Как пройти тест на допинг-контроль и наличие алкоголя в крови Глава 8 Правила игры в подкидного дурака Главы 4, 9

Вид материалаПравила пользования

Содержание


За что-то
С любымыми не расставайтесь!
Как стать известным и популярным?
Неожиданная помощь
Подобный материал:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   ...   51

РАКОВИНА

И еще он говорил:

- Надо создавать удобную для себя окружающую среду. Люди, которых я давно знаю, это моя как бы ракушка, в которой я в случае необходимости скроюсь…

И еще:

- Надо любить тех, кого послала тебе Судьба. Всех любить невозможно. На всех тебя просто не хватит. А этих, которые под рукой, надо мучаться, но любить.

"Зачем?" – хотелось спросить мне. И я, не удержавшись, спросил.

- Иначе, без любви, ничего не получится, - ответил Маркофьев.

ЗА ЧТО-ТО

Он признался:

- Хвала небесам, наконец, я научился любить не просто так, а за что-то… За то, что человек добрый или красивый, или хорошо к тебе относится… Любить просто так, немотивированно, это глупо! Кроме того, надо смотреть в будущее…

Впоследствии он так расшифровал эту фразу:

- ОТНОСИСЬ К ПОДЧИНЕННЫМ НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ ХОРОШО. НЕИЗВЕСТНО, КЕМ ОНИ СТАНУТ И В КАКИХ НАЧАЛЬНИКОВ ВЫРАСТУТ!

СБЛИЖЕНИЕ

Каждый по-своему и на свой лад ищет и налаживает контакты, устанавливает связи, печется о благополучии. Люди сближаются, сходятся, кучкуются на разных основах. Идут на компромиссы и уступки, ублаготворение просьб и требований – и таким образом превращают чужих в своих. Только дураки портят отношения, забывая о будущем. Умные, наоборот, расширяют ареалы влияния, сплачивают в единой целое протектораты и колонии. Лучше опираться на своих, надежных и привычных, чем на чужаков.

Как происходит формирование коллектива?

Всегда по одним и тем же законам!

Начальник собирает и сплачивает вокруг себя тех, кто не угрожает ему ничем. Это могут быть рекруты из числа его прежних сослуживцев, зарекомендовавшие себя личной преданностью и угодливостью, это могут быть новые подольстившиеся кандидаты. Или дети – из знакомых семей. Одним словом, те, кто не станет или не сможет бунтовать, гавкать, задирать хвост и нос.

Только сумасшедший объединит вокруг себя команду бунтарей и непокорных гордецов.

Примечание. Впрочем, и самые, казалось бы, надежные могут легко предать (мы еще убедимся в этом), могут подставить, подвести, даже сместить… А то и убить. Но ощущение, что шанс получить нож в спину от своих – все же меньше. А ощущения ох как важны и какую большую роль играют в нашем мировосприятии!

С ЛЮБЫМЫМИ НЕ РАССТАВАЙТЕСЬ!

По этой же причине не следует расставаться с бывшими и опостылевшими любовниками и любовницами. Где найдете людей ближе?

Маркофьев ни с кем не расставался… И мне, когда я уличил Веронику в измене, не советовал. Да только я не сразу оценил его провидчество. А потом на каждом углу готов был кричать:

- Даже встретив нового партнера и переживая новое сильное увлечение, НЕ ТОРОПИТЕСЬ РВАТЬ С ЖЕНАМИ И МУЖЬЯМИ, прежними ЛЮБОВНИКАМИ И ЛЮБОВНИЦАМИ! Пока не стало совсем невмоготу – терпите и тяните, не заканчивайте отношений! Вам что, жалко немного повременить, потратить лишнюю толику мгновений, приплюсовав их к бескрайнему массиву бездарно разбазаренного ранее, до того времени? Поймите: все миллион раз может перемениться. Поссоритесь с новой пассией – и вернетесь к прежней. А если порвете с бывшей и после этого поссоритесь с вновь народившейся – к кому станете возвращаться? Следующую когда еще заарканите…

- Кроме того, с бывшей или бывшего еще много чего можно поиметь, - говорил Маркофьев. – Не все же вы с нее или него выжали, не все выдоили…

Задание. Попробуйте что-нибудь на это возразить.

ГРУША

Для обстановки арендованного нами в центральной части столицы особняка была закуплена отечественная мебель из грушевого дерева. Наблюдая за тем, как ее выгружают из контейнеров, я недоумевал: откуда в России такие плантации груш?

Контрольный вопрос. Мебель была поддельная или настоящая? Ваши соображения на этот счет?

Потом, при переезде в другой офис, эти столы, стулья, банкетки, кушетки, кресла были утеряна и обнаружились на двух зимних дачах Маркофьева. Утеряны также оказались документы финансовой отчетности и арендных затрат.

Такое случалось каждый раз, как мы меняли места дислокации. Маркофьев подмигивал и говорил:

- Что будешь делать с этими растеряхами! Которых ты справедливо недолюбливаешь… Ну ничего не берегут!

Контрольно-ревизионные органы, пытавшиеся за нами уследить и надзирать, сбились с ног, гоняя по изменившимся адресам, однако не ни застать нас, ни разобраться в нашем делопроизводстве им не удавалось.

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ

С первых же часов по принятию решения о баллотировании в высший законодательный орган весьма остро встал вопрос о пресс-секретаре, который, общаясь с представителями средств массовой информации, доносил бы до простых людей правду о кандидате. Поначалу наш выбор пал на популярного радиокомментатора Максима Новомужева, удачно кропавшего книги за полуграмотных, не умевших связать двух слов политиков – и на этом приобретшего известность и выдвинувшегося в первые ряды политических аналитиков…. Увы, Новомужев коллекционировал рассеянный по всему свету немецкий фарфор позапрошлого века, отыскивать и закупать эти вещицы было слишком хлопотно, мы предлагали Максиму сойтись на гарнитурах грушевого дерева и самоцветах (в неограниченных количествах, хоть горстями). Такая форма взаиморасчетов не устроила сладкоголосого и безапелляционного репортера. О чем он, с присущей ему прямотой, нам и заявил, надеясь, наверно, что мы попятимся. Но мы заняли твердую позицию. В следующей же передаче, которая вышла в эфир вскоре после не завершившейся обоюдным удовлетворением встречи, Новомужев взял интервью у одной из жен Маркофьева. Та поливала забывшего ее супруга на чем свет стоит.

- Надо было пойти на его условия, - горевал я.

Маркофьев так не думал.

– Ведь знаем же мы, что из двух зол надо выбирать большее, иначе оно само тебя выберет, - сказал он.

Мы снова увиделись с Максимом и предложили ему все же подмахнуть трудовое соглашение, обещая-таки разыскать фарфоровую статуэтку балерины на пуантах и с пуделем, об этой скульптурной композиции он грезил с детства. Неожиданно Новомужев уперся.

- Я больше заработаю на разоблачении ваших нечистых рыл, - сказал он. – Мне за это больше дадут. Кроме того, - зашелся в ярости он, - любая передача критической направленности поднимает мой рейтинг. Я не могу этого не учитывать. Вы – идеальные фигуры для обливания грязью…

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ (продолжение)

Следующим претендентом на пост пиарщика мог сделаться телеведущий – Евгений Пидоренко. Увы, он оказался ангажирован крупным медиа-магнатом Промотыгиным и не имел права разрывать с ним контракт до истечения срока, который определял этот монополист. Пидоренко искренне сожалел, что вынужден нам отказать, но намекнул, что коллекционирует вина, и в его подвале, где чуткие приборы поддерживают постоянный температурный режим, не хватает двух бутылок бургундского - розлива 1901 и 1903 годов, в то время как распроданный по минутам (на пять лет вперед) хронометраж телепередач реально подвергнуть небольшой коррекции. Евгений даже поделился планом: кого и когда (правда, в зависимости от согласованной с шефом позиции) будет превозносить или хаять. Бургундского у нас с собой не было, зато в портфеле Овцехуева случайно нашелся портвейн "Золотая осень" выпуска 2002 года. Увидев редкую этикетку завода подмосковных вин, Пидоренко расцвел и препроводил нас в секретный бункер, здесь хранились досье практически на всех действующих политиков и бизнесменов. Ради любопытства Маркофьев попросил свое и, после откушанной из пластмассового стаканчика за знакомство амброзии, получил в руки толстенную папку с содержащимися в ней сведениями о ста двадцати семи женах, с которыми был зарегистрирован официально, семиста сорока четырех особах, с которыми в браке не состоял, об одной тысяче шестисот одном своем ребенке и трехстах тридцати двух объектах недвижимости – в России и за рубежом.

- Учись, - сказал он после пролистывания бумаг детективу Марине. – Вот как надо работать!

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ (окончание)

В итоге вспомнили про Ивана Грозного, которого все мы, а, главное, Маркофьев хорошо знали еще по прежней жизни, запечатленной мною в "Учебнике Жизни для Дураков". В самом деле, Иван был оптимальной фигурой: известным газетчиком и в доску своим выпивохой. Стали ему звонить… Но заматеревший медведь пера даже не захотел с нами общаться, а лишь передал через своего референта, что очень занят. Нам этот референт многозначительно намекнул:

- Много вас таких, а Иван один. Вы еще услышите об Иване Грозном… Ищите для решения своих мелких задач другую звезду журналистики…

Пришлось проявить настойчивость. В конце концов яркий публицист, создатель клубов знакомств вышедших втираж холостяков и девушек, которым за сорок, (я помнил еще по молодежным телепередачам, где он, в ковбоечке и джинсах, пел под гитару) – назначил нам с Маркофьевым встречу в отеле "Балчуг Кемписки", в зале "Владимир 2". Вряд ли я бы узнал Ивана, если бы случайно встретил на улице или в холле того же "Балчуга". Теперь это был солидный господин, крупный общественный деятель – носивший длинное кашемировое пальто и дымчатые очки с золотой оправой, усталость сквозила в каждом его движении. Беседуя с нами, он, правда, с гораздо большей авторитетностью, чем раньше, изрекал те же истины, которые я слышал от него лет двадцать назад: об опасности наступления мафии, о разъедающей общество коррупции… При этом он то и дело поглядывал на инкрустированные драгоценными камнями платиновые наручные часы, словно дополнительно давал понять, что во-первых, страшно занят, а, во-вторых, борьбу с вредными явлениями нельзя откладывать ни на минуту.

- Лев готовится к прыжку, - то и дело повторял он.

- Какой Лев? Это имя? – не выдержав, шепотом спросил я у Маркофьева.

- Нет. Это образ, - объяснил он. – Лев – это и есть мафия.

После того, как Грозный и Маркофьев обменялись программными заявлениями и обозначили намерения, пламенный публицист выдал нам под расписку приглашения на гражданский форум, где вечером должен был выступать.

Поиграв пару часов на бильярде в ближайшей диетической столовой и так скоротав время, мы поехали в кремлевский Дворец и снова слушали раздававшиеся с трибуны призывы неугомонного смельчака:

- Нельзя допустить, чтобы лев прыгнул! Я, как журналист и интеллигент, уполномоченный многими миллионами интеллигентов, кстати, с двумя яркими представителями этой прослойки я встречался сегодня в отеле "Балчуг-Кемпински" и они просили передать вам, что поддерживают мою позицию, не допущу прыжков льва, каким бы могущественным он ни казался…

В переполненном зале хлопали и выкрикивали слова поддержки.

- Почему он называет себя журналистом, если давно ничего не пишет? – спросил я. – Я, во всяком случае, давно ничего им сочиненного не читал… Почему говорит от имени многих?

- Так ему удобнее, - сказал Маркофьев. – Сохранять имидж творческого человека. Люди ведь как животные – мимикрируют и реагируют на разные цвета по-разному, а потому, умные, перекрашиваясь, выбирают оттенки, которые надежнее оберегают…

В заключении зажигательной речи Грозному принесли гитару и он объявил, что хочет спеть – как в прежние застойные времена, когда у него на кухне собирались друзья-диссиденты. Давая тем самым понять, что нисколько с тех пор не изменился.

Движения его пальцев и губ мало совпадали с льющимися в зал звуками, и я понял: запустили фонограмму.

С гражданского форума я уходил подавленный и смутно раздраженный, Маркофьев же потирал руки.

- Это то, что нам нужно, - повторял он. – Иван сохранил имидж неподкупного борца, бессребреника, рубахи-парня… Именно он будет моим пресс-секретарем! Пойдем быстрей, - поторопил меня Маркофьев. – У нас всего пятнадцать минут. Этот гранд гласности назначил нам аудиенцию в принадлежащем его жене ресторане…

Ровно через четверть часа Грозный вылезал из своего "Доджа Стратуса" – в лакированных коричневых ботинках и фраке.

- Ну, как вечерок? – спросил он, подмигивая. – Удачно я придумал с гитарой? Под занавес? Все тащились от моего вокала…

- Врет, - шепнул мне Маркофьев. – Сам он ничего придумать не может. Имиджмейкер ему все выстроил и подсказал.

- У него есть имиджмейкер? – изумился я. – Что ж он ему не подскажет, что нельзя носить коричневые ботинки и черный костюм…

- Да это специально, - сказал Маркофьев. – Чтобы все видели, как бедняга неприспособлен к жизни, как тягостен ему официальный наряд.

- А часы? Платиновые? С инкрустацией? Они же стоят не меньше миллиона…

- А это опознавательный знак для мафии… Чтоб секли, что он свой и не принимали его слова об искоренении коррупции всерьез…

- Но если у него есть имиджмейкер, на кой хрен он пойдет к тебе в пресс-секретари!

- Дурак ты дурак! – сказал Маркофьев. – Есть отношения, которые с годами только крепнут… И усугубляются.

- Дружба? Любовь? – догадался я.

- Любовь, - сказал Маркофьев. – К деньгам.

ИНЕРЦИЯ

Вечером Маркофьев вновь меня просвещал.

- Люди живут ИНЕРЦИОННО, - говорил он. – И во многом напоминают стаю попугаев. Уж если затвердят что-нибудь, то на всю жизнь. И так и будут повторять. Этот имярек – честный и порядочный… Хотя он только начинал как достойный человек, а потом скурвился и насовершал миллионы подлостей… Этот – талантливый… Хотя он давно ничего не может создать, пропил и разменял свой дар, гонит халтуру… Но туполобые обыватели будут продолжать твердить то, что запомнили… Раз и навсегда…

Он прибавлял:

- Люди всегда идут по пути наименьшего сопротивления. Чем объяснить успех и популярность эстрадных и кинозвезд, как не тем, что журналистам проще обсасывать уже известные фигуры, обращаться к тем, кто на виду и примелькался, кого все знают в лицо, – чем отыскивать и открывать новые величины! Хватают с поверхности, так поступают все в этой жизни… Так удобнее…

БАЛАБОЛЫ

- На этом же принципе ИНЕРЦИОННОГО ДВИЖЕНИЯ основана РЕАЛЬНАЯ НЕПОДВИЖНОСТЬ происходящего, - говорил Маркофьев. – В круг известных и именитых прорваться очень тяжело. Но если уж прорвался… По инерции останешься в нем навсегда… Ты и сам видишь: на экране и газетных полосах - одни и те же лица, репортеры спрашивают обо всем на свете одних и тех же ничего ни в чем не смыслящих людей… О ядерной войне, госбюджете, родах под водой… И пустобрехи и незнайки – которые, однако, постоянно всюду присутствуют, представительствуют, надувают щеки - балаболят без умолку…

Он вздыхал:

- Люди вообще сплошь и рядом путают форму и содержание. К примеру, домогаются откровений у известных артистов… Но что эти чехлы и манекены могут исторгнуть? Они как раз являют собой классический образец формы. Их полые головы и тела наполняет содержанием (и то временным) тот, кто вложил в них текст. Шекспир, Мольер, Ибсен… Актеры озвучивают своими красивыми ртами чужие мысли, передают чужие чувства… Сами они ни бельмеса ни в чем не секут…

КАК СТАТЬ ИЗВЕСТНЫМ И ПОПУЛЯРНЫМ?

От этих умозаключений было рукой подать до следующего программного заявления:

- Для создания имиджа, для совершения первых шагов на политическом поприще, мне понадобятся эти красавчики и любимчики всей страны… Я, конечно, прорвусь в их круг… Я тоже стану популярным и известным. Только я, в отличие от них, не буду сыпать глупостями, а сделаюсь пророком и начну жечь сердца глаголом и истиной… Но пока я не выбился в первый ряд - мне нужна свита.

Это, на мой взгляд, трудновыполнимое пожелание и почти требование Маркофьев повторял не раз и не два… Меня грызли сомнения: почему знаменитые люди должны расступиться и пустить какого-то чужака в свой клан? Они вот уж не походили на альтруистов.

Сначала нам пришлось обратиться в рекламное агентство под названием "Свадебные генералы и генеральши". Обслуживало оно в основном мероприятия венчального характера. Маркофьева столь прямолинейное и лобовое толкование его деликатных намерений покоробило и оскорбило.

- Большинство людей, - не соглашаясь на компромисс, корил он тех, кто извратил его светлый замысел, - настолько мелки, невзрачны, убоги, что им перед смертью даже нечего вспомнить. В их бытии нет ничего яркого, интересного, лихого… Весь отпущенный им земной срок они проводят в обществе жалких посредственностей и ничтожеств. Даже на свадьбу – кто к ним придет? Для этого и существуют "свадебные генералы". Чье присутствие сообщает остальным гостям гордость, придает бессмысленному сообществу значимость, бросает на пустоцветов и пустозвонов отблеск чужой славы… Пустышкам это зачем-то нужно… Необходимо… Но я-то вот уж не жалок, а сам могу украсить любой коллектив. Нужны самородки мне под стать.

САТИРИКИ-ЮМОРИСТЫ

Перво-наперво мы удумали нанять в постоянные провожатые - сатирика. Который бы одним своим видом поднимал настроение избирателям. А заодно расцвечивал тексты маркофьевских выступлений искрометными шутками и рискованными репризами. Но как было подступиться к острословам и зубоскалам? Все они оказались неплохо обеспечены, жили в роскошных загородных виллах, ездили в иномарках, заламывали за свое участие в обычном концерте (не говорю уж о предвыборной агитации) бешенные гонорары.

- Неплохо быть сатириком, - вздыхал Маркофьев. – Видишь, как высоко ценится умение нелицеприятно критиковать, бичевать, обличать…

Кроме того, каждый из них имел покровителей в среде политиков и крупных чиновников. Перед своими хозяевами весельчаки выступали постоянно – на торжествах, в саунах, во время загородных тусовок. Забавляя и потешая благодетелей и их гостей, хохмачи обретали новых могучих защитников. С нами они даже разговаривать не хотели.

Контрольный вопрос. Почему люди любят юмористов?

Ответ. Потому что те шутят и веселят, а слушатели хотят вот именно забыться и развлекаться. Не о собственной же смерти им постоянно размышлять и не о похоронах же и возможном возмездии за совершенные преступления впитывать информацию на праздничных и непраздничных посиделках!

НЕОЖИДАННАЯ ПОМОЩЬ

Помощь подоспела с неожиданной стороны. Я рассказал о возникших трудностях Веронике. Вскоре мне позвонил ее отец.

- У тебя проблемы? Кто из клоунов нужен?

Изумлению моему не было предела. Оказалось, яростные критики и обличители социальных язв и несовершенств – в большинстве своем сотрудничали не только с высокопоставленными бонзами, но и с компетентными органами, к которым в недалеком прошлом принадлежал мой будущий тесть.

По его команде на встречу с Маркофьевым явилась целая свора зубоскалов. Они ядовито щерились, шипели и огрызались друг на друга, беспрерывно шутили и прямо-таки рвались выступать на всех наших крупных и мелких мероприятиях.

Меня зрелище их внутрицехового общения ужаснуло. А Маркофьев, поежившись, выбрал из огромной когорты - одного. Чье лицо не сходило с телеэкрана и который особенно хлестко и нещадно язвил власть имущих. Союз с этим острословом и правдолюбцем сулил Маркофьеву несомненный избирательский успех. И открывал необозримые перспективы в сфере общественного признания. Постоянный шутейный эскорт и оговоренное (за специальную плату) публичное и подчеркнутое демонстрирование панибратства со столь популярной и знаменитой личностью, разумеется, стоили недешево.

- Да, - принимая очередной пухлый конверт с очередной порцией финансовых вливаний, говорил этот самый сатирик по фамилии Худолейский, - я знаю: литературный труд – подвижничество, самоотречение, отрешенность от земной суеты… Но что поделаешь: я люблю черную икру…

Он и красную тоже поглощал в неограниченных количествах. Благо Маркофьев ему ни в чем не отказывал. При этом Худолейский постоянно хмурился. Когда мы спрашивали его, отчего у него такой мрачный вид, он отвечал:

- Все настоящие весельчаки унылы… Взять хоть Зощенко…

Следуя за Маркофьевым, он постоянно ныл:

- Подари мне часы… Подари мне джинсы…

А вот шуток мы от него почти не слышали. Так и хотелось треснуть его по лысой башке, чтоб заставить произнести хоть одну остроту.

Когда Маркофьев, хохоча, рассказал ему про выпрыгнувших и сбежавших из нашего багажника недозамороженных поросятах, выдающийся весельчак даже не улыбнулся.

Детектив Марина разнюхал: на короля смеха работает целый коллектив молодых никому не известных авторов, сам остряк лишь исполняет их приколы. Эти-то ребята не упустили шанс создать на основе уморительного рассказа Маркофьева о поросятах фильм, завоевавший первый приз Каннского фестиваля…

ТЕЛЕСЕРИАЛ

Очередная часть сериала "Дурак дураком" тоже вобрала веселые кадры: поросенок, выпрыгнув из багажника и удирая от ветрела, улепетывает в лес…

Незаметно телеэпопея "Дурак дураком" перевалила за пятисотую серию. Киноповествование шло уже на всех каналах, повторялось утром и вечером и все чаще прерывалось - в так называемое рейтинговое время - долгими рекламными паузами: вспомнить потом, о чем шла речь до клипов о зубной пасте и колготках, оказывалось не всегда возможно. Или же затянутыми вкраплениями, под сладкие переборы гусельных струн, на телеэкране возникали славянской вязью вытканные призывы: "Думай о себе, помни о России".

Маркофьев, как и я, качал головой:

- Недавно из всех динамиков неслось: "Раньше думай о Родине, а потом о себе!" Или: "Была бы страна родная, и нету других забот…" А теперь… Если расшифровать: "Спасайся кто может!" Или: "На Бога надейся, а сам не плошай!" И ведь это государственный телеканал! У всех нынче одна забота: выплыть, не забывая, впрочем, о маячащей где-то в подсознании территории, которая и сама не забывает о себе напомнить – то очередным финансовым кризисом, то вымогательством налогов, то скачком цен и инфляцией…

Маркофьев клокотал от гражданского возмущения.

"Бедный зритель слушатель, избиратель!" – хотелось воскликнуть мне.