Как пройти тест на допинг-контроль и наличие алкоголя в крови Глава 8 Правила игры в подкидного дурака Главы 4, 9

Вид материалаПравила пользования

Содержание


Тест на выявление заносчивости
Еще не родила
Старые знакомые
Сказки кончаются
Раньше или позже
Быть внимательным
Говори с собеседником о нем самом!
Как я мог предвидеть?
Страна формы
Две льдины
Подобный материал:
1   ...   28   29   30   31   32   33   34   35   ...   51

Утром он смотрел на меня изумленно и просветленно.

- Люди со мной не здороваются, - недоумевал он. – Они разве не знают, кто я?

Он ничего не помнил и был безмятежен, а я после нервной бессонной ночи был сам не свой.

Контрольный вопрос. Нужно вам это – переживать за других?

Ответ. Они же ничего не помнят, не соображают. В беспамятстве могут и убить. А потом с ужасом и тараща глаза обнаружат на себе наручники. Только вам-то, убитому, что будет до их раскаяния и удивления?

Выводы. Так что я, после маркофьевских внушений, если и поругивал сослуживцев, то мягко, это были уже не те бури негодования, которые сотрясали меня, когда клеймил лодырей и тунеядцев в стенах родного института. (Вспоминаем "Учебник Жизни для Дураков"). Я многое постигал и постиг. Нет, не обрушиваться надо на захребетников, не клеймить всей силой презрения, а хорониться от них в стороночке, в крайнем случае - ласково их журить.

ТЕСТ НА ВЫЯВЛЕНИЕ ЗАНОСЧИВОСТИ

Для выявления возрастания заносчивости и гипертрофии самомнения надо всего-навсего начать уступать дорогу в дверях. Бывает, поначалу человек робок и стесняется, и удивляется такому почтению, и, конечно, отказывается пройти первым, и уступает дорогу вам. Продолжайте исследование! Спустя некоторое время он уже не так удивлен и принимает расшаркивание как само собой разумеющееся. Как должное. Это верный признак – его дела пошли в гору. Вскоре он уже изумлен, если его не пропускают первым, и уверенно шагает в проем, принимая вашу услужливость снисходительно и мирясь с вашим присутствием просто потому, что с этим злом ничего нельзя поделать. Он созрел! И находится в счастливом неведении и заблуждении касательно собственной значимости. Скоро, очень скоро он получит от Судьбы такого тумака, схлопочет такую затрещину, что мигом опомнится и начнет боязливо озираться и искать помощи и защиты. И даже помышлять не посмеет, чтобы кто-то при его появлении сторонился. Тушевался. Мялся. Он сам возьмет на себя эту обязанность. Начнет пропускать в дверях всех, а не только вас.

ШПИОНОВИЧ

По рекомендации будущего тестя, отца Вероники, я принял на работу его коллегу (в недавнем прошлом нашего резидента в странах Азии) Евлампия Шпионовича (имя и фамилия в целях конспирации, разумеется, изменены). Шпионович, он же Застенкер, он же Балдухин, он же Греховодов, он же Подлюк – в разное время под вышеперечисленными фиктивными псевдонимами работал в советских зарубежных представительствах, посольствах, консульствах то культурным атташе, то торговым атташе, то военным атташе, то эмиссаром "Красного креста и зеленого полумесяца", а также главой занимавшихся вовсе не экспортом фирм "Экспортлес", "Экспортхлеб", "Экспортрезина" и "Резинмашпромэксорт". На службу он приходил в спортивных тапочках, был поджар, высок и молодцеват, под жилетом или клетчатым пиджаком угадывалась рельефная мускулатура. Руку при пожатии стискивал так крепко, что не хотелось ему ее протягивать. Почему он в цветущем возрасте был отправлен в отставку? Оставалось лишь гадать. (Будущий тесть туманно намекал на дерганную и требующую постоянного напряжения специфику работы разведчика, из-за которой даже нестарики и здоровяки вынуждены рано уходить на покой.)

Вспоминаем вместе. Уходят ли работники ведомств, где служили будущий тесть и Шпионович, в полную и безоговорочную отставку?

Попутное замечание. На самом деле это я хотел покоя. Я устал от бесконечной гонки и не уменьшающейся горы нерассортированных бумаг. Я был так занят, закручен, загнан, что и будущий тесть и будущая теща по-прежнему оставались в статусе "будущих", а это, мне кажется, уже начинало их сердить.

Будущих, а реально – фактических родственников (что уж там говорить, мы ведь с Вероникой были мужем и женой, только не расписанными) - обижало, что я слишком пассивно отношусь к хлопотам по обустройству семейного гнезда. В связи с переизбытком поступавших в неограниченных количествах мешков цемента, кирпича, паркета и кафеля они занялись расширением подвальных помещений возводимого особняка. Решено было разместить здесь две сауны и турецкую баню, а также бассейны с теплой и холодной водой.

Несколько раз я предлагал Веронике съездить вместе на Капри – к выздоравливающей девочке, но моя ненаглядная никак не могла выбрать момент – потому что родители одни, без нее, с установкой отопительного котла ни за что бы не справились.

НАВОЗ

Осложняло ситуацию и еще одно обстоятельство.

Постоянно слыша о наших успехах в деле животноводства (и – в связи с этим - упоминания про навоз, который надо вывезти с ферм), отец Вероники, попросил раздобыть и подбросить на садовую половину дачной территории грузовик этого ценного душистого удобрения. Желая хоть как-то загладить и восполнить недостаток внимания к близким людям и продемонстрировать свою полезность для семейного клана, я обратился за помощью к Маркофьеву – признанному знатоку сельскохозяйственных тонкостей, взращивателю озимых и яровых, покорителю зябей и стороннику травополья.

- Нет проблем, - сказал он. И дал команду.

Вскоре на участок бывшего резидента в Африке были выгружены не один, а десять кузовов из ближайшего свинарника. А потом – еще десять из ближайшего коровника.

Жизнь в поселке временно замерла. Обитатели перестали сюда приезжать, пока удобрение не смыло в реку дождями.

ЕЩЕ НЕ РОДИЛА

Повторюсь: все мои действия были подчинены одной цели – победе Маркофьева на предстоящих выборах. Я был погружен в кипучую лихорадку его бескрайней деятельности и выматывался до умопомрачения. Дома и на достраивающейся даче появлялся редко. Рассуждая и сам себя убеждая, что Вероника должна же меня и мою замотанность понять. Извинить. Мы ведь с ней были настолько близки, настолько проникались заботами друг друга…

Поэтому к мелким проявлениям недовольства с ее стороны я относился не всерьез и даже положительно: они, на мой взгляд, свидетельствовали о неравнодушии ко мне. Что же касается вздорных претензий ее родителей, их эскапады и вовсе не следовало учитывать. Так я думал и, разумеется, ошибался.

Контрольный вопрос. Кого послушает образцовая дочь – мужа-дурака или умных родителей?

После очередного трехдневного отсутствия дома (мы с Маркофьевым посещали нефтепромыслы) - обида возлюбленной достигла столь высокой отметки на шкале возмущения, что ненаглядная просто не пустила меня на порог. Не открыла дверь. (Я же должен был, зарулив прямо из аэропорта и торопясь в штаб, принять душ, переодеться, взять кое-какие справки.)

Выручать меня примчался Маркофьев. Он долго увещевал не желавшую вступать с нами в общение страдалицу сменить гнев на милость, она оставалась непреклонна.

- Небось не одна сейчас, вот и не открывает, - шутя, успокаивал меня он.

Мы спустились по заплеванной и замусоренной лестнице вниз, вышли на улицу. Вечерело. В сумраке редкие прохожие не узнавали кандидата в депутаты, иначе вокруг нас собралась бы толпа.

Маркофьев не отпускал свой лимузин и убеждал меня:

- Поедем в казино… Или в кабак… Развеемся…

Я не хотел. Сам не зная, на что могу рассчитывать, решил простоять под окнами разгневанной своей медсестрички всю ночь.

- Поехали… Развлечемся, - звал Маркофьев. Не бросал меня, и это было с его стороны очень по-товарищески.

Окончательно стемнело. Прохожие исчезли. Лишь в конце пустынного переулка маячила группа: две ярко намазанные девицы и расхристанный паренек, все трое толклись возле молодежного кафе на углу.

- Девчонки, как дела? – крикнул им Маркофьев.

- Пока не родила, - в рифму ответила одна из наяд.

(По-прежнему все вокруг понимали друг друга с полуслова, только я оставался в стороне от общечеловеческого языка взаимопереплетения).

- Я бы к ним примкнул, принял участие, - причмокнув, сообщил Маркофьев.

Вероятно, призывный вид девиц его возбудил. И дольше оставаться со мной стало невмоготу. Потоптавшись рядом еще минут десять, он скользнул в машину.

- Счастливо оставаться. Чао. Кукуй и знаешь что получишь в результате, - напутствовал меня он и умчался.

Я не знал, как быть. Собрался было снова подняться и позвонить в дверь трогательной своей глупышке, но увидел: живописная группа отчалила от кафе и приближается.

Контрольные вопросы. Зачем я их ждал? Что они могли мне сказать, чем помочь?

Поравнявшись со мной, одна из девиц тщательно примерилась, задрала ногу и изо всей силы ступней и каблуком припечатала стоявшую возле обочины легковуху. Взвыла сигнализация. Парень и девицы заржали и пустились наутек. А из дома выскочил мужик с металлическим прутом.

- Я вас давно секу, скоты! – орал он.

Ему на помощь спешил второй – с цепью наперевес. Убежать я не мог, даже если бы захотел.

Вскоре подоспела милиция.

- Он полночи тут крутился и выжидал, - рассказывал владелец авто.

СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ

Хорошо, что милиционеры оказались моими давними знакомцами: это они брали меня с поличным, когда я якобы участвовал в угоне "Ауди".

- Мы поклялись, что все равно тебя возьмем, - радостно галдели они по дороге в отделение.

Меня поместили в привычную камеру…

СКАЗКИ КОНЧАЮТСЯ

Пришлось Маркофьеву снова меня вызволять. Вернее, выкупать.

Когда мы вышли из участка, где я провел остаток ночи, мой друг сказал:

- Сказки имеют обыкновение рано или поздно кончаться. Пошли ты эту Веронику куда подальше.

Я коротким кивком поблагодарил его и зашагал к дому. Он крикнул вслед:

- Сейчас она, конечно, тебя пустит. Чего уж там… Того, кто у нее был, и след простыл… Но что будет дальше? Что будешь делать с вечно недовольной, озлобленной, жаждущего большего стервой? Как стерпишь, что постоянно будет топать на тебя ногой, повышать голос, выставлять бесконечные претензии? Гонит, то есть сама уходит – и пускай, не держи. Как говорят китайцы: "Не отталкивай то, что приносит течение, не удерживай то, что уплывает…"

ДОЛБОЛОБ-5

В это самое время зазвонил поначалу отобранный у меня милиционерами, а теперь возвращенный мобильник. Тип с собачьими глазами скороговоркой докладывал, что его приняли на работу – с испытательным сроком, а жена вроде как чувствует себя получше… Он счастливо и заливисто повизгивал…

РАНЬШЕ ИЛИ ПОЗЖЕ

И еще Маркофьев во время того разговора изрек:

- Лучше уйти на год раньше, чем на минуту позже…

А я его не услышал.

Контрольные вопросы:

Бывают ли в жизни мелочи и пустяки, не стоящие внимания и не перерастающие в крупные катаклизмы? Если не придавать пустякам значения, не мстят ли они потом за пренебрежение?

Крупные конфликты сразу возникают как крупные или берут исток в пустяках?

Из чего складывается семейная жизнь – из масштабных событий или из мелочей?

Вывод. Не надо быть мелочным, но обращать внимание на мелочи необходимо!

О МЕЛОЧАХ (полезные советы)

Надо быть внимательным к мелочам. О человеке судят по мелочам. Крупные, величественные, государственные деяния меркнут, если их вершителя уличат в сокрытии мелких пороков и грешков. Грехи, если их носитель хочет быть уважаем, тоже должны быть крупными, впечатляющими. Убить – не жалкую старушку, а равного себе гиганта или положить целую армию. Промотать – не зарплату клерка, а фамильное наследство или целое государство, капитал банка, где служишь и тебе доверяют. Именно таких кумиров выделяет, чтит и носит на руках человечество.

- ЕСЛИ ДЕЛАТЬ, ТО ПО-БОЛЬШОМУ, - повторял Маркофьев.

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС или ЕЩЕ О МЕЛОЧАХ

Однажды, когда мы забежали заморить червячка в привокзальную закусочную, Маркофьев, приблизившись к рыжей буфетчице с горбатым носом, спросил:

- А морковки с медом сегодня нет?

Она насторожилась:

- Какая морковка? С каким еще медом?

Маркофьев широко улыбнулся:

- Сегодня еврейский Новый год. А на еврейский Новый год надо есть сладкое.

Буфетчица расплылась:

- Неужели кто-то об этом помнит?

- Наиболее прогрессивная часть общества – да! – возгласил он. И вернулся ко мне за столик.

- Ты действительно хочешь морковки с медом? – спросил я.

Он ответил:

- Конечно, не хочу. Мне все равно, что молоть языком, а буфетчице приятно.

Этот ответ стал для него постоянным на долгие времена.

- Мне все равно, а им приятно, - подмигивая, говорил Маркофьев едва ли не после каждого своего выступления с трибуны перед избирателями.

И прибавлял:

- И все так врут. Прямо как женщины и мужчины на юге…

И еще он говорил:

- Наше дело – пообещать!

ГАМЛЕТ (или СНОВА О МЕЛОЧАХ)

Порой мелочи помогают пережить, преодолеть смутные и тяжелые периоды. "Надо дотянуть до дня рождения отца или матери, нельзя же огорчать их своим неблагополучием…" "Надо доделать дело, не бросать же его на половине…" Хотя, какое значение имеют все эти пустяки по сравнению с глобальностью вопроса: быть или не быть? Продолжать или не продолжать жить, оборвать или тянуть постылую лямку?

Вот о чем думал, над чем бился Гамлет…

Но именно мелочи служат порой этапными моментами, верстовыми столбами, вехами на жизненном пути: дотянуть до дня рождения дочери, не огорчать же ее; до зарплаты – и раздать долги, не отчаливать же, обманув кредиторов; доживем, ну, а там видно будет…


БЫТЬ ВНИМАТЕЛЬНЫМ

Быть внимательным, прослыть заботливым - очень легко! Для этого надо запомнить правило: ПРЕЖДЕ, ЧЕМ НАЧИНАТЬ УСТРАИВАТЬ СВОИ ДЕЛА, ПОИНТЕРЕСУЙСЯ ДЕЛАМИ ТОГО, КТО БУДЕТ ЗАНИМАТЬСЯ ТВОИМИ НАЧИНАНИЯМИ. Чисто формально. Но эта прелюдия подарит тебе уйму выгод.

Из вышеприведенной посылки вытекает более общее правило:

ГОВОРИ С СОБЕСЕДНИКОМ О НЕМ САМОМ!

О себе, что ли, с ним распространяться? Зачем? Чем меньше он о вас будет знать и чем больше о вас будет фантазировать – тем лучше! Запомните: ЧЕМ МЕНЬШЕ – ТЕМ ЛУЧШЕ

КОЛБАСА

Я же пускался с новичком Шпионовичем в долгие рискованные откровения. Он мне ничего о себе не рассказывал. Лишь однажды обмолвился, что когда его посылали за рубеж с первым ответственным резидентским заданием, напутствовавший новобранца полковник рассупонился:

- Береги себя. От того, что погибнешь, колбасы в наших магазинах не прибавится…

Вот и все, что я о прошлом поджарого супермена узнал. Надо было подобной законспирированности и закрытости учиться! Нет, я выкладывал о себе все. И кому…

В нашей артели, согласно штатному расписанию, этот тестев протеже принял на себя функции международного коммивояжера, однако, прежде всего ударился в спортивную деятельность. Шпионович-Подлюк, Шпионович-Застенкер, Шпионович-Греховодов, Шпионович-Балдухин внедрил в сонно- рутинную канитель вялого утреннего прихода на работу обязательный ритуал построения и переклички, ввел для всех, включая семидесятилетних ветеранов, строевую подготовку и систему физкультурных зачетов. Ежевечерне, после трудового дня, он устраивал забеги на сорок километров, причем, если кто-то пытался отлынить или отколоться от коллектива – ему урезалась денежная дотация. Тем, кто стремался воскресного выезда загород на лыжах или игнорировал посещение гимнастического зала в обеденный перерыв – уполовинивалась премия. Подлинным преступлением считалось – не участвовать в праздничном кроссе (по случаю дня рождения Маркофьева), не ориентироваться на местности, не стрелять по тарелочкам из положения "с колена". Шпионович с гордостью и полным основанием утверждал, что привнес в лигу маркофьевцев здоровый дух корпоративной состязательности.

Венцом его деятельности явилось введение в распорядок жизни объединения норм ПОССУ – полевых организационно-стрелковых систематических учений, для чего весь наличный состав работников забрасывали на вертолетах в глушь и заставляли передвигаться с полной выкладкой по пересеченной, чаще всего болотистой местности. Ни засилье кусающего гнуса, ни травмы, неизбежные при таком режиме нагрузок, не смущали фанатика.

Я не мог не обратить внимания: столь напряженный и все более интенсифицирующийся спортивный график и бешеные затраты энергии и времени отрицательно сказывались на результатах основной деятельности. Но ни Шпионович, ни Маркофьев с моими наблюдениями не соглашались и даже слушать меня не хотели. Маркофьеву нравилась увлеченность Шпионовича, мой с детства неравнодушный к спортивным треволнениям друг всемерно поддерживал идеи и инициативы бравого отставника. Советовал лишь не забывать про домино и карты – эти игры, по его мнению, также способствовали сплочению команды. На почве футбольного прошлого Маркофьева Шпионович настолько втерся к нему в доверие и пользовался таким безраздельным авторитетом, что на все мои жалобы и докладные записки Маркофьев отвечал одинаково:

- Это твоя кандидатура. Ты его привел.

И был прав!

ОТСТАВНИК-МОЛОДЧАГА

Под влиянием Шпионовича-Балдухина, который мало-помалу прибрал к рукам финансовые вопросы и стал определять суммы окладов и премий сотрудникам, Маркофьев тоже начал жаться, скупердяйничать, экономить на ерунде. Это было так на него не похоже! Если кто-то из подчиненных приходил и просил прибавки жалованья, он, поинтересовавшись, сколько посетитель хочет, говорил:

- За такие деньги я, извини меня, сам четыре раза обегу вокруг избирательного участка! Нет и еще раз нет!

КАК Я МОГ ПРЕДВИДЕТЬ?

Потом, когда худшее случилось, у меня многие допытывались:

- Как ты мог предвидеть крах?

Я отвечал:

- Почему в России все хотят заниматься чем угодно, только не делом? Не прямыми своими обязанностями?

СТРАНА ФОРМЫ

Маркофьев, поощряя кроссы и заплывы, старты и финиши, лыжные марафоны и велосипедные эстафеты, не раз наедине громогласно мне заявлял:

- Россия – страна формы, а не содержания. Ты можешь представить французов, которые (вспомнив, что Наполеон проиграл битву при Ватерлоо), начнут кампанию по переименованию коньяка "Наполеон" - в бренди "Ришелье"? Или англичан, которые устроят в знак протеста (из-за того, что королевская семья плохо относилась к принцессе Диане) переименование башни Биг Бен – в Смолл Бенджамин? В России такое реально! Лишь бы найти повод побузить и побазланить. Лишь бы не заниматься ничем серьезно. Не трудиться. Лишь бы гнать фуфло. (Просьба не путать с ФУФЛООс.)

ЛЕВЫЕ

Маркофьев в конфедециальной обстановке повстречался с лидером левых сил. Я присутствовал на той тайной маевке в гольф-клубе одного из закрытых загородных ночных клубов. Катая клюшками шары по зеленой траве и попыхивая сигарами, два колосса обменивались мнениями о политической ситуации.

- Нас может спасти только коммунизм, - говорил Маркофьев. – Вспоминаю, как мне, в торжественной обстановке, вручали партбилет… Жал руку сам товарищ первый секретарь…

Лицо лидера фракции сияло.

- Какие были времена, - подхватывал он. – Какие приемы и банкеты… Какие песни… "Если бы парни всей земли… Вместе собраться однажды могли…" Вот это был бы гром… Вот это была бы компания… Если бы все хором запели…

Не страдавший гигантоманией Маркофьев заверял:

- Обещаю проводить нужную и правильную линию. Под вашим руководством мы далеко пойдем…

- Именно такие депутаты нам нужны, - говорил партийный гольфист.

Их беседа напоминала свидание двух заклинателей змей. Пока один расточал приятное, то есть извлекал из дудки чарующую мелодию, второй, внимая грубой лести, расправлял плечи и лоснился довольством, потом он сам принимался сладко петь, и тогда воспарял его партнер.

После встречи оба колосса сели в свои черные "Мерсы" и разъехались весьма довольные друг другом.

ПРАВЫЕ

Следующим утром, в бассейне спортивно-оздоровительного элитарного комплекса Маркофьев встречался с представителями правых движений.

- Надо добить, додавить коммунистическую гадину, - говорил он. – Обещаю приложить для этого все силы… Гидра будет повергнута… Или повержена… Я –не я, если не уконтрапуплю ее!

Правые морщились, слушая его не слишком грамотную речь. Но по существу он говорил правильные с их точки зрения вещи.

- Сбросим проклятое иго тоталитаризма, - вещал мой друг, - и пойдем, широко шагая, дорогой развития крупного и мелкого бизнеса…

А когда он заявил, что обяжет всех чиновников (а, может, и рядовых граждан) ездить на отечественных автомобилях, его кинулись качать на руках.

ДВЕ ЛЬДИНЫ

- Зря говорят, что нельзя устоять на двух расплывающихся в разные стороны льдинах, - ликовал Маркофьев, когда мы возвращались в нашу загородную резиденцию.

БРАТЬЯ-СЛАВЯНЕ

Для следующих переговоров Маркофьев раздобыл вышитую косоворотку. Крест с гимнастом, парящим при помощи рук, продетых в звенья золотой цепи, выпустил поверх одежды.

На крыльце расписного (в хохломском стиле) с узорчатыми наличниками терема его ждала ватага бородатых молодцов в черных мундирах с аксельбантами. Бородачи выглядели серьезно и смотрели на моего друга (уж не говорю про то, какими взглядами награждали меня) исподлобья и мрачновато. Но Маркофьев сумел их обворожить.

- Засилье инородцев всюду… Во всех сферах, - горевал он и, кручинясь, дымил махорочной самокруткой. – В то время, как братья-славяне отринуты на задворки. Ничего, скоро все изменится, - вдохновлялся он. – Стоит мне получить депутатский мандат… Я костьми лягу за чистоту родного языка… Повыведу всех черненьких! Ядренать… Все, как один, будут носить лапти! Эту экологически здоровую и истинно посконную обувь!

Разговор после подобных заверений, естественно, затянулся. И длился всю ночь. Когда на рассвете мы вышли из бревенчатого банного сруба, стены которого сплошь покрывали иконы и портреты убиенного Николая Второго, Маркофьев бухнулся лицом в пшеничное поле и омыл лицо утренней росой.