианского движения (РСХД).

В 1924 г. Бердяев переезжает во Францию, где, поселившись под Парижем, становится редактором основанного им журнала «Путь» (1925-40), важнейшего философского органа русской эмиграции. В эти годы начинается широкая европейская известность философа, намечается его особая роль мыслителя-посредника между русской и западной культурами. Он знакомится с ведущими западными философами, участвует в культурфилософских «декадах Понтиньи», философских собраниях и конгрессах. Умер Бердяев в Париже в 1948 г.

Как и многие его современники, Н.А. Бердяев считал, что современная культура находится в кризисном состоянии. «Культура, - пишет философ, - по глубочайшей своей сущности и по религиозному своему смыслу есть великая неудача. Философия и наука есть неудача в творческом познании истины; искусство и литература - неудача в творчестве красоты; семья и половая жизнь - неудача в творчестве любви; мораль и право - неудача в творчестве человеческих отношений; хозяйство и техника - неудача в творческой власти человека над природой»1.

Выход из кризиса культуры русский философ видел во внутреннем преображении человека. При этом Бердяев обращается к соловьевской идее Богочеловечества. По его мнению, Бог должен возродиться в человеке так же, как человек должен возродиться в Боге. Чем раньше человек преобразится здесь на Земле, тем скорее наступит царствие небесное.

Идея эсхатологии, заимствованная Бердяевым у Соловьева, призвана решить все социальные проблемы. Поэтому свобода, как видно из его «Философии свободы», оказывается у философа не формой исторического прогресса, а антропологической характеристикой.

Бердяев определяет новую роль религиозной философии, суть которой заключается в том, что в отличие от Средних веков, где философия была «служанкой богословия», теперь религия должна превратиться в служанку философии.

Согласно мыслителю, современная философия не способна схватить и выразить самые важные, экзистенциальные проблемы. «Роль гносеологии в последних плодах новейшей философии свелась к функциям лакейским и полицейским. Встречает вас критическая гносеология в передней и не пускает в жилые комнаты. Новейшая гносеология слишком долго держит в передней и в конце концов заявляет, что хозяев видеть нельзя и что даже их совсем нет. Это - философия передних. Пора перейти к философии жилых комнат. В то же время роль гносеологии можно сравнить с функцией полицейской. Она составляет протоколы, следит, чтобы не был нарушен философский порядок, не пускает, тащит в участок»2.

То есть, по мнению Бердяева, «гносеология» не отвечает на самые важные вопросы человеческого бытия. Русский философ, вслед за Кантом ограничившим разум, чтобы дать место вере, и поместившим туда проблемы свободы, Бога и бессмертия человеческой души, решает эти проблемы не за счет философии, а за счет веры. «Живая и сильная вера исключает возможность болезненной рефлексии, а, следовательно, и разъедающей волю гносеологии».

Свое понимание смысла свободы Бердяев дает в книге «Философия свободы». В истории философии, известны два понимания свободы: свобода как произвол и свобода как познанная необходимость. Русский философ категорически возражает против второго. В результате свобода у него оказывается произволом, который не подчиняется никакому основанию, не терпит ограничений.

Бердяев считает, что человек не может стать свободным сам. «Свобода, - пишет он, - должна быть возвращена человечеству и миру актом Божественной благодати, вмешательством самого Бога в судьбы мировой истории. Промысел Божий и откровение Божие в мире - не насилие над человечеством, а освобождение человечества от рабства у зла, возвращение утерянной свободы... В высшем смысле свободна лишь человеческая природа, соединенная с Божеской и обожествившая себя - она порабощена необходимости естественного порядка и обессилена. Может ли дитя смерти спастись и спасти мир собственными силами?»1. Человек бессилен сам себя освободить, делает вывод философ, поэтому он должен молиться, ждать и надеяться.

Если в «Философии свободы» мыслитель доказывает, что философия ни в коем случае не наука, то в работе «Смысл творчества. Опыт оправдания человека» (1916) он разъясняет, чем философия должна быть: она должна быть эротикой. Философское познание, по мнению Бердяева, невозможно без Эроса. Философия потому есть искусство, а не наука, что она предполагает Эрос. Философию Бердяев называет эротическим искусством.

Философия, говорит мыслитель, есть свободное творчество, и в этом отношении она является полной противоположностью науке. Творчество, по Бердяеву, безусловно, оно есть созидание из ничего и потому оно тождественно по своей внутренней природе Божественному сотворению мира из ничего. И поскольку творческая фантазия проявляется более всего в мифологии, то последняя и оказывается у философа эталоном и идеалом творчества, к которому должна стремиться философия.

Бердяев выступает против применения в философии основного метода науки - доказательства. «Доказательство, - подчеркивает он, - есть необходимость в дискурсивном мышлении - приспособление к необходимости в мировой данности. В доказательстве нет прорыва творческого акта. Доказательство есть послушание, а не творчество»2.

Таким образом, если с точки зрения философской классики истинное творчество есть свободное следование необходимости, то в понимании творчества, как и свободы, Бердяев отрицает всякую необходимость.

В трактовке русским философом творческой мощи человека явно сказывается влияние концепции Ницше. Но поскольку он против богоборчества, потому он старается примирить ницшеанство с христианством за счет модернизации последнего. «Бог, - заявляет, например, Бердяев, - премудро сокрыл от человека свою волю о том, что человек призван быть свободным и дерзновенным творцом, и от себя сокрыл то, что сотворит человек в своем свободном дерзновении»1.

Н.А. Бердяев начинает модернизировать христианство в направлении пантеизма в духе Николая Кузанского с его пониманием человека как «микрокосма». Вся Божественная сущность, с этой точки зрения, воплощена в мире и в человеке. Но Божественная сущность человека раскрывается самому человеку в историческом процессе самопознания. Через этот процесс и происходит слияние Божеского и человеческого. А посредствующим звеном здесь оказывается церковь. «Церковь, - пишет философ, - душа мира, и лишь в премудрой душе мира, в премудрой женственности Софии оба Космоса - малый и большой - брачно сливаются в познании»2.

Такое самораскрытие Божественной сущности человека не есть просто познание того, что есть. Оно предполагает творческое созидание нового мира, в чем и состоит суть и назначение творчества. И для этой цели оказываются негодными ни философия, ни православное сознание. «Ортодоксальное православное сознание, - пишет Бердяев, - так же не допускает творчества и боится его, как и ортодоксальное научное сознание».

Поэтому помимо науки, философии и религии русский мыслитель рассматривает еще одну форму культуры и творчества - искусство. Кризис культуры, по мнению философа, коснулся и искусства. Поэтому Новый мир, который появится в результате творческого преображения мира и человека, не будет знать вообще никакой культуры. Что касается искусства, то оно в результате преображения должно стать