Как пройти тест на допинг-контроль и наличие алкоголя в крови Глава 8 Правила игры в подкидного дурака Главы 4, 9

Вид материалаПравила пользования

Содержание


Семейная сага
Борьба поколений
Пчела и муравей
Семейные створки
Стрекозы и муравьи
Государственный муж
Мужская половина
Слезы вкладчиков
Новые перспективы
Жена младшенького
Свое вещание
Подобный материал:
1   ...   34   35   36   37   38   39   40   41   ...   51
ГЛАВА СЕДЬМАЯ

СЕМЕЙНАЯ САГА

Как лучше распорядиться подрастающим потомством? Об этом задумывается каждый, у кого оно есть.

Отправить детишек на заработки – чтобы, надраивая стекла машин на перекрестках или прохаживаясь по панели, приносили домой доход и возвращали средства, затраченные на кормление, воспитание, одежду? (Нельзя забывать о благородной подоплеке такой позиции: всякий труд почетен!).

Настрополить на получение дальнейшего образования – то есть, по существу, продолжить вложение средств без гарантий их возврата? (Благородная подоплека: ученье – свет!)

Женить или выдать замуж – и с плеч долой. (Благородная подоплека – стимулирование повышения рождаемости!)

Все вышеперечисленные варианты – стереотипы не слишком развитого ума.

Гораздо правильнее воспользоваться примером Маркофьева, сумевшего поставить семейный потенциал на службу высшим целям и добиться его максимальной эффективности – во всех мыслимых сферах человеческой деятельности.

- Мне нет нужды обращаться ни в одну официальную или неофициальную инстанцию, контору, мастерскую, - гордо говорил он. – Ибо я обо всем позаботился заранее. Всюду и везде наличествуют и заняли (где - командные высоты, а где - малопрестижные должности) мои отпрыски и кровиночки, законные и бастарды, негры и белые, узкоглазые и двухметровые, земляне и, возможно, инопланетяне - сыновья и дочки. Что ж, я попотел и попыхтел недаром, посеял миллионы и миллионы сперматозоидов; теперь пришло время сбора урожая… Густо колосятся и пышно цветут мои всходы на ниве отечественной и зарубежной территориальности…

БОРЬБА ПОКОЛЕНИЙ

- Знаешь, по каким правилам происходит борьба поколений? – спросил меня однажды Маркофьев. И сам же ответил: - Сперва старшие и многоопытные всеми силами стараются не пустить младших, которые идут им на смену и являются по существу их гробовщиками. Оперившиеся давят желторотых как виноград под прессом. А потом под натиском распрямившейся молодой силы начинается спешное и паническое отступление: седые и морщинистые бегут, покидая, казалось, незыблемые позиции… Схватка, как правило, завершается показным братанием. Потому что теперь уже молодые начинают давиловку и прессинг по всему полю… Пожизненные дураки, ясный перец, будут биться до последнего. Дураки всегда бьются до последнего и бесславно приносят свои жизни на алтарь глупости. Умные же, предвидя, что резвое, поигрывающее молодыми эластичными мышцами, стадо их рано или поздно затопчет, небезосновательно опасаясь, что их заколют штыками оловянные не знающие жалости воины – сами спешат навстречу неприятелю, торопятся сделаться благодетелями и наперсниками юной армады, навяливаются к ее воинам в учителя и денщики, пытаются всячески им услужить… Василий Андреевич Жуковский торопится во дворец – воспитывать и образовывать наследника престола, Гаврила Державин спешит благословить Пушкина… А как иначе? Глядишь, с накрытого победителями стола перепадет что-нибудь и беззубым приживалам…

Вывод. УХОДЯЩИЕ! НЕ БУДЬТЕ ОСЛАМИ! ДАЙТЕ (а то и расчистите) ДОРОГУ ПОСЛЕДУЮЩИМ! НЕ ЦЕПЛЯЙТЕСЬ ЗА НЕРОВНОСТИ ЖИЗНИ ТАК, БУДТО НАДЕЕТЕСЬ ОСТАТЬСЯ В НЕЙ НАВСЕГДА! НЕ ИСПОЛЬЗУЙТЕ ЭТИ НЕРОВНОСТИ В КАЧЕСТВЕ ОКОПОВ И БЛИНДАЖЕЙ, ЛУЧШЕ ВЫРОВНЯЙТЕ ПУТЬ ДЛЯ НАСТУПАЮЩИХ ПОЛЧИЩ! ИНАЧЕ БУДЕТЕ СМЕТЕНЫ! СТАРОСТЬ В КОНЕЧНОМ ИТОГЕ НИКОГДА НЕ ПОБЕЖДАЕТ. ЕЙ НЕ ВОСТОРЖЕСТВОВАТЬ НАД МОЛОДОСТЬЮ!

Примечание. Помогать, однако, лучше и правильнее не всем подряд новобранцам, а своим, родненьким, кровненьким, тем, кого именно вы произвели на свет и вынянчили! ЧУЖИМ ЕЩЕ КТО-НИБУДЬ ПОМОЖЕТ.

СВОИ

- Верить можно только своим, доверять – только родной крови, - говорил Маркофьев. – Недавний пример моей выборной баталии подтверждает это с неопровержимостью.

КОНЦЕРТ

Разговор происходил на концерте юного дарования, входившего в моду оперного баритона. Услышав рулады исполнителя, Маркофьев прослезился:

- Он весь в меня, мой мальчик… Такие же ручки, такие же ножки… Такой же заливистый голосок… И полное отсутствие музыкального слуха! Но посмотри, как неистовствует толпа!

Зрители и точно аплодировали, будто взбесившиеся, завалили сцену и певуна букетами и корзинами цветов.

После представления мы отправились за кулисы, где Маркофьев прижал молодого исполнителя к груди.

- Это я, твой папочка, постарался, чтобы о тебе трубили газеты и телеканалы, - сказал он.

- Всю жизнь мечтал тебя найти, - сказал сынок.

Кажется, оба врали. Или оба говорили правду? Я не мог разобрать.

ПЧЕЛА И МУРАВЕЙ

Как пчела начинает восстанавливать разрушенные любителями сладкого меда соты, как муравей возобновляет работу по реконструкции разоренного прохожими вандалами муравейника, так Маркофьев принялся собирать по крупицам в единое целое свой развеянный и рассеянный по всему миру семенной фонд - и созидать семейный клан.

Нет, не таков он был, чтобы бросать многочисленных наследников на произвол, лишая их отеческого тепла и участия…

СЕМЕЙНЫЕ СТВОРКИ

Он говорил:

- В трудные смутные времена люди стремятся укрыться в тиши уюта, в этой раковине с захлопывающимися створками. Я не имею права пренебречь таким шансом. Я ухожу, а, точнее, возвращаюсь в семью!

ПОЛЬЗА

И прибавлял:

- Человек хочет быть полезен, нужен, призван - не какими-то абстрактными химерическими личностями… Не мифическим идеалам предназначен он служить, а прежде всего - близким, своим, родным…

СТРЕКОЗЫ И МУРАВЬИ

- Да, иные потомки не знают меня и никогда не видели, а если видели, то лишь на экране или многочисленных портретах, - говорил он. – Что из того? Генетическая общность в любом случае проявит себя, даст о себе сигнал, от нее никуда не деться.

Он прибавлял:

- У басни "Стрекоза и Муравей" есть аспект, на который никто из исследователей почему-то не обращает внимания… Все знают и много раз видели, как хлопочут, беспокоятся, перетаскивая с места на место свои личинки, муравьи… А стрекозы и бабочки не тревожатся и не заботятся о потомстве. Им плевать, как вылупившаяся из яичной кладки гусеница справится с возникающими перед ней проблемами… И что же? Быть может, приплод стрекоз и бабочек менее счастлив, чем муравьиный? Может, комплекс безотцовщины и безматеринщины наложил на чело этих крылатых насекомых печать неизгладимого переживания? Ничуть! Порхают, резвятся и не в претензии к родителям - за то, что бросили их в раннем детстве. Мураши же в своей убогости не способны осознать: их чадолюбие ничего не дает, ни к чему не ведет, оно не гарантирует и не обеспечивает детишкам счастливой и легкой будущности. Даже роста этим невзрачным букашкам родительская навязчивая опека не прибавляет!

Контрольные вопросы. Так нужна ли она вообще? Нужна ли забота о подрастающем поколении как таковая? Нужна ли она – прежде всего – подрастающему поколению? Прибавляет ли родительская любовь счастья - мурашам больше, чем выросшим беспризорно стрекозам и бабочкам?

Ответ. Как бы не так! Беспризорные беззаботно порхают, а взращенные в теплице заботы целый век горбатятся!

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ МУЖ

- Нет, дети не вправе и не смеют на меня обижаться, - резюмировал Маркофьев. – Пока они росли, я думал и помнил о них, но был занят слишком важными и ответственными делами. Государственного уровня, - со значением прибавлял он. – Так что я был не столько мужем их матерей, сколько государственным мужем.

Он провел огромную изыскательскую работу (которую мы не удосужились выполнить ранее) и выяснил: его потомки обретаются практически во всех сферах и областях народного хозяйства…

Перед нами вставала задача громадного политического и исторического значения: объединить разрозненные островки – в целиковый материк, сплотить разомкнутые звенья – в прочную цепь, влить малые притоки – в общее русло, создать могучую монолитную силу.

МУЖСКАЯ ПОЛОВИНА

МЛАДШЕНЬКИЙ


Первый, к кому снарядил меня, реализуя свой грандиозный замысел Маркофьев, был его младшенький сынуля. Маркофьев звякнул ему по телефону и сказал:

- Сыночка, ты не мог бы подарить папе несколько десятков или сотен тысяч долларов?

Ответ, видимо, не слишком его окрылил. Он заорал:

- Ничего не понимаешь! Урод! Это всем на пользу! Я создам такую империю, что Морган, Рокфеллер и Херст опупеют!

Повесив трубку, он буркнул:

- Думаешь, в банках работают только умные? Везде сплошь дураки! Что бы они все без меня делали?! Уж давно бы вылетели в трубу… Мой сынок весь в меня. Иди, он тебя ждет.

Некоторое время я колебался. (Обычное мое состояние). Тем более, оказалось: посетить нужно тот самый банк, где канули в августовский кризис мои сбережения (а также сбережения отца и матери). Воспоминания, что и говорить, были не из приятных… Правда, банк сменил адрес и располагался теперь на центральной улице.

- Он стал другим, только название осталось прежним, - убеждал меня Маркофьев.

Это отчасти смягчало негативный настрой и примиряло с необходимостью переступать порог запомнившегося жуликоватостью и бесстыдством учреждения.

Когда я приблизился к высоченному сияющему зеркальными стеклами зданию, у меня захватило дух. Отгрохать многоэтажный небоскреб, да еще после постигшего все денежные хранилища краха – на такое действительно нужны были мозги… На такое способны были лишь финансовые гении.

Младшенький Маркофьев предстал передо мной точной копией Маркофьева-основателя рода (каким я увидел того на вступительных экзаменах в институте). Пухленький, складненький, с розовыми ноготочками и в костюме, закапанном не то кетчупом, не то мороженым. Дорога в его кабинет оказалась нелегкой, я прошел три заградительных кордона – на входе, возле лифта и непосредственно на этаже. В приемной перед дубовыми дверями его покоев меня обыскали с окончательной дотошностью, заставили дважды пройти через пищащий турникет, велели выложить из карманов ключи и мелочь, и лишь после этого распахнули массивные резные, с вкраплениями яшмы створки.

В полумраке плавал сигарный дым, играла тихая музыка. По стенам темнели подлинники Сезанна и Матисса. Парнишка помахал мне рукой из кресла, которое очертаниями напоминало виденное мною в Версальском дворце.

- Садись, располагайся, - сказал он. – Папашка предупреждал, что ты заглянешь. Какие проблемы? Чай, кофе, виски?

- Виски, - от растерянности выпалил я.

Попутное замечание. Насколько легче американцам и англичанам! Местоимение "ю" в их языке означает одновременно и "ты" и "вы". И не понять, какое обращение используешь. Вообще в самом по себе обращении на "ты" нет ничего предосудительного. Мы должны выступать против за простоту и против лишней церемонности и ханжества. Просто подобная форма этикета требует дополнения, произнесения фраз типа: "Помнишь, как мы вместе учились, выпивали, бардачили, воровали и т. д." - подберите по вкусу.

Вывод. НЕ ХАНЖИТЕ!

Он надавил на кнопку, вошла длинноногая секретарша и принесла на подносе стакан толстого хрусталя.

- Узнаю папашкиных друзей, - сказал Младшенький. – С утра виски… Коктейли… Ипподром…

- А вы работаете с восхода до заката? - стушевался я. – Наверно, я вас отвлекаю?

Он улыбнулся обезоруживающе. (Как знакома мне была эта улыбка!) И, смущаясь, признался:

- Я с утра предпочитаю шампанское. А уж потом – коктейли, скачки, девочки…

После первой порции виски Младшенький уговорил меня отведать пива "Молодеческое", бутылки которого стояли темно-зеленой пирамидой на забавной подставке в виде паровозика с прицепом. Паровозик, по команде с пульта (ее давал Младшенький), подъезжал по игрушечной железной дороге и сгружал столько стеклянных, наполненных пенной влагой кегель, сколько требовалось. Младшенький и сам отхлебнул из горлышка.

От смеси двух напитков у меня слегка закружилась голова. Но я достаточно связно изложил то, что велел передать Маркофьев, и вручил приготовленные заранее бумаги. Младшенький, не читая, пихнул их в нижний ящик стола и налил мне еще пива "Молодеческое" и виски в один стакан.

- Потом разберемся, - сказал он.

Чем опять напомнил мне друга.

СЛЕЗЫ ВКЛАДЧИКОВ

Дальнейшее я восстанавливал (или оно само всплывало потом) фрагментами. Обаятельный, кучерявый, как купидон, скромно тупящий долу глазки Маркофьев-младший все повторял:

- Значит, будем работать вместе?

И предлагал:

- Вложи свои денежки в мой банк. А потом приведи еще несколько лохов и вернешь затраченное сторицей. Проценты буду отстегивать сумасшедшие…

- В том-то и дело, - отвечал я. – У нас сейчас нет средств.

- Не парь. А лучше заложи квартиру. Или найди лохов, которые сагитируют других лохов, - стоял на своем он. – Их, таких, которые ради призрачной прибыли готовы остаться без крыши над головой, - пруд-пруди… Пусть несут денежки. Мы потом сгорим. Обанкротимся. А вырученное поделим…

- Но ведь это махинирование, - возмущался я. – Я такое уже переживал. Все переживали. Это пирамида. Последние ничего не получат.

- Это честная игра. Последние действительно ничего не получат. Поэтому все должны стремиться стать первыми. Я затеваю, помимо всего прочего, гуманную акцию – заботы о людях, побуждаю их к тому, чтобы они спешили опередить других.

Он повел меня анфиладами комнат к волнистым водопадам мраморных лестниц, Я шел, будто по Италии, меж красок Караваджо и линий Боттичелли. Будто по Афинам, восходя, меж мраморных скульптур, к храму Посейдона.

Мы шагнули в зимний сад, где на пальмах сидели попугаи, а в озере плавал крокодил.

- Близость к природе восстанавливает силы и равновесие в душе, - заметил Младшенький, вновь протягивая мне стакан с пивом.

Посреди оазиса бил фонтан.

- Мы называем его Слезы Обманутых Вкладчиков, - сообщил он и застенчиво рассмеялся мелодичным, как колокольчик, смехом.

ОТКАТ

Развалясь в плетеном кресле, Младшенький подливал и подливал мне пива и раскладывал пасьянс других возможностей:

- Есть еще вариант. Находишь надежного человека, которому нужен кредит. Даем ему деньги. С условием отката. Он возвращает половину налом.

- Какой ему прок? – недоумевал я.

- Это не наши проблемы. Может, он вообще кредит не вернет.

- Разве такое возможно? Тогда зачем ему давать?

- Возможно все. Надо быть готовым ко всему. Такие сейчас люди пошли… Бесчестные. Могут не вернуть. Но мы-то свою половину уже получим… - подмигивал он.

КЛИН

Я собрался уходить, когда парнишка окутал меня так хорошо мне знакомым маркофьевским взглядом.

- Кстати, - сказал он. – У тебя есть наличность? В смысле карманные? - И пояснил, видимо, ясно сознавая, что беседует с существом, находящимся на самой низшей ступени развития, не способным уразуметь элементарных вещей. – Хотя бы мелочишка?

Я порылся в карманах и выгреб все, что у меня было. Он переложил мои скромные денежные ресурсы в свои одежные емкости. И заметил:

- Часы у тебя неплохие. Дай поносить. На пару деньков.

- Они дороги мне как память, - промямлил я.

- Да верну я твои ходики, - заверил меня Маркофьев-младший. – Мы ведь пойдем теперь по жизни вместе. Единым целым. Одним консорциумом. Свиным клином и рылом, рассекая ряды неприятеля… А не дашь часы – не пожертвую ничего на ваши свинофермы…

Я расстегнул ремешок и отдал часы, подаренные мне Вероникой в день начала нашей совместной жизни.

- Как наметится новое дело – я тебя сразу разыщу. Жди, - сказал Младшенький.

И ушел, не оглянувшись.

НОВЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ

- Что? Отдал ему деньги? И часы? - хохотал Маркофьев. – Ну, ты и выступаешь. Жизнь тебя ничему не научила.

- Он же твой сын… Неужели он способен подвести старинного отцовского приятеля? – кричал я. – Это же против всяких правил!

- Вот именно, он мой сын, - подхватывал Маркофьев. – И ничто маркофьевское ему не чуждо. А правил вообще никаких не существует! Будто тебе надо объяснять! Да, видимо, с часами придется распрощаться…

ОБМАНУТЬ МОЖЕТ КТО УГОДНО – ХОТЬ СЫН, ХОТЬ ДОЧЬ, ХОТЬ СЫН ДРУГА ИЛИ ДОЧЬ ВАШЕЙ ЖЕНЫ ОТ ПЕРВОГО БРАКА. ХОТЬ ВАШ СОБСТВЕННЫЙ РЕБЕНОК ИЛИ ВАШИ СОБСТВЕННЫЕ РОДИТЕЛИ. ГАРАНТИЙ ОТ ОБМАНА - НИКАКИХ.

- Ты нос-то не вешай, - посочувствовал мне в конце разговора Маркофьев. – Я тебя не брошу, что бы ни случилось… Раз уж ты такой обалдуй. Иди к моему Средненькому.

- Кому? – не понял я.

- Средненькому… У Младшенького ты был… Средненький работает на телевидении. Проблем перед телевизионщиками сейчас невпроворот. Да ты и сам видишь… Смотреть тягомотину по всем каналам просто невыносимо… Надо их выручать… Записывай номер его пейджера и мобильника…

ЖЕНА МЛАДШЕНЬКОГО

Но сперва я попал к жене Младшенького – "очкастой хвощине", как называл ее Маркофьев. Эта худющая щепка в облегающем розовом платье с глубоким вырезом (в котором не наблюдалось, увы, даже ложбинки меж грудей) руководила молодежным театром и приняла меня в комнате отдыха за сценой, сплошь загруженной ящиками пива "Молодеческое". Потягивая его через соломинку из высокого стакана, экзальтированная в прошлом продавщица галантерейной секции (Маркофьев снабдил меня ее биографическими данными) с места в карьер взялась меня просвещать:

- Театр идеальный механизм для отмывки… Находите жертвователя, он перечисляет на наш счет сумму, нужную для постановки – костюмы, декорации, освещение, программки, то, се; мы составляем смету, пошивочный цех тратит на материал в три раза меньше, чем указано, электричества вообще не расходуется, а потом…

- Половину возвращаем жертвователю! – вырвалось у меня, поскольку я, во-первых, уже начинал усекать правила, а во-вторых, тоже пил пиво.

Жена Младшенького посмотрела на меня неодобрительно.

- Треть, - сказала она. – Вы возвращаете треть… Половина – слишком жирно. Не стоит мараться из-за грошей...

Я остался доволен встречей, собой и быстротой своего постижения азов финансовой грамоты.

СВОЕ ВЕЩАНИЕ

Средненький Маркофьев подвизался директором новостных программ на телевидении.

- В перспективе надо создавать свое собственное вещание, - инструктировал меня перед встречей с ним Маркофьев. - Хватит, нахлебались во время избирательной компании от враждебных сил…

Его идея заключалась в следующем: я устраиваюсь к Средненькому на постоянную работу, внедряюсь в коллектив и начинаю постепенно перепрофилировать работу фабрики одурачивающих грез – в нужном направлении.

СРЕДНЕНЬКИЙ

Войти в здание телецентра оказалось гораздо проще, чем в помещение банка. У входа дежурили два не лишком внимательно всматривавшихся в лица посетителей милиционера. Несмотря на то, что я предъявил захваченный по ошибке паспорт Вероники, меня легко пропустили внутрь.

Кабинет Маркофьева-среднего не отличался роскошеством и даже элементарной чистотой.

Полненький человек среднего роста с обручальным кольцом на пухлом пальце вышел мне навстречу из-за обшарпанного, заваленного бумагами стола. Протянул мягкую ладонь. Предложил сесть на такой же обшарпанный стул. Речь его журчала, как ручеек.

- Зарплаты вы получать не будете…

Я изумлено вскинул брови.

- Но это не должно вас смущать, - продолжал он. Тут у нас никто не получает зарплаты. Телевидение бедное. Денег нет. Однако реально вы будете иметь столько, сколько вам и не снилось…

Я с сомнением окинул взглядом жутковатую мебель, щербатый пол с лунками на месте отлетевших паркетин, валявшиеся повсюду скомканные и запыленные бумаги.

- Не обращайте внимания, - сказал мой визави, тонко улавливая малейшее изменение в настроении собеседника. – Работой здесь не занимается никто. Здесь занимаются зарабатыванием…

Он легко подхватил бутылку "Молодеческого" (они стояли во множестве возле облупленных и холодных – по причине летней жары - батарей парового отопления), ловко открыл, зацепив металлическую пробку о край подоконника и сорвав ее (стало ясно, почему ободрана мебель). Вторую бутылку обеспробочил зубами.

Возможно, некстати я вспомнил о телесериале "Дурак дураком", все же хоть как-то связывавшем меня с ТВ.

- Отлично, - обрадовался Маркофьев-средний. – На примере этого фильма и начнем постигать способы добывания и получения презренных тугриков.

Я поднялся, готовый идти в съемочный павильон, но хозяин кабинета порылся в кипе желтых документов и извлек сцепленные скрепочкой листочки.

- Согласно этому договору, - сказал он, - на производство тысяча сто тринадцатой серии фильма "Дурак дураком" государство выделило двести пятьдесят тысяч долларов. Плюс пожертвования меценатов… Около миллиона… Мы же сняли данный эпизод всего за двадцать… Надо говорить, куда пошли оставшиеся?

Я разинул рот от восторга. И все же спросил:

- Наверное, качество фильма от этого ухудшилсь?

- Ничуть! – мгновенно откликнулся он. – Снимаем среди картонных декораций. Актерам платим гроши… Точно так же мы бы снимали, отпусти нам государство хоть пять миллионов. И со спонсорами ведем себя правильно. Сколько бы они ни давали, мы откатываем им четверть. А себе отгрызаем две четверти. Все довольны.

- Откат… Магическое слово, - прошептал я.

- Откат, - услышав мой шепот, подхватил он.

- А мне, как автору идеи фильма, положено вознаграждение? – захотел узнать я.

Он был в курсе моей давней тяжбы с укравшими сюжет сценаристами.

- Согласно нашему законодательству вы никогда не сможете свое авторство доказать, - ответил Маркофьев-средний. – Главный же наш доход, - продолжал откровенничать он, – это реклама. И джинса.

- Чего-чего? – переспросил я.

РЕКЛАМА

Вечером я делился с Вероникой почерпнутыми знаниями: