Евгений петрович сычевский

Вид материала

Документы

Содержание Великое княжество литовское: предпосылки кревской унии (внутриполитический Антипартизанская стратегия во внутренней политике колумбии и мексики

Подобный материал:

• Петров Евгений, 20.77kb.
• Михаэлис евгений петрович управление архивов и документации восточно-казахстанской, 682.14kb.
• Русская литература. Электронный учебник, 348kb.
• Анализ деятельности комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав в муниципальном, 136.86kb.
• Артюх Евгений Петрович, заместитель председателя комитета Областной Думы закон, 728.96kb.
• Яковлев Василий Иванович, Яковлева Галина Халимовна, Ярковский Сергей Игоревич. Отсутствовали:, 171.14kb.
• Рекомендует Евгений Феликсович Чеканов, зав отделом прозы журнала «Парус», член Союза, 22.09kb.
• To a question on the methods of conducting the criminological, 215.61kb.
• Емельченков Евгений Петрович, кандидат физико-математических наук, доцент, заведующий, 29.98kb.
• Петрович В. Г., Петрович Н. М. Уроки истории. 6 класс, 381.89kb.

Ю.В. Малиновский, БГПУ


ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕСТВО ЛИТОВСКОЕ: ПРЕДПОСЫЛКИ КРЕВСКОЙ УНИИ (ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИЙ

И МЕЖДУНАРОДНЫЙ АСПЕКТЫ)


Кревская уния 1385 г. стала крупнейшим историческим событием в истории Великого княжества Литовского, Польши, а также Руси, предопределив на многие столетия пути развития и взаимоотношения народов этих стран. Что предшествовало такому выбору, какие факторы сделали его определяющим, насколько он был закономерен? Несмотря на весьма обширную историографию по данной проблеме, подобные вопросы не потеряли своей актуальности и сегодня.

В начале 80-х годов XIV в. внутренняя жизнь Великого княжества характеризовалась возникновением и переплетением множества сложных явлений, что обусловило усиление противоборства между влиятельными политическими, этническими, религиозными группировками данного государства и, как следствие, его внутреннее ослабление. В значительной степени все это объяснялось особенностями политического устройства самого княжества. Как известно, в XIV в. литовское государство сумело распространить свою власть на огромную территорию западных и юго-западных русских земель, в несколько раз превышавшую его первоначальные размеры. И хотя их включение в состав Великого княжества на протяжении 1320 – 1370-х гг. проходило в значительной степени добровольно, на основе вытеснения литовцами из этих мест ордынского влияния, сохранения здесь древнерусских законов и традиций, православной веры, власти местных Рюриковичей, в последней трети XIV в. здесь начинает складываться новая политическая ситуация. На фоне подымающегося Московского княжества возможности неограниченной экспансии Литвы на востоке постепенно исчерпывались.

Внутриполитическая ситуация в стране заметно осложнилась после смерти в 1377 г. великого князя Ольгерда, что вызвало серьезное обострение борьбы за политическое наследство между членами его семьи. Многие влиятельные Гедиминовичи откровенно пытались добиться политических выгод путем поддержки со стороны традиционных внешних противников литовско-русского государства – Орды, Тевтонского ордена, а также Москвы. Новый великий князь Ягайло не смог сохранить прежде достигаемое его предшественниками дружеское сотрудничество между литовским правительством и русской феодальной верхушкой в лице своих старших сводных братьев. Это означало, что православные сыновья от первой жены Ольгерда, русской по происхождению, были окончательно устранены из ближайшего к правителю круга Гедиминовичей. Часть из них открыто начинали тяготеть к г. Москве и готовились с ее помощью отстаивать свои интересы. Желая смягчить неудовольствие, Ягайло письменно подтвердил их право на земельные владения (однако дал это право не всем претендентам). Этот шаг великого князя юридически оформил превращение Литвы в конгломерат разделенных вотчинных владений, но не устранил противоречий между отдельными группами Гедиминовичей — особенно между язычниками, каковыми еще оставались Ягайло и его окружение, и приверженцами православной веры.

Не случайно поэтому, что в условиях все более усиливавшегося в тот период противостояния Москвы и Великого княжества московским правителям было выгодно военно-политическое сотрудничество с попавшими в опалу или оттесненными от великокняжеского трона аристократами. В целях ослабления своего политического противника и углубления его внутренних противоречий Москвой использовались разнообразные способы и средства вплоть до масштабных военных кампаний. В этом плане характерен следующий пример. Предполагая, что новый великий князь Ягайло готов присоединиться к Мамаю, в 1379 г., в самый канун решающей схватки с Ордой, по приказу московского князя Дмитрия Ивановича его войска выступили в поход на литовские владения к Брянску, Трубачевску и Стародубу. Однако это не было походом на сокрушение литовского княжества и не могло в тех обстоятельствах нанести ему столь значительный ущерб, чтобы изменить его политику. Цель похода заключалась в другом: воспользовавшись междоусобицей в Литве и расколом между Ольгердовыми сыновьями, создать благоприятные условия для перехода на сторону Москвы ряда князей южных и юго-западных территорий и, в частности, князя стародубcкого (сына Ольгерда) Дмитрия. Цель была достигнута. Дмитрий Ольгердович со всем своим семейством и воинством перешел на службу к Дмитрию Ивановичу, получив в удел город Переяславль. Еще ранее союзником Москвы оказался другой сын Ольгерда, полоцкий князь Андрей, ставший наместником московского князя в Пскове. Оба брата принимались в Москве отнюдь не как простые военные перебежчики, а как такие удельные князья, которые обладали правом возглавить любой удел русской земли. Насколько далеко зашла рознь между Ольгердовичами, видно из того, что последствии сводные братья Ягайло, Андрей и Дмитрий, приведут свои дружины на помощь Дмитрию Донскому и на поле Куликовом будут бок о бок сражаться против общего врага, в то время как сам Ягайло со своим воинством будет спешить на помощь Мамаю [1, C.107]. Все это станет признанием со стороны определенных кругов литовской знати прав Москвы на объединение всех русских православных сил, на ее лидерство в русских землях и на главенствующую роль в противостоянии с Ордой. Угроза того, что за Москвой потянутся и русские земли, входящие в Русско-Литовское княжество, становилась вполне реальной.

Кризис политического механизма династии Гедиминовичей обострялся глубоким конфликтом между Ягайло и частью этнической литовской верхушки. Он вылился в фактическую войну с его двоюродным братом князем Витовтом, являвшимся сыном великого князя Кейстута (родного брата и многолетнего соправителя Ольгерда), тайно убитого по приказу Ягайло в 1382 г. Сам Витовт, избежавший той же участи, вступил в союз с Тевтонским орденом, где принял христианство, и начал при его помощи готовиться к борьбе с Ягайло, рассчитывая на свою большую популярность среди литовцев. За помощь Ордена в овладении властью в Великом княжестве Витовт обещал немцам часть литовской территории. Положение для Ягайло становилось угрожающим. Литовцы его государства были против него за расправу с Кейстутом; русские – за помощь Мамаю. С одной стороны, он вынужден был считаться с активизацией сепаратистских настроений южнорусских феодалов в системе полуавтономных княжеств Литовско-Русского государства, с другой  обратиться к поиску дополнительных ресурсов для борьбы со своими политическими противниками. Совокупная острота этих проблем становилась серьезной угрозой для литовской государственности, что и заставляло Великого князя искать военно-политическую поддержку у внешних сил.

Как одну из важнейших причин смены политического курса Великого княжества в середине 80-х годов XIV в. следует отметить фактор внешнеполитический, приведший к серьезному ослаблению международных позиций страны на основных стратегических направлениях.

Конфликт Литвы с Тевтонским орденом именно в XIV столетии стал предельно острым. Завершив к началу столетия покорение прусских племен, немецкие рыцари поставили перед собой как политическую цель покорение земель, входящих в состав Литовского княжества. Война с литовцами была войной против язычников, в которой немецкое рыцарство не считалось даже с теми немногими ограничениями, которые накладывали на ведение войн между христианами нормы средневековой морали. В силу этого она велась со стороны захватчиков самыми жестокими и грубыми методами. В своих действиях крестоносцы комбинировали тактику непрерывных опустошительных набегов с методическим строительством сети укрепленных замков на захваченных территориях. Война на северных и северо-западных границах Великого княжества шла без перерывов в течение десятилетий. Особое усиление немецкого наступления происходит в начале второй половины XIV в., когда объектом нападения становятся уже главные центры государства – Троки, Ковно, Вильно. Перевес постепенно склонялся на сторону крестоносцев, которые начали утверждаться уже близ Немана, на южных рубежах Литвы. Страна остро была заинтересована в новом союзнике.

Соседство Литвы на востоке с огромной Русью делало их историческими антагонистами. Наступал новый период политической жизни Восточной Европы, новый этап соперничества двух политических центров, которое проявлялось прежде всего в борьбе за «нейтральные» русские земли. При этом понятно, что степень напряжения в их противостоянии с годами значительно усиливалась. Москва превращалась в признанный политический, духовный и военный центр, доказав свою силу в объединении земель северо-востока под своим началом. Ее князья умело расширяли фронт русских княжеств, готовых вести борьбу не только против татар, но и против литовского влияния.

Цели литовской политики по отношению к русскому северо-востоку к рубежу 60-70-х гг. XIV в. заключались в том, чтобы нанести военное поражение Московскому великому княжеству и лишить московского князя Владимирского великокняжеского престола. Великокняжеский стол вместе с землями Великого княжения, по замыслам литовских правителей, должны были перейти к тверским князьям, традиционным соперникам Москвы. В результате московское княжество утратило бы доминирующую роль в Северо-Восточной Руси и в этом районе должно было возобладать литовское влияние. Одновременно была бы устранена потенциальная угроза господству Литвы в западных и юго-западных русских землях. Именно эти причины лежали в основе трех походов литовских войск в московские владения (1368, 1370, 1372 гг.). И хотя они имели для Москвы весьма разрушительные последствия, своих стратегических целей литовские князья достигнуть не смогли. Все князья и города Владимирского княжества присягнули московскому князю в том, что не поддержат притязания Твери на великокняжеский престол. Обе стороны договорились о «вечном мире». Литва перестала открыто претендовать на Тверь. А граница между Литовским и Московским княжествами устанавливалась по линии Ржев-Юхнов.

Великая победа в Куликовском сражении, демонстрация своего военного превосходства, духовное единение народа, усиление государственной власти на северо-востоке Руси объективно и закономерно еще более возвышали авторитет Москвы. Военное торжество Дмитрия Донского не только положило на тот момент конец неустойчивому равновесию между Москвой и Вильно, но и превратило в общестратегическом плане Владимирское княжение в ведущую силу консолидации восточных русских земель. Даже неожиданное опустошение Москвы в 1382 г. ханом Тохтамышем не могло повернуть вспять этот процесс, хотя и серьезно затормозило его.

В целом литовская внешняя политика во второй половине XIV в. формировалась и развивалась на исключительно сложном, запутанном, быстро меняющемся фоне международных отношений того времени, осложнявшемся вовлечением в орбиту внешнеполитических интересов Великого княжества других государств. Военно-политическая нестабильность страны на рубеже 70–80-х гг. делала ее не цельной и долгосрочной, а часто меняющейся, рассредоточенной и разновекторной. Подчас союзы заключались с внешними, враждебными ей силами. Так, соперничество за сосредоточение русских земель между Великим княжеством и Москвой со смертью Ольгерда не прекратилось. Ягайло унаследовал традиции антимосковской политики отца, но в отличие от него в конце 70-х гг. XIV в. обратился к прямому союзу с Ордой. В какие-то периоды проходило замирение со злейшими врагами – крестоносцами. После 1382 г. (разорения Москвы, возобновление ордынского влияния на русском Северо-Востоке) в Восточной Европе вновь создавались условия для сближения Вильно и Москвы. В 1384 г. между двумя государствами был заключен особый, едва ли не союзный договор, который помимо всего прочего признавал верховенство великого князя Московского и предусматривал брак Ягайло с его дочерью. Его дополняло отдельное соглашение, касавшееся подготовки православного крещения Якова Ольгердовича (так, согласно договору, впредь должен был именоваться Ягайло) и обращения в христианскую веру по православному образцу всех жителей Великого княжества [2, С.214].

Такой процесс развития событий был в известной степени реален. Среди феодальной знати в Литовском княжестве возникла довольно сильная группировка сторонников союза с Русью. Отношение определенной части литовской аристократии к православию было в целом достаточно благожелательным. (Крестились не только Гедиминовичи, осевшие на русских землях, но и их дружины.) Православие могло бы усилить поддержку Ягайло на славянских землях Великого княжества, а также поднять его авторитет в Северо-Восточной Руси. Однако подобная историческая перспектива не стала реальностью. Она вызвала твердое сопротивление в коренных районах Литвы (Аукштайтии и Жмуди), так как этническая литовская знать, по-прежнему исповедовавшая язычество, реально опасалась при подобном развитии событий ослабления своего влияния, дальнейшего сепаратизма или даже отпадения русских областей из-под власти литовских князей. Вполне понятно и то, что формирующийся союз между двумя Великими княжениями был крайне не желателен для крестоносцев и Орды, также стремившихся не допустить осуществления указанной тенденции в политической жизни Восточной Европы. В результате их усилий к середине 80-х гг. все попытки установления московско-литовского сотрудничества были пресечены. С еще большей эффективностью и дальновидностью в отношении Литвы действовали правители Польши, приступив с 1385 г. к скрытым переговорам с Ягайло. В свою очередь, реальная угроза распада страны и растущая внешняя опасность побуждали аукштайтскую знать обратить свои взоры в сторону быстро крепнувшего западного соседа – Польского королевства. Главной причиной этого, без сомнения, было стремление литовских феодалов, опираясь на помощь Польши, удержать в своих руках отторгнутые земли восточных славян и включить в состав Польши саму Литву вместе с ее русскими владениями (Галицкой землей, Подолией и Волынью). Определяющим фактором должно было стать и то, что объединенное под одной властью Польско-Литовское государство превращалось в крупную силу, способную эффективно вести совместную борьбу против немецкого Ордена и обезопасить свои общие владения от его постоянных нападений.

Сближение Литвы с Польшей имело еще один чрезвычайно важный аспект. Литва оставалась последним в Европе языческим государством, где языческое меньшинство доминировало над христианским большинством. К тому же это христианское большинство уже принадлежало к соперничавшему с западным католицизмом греческому православию. Такая ситуация ставила литовское государство в изолированное и весьма уязвимое положение. Христианизация Литвы была неизбежным условием включения ее в систему европейской цивилизации, а выбор между Польшей и Русью означал для литовской знати не только отказ от язычества. Он означал выбор между западным католицизмом и восточным православием. Это был не только политический, но и цивилизационный выбор, выбор этнокультурной ориентации. «Литве в это время была необходима не языческая (к тому же одолеваемая искушенным в поддержке политического курса Москвы православием), а феодальная, притом поднаторевшая в агрессии против «схизматиков» католическая идеология» [3, С.41].

Польско-литовское сближение совпало по времени с прекращением старинной польской королевской династии Пястов, последним отпрыском которой по женской линии оставалась королева Ядвига. Ее брак с Великим князем литовским должен был стать основой унии (союзом), носившей сугубо политический характер. В первую очередь, заключаемое соглашение отражало интересы польской стороны. В экономическом и политическом отношениях класс польских землевладельцев был сильнее русских и литовских бояр, поэтому польские паны (феодальное сословие) могли рассчитывать на то, что их интересы в объединенном государстве будут поставлены на первое место. Что касается Литвы, то таких видимых преимуществ от династической унии она не получала. Однако личная перспектива стать Польским королем делала Ягайло уступчивым в отношении литовских владений.

Переговоры литовского посольства в Польше по вопросу о политической унии были закончены заключением договора, подписанного Ягайло в замке Крево около Вильно в августе 1385 г. По условиям Кревской унии Ягайло обязывался навсегда присоединить свои земли к польской короне. Фактически изначально предусматривалась даже не собственно уния двух государств, не объединение их на началах равноправия, а включение Великого княжества в королевство Польское, то есть прекращение его существования как государства. Таков был буквальный смысл этого акта в понимании польских правящих кругов. Ягайло обещал не только принять католическую веру, но и распространить ее на всех его подданных – «от мала до велика». В феврале 1386 г. Ягайло прибыл в Краков, через два дня он был крещен и еще через три состоялось венчание. Затем было произведено его коронование польской короной под именем Владислава. Краков превратился в столицу объединенного Польско-Литовского государства. В том же году Ядвига и Ягайло вместе с католическими епископами и духовенством предприняли поездку в Литву для обращения населения в католическую веру.

Крещение Литвы в 1387 г. коснулось только литовцев-язычников. Сохраняла свои привилегии православная церковь, сохраняли православие и многие Гедиминовичи. Никто не затрагивал прав православного боярства. Хотя по привилею (княжеской грамоте, указу) Ягайло того же года феодалы, принявшие католичество, уже получали некоторые особые льготы (право полной собственности на земельные владения, особый суд, освобождение от отдельных повинностей и т. д.). Этим привилеем было положено начало юридического оформления литовского земледельческого класса по образцу польской шляхты (светской знати, дворянства). Однако последствия выбора, сделанного Ягайло, в полной мере в силу дальнейшей католизации государственной и общественной жизни стали ощутимы в следующем XV в., когда конфликт между Литвой и Московским государством постепенно стал приобретать не только политический, но отчасти и религиозный характер.

Польско-литовская уния явилась важным средством продолжения восточной политики литовских феодалов. Вскоре после заключения унии Польша приступила к присоединению юго-западных русских земель (территории нынешней Западной Украины), ранее находившихся под контролем Литвы. В свою очередь, Польша оказывала реальное содействие военным и политическим мероприятиям литовцев в отношении русского Северо-Востока. С помощью унии и соединения своих военных потенциалов Польше и Великому княжеству удалось дипломатическими средствами сначала максимально ослабить Орден, а затем в ходе Грюнвальдской битвы 1410 г. нанести немцам решающее поражение. Однако попытки настоять на полном осуществлении Кревской унии, то есть слить Литовское княжество с Польшей, встретили сильное сопротивление со стороны значительной части литовско-русской знати. Условия Кревской унии (их в 1401 году уточнила Виленско-Радомская уния) действовали на протяжении 184 лет, вплоть до 1569 года, когда Литва и Польша подписали Люблинскую унию, объединившую оба государства в конфедеративную республику – Речь Посполитую.

Список литературы

1.История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX – начала XX вв. – М.: Политиздат, 1991. – 367 с.

2.Греков И.Б., Шахмагонов Ф.Ф. Мир истории. Русские земли в XIII-XV вв. – М.: Молодая гвардия, 1986. – 334 с.

3.Пашуто В.Т., Флоря Б.Н., Хорошкевич А.Л. Древнерусское наследие и исторические судьбы восточного славянства. – М., 1982.


О.Н. Сова, БГПУ


АНТИПАРТИЗАНСКАЯ СТРАТЕГИЯ ВО ВНУТРЕННЕЙ ПОЛИТИКЕ КОЛУМБИИ И МЕКСИКИ


Партизанский фактор, играя важную роль в истории развития стран латиноамериканского региона, до сих пор актуален для таких государств, как Колумбия и Мексика. Основными причинами этого явления остаются нерешённые проблемы социально-экономического характера, усугубляемые последствиями проводимой неолиберальной политики. Тем не менее современные правительства вышеназванных стран при недостаточном внимании и желании к искоренению источника появления повстанческой борьбы делают основной упор на ликвидацию партизанской угрозы «напрямую», прибегая зачастую к силовым методам. В данной работе будет уделено внимание исследованию государственных мероприятий, направленных на устранение партизанских организаций, последствий этих действий, а также выяснению возможных перспектив антипартизанской стратегии, осуществляемой властями Колумбии и Мексики.

Нужно отметить, что современное партизанское движение в Колумбии действует с различной степенью интенсивности в течение уже почти шести десятилетий. У руководства этим движением стояли самые различные политические силы: в 1949-1953 гг. преобладали партизанские отряды либеральной ориентации, а в 1955-1958 гг. – герилья, находившаяся под влиянием коммунистов. Широкую известность получили так называемые «независимые республики» – полностью контролируемые партизанами труднодоступные горные районы, ликвидированные лишь в начале 1960-х гг. Новая волна партизанского движения возникла под непосредственным влиянием Кубинской революции¹.

Не отрицая важности внешнего фактора, следует отметить и крайне благоприятную политическую почву для распространения партизанского движения, существовавшую в Колумбии: давние традиции вооруженной борьбы, климат насилия, практически не прекращающийся с момента провозглашения независимости страны, установление модели ограниченной демократии, минимальные возможности легальной политической деятельности.

В сравнении с ситуацией в Колумбии мексиканские партизаны из Сапатистской Армии Национального Освобождения (EZLN) появились только лишь в 1980-х гг., открыто заявив о своем существовании 1 января 1994 г. Их появление было связано с вступлением страны в полосу затяжного структурного финансово-экономического кризиса, связанного с падением цен на нефть на мировом рынке. Избранная властями для развития государства модель открытой рыночной экономики на основе доктрины неолиберализма привела к увеличению социальной дифференциации и росту всеобщего недовольства.

Наиболее конфликтная обстановка наблюдалась в штате Чьяпас на юго-востоке Мексики, значительную долю населения которого составляют индейцы. Малоземелье, нищета и ущемление прав и исконных традиций последних заставляло их искать иные пути для жизни – бегство от «прогресса» в сельву, пополнение числа городских маргиналов и, наконец, вступление в ряды повстанческой организации для сопротивления действиям правительства.

Однако за внешним сходством предпосылок начала повстанческой борьбы в Колумбии и Мексики идеология, принципы деятельности и методы сопротивления партизанских организаций существенно отличаются друг от друга. В определенной степени это влияет на линию поведения правительства по отношению к партизанам, но в то же время силовые методы остаются предпочтительными для обоих государств наряду с мирными переговорами.

В Колумбии в настоящее время действует несколько повстанческих организаций, но для исследования заявленной проблемы обратимся к крупнейшей из них. Речь пойдет о Революционных Вооруженных Силах Колумбии – Армии Народа (FARC–EP). FARC–EP представляют собой военно-политическую организацию, придерживающуюся идей марксизма-ленинизма, а также опирающуюся на собственный опыт, в котором присутствует идеология индейцев, крестьян с органичным вплетением идейного наследия С. Боливара. В связи с этим FARC–EP своими основными целями считают взятие власти в свои руки с целью проведения радикальных реформ в социально-экономической и политической сфере, где ключевое внимание уделяют реализации аграрной программы. В сложившихся в стране условиях фарковцы вынуждены вести вооруженную борьбу с правительством.

Иной путь избран EZLN, представляющей собой левое, немарксистское, антиглобалистское, социалистическое и индейское (национально-освободительное) движение. В основном сапатистами являются индейцы, что в конечном итоге и влияет на характер их борьбы и конечные цели. Опираясь на многовековые традиции индейской общины, EZLN предпочитает использовать мирные способы борьбы. К ним относятся такие формы гражданского сопротивления, как демонстрации, митинги, блокады (блокирование улиц или доступа в административные здания в качестве метода давления на правящие элиты), пропаганда своих способов борьбы². Сапатисты устраивают континентальные и международные конференции с целью привлечения внимания к национальным проблемам мировой общественности.

Кроме того, EZLN не стремится к достижению власти, а предпочитает оставаться инструментом давления на правительство и силой, мобилизующей мексиканцев на борьбу в рамках установленных конституционных прав. Сапатисты настаивают на проведении кардинальных преобразований в интересах самых широких слоёв населения и за подлинную демократизацию страны, за участие в управлении всех граждан Мексики – за «демократию снизу».

Колумбийские власти на протяжении более полувека демонстрируют свою неспособность справиться с партизанским движением, хотя в разное время предпринимались разные тактические маневры, включая попытки мирного урегулирования конфликта. Его предысторией можно считать 1950-е гг., когда у власти в результате вооруженного переворота оказался генерал Р. Пинилья и был издан приказ об амнистии партизан, добровольно сдавших оружие властям. Как отмечает Н.Г. Ильина, меры военного правительства заключались в создании видимости отказа от прежней политики, сводившейся к ликвидации партизан вооруженными силами государства³. Но ни политические, ни военные меры, предпринятые диктатурой, не привели к прекращению кровавой междоусобицы. С.А. Бабуркин пишет, что это было обусловлено не столько нехваткой войск и вооружения, сколько трудностями адаптации к новому типу конфликта – герилье и поддержкой, которую оказывало партизанам гражданское население⁴.

Подобная ситуация складывалась и в период правления президентов А.Л. Микельсена (1974-1978 гг.), В. Барко (1986-1990 гг.), С. Гавирии (1990-1994 гг.) и Э. Сампера (1994-1998 гг.), сочетавших ослабление волны насилия с проведением вооруженных акций против повстанцев. Такая политика не принесла желаемого результата, конфликт не утихал.

Первую серьёзную попытку мирного урегулирования предпринял президент Б. Бетанкур (1982-1986 гг.), который увязывал достижение прочного мира с демократизацией страны и решением наиболее острых социальных проблем. 19 ноября 1982 г. он подписал закон об амнистии граждан, которые совершили политические преступления. Правительство старалось обеспечить внутриполитическую стабильность не жёсткими мерами, а на основе признания справедливости части требований партизан, амнистии и диалога. Результатом этого стало заключение перемирия с FARC-EP, подписанное 28 марта 1984 г. в Ла-Урибе⁵.

Новый политический климат расширил возможности для легальной деятельности партизан. В 1985 г. было создано широкое политическое объединение под названием Патриотический Союз (ПС), в состав которого вошла часть бывших партизан FARC-EP, представители народных, прогрессивных и демократических сил. В 1986 г. ПС принял участие в выборах законодательной власти разного уровня и достиг неплохих результатов, что, в свою очередь, по мнению фарковцев, послужило причиной новой волны насилия со стороны правительства⁶.

Самой крупномасштабной попыткой достичь всеобъемлющего мира между правительством и FARC-EP стала политика президента А. Пастраны (1998-2002 гг.). При участии его администрации был разработан «План Колумбия», представляющий программу обновления и умиротворения страны, на реализацию которой предусматривалось выделение 4 млрд. долл. (в том числе и за счёт внешних источников). Основными идеями документа были: мирный процесс, новые подходы к развитию колумбийской экономики, антинаркотическая стратегия, реформа системы юстиции и защита прав человека, демократизация и социальное развитие страны. Документ был поддержан военными кругами, но он получил негативную оценку партизан и сочувствующих им граждан.

Согласно этому плану, США выделяли колумбийскому правительству около 1,2 млрд. долл.; но бóльшая часть этих денег должна была пойти на закупку вооружений и средств авиа- и электронной разведки, создание новых батальонов «по борьбе с наркоторговлей». В связи с этим руководство FARC-EP сразу же поставило перед правительством А. Пастраны вопрос о том, не становятся ли после этого мирные переговоры всего лишь ширмой для процесса перевооружения колумбийской армии и не означает ли это, что готовится новая война. Этим во многом объясняется исчезновение и без того хрупкого доверия между участниками переговоров. Военное командование и политический истэблишмент страны усиливали давление на президента, добиваясь от него решительных действий по умиротворению страны. В свою очередь, FARC-EP продемонстрировали свое стремление к реальным переговорам и в подтверждение этого в конце июня 2001 г. передали Международному Красному Кресту 242 военнослужащих и полицейских, взятых ранее в плен⁷. Однако события 11 сентября 2001 г., самовольное расширение зоны разрядки повстанцами помешали в полной мере воспользоваться этим стимулом к дальнейшим переговорам. Трагическая развязка мирного процесса наступила в конце января 2002 г., после угона одним из фарковцев в Сан-Висенте-дель-Кагуан гражданского самолета. Уже 20 февраля 2002 г. А. Пастрана заявил о прекращении переговоров с FARC-EP и ликвидации «демилитаризованной зоны», которую заняла армия. Партизаны отступили в джунгли.

Таким образом, существует комплекс причин, препятствующих мирному урегулированию партизанской проблемы в Колумбии. Основная ответственность все-таки должна быть возложена на правящие элиты, допустившие сохранение в стране следующих социально-экономических и политических факторов, способствующих продолжению насилия:

1) нерешенность ключевых социально-экономических и политических проблем (аграрной, муниципального управления и пр.);

2) феномен правых полувоенных организаций⁸, осуществляющих террор против партизан и подозреваемых в сочувствии к ним;

3) высокий уровень коррупции во всех эшелонах власти, армии, судах;

4) отсутствие преемственности во внутриполитических курсах разных президентских команд;

5) недостаточная разработка правительственных программ ведения переговоров и отсутствие безусловной поддержки со стороны конгресса и военного командования;

6) подрывные акции армии и полиции;

7) нежелание правящих элит предоставить партизанам полноправное политическое представительство на всех уровнях власти;

8) отсутствие гарантий физической безопасности повстанцев после их возможной демобилизации;

9) неэффективность объединения антипартизанской стратегии с антинаркотической.

Последние обстоятельство довольно обстоятельно разъясняется Е.А. Степановой, которая подчеркивает многогранность проблемы наркобизнеса, коренное отличие социально-политических целей повстанческих организаций и наркогруппировок, а также разной степенью вовлеченности в наркобизнес участников внутреннего вооруженного конфликта⁹.

В то же время часть ответственности следует возложить и на партизан, которые, в свою очередь, не всегда оправданно прибегали к использованию оружия в период мирных переговоров, занимали порой бескомпромиссную позицию к предложениям властей, добиваясь односторонних уступок со стороны государства. Негативно на ход переговоров также повлияла несогласованность действий руководства и некоторых подразделений повстанцев, что приводило к отдельным провокационным действиям со стороны партизан. Можно сказать, что партизаны не смогли в полной мере воспользоваться сложившимися благоприятными условиями.

Кроме того, переговорщикам так и не удалось прийти к общему решению, преодолев несовместимость своих позиций, коренящихся в конфликте ценностей и полярной ориентации переговорщиков. Затруднение мирного урегулирования конфликта происходило также за счет вмешательства США. Под предлогом помощи колумбийскому правительству в борьбе с производством и транспортировкой наркотиков США оказывали финансовую и военную поддержку правительству. Это объясняется нежеланием США терять свое влияние в Колумбии, угроза которому коренилась в имевшем место мирном процессе.

Находящийся у власти с 2002 г. президент А. Урибе стержневой проблемой обеспечения демократической безопасности в Колумбии считает полную ликвидацию герильи. Желая восстановить полный государственный контроль над территорией страны, он сделал ставку на расширение и модернизацию вооруженных сил республики за счет главного союзника – США. Не признавая факта существования в Колумбии внутреннего вооруженного конфликта по схеме «власть – оппозиция», А. Урибе утверждает об идущей войне с наркобизнесом и терроризмом, где среди основных террористических вооруженных группировок находятся, по его мнению, FARC-EP. Для реализации замысла им был принят «План Патриот»: расширение военных действий против отрядов FARC-EP на юге страны. Предполагалось при поддержке США и участии 18 тыс. военнослужащих колумбийской армии за короткий срок вытеснить партизан с этой территории. Но несмотря на предпринятые меры, А. Урибе не удалось добиться существенных успехов, и он был вынужден увеличить военные расходы (в 2004 г. из бюджета страны были выделены на эти цели средства, составляющие 4,9 % ВВП), число солдат выросло до 200 тыс., полицейских – до 160 тыс., армия значительно модернизировалась¹⁰. Одновременно предпринятая мирная инициатива А. Урибе не принесла существенных результатов, т.к. не гарантировала реальную безопасность противоборствующей стороне и проходила на фоне военных правительственных операций.

В 2007-2008 гг. FARC-EP предложили обсудить двухстороннее освобождение политических заключенных и военнопленных в новой демилитаризованной зоне Колумбии. После отказа А. Урибе от этого предложения FARC-EP в одностороннем порядке предприняли меры по освобождению пленных и передаче их Красному Кресту. В это время А. Урибе с технической помощью США начал реализовывать крупномасштабное военное наступление по всей стране, включая обширную программу электронной разведки и слежения за переговорами руководства партизан. Результатом этого стала потеря ряда руководителей, переговорщиков, сторонников и бойцов FARC-EP, чего и добивался А. Урибе. Ему удалось создать мощную военную силу из 200 тыс. военных, 30 тыс. полицейских, нескольких тыс. членов «эскадронов смерти» и гражданских сторонников своей политики из числа среднего и высшего класса Колумбии, требующих «разгромить FARC-EP», а на деле – уничтожить все подлинно независимые народные организации гражданского общества. По мнению Д. Петраса, больше, чем кто либо из предшествующих олигархических правителей Колумбии, А. Урибе близок к тому, чтобы стать фашистским диктатором, соединяющим государственный террор с массовой мобилизацией¹¹. Тем не менее борьба партизан продолжается и сегодня.

Борьбу с партизанским движением в Мексике власти начали после того, как 1 января 1994 г. EZLN объявила войну правительству, поскольку страна, по мнению сапатистов, утратила суверенитет, присоединившись к Договору о свободе торговли с США и Канадой. Тысячи вооруженных индейцев в масках заняли семь муниципальных центров Чьяпаса, заявили о своем существовании и о целях своей борьбы. Правительство в ответ перебросило на юг страны армейские части, но вынуждено было прекратить военные действия уже 12 января из-за стихийно возникших в Мексике демонстраций с требованием прекращения расправы с повстанцами и начала переговоров. Предпринятые попытки мирного диалога между участниками вооруженного конфликта продолжались с переменным успехом до 1996 г. За это время правительственные войска не раз пытались блокировать районы расположения сапатистов, но всякий раз были вынуждены отступить под давлением демократически настроенной мексиканской общественности, требовавшей признания EZLN легитимной политической организацией.

Значительной победой сапатистов были подписанные в апреле 1995 г. с федеральным правительством «соглашения Сан-Андреса», предполагающие изменение конституции Мексики и признание в ней прав и самобытности культуры индейских народов, а также права на автономию и самоуправление индейских общин и населяемых ими территорий. Однако соглашения так и остались, по большей своей части, лишь на бумаге, нынешние власти до сих пор ничего не сделали для их реализации. Объясняется это тем, что мексиканское правительство опасается возникновения сепаратистских настроний в отдельных штатах на фоне предоставления прав автономии индейским общинам, что также станет препятствием на пути неолиберализма и глобализации, поддерживаемых властью. Выполнение соглашений превратило бы EZLN в легальную политическую силу, которая, попав в Конгресс, оказывала бы большое влияние на политическое развитие страны, чего правящая элита допустить не могла.

За период с 1997 г. до начала 2001 г. военное давление на сапатистские территории усилилось. С одной стороны, продолжилась милитаризация Чьяпаса, а с другой, власти проводили подготовку ультраправых боевиков из соседних с сапатистскими «традиционных» общин, с тем чтобы спровоцировать столкновения между индейцами и создать повод для вмешательства армии. Войска, полиция и ультраправые продолжали нападения на гражданские общины и сапатистов, результатом которых стала гибель десятков мексиканцев. Сапатисты были вынуждены заявить о невозможности продолжения диалога с правительством в таких условиях, организовав в феврале и марте 2001 г. мирный поход в Мехико с участием десятков тысяч индейцев и метисов, прошедших по территории 13 (из 31) штатов. Он завершился выступлением сапатистов во дворце Конгресса с требованием конституционного признания прав и культуры индейских народов. В итоге правительство 25 апреля ратифицировало новый закон о правах и культуре индейцев. Однако из него были выброшены все важнейшие требования индейцев, что послужило причиной полного разрыва контактов партизан с правительством. Сапатисты обратились в Верховный суд Мексики с требованием внести изменения в Конституцию, но получили в ответ заявление о его некомпетентности в этой области. После этого партизаны сделали основной упор на установление контактов с мировой общественностью, прежде всего европейскими альтерглобалистскими организациями.

В 2006 г. в Мексике имела место сапатистская акция, известная как «Иная Кампания». Время ее проведения совпало с предвыборной кампанией по выборам президента Мексики. В рамках ее проведения должен был пройти марш по всем регионам страны с целью пропаганды ее альтернативного развития. По версии сапатистов, «Иная Кампания» проводилась в ознаменование 12 годовщины создания EZLN и не имела ничего общего с политической борьбой, развернувшейся в Мексике накануне президентских выборов. Однако сроки марша, его явная пропагандистская направленность и охват территории всей страны заставили власти и политические партии, участвующие в предвыборном процессе, выразить серьезное беспокойство за судьбу будущих выборов¹².

Хотя демонстрации носили мирный характер и не нарушали общественного порядка, тем не менее проводились полицейские акции, заканчивающиеся избиениями, пытками, изнасилованиями и арестами сотен участников манифестаций. Это способствовало росту числа участников общенародного движения в рамках «Иной Кампании», в т.ч. и за освобождение незаконно арестованных людей. Важно также отметить, что все эти события полностью игнорировались крупными СМИ и основными политическими партиями. Кандидаты в президенты даже не упомянули о произошедших массовых нарушениях прав человека. Лишь под давлением общественности большинство арестованных людей были освобождены.

Согласно планам сапатистов, 30 июня – 1 июля 2006 г. прошла ассамблея в г. Мехико, которая закончилась возвращением сапатистов в Чьяпас, а по стране началась мирная гражданская мобилизация. Интерес, который был вызван к «Иной Кампании» со стороны мексиканцев, был столь высок, а воспринятые идеи сапатистов столь популярны, что в рамках «Иной Кампании» стал проходить ряд других «иных кампаний» в разных городах и штатах Мексики даже и после избрания президентом Ф. Кальдерона. Целью этих «кампаний» стало выяснение главных проблем в разных областях страны для выработки общенационального плана преобразования общества с учетом местных особенностей каждого региона¹³.

Мирный характер инициативы сапатистов и их сторонников, как показали события в Мексике, не привёл к решению внутригосударственных проблем. Правительство предпочитало обращаться к средствам силового давления на оппозицию в ущерб мерам политического реформирования сложившейся государственной системы. С военной точки зрения сапатисты могли быть уже давно разгромлены, но созданный в мире и стране широкий и активный фронт солидарности с ними заставляет власти отказываться от милитаристской политики, что оставляет EZLN шанс для борьбы.

Таким образом, события в Мексике и Колумбии при всех существенных различиях в установках партизанских организаций позволяют сделать следующие выводы: во-первых, антипартизанская стратегия официальных властей, заключающаяся в вооруженном подавлении повстанцев, демонстрирует свою неэффективность; во-вторых, только решение ключевых социально-экономических проблем может сократить социальную поддержку партизан; в-третьих, лишь двусторонние уступки и строгое выполнение договоренностей будут способствовать мирному урегулированию проблемы; в-четвертых, привлечение международной общественности к урегулированию внутренних конфликтов в Мексике и Колумбии может оказать позитивное воздействие только в том случае, если она будет направлена не на эскалацию вооружённого противостояния, а на решение острых социально-экономических проблем указанных стран.

____________________

¹Ивановский З.В. Колумбия: государство и гражданское общество. Опыт экономических и политических реформ в условиях нестабильности. М.: ИЛА, 1997. С. 202.

²Субкоманданте Маркос. Четвертая мировая война. /Сост. и пер. О. Ясинский. Екатеринбург: Ультра. Культура, 2005. С. 380.

³Ильина Н.Г. Политическая борьба в Колумбии (1946-1957). М.: Наука, 1968. С. 148.

⁴Бабуркин С.А. Вооруженные силы и партизанское движение в Колумбии // Латинская Америка. 1993. № 11. С. 36.

⁵Bushnell D. The making of modern Colombia: A nation in spite of itself. Berkley: Univ. of California press, 1993. X, P. 257-259.

⁶FARC-EP. Революционная Колумбия. История партизанского движения. М.: Гилея, 2003. С. 188.

⁷Чумакова М.Л. Колумбийская драма: разлом общества, эскалация террора, поиски мира. М.: ИЛА РАН, 2002. С. 171-172.

⁸Подробнее: Чумакова М.Л. Правые военизированные организации в колумбийском конфликте // Латинская Америка. 2002. № 3. С. 53.

⁹Степанова Е.А. Роль наркобизнеса в политэкономии конфликтов и терроризма. М.: Издательство «Весь мир», 2005. С.142-143.

¹⁰Медведева А.Е. Политика Альваро Урибе по отношению к незаконным вооруженным формированиям Колумбии // Латинская Америка. 2006. № 10. С. 17-18.

¹¹Петрас Д. Революционные Вооруженные Силы Колумбии – Армия Народа: цена односторонних гуманитарных инициатив. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: ссылка скрыта.03.2008)

¹²Леворадикальная оппозиция Мексики начала марш по всем штатам страны. 08.01.2006. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: ссылка скрыта (6.02.2007)

¹³Fitzgerald S. Marcos Details the Next Stages of the Other Campaign. 21.10.2006. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: ссылка скрыта (6.02.2007)