Лекции ректора
| Вид материала | Лекции |
- Г. Е. Володину с вопросом о выдвижении кандидатуры действующего ректора гу-вшэ, 413.21kb.
- Критерии оценки качества лекции, 33.79kb.
- Справка о кандидате по выборам ректора фгоу впо «пензенская гсха» щербаков сергей Иванович, 18.99kb.
- Методическая разработка лекции для преподавателя тема лекции, 39.55kb.
- Евгения Григорьевича Мартынчика Данный конкурс, 118.72kb.
- План лекций порядковый номер лекции Наименование лекции Перечень учебных вопросов лекции, 36.49kb.
- Методические рекомендации по подготовке и проведению лекции Лекции, 73.92kb.
- Интервью ректора абик минфина россии м. П. Афанасьева. По инициативе редакции «Студенческой, 67.63kb.
- Такие разные лекции, 101.86kb.
- Ю. Б. Гиппенрейтер Введение в общую психологию. Лекции 1,2, 45.86kb.
Обсуждение
Долгин: Прозвучала очень вдохновенная апология экономики, экономистов, всего экономического. Что, совсем нет ограничений у экономических методов? Разве бывают методы без ограничений?
Сергей Гуриев (фото Н. Четвериковой)
Гуриев: Как устроен экономический метод? Что является результатом, скажем, количественного экономического исследования? Например, мы хотим узнать, что влияет на что, как Х влияет на Y, и мы получаем результат, что Х является функцией Y с таким-то коэффициентом, и этот коэффициент равен, например, 3±1. Это в экономике считается хорошим результатом. Но иногда, если данные плохие, метод плохой, и улучшить его нет никакой возможности, можно получить результат 3±6 или 3±20 – это будет плохой результат, но это все равно будет результат, и он ответит на ваш вопрос отрицательным способом. Он скажет: «При помощи экономических методов эту задачу решить нельзя».
Долгин: Так какие задачи лучше не решать с помощью экономических методов?
Гуриев: Есть самые простые традиционные экономические задачи, которые можно решить в Америке и нельзя решить в России. Например, в России нельзя сделать хороший прогноз экономического роста на три года вперед. В Америке можно, а в России нельзя или можно, но тогда будет ошибка измерения ±2-3 процентных пункта, что делает это бессмысленным.
Часто ограничения экономики связаны с междисциплинарными вещами, с тем, что мы, например, плохо понимаем, что максимизирует каждый индивид. Нам кажется, что индивиду хочется максимизировать счастье, но что такое «счастье», мы понимаем еще очень плохо.
Есть много исследований, которые устроены следующим образом. Каждому человеку дается счетчик, и ему платят деньги за то, что в течение 1-3 дней он на этом счетчике нажимает одну кнопку, когда ему хорошо, и нажимает другую кнопку, когда ему плохо. Таким образом экономисты пытаются понять, связано ли счастье с тем, что он выиграл в лотерее, съел вкусную еду, получил высокую зарплату и т.д. Такие исследования идут в последние лет пять. И выясняется, что наше представление о счастье крайне сильно отличается от реальности. Например, если человек, не дай бог, потерял руку или ногу, он будет очень несчастен. Но мы-то, наверно, думаем, что он навсегда несчастен. А человек приспосабливается к этому, и достаточно быстро его уровень удовлетворенности жизнью восстанавливается. И это означает, что нам нужно лучше думать о том, как мы меряем удовлетворенность человека жизнью, как это зависит от объективных факторов.
То же самое можно сказать о социологических взаимодействиях. Насколько для человека важно то, как его любят, ценят другие? Новые исследования, которые делают экономисты, показывают, что людям важно чувство справедливости, и новые экономические модели должны интегрировать чувство справедливости, а не просто эгоизм в то, как все устроено. Приведу простой пример. Традиционная экономическая теория разрешает игру в ультиматум простым образом. Давайте я опишу, что такое игра в ультиматум. Если мы с вами играем в игру, где я имею 10 долларов, я вам делаю предложение, как их разделить. Если вы отказываетесь от моего предложения, мы оба ничего не получаем, если вы соглашаетесь на мое предложение, этот дележ и реализуется. Традиционная экономическая теория предполагает, что я оставлю себе девять долларов, а вам предложу один, и вы согласитесь, потому что если вы откажетесь, вы получите ноль.
На самом деле, эксперименты на людях показывают, что, во-первых, если я вам предложу один доллар, вы откажетесь и предпочтете ноль, потому что вы сочтете это нечестным. Во-вторых, я оставлю себе пять, может быть, шесть долларов, но никак не девять, потому что мне тоже кажется, что есть какая-то проблема со справедливостью. Раньше экономисты думали, что это из-за того, что я забочусь о том, как вы будете обо мне думать, потому что мы с вами еще увидимся в других местах. Но эксперименты показывают, что даже если напротив вас сидит человек, которого вы никогда не видели и никогда больше не увидите, имеет место тот же результат. С другой стороны, мы иногда видим, что люди совершенно иррационально наказывают других просто так. Есть известные эксперименты и на эту тему.
И психология человека – это самое тонкое место, в котором экономические модели, наверно, применимы в наименьшей степени. Но экономисты не сдаются, ставят эксперименты на живых людях. Более того, есть область экономики, которая называется нейроэкономика, где вам прикрепляют датчики и пытаются замерить, какая именно область мозга отвечает за взаимность, за чувство справедливости, а какая за эгоизм, максимизацию собственных доходов.
Экономисты – люди самоуверенные, как вы уже, наверное, поняли, и считают, что любая формальная модель – это лучше, чем отсутствие модели. Потому что формальную модель, по крайней мере, можно раскритиковать. Неформальную модель и раскритиковать нельзя, поэтому все равно, есть она или нет. Это дело веры. Вы можете верить в то, что ваш коллега прав или не прав. А в экономике вы можете сказать: «Вот ваши данные, вот ваши предположения. Они не работают». И в этом смысле, экономисты, с одной стороны, более уверены в себе, а с другой стороны, и более честны по отношению к своей аудитории.
Долгин: Мне показалось, тут была небольшая нечеткость. Я правильно понял, что одним из оснований для выхода экономистов за пределы собственной дисциплины стало недовольство тем, что в рамках собственной дисциплины они не достигли полного понимания, адекватности результатов в связи с неполной рациональностью человека?
Гуриев: Да. Есть целый ряд предположений, которые делаются в рамках неоклассического синтеза. В первую очередь, это модели Эрроу и Дебре, которые потом оба получили Нобелевские премии. Симметричная информация, полная рациональность, отсутствие трансакционных издержек, в том числе издержек, связанных с заключением и исполнением контрактов, совершенная конкуренция – все эти предположения, очевидно, не выполняются в реальности. И не только предположения не выполняются в реальности, но и результаты не имеют места в реальности. В частности, с точки зрения этого неоклассического синтеза права собственности не имеют значения. Если права собственности хорошо защищены, то неважно, вы владеете компанией или я, результат с точки зрения деятельности компаний будет один и тот же. В реальном мире мы видим, как люди зарабатывают огромные деньги на том, что делают так, что я покупаю у вас компанию, инвестиционные банки этим и живут. И инвестиционные банкиры живут слишком хорошо с точки зрения простого экономиста, чтобы объяснить, что они ничего не делают. Видимо, есть какое-то различие между тем, кому какая компания принадлежит.
Есть другая теорема, Модильяни-Миллера, которая говорит о том, что неважно, каким образом финансируются инвестиции, за счет акций или облигаций. В этой парадигме неважно, а в реальности важно. Разные компании выпускают разные инструменты. Опять-таки инвестиционные банки, юристы зарабатывают огромные деньги. Значит, что-то с этой теорией не то.
Как только мы начинаем выходить за ее рамки, думать над ненаблюдаемыми событиями, ассиметричной информацией, ограниченной рациональностью и т.д., мы сразу получаем вполне разумные результаты, соответствующие действительности. Например, есть пример фитнес-клубов. Люди записываются в фитнес-клубы, покупают план, который имеет смысл, только если они ходят, скажем, четыре раза в месяц. Потом оказывается, что в реальности средний человек, который купил этот план, ходит в фитнес-клуб один раз в месяц, и если бы он с самого начала это знал, он бы купил совсем другой тип абонемента. Тем самым мы начинаем думать над тем, что человек, покупая этот абонемент, пытается убедить себя в будущем вести себя более эффективно, больше заниматься спортом. Если бы он не купил этот абонемент, он бы, наверно, вообще не ходил бы в этот фитнес-клуб. Получается, что человек настолько нерационален, что у него начинается шизофрения, он начинает играть в игры с сами собой. Такие вещи тоже можно моделировать, но в рамках новых моделей, а не старых.