Рабле Гаргантюа и Пантагрюэль
| Вид материала | Документы |
СодержаниеГлава xiv Глава xvi |
- Урок литературы в 6 классе Роман Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» как гуманистический, 164.6kb.
- Список литературы на лето, 63.62kb.
- Реферат По зарубежной литературе Тема: «Народная смеховая культура как один из источников, 188.44kb.
- Приключения Гекльберри Финна». · М. Метерлинк. «Синяя птица». · Д. Дефо. «Робинзон, 12.83kb.
- Фантастичний світ Рабле: матеріали до уроку по роману «Гаргантюа та Пантагрюель», 146.81kb.
- «Гаргантюа и Пантагрюэль», 931.45kb.
- Государь Эразм Роттердамский. Похвала глупости Рабле Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль Шекспир, 99.04kb.
- Франсуа рабле. Повесть о преужасной жизни великого гаргантюа, отца пантагрюэля, некогда, 1933.18kb.
- Домашнее задание для учащихся 5 11 классов на период отмены занятий в связи с низкой, 67.83kb.
- Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса, 5896.24kb.
О том, как Пушистые Коты живут взятками
Не докончив еще своей речи, брат Жан увидел, что в гавань прибыли
шестьдесят восемь галер и фрегатов; тут он бросился узнавать новости, между
прочим - какими товарами эти суда нагружены, и обнаружил, что нагружены они
мясом: зайцами, каплунами, голубями, свиньями, козулями, цыплятами, утками,
утятами, гусятами и всякой прочей дичью. Еще ему попалось на глаза несколько
штук бархата, атласа и камки. Тогда он обратился с вопросом к
путешественникам, куда и кому везут они.это добро. Они же отвечали, что все
это для Пушистых Котов и Пушистых Кошек.
- А как бы вы назвали подобного рода всякую всячину? - спросил брат
Жан.
- Взятками, - отвечали путешественники.
- Взявший взятку от взятки погибнет, и так оно всегда и бывает, -
рассудил брат Жан. - Отцы нынешних Пушистых Котов сожрали тех добрых дворян,
которые, как приличествовало их званию, посвящали свой досуг соколиной и
псовой охоте, дабы этими упражнениями подготовить и закалить себя на случай
войны, ибо охота есть не что иное, как прообраз сражения, и Ксенофонт
недаром говорил, что из охоты, как из троянского коня, вышли все доблестные
полководцы. Я человек неученый, но мне так говорили, и я этому верю. Души
этих самых дворян, как уверяет Цапцарап, после их смерти переселились в
кабанов, оленей, козуль, цапель, куропаток и других животных, коих они всю
свою жизнь любили и искали. А Пушистые Коты не довольствуются тем, что
разрушили и пожрали их замки, земли, владения, поместья, доходы и барыши, -
они еще посягают на душу и кровь покойных дворян после их смерти! Этот наш
оборванец - малый не дурак: он не зря обращал наше внимание на то, что
кормушки у них над яслями!
- Да, но ведь был же обнародован указ великого нашего короля,
воспрещающий под страхом смертной казни через повешение охоту на оленей,
ланей, кабанов и козуль, - напомнил путешественникам Панург.
- Так-то оно так, - отвечал один путешественник за всех, - однако ж
великий король всемилостив и долготерпелив. Между тем Пушистые Коты такие
бешеные и так они жаждут христианской крови, что лучше уж мы ослушаемся
великого короля, но только не преминем задобрить взятками Пушистых Котов,
тем более что завтра Цапцарап выдает одну из своих Пушистых Кошек за
разжиревшего и препушистого Котищу. В былые времена их называли сеноедами,
но, увы, сена они уже больше не едят. Теперь мы их зовем зайцеедами,
куропаткоедами, бекасоедами, фазаноедами, цыплятоедами, козулеедами,
кроликоедами, свиноедами, - иной пищи они не потребляют.
- А, чтоб их! - воскликнул брат Жан. - На будущий год их, станут звать
котяхоедами, дристнеедами, г....едами. Верно я говорю?
- Правда, правда! - единодушно подтвердили путешественники.
- Давайте сделаем два дела, - предложил брат Жан. - Во-первых, заберем
себе все эти припасы. Сказать по совести, соленья мне опротивели, у меня от
них селезенка болит, ну да ничего не поделаешь. Путешественникам мы,
конечно, щедро за все заплатим. Во-вторых, давайте вернемся в Застенок и
обчистим всех этих чертовых Пушистых Котов.
- Нет уж, я туда ни под каким видом не пойду, - объявил Панург, - ведь
я от природы слегка трусоват.
ГЛАВА XV
О том, как брат Жан Зубодробителъ собирается обчистить Пушистых Котов
- Клянусь своею рясой, что это у нас за путешествие? - воскликнул брат
Жан. - Это путешествие дристунов - мы только и делаем, что портим воздух,
пукаем, какаем, считаем ворон и ни черта не делаем. Клянусь главою
господней, это не по мне: если я не совершу какого-нибудь геройского поступ-
ка, я не могу заснуть. Стало быть, вы меня взяли с собой единственно для
того, чтобы я служил мессы и исповедовал? Клянусь светлым праздником, кто
сейчас со мной не пойдет, того подлеца и мерзавца я заместо чистилища и в
виде епитимьи швырну в пучину морскую, да еще вниз головой. Отчего шум
Геркулесовой славы не утихнет вовек? Не оттого ли, что, странствуя по свету,
Геркулес избавлял народы от власти тиранов, от заблуждений, от бед и тягот?
Он убивал разбойников, чудищ, ядовитых змей и вредных животных. Почему бы и
нам не последовать его примеру и не поступать так же, как он, во всех тех
краях, через которые лежит наш путь? Он поразил стимфалид, лернейскую гидру,
Кака, Антея, кентавров. Я-то сам человек неученый, но так говорят люди
ученые. В подражание ему идем бить и грабить Пушистых Котов: ведь они хуже
чертей - так избавим же эту страну от гнета тиранов! Я не верю в Магомета,
однако будь я так же силен и могуч, то я бы у вас ни совета, ни помощи не
попросил. А ну давайте-ка, давайте-ка! Пошли? Мы их перебьем без труда,
уверяю вас, а они все терпеливо снесут, я в том не сомневаюсь нимало: ведь
они терпеливо снесли от нас больше оскорблений, чем десять свиней в
состоянии выпить помоев. Идем!
- Оскорбления и поношения мало их трогают, - заметил я, - им важно,
чтобы в сумке у них были монеты, хотя бы даже за....ные. Может статься, мы и
сокрушим их, как Геркулес, однако ж нам недостает повеления Эврисфеева. У
меня сейчас одно желание: пусть бы Юпитер часика два провел у них так же,
как некогда провел он время у Семелы {1}, матери славного Бахуса.
- Господь по неизреченному своему милосердию избавил нас от их когтей,
- молвил Панург. - Что касается меня, то я туда не возвращусь: я все еще не
могу прийти в себя и успокоиться после всех треволнений, которые мне
пришлось там испытать. А взбешен я был там по трем причинам: во-первых,
потому что я был взбешен, во-вторых, потому что я был взбешен, а в-третьих,
потому что я был взбешен. Слушай ухом, а не брюхом, брат Жан, блудодей ты
мой неповоротливый: всякий и каждый раз, как ты захочешь пойти ко всем
чертям, предстать пред судом Миноса, Эака, Радаманта и Дита, я готов быть
неразлучным твоим товарищем, я готов пройти с тобой Ахерон, Стикс, Коцит,
осушить полный кубок летейской воды, уплатить за нас обоих Харону, когда он
перевезет нас в своей ладье, но если ты непременно хочешь вернуться в
Застенок не один, а с кем-нибудь, то ищи себе другого спутника, а меня
уволь, я туда не пойду, и слово мое крепко, аки стена медная. Если только
меня туда не повлекут силой и по принуждению, то сам я, пока жив, не
направлю туда пути своего ближе, чем Кальпа отстоит от Абилы {2}. Разве
Одиссей возвращался за мечом в пещеру Циклопа? Ручаюсь головой, что нет. В
Застенке я ничего не забыл - и я туда не вернусь.
- О верный друг с душою неустрашимою и руками паралитика! - воскликнул
брат Жан. - Попробую еще раз с вами переговорить, хотя не знаю, удастся ли
мне переговорить такого хитроумного спорщика. Чего ради и кто это вас дернул
швырнуть им кошелек с деньгами? Разве у нас их девать некуда? Не лучше ли
было швырнуть им несколько стертых тестонов?
- Швырнул я кошелек потому, - отвечал Панург, - что Цапцарап то и дело
открывал бархатную свою сумку и приговаривал: "А ну давай-ка, давай-ка,
давай-ка!" Отсюда я заключил, что нас освободят и выпустят на волю, только
если мы, ну их всех к богу, а ну дадим-ка им, а ну дадим-ка им, а ну
дадим-ка им, ну их ко всем чертям, и дадим не чего-нибудь, а золота, ибо
бархатная сия сума - не ковчежец для тестонов и мелкой монеты, а вместилище
для экю с солнцем, - понял, брат Жан, блудодейчик мой маленький? Побей-ка с
мое да побейся-ка с мое, так и сам запоешь по-другому. Словом, согласно
строжайшему их приказу нам надлежит следовать дальше.
Судейские крючки все еще ожидали от нас в гавани некоей суммы; увидев
же, что мы собираемся отчаливать, они объявили брату Жану, что мы не
последуем дальше, пока не вручим положенной судейским чинам благодарности.
- Клянусь днем святого Дыркитру, - вскричал брат Жан, - вы все еще
здесь, чертовы крючкотворы? Я и так зол, а вы еще мне докучать? Клянусь
телом господним, будет вам от меня на вино, можете мне поверить!
Тут он выхватил из нож он свой меч и, сойдя с корабля, вознамерился
самым безжалостным образом их умертвить, но они тотчас перешли в галоп, и
только мы их и видели.
Однако ж на том злоключения наши не кончились, ибо некоторые из наших
матросов, коих Пантагрюэль отпустил до нашего возвращения от Цапцарапа,
собрались в ближайшем к гавани кабачке слегка подзакусить и пропустить
стаканчик-другой для бодрости. Не знаю, уплатили они что полагается или нет,
но только старая кабатчица, увидев брата Жана, обратилась к нему при трех
свидетелях, коими оказались судебный разоритель, то бишь исполнитель,
друг-приятель одного из Пушистых Котов, и два помощника, с пространной
жалобой. Брат Жан долго внимал их речам и намекам, наконец не вытерпел и
спросил:
- Итак, друзья мои крючкотворы, вы хотите сказать, что наши матросы -
люди бесчестные? Ну, а я иного мнения, и я вам сейчас приведу самый веский
довод, ибо мой меч при мне.
С этими словами он взмахнул мечом. Туземцы припустились рысью; старуха,
однако ж, с места не сдвинулась и вновь попыталась втолковать брату Жану,
что она его матросов за людей бесчестных отнюдь не почитает, - она, мол,
жалуется только на то, что они ничего не уплатили ей за постель, на которой
отдыхали после обеда, и просит за постель всего-навсего пять турских су.
- А ведь и правда недорого, - рассудил брат Жан. - Экий неблагодарный
народ! Ну где еще найдут они за такие деньги постель? Я вам с удовольствием
заплачу, только прежде надо бы посмотреть, что за постель.
Старуха привела его к себе, показала постель и, расхвалив все ее
достоинства, объявила, что, назначив пять су, она, мол, лишнего не
запрашивает. Брат Жан сперва уплатил ей пять су, затем рассек надвое перину
и подушку, а перо пустил по ветру в окно. Старуха с криком: "Караул! На
помощь!" - выбежала на улицу и занялась подбиранием перьев. Брат Жан, не
обращая ни малейшего внимания на ее вопли, незримо, ибо воздух потемнел от
перьев, отнес одеяло, матрац и две простыни на корабль и все это отдал
морякам. Засим он сообщил Пантагрюэлю, что постели здесь много дешевле,
нежели в Шинонском округе, даром что Шинон славится потильскими гусями {3},
ибо за постель старуха спросила с него всего лишь пять дюжинников, а в
Шиноне такая стоит не меньше двенадцати франков.
Как скоро брат Жан и все прочие взошли на корабль, Пантагрюэль велел
отчаливать, но вскоре поднялся такой сильный сирокко, что мы сбились с пути
и, чуть было вновь не попав к Пушистым Котам, оказались на крайне опасном
мосте, где море особенно глубоко и страшно и откуда юнге, с высоты фокмачты,
все еще было видно поганое жилье Цапцарапа, о чей он и объявил во
всеуслышание; Панург же, ошалев от страха, крикнул:
- Хозяин, друг мой! Невзирая на вихри и волны, нельзя ли повернуть
оглобли? О друг мой! К чему нам возвращаться в постылую эту страну, где я
оставил свой кошелек!
В конце концов ветер пригнал их к другому острову, однако они, не
решившись сразу подойти к пристани, остановились в доброй миле от гавани,
как раз напротив отвесных скал.
ГЛАВА XVI
О том, как Пантагрюэль прибыл на Остров апедевтов {1}, длиннопалых и
крючкоруких, а равно и об ужасах и чудовищах, которые явились там его взору
Как скоро якоря были брошены и корабль остановился, на воду спустили
шлюпку. Помолившись богу и возблагодарив его за то, что он спас их и избавил
от великой и грозной напасти, добрый Пантагрюэль со всеми своими спутниками
сел в шлюпку, дабы высадиться на сушу, высадка же особых трудностей не
представляла: на море было тихо, ветер улегся, и не в долгом времени они
подплыли к скалам.
Когда же они ступили на сушу, Эпистемон, любовавшийся местоположением
острова и причудливыми очертаниями скал, заметил нескольких островитян.
Первый человек, к которому он обратился, носил короткую, королевского цвета,
мантию, саржевый камзол с наполовину атласными, наполовину замшевыми
рукавами и шапку с кокардой; словом, вид у него был вполне приличный, звали
же его, как мы узнали впоследствии, Загребай. Эпистемон задал ему вопрос:
есть ли названия у этих долин и причудливых скал? Загребай же ему ответил,
что скалистая эта местность представляет собою колонию Прокурации, что
называется она Реестр, а что если двинуться по направлению к скалам и
перейти небольшой брод, то мы попадем на Остров апедевтов.
- С нами сила Экстравагант! - воскликнул брат Жан. - Чем же вы, добрые
люди, здесь живете? Что пьете и из чего пьете? Я не вижу у вас никакой
посуды, кроме свитков пергамента, чернильниц да перьев.
- Мы только этим и живем, - отвечал Загребай, - все, у кого есть дела
на нашем острове, непременно должны пройти через мои руки.
- Это почему же? - спросил Панург. - Разве вы цирюльник, чтобы у вас
все стриглись?
- Да, - отвечал Загребай, - я стригу кошельки.
- Клянусь богом, - сказал Панург, - от меня вы гроша медного не
получите, а я вас, милостивый государь, вот о чем попрошу: сведите нас к
апедевтам, а то ведь мы сами-то из страны ученых, хотя меня, по правде
сказать, они так ничему и не выучили.
Разговаривая таким образом, они быстро перешли брод и прибыли на Остров
апедевтов. Пантагрюэля чрезвычайно удивило устройство здешних жилищ и
обиталищ: люди здесь живут в огромном давильном прессе, к которому надлежит
подняться примерно на пятьдесят ступенек вверх, но, прежде чем проникнуть в
главный пресс (надобно заметить, что там есть и малые, и большие, и
потайные, и средние, и всякие другие прессы), вы должны пройти длинный
перистиль {2}, где взору вашему явлены чуть ли не все орудия пытки и казни:
виселицы, щипцы, костыли, дыбы, наводящие невольный страх.
Заметив, что Пантагрюэль на все это загляделся, Загребай сказал:
- Пойдемте дальше, сударь, это все безделицы,
- Хороши безделицы! - воскликнул брат Жан. - Клянусь душой теплого
моего гульфика, у нас с Панургом зуб на зуб не попадает от страха. Я бы
предпочел выпить, чем смотреть на эти ужасы.
- Идемте, - сказал Загребай.
Затем он подвел нас к небольшому, приютившемуся сзади прессу, который
на языке этого острова назывался Пифиас {3}. Можете не спрашивать, как тут
ублажили себя мэтр Жан и Панург, ибо к их услугам оказались мальвазия,
миланские сосиски, индюки, каплуны, дрофы и другие вкусные вещи, должным
образом приготовленные и приправленные. Служивший помощником, буфетчика
мальчик, заметив, что брат Жан бросает умильные взоры на бутылочку, стоявшую
подле бууфета, в стороне от шеренги бутылок, сказал Пантагрюэлю:
- Сударь! Я вижу, что один из ваших приближенных строит глазки вон той
бутылочке. Умоляю вас не трогать ее - она для господ начальников.
- Как? - спросил Панург. - Разве у вас есть господа? А я думал, вы все
тут на равной ноге занимаетесь выжимкой винного сока.
В ту же минуту Загребай по маленькой потайной лесенке привел нас в
некую комнату и оттуда показал заседавших в большом прессе господ
начальников, предуведомив, однако же, что доступ к ним без особого
разрешения воспрещен, но что нам будет их отлично видно в окошечко, а они-де
нас не увидят.
Приблизившись к окошку, мы обнаружили, что в большом прессе человек
двадцать - двадцать пять заплечных, то бишь широкоплечих молодцов заседают
за зеленым столом, заседают и все переглядываются, а руки у них длиной с
журавлиную ногу, ногти же фута в два, не меньше, так как стричь ногти им
воспрещено, вот они у них и изогнулись, что ятаганы или же абордажные
крючья; и тут им поднесли огромную виноградную кисть с _экстраординарного
саженца_, который часто приводит людей на эшафот {4}. Едва лишь кисть попала
к ним в руки, они бросили ее под пресс, и вскоре на ней не осталось ни
единой ягодки, из которой не был бы выдавлен золотой сок, так что, когда ее
извлекли, она была до того суха и выжата, что соку или влаги в ней уже не
было ни капли. По словам Загребая, такие пышные гроздья попадаются редко,
однако ж пресс у них никогда не пустует.
- А много ли у вас, любезный друг, саженцев? - спросил Панург.
- Много, - отвечал Загребай. - Видите вон ту кисточку, что кладут
сейчас под пресс? Это с десятинного саженца Б. Ее уже на днях клали под
пресс, да только сок ее припахивал поповской кубышкой, и господам
начальникам приварка тут было маловато.
- Зачем же они ее снова кладут под пресс?
- А чтобы удостовериться, не осталось ли в ней случайно какого-нибудь
недовзысканного соку, нельзя ли поднажиться хоть на мезге.
- Господи твоя воля! - вскричал брат Жан. - И вы еще называете этих
людей неучами? Какого черта! Да они вам из стены сок выжмут!
- Они так и делают, - подтвердил Загребай, - они частенько кладут под
пресс замки, парки, леса и из всего извлекают питьевое золото.
- Может статься, вы хотите сказать - листовое, - поправил его
Эпистемон.
- Нет, питьевое, - возразил Загребай, - здесь его пьют бутылками, в уму
непостижимом количестве. Саженцев тут столько, что всех названий и не
упомнишь. Пройдите сюда и взгляните вот на этот виноградник: здесь их более
тысячи, и все они только и ждут, когда их гроздья наконец положат под пресс.
Вот вам саженец _общий_, вот _частный_, вот _фортификационный_, вот
_заемный_, вот _дарственный_, вот саженец _побочных доходов_, вот саженец
_усадебный_, вот саженец _мелких расходов_, вот саженец _почтовый_, вот
саженец _пожертвований_, вот саженец _дворцовый_.
- А что это за крупный саженец, вокруг которого столько маленьких?
- Это саженец _сбережений_ - лучше его во всей нашей стране не сыщешь,
- отвечал Загребай. - После того как его выжмут, от господ начальников, от
всех поголовно, еще полгода разит этим запахом.
Как скоро господа начальники ушли, Пантагрюэль попросил Загребая
провести нас в большой пресс, каковую просьбу тот весьма охотно исполнил.
Когда мы туда вошли, Эпистемон, знавший все языки, начал объяснять
Пантагрюэлю названия разных частей пресса, сам же пресс был большой,
красивый, и сделан он был, по словам Загребая, из крестного древа, и над
каждой его частью было написано на местном языке название. Винт пресса
назывался _приход_; лохань - _расход_; гайка - _государство_; ствол -
_недоимки_; барабан - _неоплаченные векселя_; поршни - _погашенные ссуды_;
парные трубы - _взысканные суммы_; чаны - _сальдо_; рукоятки - _податные
списки_; тиски - _квитанции_; плетушки - _утвержденные оценки_; корзинки -
_приказы об уплате_; деревянные ведра - _доверенности_; воронка -
_окончательный расчет_.
- Клянусь королевой Колбас, - сказал Панург, - египетским иероглифам
далеко до этого жаргона. Черт побери, да ведь это полный ералаш, сапоги
всмятку! А почему, собственно говоря, любезный мой дружочек, этих людей
зовут здесь неучами?
- Потому, что они не ученые и ни в коем случае и не должны быть
таковыми, - отвечал Загребай, - согласно распоряжению начальников, все здесь
должно руководствоваться невежеством и не иметь под собой никаких оснований,
кроме: _так сказали господа начальники; так угодно господам начальникам; так
распорядились господа начальники_.
- Уж верно, они и на присаженных немало наживаются, - - заметил
Пантагрюэль.
- А вы думаете нет? - сказал Загребай. - У нас тут каждый месяц присягу
снимают. Это не то что в ваших краях: раз в год снимут - и довольно.
Нам предстояло еще осмотреть множество маленьких прессов; когда же мы
вышли из большого, то заметили столик, вокруг которого сидело человек пять
неучей, грязных и сердитых, как ослы, коим прикрепили под хвостами хлопушки,
и неучи эти пропускали через свой маленький пресс виноградную мезгу,
оставшуюся после многократной выжимки; на местном языке они назывались
_инспекторами_.
- Таких гнусных негодяев я отродясь не видал, - признался брат Жан.
После большого пресса мы осмотрели бесчисленное множество маленьких,
битком набитых виноградарями, которые чистили ягоды особыми
приспособлениями, так называемыми счетными статьями, и наконец вошли в
комнату с низким потолком, где находился огромный двуглавый дог с брюхом,
как у волка, и с когтями, как у ламбальского черта; {6} его поили штрафным
молоком, и по распоряжению господ начальников с ним здесь очень носились,
потому что любой из них получал с него прибыли побольше, чем с иной богатой
усадьбы, назывался же он на языке неучей _Штраф в двойном размере_. Отец его
находился тут же; мастью и обличьем он от сына не отличался, но у него было
не две, а целых четыре головы, две мужские и две женские, и назывался он
_Штраф в четырехкратном размере_; то был самый кровожадный и самый опасный
из здешних зверей, если не считать сидевшего в клетке дедушки, который носил
название _Просроченный вексель_.
У брата Жана всегда оставались свободными двадцать локтей кишок, на
случай если ему подвернется солянка из адвокатов, и он начал злиться и
приставать к Пантагрюэлю, чтобы тот подумал об обеде и пригласил к себе
Загребая; выйдя же черным ходом из пресса, мы наткнулись на закованного в
цепи старика, не то неуча, не то ученого, черт его знает, словом на
какого-то гермафродита, которого за очками совсем не было видно, словно
черепаху за панцирем, и никакой другой пищи старик этот не признавал, кроме
той, что на местном наречии именуется _Проверкой_. Увидев его, Пантагрюэль
спросил Загребая, откуда родом сей протонотарий и как его зовут. Загребай
нам пояснил, что он искони пребывает здесь - к великому прискорбию господ
начальников, которые заковали его в цепи и морят голодом, прозывается же он
_Ревизор_.
- Клянусь священными яичками папы, это плясун под чужую дудку, - сказал
брат Жан. - Не понимаю, чего господа неучи так боятся этого лицемера.
Приглядись к нему получше, друг мой Панург: по-моему, он похож на Цапцарапа,
ей-богу, и какие бы они ни были неучи, а уж это-то они понимают не хуже
всякого другого. На их месте я бы его плеткой из угриной кожи прогнал туда,
откуда он явился.
- Клянусь восточными моими очками, брат Жан, друг мой, ты прав, -
молвил Панург, - по роже мерзкого этого лжеревизора сейчас видно, что он еще
неученее и злее всех здешних бедных неучей, - те по крайности выжимают себе
что под руку подвернется, без проволочки: раз-два, и виноградник обчищен,
без всяких там судебных разбирательств и издевательств, - воображаю, как злы
на них за это Пушистые Коты!