Книга первая
Вид материала | Книга |
СодержаниеАфоризмы Ульгучье. 1959 год. Бездомная дверь |
- Руководство по древнемуискусству исцеления «софия», 3676.94kb.
- Книга первая «родовой покон», 2271.42kb.
- Руководство по древнему искусству исцеления «софия», 19006.95kb.
- И в жизни. Это первая на русском языке книга, 6644.79kb.
- Дайяна Стайн – Основы рейки полное руководство по древнему искусству исцеления оглавление, 3235.57kb.
- Книга первая. Реформация в германии 1517-1555 глава первая, 8991.95kb.
- * книга первая глава первая, 3492.97kb.
- Аристотель Физика книга первая глава первая, 2534kb.
- Аристотель. Физика книга первая (А) глава первая, 2475.92kb.
- Книга Первая, 924.9kb.
Или — немного о дальневосточных шаманах.
«След изюбра. Тянется, строга,
Стежка, уводящая от пули.
И шестиконечные рога
Где-то за березкой промелькнули.
След изюбра. И тайга, тайга...»
(Петр Комаров)
«Лесные законы не защитили нас от большой болезни. Даже сам шаман Дадзули отправился в загробный мир. Почему так?»
(Джанси Кимонко)
Более четверти века я занимаюсь изучением народной медицины коренных жителей Дальнего Востока, испокон веков проживающих (около 3-х тысяч лет) по берегам могучих рек и Тихого Океана. С гордостью могу сказать, что обошел всю Дальневосточную тайгу. Проплавал от начала до конца Амур, Бурею, Уссури, Амгунь, Татарский пролив, Охотское море. Был на Колыме и в тундре Чукотки, купался в бухте Провидения, карабкался на скалы Аяно-Майского хребта...
Нанайцы только часть коренных жителей этих мест. Есть еще удэгейцы — лесные люди, занимающиеся в основном охотой на пушного зверя. Они живут на юге Дальнего Востока. Ульчи живут на севере, вместе с нанайцами занимаются речным рыболовством. Нивхи и орочи живут на берегу Татарского пролива и Охотского моря, занимаются речным и морским рыболовством. И, наконец, ламуты (с 1930 года — эвены), живут ближе к Колыме и Аяно-Майскому хребту, занимаются оленеводством. Так было, по крайней мере, к концу восьмидесятых. Сейчас многое изменилось и в жизни, и в деятельности, и в среде обитания коренных жителей Дальнего Востока. Не в лучшую сторону, конечно, изменилось...
...Для меня все началось с массового геологического похода 1959 года, в котором принимала участие молодежь всей страны. Наша группа вышла из поселка Сусанино, что на Амуре (там, кстати, проживают почти все представители коренных жителей). Проводником у нас был, естественно, нанаец. Шли мы через тайгу в сторону Тихого океана в поисках «серебряной горы» — легендарного места, потерянного геологами 20-х годов. В этом таежном месте предполагались и большие залежи золота. Узнали о «серебряной горе» случайно партизаны, в руки которых попали японские карты этого района. Массовый геологический поход освещала и центральная пресса. Так, потом о нашем отряде написала «Комсомольская правда», поместив фотографию всех членов похода, в центре был наш проводник.
Возраст нашего проводника было определить трудно. Он тоже был живой легендой. Так, его называли «дальневосточным Сусаниным» и говорили, что «не один отряд японцев, нанявшись к ним в проводники, потопил он в местных болотах, да и карту с «серебряной горой» добыл тоже он». Ростом он был 1 метр 52 сантиметра, худой, как щепка, тело, как у высохшей на солнце мумии. Глаз его совсем не было видно, как и носа. Лицо — сплошь морщины, череп совершенно голый, кожа на нем тоже словно мумифицировалась. Что касается его национальности, то определить ее точно нельзя было, ибо он называл себя одним именем — Ульгучье, в которое вкладывал и национальность, и фамилию, и имя, и отчество. Он не верящим ему показывал паспорт, где во всех графах было написано «Ульгучье». Он «шибко» обижался, если его называли нанайцем, и мог схватиться за нож, если услышал бы «гиляк» (для многих коренных жителей Дальнего востока, которых называют сборным именем «гиляк», это является оскорблением)...
Тогда, когда я познакомился с Ульгучье, я и не предполагал, что судьба сведет меня с последним представителем этого самобытного рода в трагических обстоятельствах (читай в моем рассказе «Последний из Ульгучье»). Семьи у нашего проводника не было
— Профессия не позволяла обзавестись, — говорил он.
В нашем отряде быстро поняли, что Ульгучье в прошлом профессиональный шпион. Когда «вышел на пенсию», поселился в Сусанино, («моим именем назван поселок!» — хвастался Ульгучье). Занимался промысловой охотой в одиночку, в том числе и на медведей, на которых ходил с рогатиной, а убивал прижатого к земле медведя особым ножом. Нож этот быстро стал объектом зависти всех наших ребят и мужчин. Был он сделан из японской сабли. Лезвие узкое, длиной 10 сантиметров, рукоятка — пять сантиметров из березового корня. Ульгучье в совершенстве владел ножом, что нам очень скоро продемонстрировал. Он пробивал им пятак на расстоянии 20 метров, и перерубал с одного маха без всякого усилия двухгодовалую елку или березу. Но особенно он поразил нас своей ношей. Эта была целая гора, хорошо уложенных вещей, как-то: двух стволов карабина и «тулки», плаща-палатки времен Великой отечественной войны, пары резиновых болотных сапог, производства Япония, лодки-оморочки, болотных лыж, сушеной рыбы и мяса на месяц для него и его собаки, ящика патронов, килограмм махорки, пять коробков спичек, залитых воском, несколько мешочков лекарственных снадобий, мешочки с мукой, перловкой, солью, сахаром... Это то, что он нам показал, примерно, половина его снаряжения! В нашей группе был 25-летний Саша, мастер спорта по тяжелой атлетике, в полутяжелом весе... Так вот, он ношу Ульгучье мог только с трудом забросить на свои широчайшие плечи. А Ульгучье клал ее на свои узкие плечи без всякого усилия! Кстати, наш отряд состоял из одних спортсменов (по разным видам спорта), так путь предстоял тяжелым, и нас выбирали, в том числе и по физическим данным.
Когда мы подружились с нашим проводником, то некоторые парни, в основном, борцы, предлагали Ульгучье, шутя помериться силой. На что он всегда, хитро улыбаясь, отвечал отказом:
— Нельзя мне с вами бороться. Стар я шибко... Могу невзначай позвоночник вам сломать! Сноровку теряю...
Ребята смеялись. Но, однажды, один спортсмен разрядник по вольной борьбе все же схватил Ульгучье в охапку и хотел аккуратно положить на землю. Было это вечером, когда только что начали разводить костер. Не успели мы разинуть рты, как наш чемпион лежал сам на земле, а маленькая ножка в кожаном с гладкой подошвой сапожке прочно прижимало его шею к голени другой ноги. У незадачливого спортсмена глаза понемножку вылезали из орбит, а язык изо рта. Через несколько секунд Ульгучье отпустил его, сказав:
— Это — очень старый прием для старых людей, против молодых, которые нападают сзади...
Спокойно так сказал, но слова прозвучали как речь Пушкинского Командора! Больше охотников шутить с Ульгучье таким образом не находилось...
Много хочется рассказать об Ульгучье... Его мир так и остался для всех нас загадкой, хотя провели мы вместе бок-о-бок целый месяц, в весьма нелегких условиях дальневосточной тайги. Так, от него я впервые услышал легенду о сороковом медведе («у каждого охотника может быть только сорок убитых медведей; сорок первый убьет охотника»). Он своей рогатиной и ножом из японской сабли тоже убил всего сорок медведей... Стрелял он только на слух, ибо «глаза есть, посмотри не могу — старый!». Но, ни разу не промахивался и не портил выстрелом дичь, попадая ей или в голову, или в сердце. Странно было наблюдать за ним в тайге, во время похода. Когда июльская жара, духота, испарения болот, мириады гнуса, заросли, как в тропических лесах, короче все против человека и сильно осложняет его передвижение... А Ульгучье как бы и не касается! Идет себе равномерным шагом, помахивая своим ножичком, расчищая путь, неся на плечах свой неимоверных размеров и тяжести груз, и попыхивает трубкой. А на лице ни тени напряжения, ни капельки пота! И одышки никакой! Дорога к «серебряной сопке» оказалась такая, что к концу пути нас осталось только трое с Ульгучье. Остальные тридцать валились в прямом смысле по пути с ног и разбивали лагеря, чтобы дожидаться нашего возвращения.
Я обратил внимание, что Ульгучье всю дорогу что-то жевал, поплевывая. Когда мы, наконец достигли цели и развели костер на вершине «серебряной сопки», проводник, разбирая свои дорожные принадлежности, впервые обратил на нас, дошедших с ним, внимание. Я понял, что ему интересны были лишь те, кто с ним дойдет до цели. Так, он первый раз за две недели сосуществования, протянул мне свою маленькую сморщенную ладонь и сказал:
— Ты будешь лекарем. Я понимаю!
Я внутренне содрогнулся, ибо был студентом первого курса Хабаровского медицинского института, о чем Ульгучье вряд ли мог знать!
— Меня называют шаманом. Но я не шаман, и в роду у нас шаманов не было, — продолжил Ульгучье, крепко держа мою руку в своей, — я тоже лекарь, но могу и шаманить, если надо! (Здесь и дальше, я буду говорить за Ульгучье своими словами, чтобы не коверкать предложения).
Я напрягся от такого поворота в наших отношениях, и от неожиданного предложения Ульгучье. А он сказал:
— Хочешь, расскажу тебе о «нанайской» медицине. Пригодиться!
Я, конечно же, хотел, и поэтому все три ночи, которые мы провели с Ульгучье у костра, пока наши напарники, уставшие за день от сбора проб грунта, спали сладким сном, слушал его лекции о «нанайской медицине».
И вот мы сидим с ним у огромного костра, искры которого вертикально поднимаются к черному небу, сплошь усыпанному яркими звездами. Следя за искрами костра, я вижу Млечный путь и два перевернутых ковша Большой и Малой медведиц. Месяц своими рогами готов упереться в землю. Мне кажется, что я маленькое существо, зажатое между двумя живыми пульсирующими массами. Слева — тяжелая, дышащая ночным теплом, ароматами хвои, жимолости и лимонника, масса тайги, уходящей на тысячу километров к горам Аяно-Майского хребта (который еще не перешел ни один человек). Справа — такая же тяжелая масса Тихого океана, дышащая прохладой, запахами йода, морских водорослей и горькой соли... Мы с Ульгучье смотрим в костер, он начинает говорить, я весь превращаюсь в слух. Об усталости и сне не может быть и речи!
«Нанайская медицина» со слов Ульгучье. 1959 год.
У каждого нашего рода свои секреты врачевания. Хотя, есть много и общего в лекарстве у всех народностей, которых, вы, русские, называете неправильно одним словом «нанайцы». Есть у наших народов и такое, что одни («народы» — «роды», — Ульгучье употребляет как синонимы), успешно используют, а другие категорически запрещают применять. Это касается и траволечения, и использование органов, тканей и жидкостей животных, рыб, рептилий и птиц с лечебной целью. Так, грибы в лечебных целях используют только нанайцы и удэгейцы. Ульчи и орочи, а также эвены грибы не используют даже в пище.
Удэгейцы знают 66 видов растений, которыми можно лечить различные недуги людей и животных. Ульчи — 63 вида. Нанайцы — 72 вида. Орочи — 15. Нивхи — 10. Эвены — 100 видов трав и растений успешно применяют во врачевании. Эвены самые хорошие лекари из наших народов.
Удэгейцы и эвены, убивая животное — медведя, изюбра, кабана, лося (удэгейцы), соболя, куницу, лисицу, волка, оленя (эвены), всегда рассматривают содержимое желудка зверя. Чем животное питалось перед смертью, и в каком при этом состоянии животное находилось (быстро ли бежало, хорошо ли пряталось от охотника, как умирало и т.д., и т.п.). Ранит, например, охотник зверя, убежит тот от него, добьет охотник зверя через 3-4 дня, вспорет желудок и ясно, какими травами зверь лечился, поправлял свои силы, останавливал себе кровь, боролся с заражением... «Вспоротый желудок зверя, — подумал при этих словах я, — первая так сказать, фармацевтическая лаборатория». Точно также поступают нивхи и орочи, вспарывая животы выловленной рыбе или китам, сравнивая содержимое их желудков и кишечника в различные времена года, нереста, откуда пришла рыба... Много сведений дают лекарям содержимое желудков различных птиц, в том числе и перелетных. Все наши роды используют в растениях абсолютно все в лечебных целях: плоды, цветы, кору, корень. В больших деревьях особенно луб. Широко используют труху, остающуюся после сена, из высушенной травы, собранной в полноцветье. Я не буду перечислять все травы и растения, которые применяют наши народы для лечения. Назову лишь главные, которые просто нельзя не назвать. Но сначала скажу, что из трав и растений мы делаем: настои, отвары, настойки, мази и порошки. Для настоев и растворов широко используем соки трав и деревьев, добавляя к ним жир животных (медведя, изюбра, кабана, крыс, птиц, кита, рыб). Часто добавляем в настои и отвары, и желчь животных. А также рыбьи мозги, молока, плавательные пузыри, икру. А в качестве «растворителя» широко используем прокипяченную человеческую мочу. Если животное погибает с полным мочевым пузырем, то его моча также используется в качестве растворителя.
Всем известны панты и сушеные хвосты молодого изюбра. Нанайцы варят панты в сахарном сиропе и добавляют туда травяные приправы, получается великолепный по вкусу и эффекту мармелад или жвачка.
— Ты, наверное, обратил внимание, — обратился ко мне Ульгучье, чуть повернувшись, а то все время, пока рассказывал, смотрел в костер, — что я всю дорогу что-то жевал. Так вот, я жевал жвачку из пантов.
Мармелад из пантов от всех недугов, и превосходит по эффекту даже китайский женьшень (по-китайски: нацуй). В наших местах растут некоторые деревья и травы, препараты из которых тоже могут успешно соперничать с женьшенем. Вот некоторые из них:
1. «хатола» — специально приготовленный луб маакия амурского;
2. «бурункуле» — также из луба березы маньчжурской или липы амурской, или дуба монгольского, добавляется медвежий или собачий жир;
3. «чизомайко» — соленая пижма (в нашей медицине применяется свыше 100 способов приготовления соленой пижмы, и каждый способ дает особый вид снадобья от разных недугов);
4. «хахорка» или «симплокарпус вонючий» — эффективно рассасывает опухоли;
5. «тимтэке» — затвердевший березовый сок;
6. «годиалхин» (софора желтеющая) — не признается эвенами и орочами;
7. «хато-охто» — нанайский женьшень, растение №1 в нашей медицине, не признается только ульчами; это растение из семейства орхидей, занесенных на Дальний Восток, вероятно, ветрами южных тропиков. О нем нужно сказать особо. Это растение 8-10 лет живет под землей, не показываясь наружу, паразитирует на корнях опят. Иногда это растение прячется в коре дуба, являясь его паразитом. На 10й год выбрасывает небольшой стебелек с кучкой белесоватых маленьких цветков, быстро срываемых и разносимых ветром на дальние расстояния. Найти его в тайге не легче, чем женьшень. А, искусственно вырастить еще никому не удалось.
И, наконец, такой простой и всем известный багульник, или «санкурэ», по-нанайски. Ульгучье вновь повернул ко мне свою мумии подобную голову и сказал:
— О багульнике я тебе рассказывать не буду. Я сейчас стану шаманом и выполню любое твое желание. Тебе нужно только загадать, где бы ты сейчас захотел очутиться и кого увидеть. Хочешь — вмиг окажешься дома, и увидишь маму с папой? Хочешь — отправлю тебя в Москву?.. Я мог бы натравить на тебя медведя или тигра, а то — оставить одного на дрейфующей льдине в Ледовитом океане... Хочешь, тебя будет ласкать в своих объятьях красавица? Короче, загадывай, что хочешь, то и сейчас получишь!
— Ты меня загипнотизируешь? — растерянно спросил я Ульгучье.
— Я сделаю с тобой то, что делают с людьми наши шаманы!
— Я согласен! — твердо, сгораемый от любопытства, сказал я.
Ульгучье быстро встал, и тремя прыжками исчез в тайге. Вскоре вернулся, неся с собой какие-то ветки с небольшими редкими цветками. Багульник! Охапку багульника он бросил в костер и подтолкнул меня к нему. Когда пламя взметнулось, охватывая багульник, в ноздри мне сильно ударила струя дыма. Ульгучье велел мне крепко зажмуриться, а большими пальцами сильно надавить за мочками ушей, что я и сделал.
— Дыши быстро, полным ртом вдыхай дым! — приказал он, стоя у меня за спиной. Я начал задыхаться от дыма. В горле запершило, стало поташнивать.
— Потерпи секунду, пройдет! — понимая мое состояние, сказал Ульгучье. И я терпел, еле сдерживаясь! Сколько не знаю. Вдруг все изменилось. Я открыл глаза — был яркий солнечный день. Я был в цветущем вишневом саду. Аромат и жужжание пчел вокруг. Навстречу мне, легонько поднимая цветущие ветки вишни, шла Наташа, моя любовь, моя мечта! Громадные синие глаза ее сияли радостью. Она подошла ко мне вплотную, положила руки мне на плече и я почувствовал ее губы на своих... Дальше не буду описывать, что мне тогда причудилось, ночью, в тайге, недалеко от Тихого океана, под чарами Ульгучье...
Когда я очнулся, дым багульника исчез. Угли костра излучали жар, но уже потихоньку гасли. Я был под наваждением больше часа!
— Наши шаманы, — видя, что я пришел в себя, начал Ульгучье, — используют багульник во время камлания, и таким образом очаровывают окружающих. Багульник широко используется и нашими лекарями для индивидуального дымолечения. Лечение дымом осуществляется, как правило, следующим образом. Берется железная кружка, изнутри смазывается жиром животного. На небольшом костре сжигается целебное растение. Дым улавливается кружкой, и она подносится или к больному месту, или дым из кружки глубоко вдыхается несколько раз. Иногда на жир, что на стенках кружки, капают что-нибудь из целебных растений, например, раствор пиона, саранки, лука маньчжурского, черемши, еловой смолы. Иногда для этой цели применяются отвары из грибов-мухомора и бледной поганки...
Нанайцы широко используют личинки насекомых. Из личинок навозных мух, высушенных и растертых в порошок, они приготовляют великолепные антисептические и стимулирующие заживление гнойных ран, порошки. Личинки рыжих муравьев, настоянные в сахарном сиропе, используют от грудной жабы, бронхитов, воспаления легких, астмы. Очень популярны у нас порошки из осиных сот, растертые вместе с высушенными личинками ос.
Специально для мужчин, а также для физически ослабленных больных, кроме пантов и хвостов изюбра, применяют также плавательные пузыри рыб, «струю кабарги» — мускусную железу самцов, сушеные половые органы грызунов, мозг крупного зверя, (медведя, лося, кабана), а также, кита. Мозги предварительно «маринуют» в негашеной извести. В негашеной извести «маринуют» также и змей, потом их едят с лечебной целью.
Есть у наших лекарей и эффективные методы лечения алкоголиков. Вот некоторые из них. Водку выливают в таз и бросают в него живую рыбу (щуку, сома, амурскую касатку), и ждут, пока рыба не сдохнет. Потом этой водкой угощают алкоголика. Год, как минимум, после такого угощения, человек перестают пить. Или на закуску пьющему дают вареные грибы «навозники». Тот же лечебный эффект...
Уже светало, когда курс лекций по «нанайской» медицине Ульгучье подходил к концу. Больше у нас с ним не было случая поговорить. Взяв пробы грунта с разных сторон «серебряной горы», мы стали собираться назад, в Сусанино, подбирая по пути остановившихся товарищей.
Я записал несколько афоризмов Ульгучье, которые мне показались интересны.
Афоризмы Ульгучье. 1959 год.
Избегай теплой воды — она расслабляет жизненные силы организма и усыпляет волю.
Купайся в талой воде, при ледоходе, в снежных сугробах. Молодость не вернешь, но старость задумается.
Только четырех видов тепло полезно: нагретого солнцем дерева, пламенем костра — камня, таежного воздуха, и женщины. Остальное вредно!
Примечание: Первым о необходимости тщательного изучения народной медицины коренных жителей Дальнего Востока, живущих по берегам рек и океана, говорил Ф.Б.Шмидт в 1863 году в отчете Российской Академии наук.
«Нанайцы» не болеют клещевым энцефалитом и нефрозо-нефритом, смертельными болезнями, которыми легко заразиться в весенне-летний период в Дальневосточной тайге. Они погибают от болезней цивилизации: до 1913 года — от оспы и чумы. После 1913 года — от туберкулеза и алкоголизма. В наше время — от сифилиса и спида...
20.11.1998.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
«Валентинка»
В ночь с 14-го на 15-ое февраля 2003 года, когда еще Москва и пригороды продолжали весело праздновать День всех влюбленных, Вселенский День Любви, который в англоязычных странах успели окрестить «Unlimited Love». Когда еще люди продолжали дарить друг другу «валентинки», из окна общежития одного из Московских ВУЗов, с 20-го этажа, в 23 часа 00 минут, выбросилась студентка.
Из протокола судебно-медицинского вскрытия трупа и материалов следствия известно:
1) ей недавно исполнилось 22 года,
2) она заканчивала ВУЗ с отличием и была претенденткой на «красный диплом»,
3) место постоянной прописки ее — город Тверь,
4) из близких родственников у нее была только бабушка, 75 лет, пенсионерка, постоянно проживающая в Твери. Еще то,
5) что в крови трупа не было обнаружено ни алкоголя, ни каких-либо других наркотических или психотропных препаратов;
6) что студентка была девственницей.
Мотивы самоубийства девушки, а это было самоубийство по предварительным данным следствия, изложены в посмертной записке, которую студентка озаглавила «Валентинка».
Из материалов следствия прокуратуры, также было известно, что бабушка самоубийцы, узнав о ее смерти по телефону от следователя, скоропостижно скончалась, не успев повесить телефонную трубку.
У девушки был жених, спецназовец, герой войны в Чечне. За ним установлено наблюдение, ибо он поклялся перед следователем, что «разыщет виновных в самоубийстве невесты и расправится с каждым в отдельности, по-своему». Посмертная записка девушки была написана после принятия решения, покончить с собой. Она никому не адресовалась. В ней нет просьбы, найти и наказать ее «убийц». Вот с некоторыми сокращениями содержание этой «Валентинки»:
«У меня нет другого выхода, я не смогу дальше жить! Страх, который я пережила, прошел, но я потеряла все. Внутри — пустота. Сердце болит нестерпимо. Постараюсь взять себя в руки...
Я предчувствовала беду. Если бы не нужно было бы завтра быть в Москве, ничего бы не произошло... А, может быть, произошло что-нибудь другое, такое же страшное? Если не со мной, то с бабушкой или с моим любимым? Это предчувствие возникло тогда, когда я была на вершине счастья! Мне было так хорошо, как, наверное, бывает у человека раз в жизни... Наверное, так хорошо никогда не должно быть. А, если все же бывает, то бывает и расплата!
Хорошо, что со мной, а не с бабушкой, не с тобой, мой дорогой, мой любимый! Прости, что я не сдержала слова! Прости меня, что я бросаю тебя! Простите меня! Бабуля, и ты, прости, прости, прости!
Да, все по порядку. Я выехала из Твери в 17 часов 55 минут. Вагоны электрички были почти пусты. В моем вагоне ехали молодые ребята с девушками, несколько мужчин средних лет, две женщины и один старичок...
Электричка шла быстро. Я погрузилась в чтение. Ребята громко смеялись, но их смех мне не мешал. Очнулась, когда на мое плечо положил руку мужчина и потребовал билет. Я подняла голову и увидела еще двух мужчин, которые проверяли билеты у ребят. Все трое были в форме, которую носят контролеры. Я показала проездной билет. У меня потребовали студенческий. Было видно, что контролеры хотят придраться, но у меня все было в порядке. Ребята, не прекращая смеяться, расплачивались с контролерами десятками. Они, собрав с них деньги, подошли к старичку. Он что-то сказал им, и видимо, показал пенсионное удостоверение. Но они требовали с него деньги. Я часто езжу на этой электричке и не помню, чтобы контролеры подходили к пожилым людям. Но эти... эти взяли у старичка десятку...
Прошло минут пять-десять, не больше, ибо я не успела сосредоточиться на чтении, сердце тревожно билось. Я подумала, что это из-за старичка. Было жалко его! В глазах остановилась картина: старичок трясущейся рукой протягивает в огромную лапу контролера, скомканную десятку!
Я услышала шум со стороны молодых людей и подняла глаза. Около них стояли контролеры и требовали деньги, угрожая «выбросить из электрички». Это были другие контролеры, с бляхами на форменной одежде (первые были без блях), женщины средних лет. Рядом с контролерами стояли два милиционера. Один большой, широкоплечий, с красным, одутловатым лицом. Он еле держался на ногах. Был пьян. Грубо шутил, и сам выхватывал из рук ребят десятки. Другой невысокий, держался несколько в стороне от группы, коренастый, был трезв. Этой группой руководила контролерша, среднего роста, толстая, лицо ее также было красное и было видно, что она тоже выпившая, ибо говорила очень громко, грубо. Взяв десятки у ребят, они направились к старичку. Я еще ничего страшного, что скоро со мной произойдет, не осознавала. Тревога усилилась, но предчувствия беды еще не было!
Я не слышала голоса старичка, но по крику контролерши поняла, что он отказывался платить. Говоря, что заплатил только что прошедшим контролерам. Контролерша требовала показать ей квитанцию. Предыдущие контролеры забирали деньги, не предлагая квитанций. Старичок показал контролерше потрепанный пустой кошелек. Тогда она грубо вцепилась в его плечо и, обругав матом, заставила его встать, приговаривая: «Сейчас в тамбуре ты другое запоешь!» Другая контролерша и пьяный милиционер громко хохотали. Они повели старичка в тамбур.
Когда проходили мимо меня, я не выдержала и спокойно сказала, но сердце мое уже было не на месте:
— Отпустите старичка! Я видела, как он платил штраф предыдущим контролерам. Вы можете их догнать, они только что прошли.
Дальше я не могу связно писать! Все произошло, как в кошмарном сне, и я не могла проснуться! Не помню, как оказалась в тамбуре. Сильно болели плечи. Я стояла, окруженная контролершами и милиционерами. Краснолицая что-то громко кричала, ударяя меня кулаком в грудь. Пьяный милиционер хохотал. Вдруг я ясно расслышала... Это сказала воинственная, выпившая контролерша, при этом она отвернулась от меня и повернулась к пьяному милиционеру:
— Ты хотел трахаться? Трахай ее, — она больно ткнула меня в грудь пальцем. Но, пусть сначала от...сет!
— А, что, это идея, — сказал пьяный милиционер, — она ничего! За проезд надо платить!
— Вот и заплатит! — захохотали контролерши.
Сознание мое было ясное. Не хотелось верить своим ушам, но, ужас!
Пьяный милиционер стал расстегивать брюки, а контролерша схватила меня руками за шею, и, повиснув на мне, стала меня сгибать! Ужас. Меня затрясло. И я закричала изо всех сил:
— Спасите! Помогите!
Рванувшись, я выскользнула из рук контролерши и вбежала в вагон, продолжая кричать:
— Спасите! Спасите!
Вслед за мной в вагон забежали контролерша и пьяный милиционер. Контролерша громко сказала:
— Все в порядке! Мы задержали безбилетную наркоманку!
Ни один из пассажиров не вскочил с места. Но в вагоне стало тихо, ребята замолчали и опустили головы. Я лихорадочно искала глазами кого-нибудь, кто мог бы за меня заступиться. Но все смотрели в окна...
...Я вновь оказалась в тамбуре. Помню, как меня втаскивали, я цеплялась за кресла, двери... Дальше я не знаю, что со мной сделали, кто сделал! Меня выбросили из вагона в «Химках». Я очнулась, сильно болели кисти: ногти были сломаны, я лежала на животе в месиве грязи, льда и соли...
...Совсем не помню, как добралась до Москвы, до общежития. Как открывала дверь комнаты... Мне хотелось одного — умереть!.. В голове гудело. В ушах стоял хохот контролерши и пьяного милиционера. И слова:
— Трахни ее!..
— Я могу!.. За проезд надо платить!..
...Я не знаю, что они сделали со мной. Не хочу знать, что произошло! Хочу умереть!»
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Бездомная дверь
Ее выбросили на свалку ненужных вещей сразу же, как заменили новой, железной, с хитроумными импортными замками и глазком. Сейчас многие заменяют двери: наружные — металлическими, внутренние — дверьми в европейском стиле.
Наружная дверь (которую заменили металлической) перенесла многое: в ней постоянно ломались замки, врезались новые, ее открывали пинками, когда терялись ключи... Дверь была полая, и только по краям ее были деревянные бруски. При замене замков, бруски, естественно, разрушались, и когда врезали последний, то укреплять его пришлось, виртуозно изощряясь: длинными шурупами, гвоздями, проволокой... Тем не менее, он держался на честном слове и охранял квартиру чисто символически. Для пущей прочности снаружи область замков, как-то укрепили тонкой медной пластинкой: дверь так стала выглядеть «круче». Снаружи обили ее черным дерматином, а изнутри обклеили обоями, теми же, что и коридор (на обоях изображались сцены английской охоты). В общем, дверь вполне могла бы еще служить (если не принимать в расчет воров, для которых, впрочем, и хитроумные замки железной двери не преграда!) Железная дверь появилась в этой квартире, когда в подъезде почти все двери вдруг оказались железными.
Итак, пока ставили новую дверь ловкие рабочие (всего то и работы полчаса!), старую дверь отнесли на помойку. Бросили, как ненужный хлам!
Вот, собственно, и все. И писать вроде бы было не за чем, и не о чем: подумаешь, дверь изношенную, заменили новой, современной, а старую снесли на свалку! Да такое только в одной Москве сейчас происходит, чуть ли не ежечасно. А в России, наверное, ежеминутно. Люди хотят жить спокойно, надежно защищенными, вот в железных дверях с мощными замками они и находят, пусть иллюзию, но душевного спокойствия. Хотя в этой квартире, о двери которой пишется, никто не почувствовал, что жить стало спокойнее.
Захотелось написать о двери, наверное, потому, что стало по-человечески жалко ее, когда увидели ее на свалке. Только что прошел дождь, и обои, которыми была оклеена дверь, сморщились, как кожа лица очень пожилого и уставшего от жизни человека. Но, все же живого и умеющего страдать. К помойке постоянно шли люди, не задерживаясь у нее, выбрасывали мусор и возвращались в свои квартиры. И почти каждый из них, волей-неволей, бросал взгляд на сморщенную дверь. Что при этом мелькало у них в голове? Может быть, кто-нибудь прикидывал, на что еще могла бы дверь пригодиться? Но у большинства были мысли иные, отвлеченные, философские...
Известно, что человек, что бы его ни касалось, ни захватывало бы его воображение, всегда все примеряет так сказать к себе. Так уж мы устроены, что не только все мерим на свой аршин, но и через все, ни мало, ни много, можем пересмотреть заново всю свою прожитую жизнь, мгновенно переоценить все, даже самих себя, и, таким образом, случайно, из-за пустяка, переосмыслить свое житие-бытие.
Какие мысли возникали в головах жильцов, выносивших мусор в то время, когда «сморщенная» дверь валялась, выброшенная хозяином из квартиры, которую она верно и преданно охраняла в течение полувека?
Жильцы шли разные, молодые и старые, мужчины и женщины, старики и дети и все видели дверь и ее позор быть выброшенной на свалку, никому и ни на что не нужную, не имеющую никакой перспективы вновь оказаться нужной вещью... Что ей осталось в этой жизни? Только быть раздробленной вместе с другими такими же, отслужившими свой срок вещами и оказавшимися на свалке, и сожженной где-нибудь на свалке за городской чертой. Вот и все. Печальный конец... двери? Увы, всего на этом свете (если подумать философски). У всего свой срок. И у комнатной двери, и у людей, которые за ней до поры до времени прячутся.
06.09.1998.