Рабле Гаргантюа и Пантагрюэль

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава xxvi
Глabа xxvii
Глава xxviii
Подобный материал:
1   ...   51   52   53   54   55   56   57   58   ...   64
ГЛАВА XXVI


О том, как мы высадились на острове Годосе {1}, где дороги ходят


Два дня спустя взору нашему представился остров Годос, и там мы увидели

вещь достопримечательную. Если верна мысль Аристотеля, утверждавшего, что

отличительной особенностью существа одушевленного является способность само-

произвольно двигаться, то дороги на этом острове - существа одушевленные. В

самом деле, дороги там ходят, как живые, и есть среди них дороги блуждающие,

вроде планет, дороги проходящие, дороги скрещивающиеся, дороги

пересекающиеся. Я заметил, что путешественники часто задают местным жителям

вопрос: "Куда _идет_ эта дорога? А вон та?" А им отвечают: "К такому-то

приходу, к такому-то городу, к такой-то реке". И путники, избрав нужную им

дорогу, без особых трудов и усилий прибывают к месту своего назначения, -

все равно что у нас сесть в лодку в Лионе и доехать по Роне до Авиньона или

же Арля. Всем известно, однако ж, что нет на свете ничего совершенного и

нигде нет полного блаженства, а потому и здесь, как мы узнали, существует

порода людей, подкарауливающих дороги и трамбующих мостовые, и бедные дороги

боятся их и избегают, как разбойников. Люди эти подкарауливают идущие дороги

и ловят их, как волков, арканом или же, как бекасов, сетями. На моих глазах

одного из таких людей задержало правосудие за то, что он ошибочно, вопреки

здравому смыслу, избрал путь школьника, то есть самый длинный, а другой,

наоборот, похвалялся, что избрал путь самый короткий, то есть путь войны, и

что благодаря столь удачному выбору он первый достигнул своей цели.

Карпалим по этому поводу заметил Эпистемону, что однажды он видел, как

тот мочился у забора и его, мол, теперь не удивляет, что Эпистемон всегда

первый является на утренний прием к доброму Пантагрюэлю, ибо у него, мол,

кратчайший и нимало не изъезженный.

Я узнал на этом острове Буржскую большую дорогу, заметил, что ходит она

черепашьим шагом {2}, и обратил внимание, как она бросилась бежать, завидев

возчиков, - она боялась, что возчики станут топтать ее копытами лошадей и

переедут телегами, подобно тому как Туллия переехала колесницей отца своего,

Сервия Туллия, шестого царя римского.

Еще я там признал старую дорогу из Перонны в Сен-Кантен, и она

показалась мне с виду вполне благопристойной.

Узнал я там добрую старую Ферратскую дорогу, идущую среди скал и

взбирающуюся на гору в виде большущего медведя. Издали взглянув на этот

путь, я невольно подумал, что так именно изображают святого Иеронима, если

только льва заменить медведем: путь этот такой же точно дряхлый, и такая же

у него длинная белая всклокоченная борода - то были ледники; на нем висели

крупные, топорной работы, сосновые четки, и он словно бы полз на коленях, но

не стоял и отнюдь не лежал, и бил себя в грудь большими острыми камнями. Он

вызывал у нас смешанное чувство страха и жалости. Нас отозвал в сторону

местный бакалавр и, показав гладкую белую и кое-где застеленную соломой

дорогу, сказал:

- Теперь вы уже не станете опровергать мнение Фалеса Милетского,

полагавшего, что вода есть начало всего, а также изречение Гомера,

утверждавшего, что все берет начало в океане. Вот эта самая дорога вышла из

воды и в воду же возвратится: два месяца назад здесь плавали в лодке, а

сейчас по ней ездят на телегах.

- Нашли чем удивить! - молвил Пантагрюэль. - В наших краях ежегодно

бывает по пятисот подобных превращений, а иногда и еще больше.

Затем, приглядевшись к побежке движущихся этих дорог, он высказал

предположение, что Филолай и Аристарх создали свои философские системы не

где-либо еще, а именно на этом острове, Селевк {3} же именно здесь пришел к

заключению, что на самом деле вращается вокруг своих полюсов земля, а не

небо, хотя мы и склонны принимать за истину обратное: ведь, когда мы плывем

по Луаре, нам кажется, что деревья на берегу движутся, - между тем они

неподвижны, а это нас движет бег лодки.

Возвращаясь на корабли, мы увидели, что неподалеку от берега собираются

колесовать трех караульщиков дорог, которые сами попались в ловушку, и что

на медленном огне поджаривают одного преизрядного мерзавца, который, трамбуя

мостовую, сломал ей ребро; нам пояснили, что это дорога нильских запруд и

плотин.


ГЛABА XXVII


О том, как мы прошли Остров деревянных батманов, а равно и об ордене

братьев распевов


Затем мы пристали к Острову деревянных башмаков, которые к разряду

изящной обуви никак не относятся; со всем тем король этого острова, Бений

Третий, принял нас и обошелся с нами весьма радушно и после выпивки повел

осматривать новый монастырь, основанный, учрежденный и построенный им для

братьев распевов, - так назвал он этих монахов и тут же пояснил, что на

материке проживают смиренные служители и поклонники благосердной мадонны

{1}, _item_ {2} славные и досточтимые братья минориты, бемолыцики папских

булл, братья минимальные {3}, копченоселедочники, а также братья

осьмушечники, а уж короче имени, чем распевы, для монаха и придумать

невозможно {4}. Согласно установлениям и обнародованной грамоте Квинты,

которая находится с местными жителями в полной гармонии, они были одеты, как

кровельщики, с тою, однако же, разницей, что, например, у анжуйских

кровельщиков простеганы колени, а у этих животы были с набивкой, - надобно

заметить, что набивальщики животов здесь в большой чести. Гульфики они

носили в виде туфли, причем у каждого монаха было по два гульфика: один

спереди, другой сзади, и гульфичная эта двойственность будто бы

долженствовала олицетворять собою некие заветные и страшные тайны. На ногах

у них были башмаки, круглые, как водоемы, - в подражание обитателям

Песчаного моря; {5} ко всему прочему бороду они брили, подошвы на их обуви

были подбиты гвоздями, а дабы всем было ясно, что к Фортуне они равнодушны,

они брили и выщипывали у себя, точно свиную щетину, волосы на затылке, от

макушки и до самых лопаток. Спереди же, начиная от височных костей, волосы

росли у них безвозбранно. Так они противофортунили, делая вид, что нимало не

пекутся о благах земных. А дабы показать полное свое пренебрежение к

враждебной Фортуне, они еще носили, только не в руке, как она, а за поясом,

наподобие четок, острую бритву, которую они два раза в день и три раза в

ночь навостряли и натачивали.

К ногам каждого из них был прикреплен круглый шар, ибо, как известно,

таковой шар имеется у Фортуны под ногами. Капюшон подвязывался у них

спереди, а не сзади; таким образом, лиц их не было видно, и они могли

сколько угодно смеяться и над самой Фортуной, и над теми, кому пофортунило,

- точьв-точь как наши притворные, то бишь придворные, дамы, когда на них так

называемая "прячьхарю", или, по-вашему, полумаска, древние же именовали ее

"любовью", потому что любовь покрывает множество грехов. Что касается

затылка, то он у них был всегда открыт, как у нас лицо, а потому они могли

ходить как им вздумается: и животом вперед и задом вперед. Если они шли

задом вперед, то можно было подумать, что это их естественная походка:

башмаки на них были круглые, на надлежащем месте красовался гульфик, а лицо

сзади было гладко и чисто выбрито, и вы видели на нем и два глаза и рот,

словно на кокосовом орехе. Когда же они шли животом вперед, всякий подумал

бы, что они играют в жмурки. Любо-дорого было на них смотреть!

Образ жизни их был таков: едва лишь ясная утренняя звезда показывалась

над землей, они из чувства братской любви надевали друг другу сапоги со

шпорами. Так, в сапогах со шпорами, они и спали или во всяком случае

храпели, нос же у них в это время был оседлан очками.

Мы подивились этому обычаю, но их объяснения удовлетворили нас. Они

сослались на то, что Страшный суд застанет людей вкушающими сон и покой. Так

вот, желая как можно яснее показать, что им в отличие от баловней Фортуны не

страшно перед этим судом предстать, они-де и спят в сапогах со шпорами,

готовые вскочить на коня при первом же звуке трубы.

Когда било полдень (обратите внимание, что все их колокола как на

часах, так равно и на церквах и в трапезных были устроены по завету Понтано,

то есть подбиты наилучшим пухом, а вместо языков у них были привешены лисьи

хвосты), - когда било полдень, говорю я, они пробуждались и разувались; кто

хотел, тот мочился, кто хотел, тот испражнялся, кто хотел, тот сморкался. По

принуждению же, во исполнение строгого устава, все должны были много и долго

зевать, - они завтракали зевками. Сие зрелище показалось мне забавным.

Оставив сапоги со шпорами в конюшне, они шли в монастырскую галерею, с

крайним тщанием мыли руки и полоскали рот, затем усаживались на длинной

скамейке и чистили зубы до тех пор, пока настоятель не подавал им знака

свистом в кулак, - тут каждый разевал пасть как можно шире, и зевали они -

когда полчаса, когда больше, а когда меньше, в зависимости от того, какой

длины завтрак, по мнению настоятеля, полагался в тот или иной праздник, а

после завтрака устраивали торжественное шествие с двумя хоругвями, на одной

из которых была великолепно изображена Добродетель, а на другой Фортуна.

Один из распевов нес впереди хоругвь с Фортуной; за ним шел другой, держа

хоругвь с Добродетелью и кропило, обмокнутое в Меркуриеву воду {8}, которой

описание мы находим в Овидиевых _Фастах_ (кн. V), и этим своим кропилом он

как бы беспрестанно подгонял распева, шедшего впереди и несшего Фортуну.

- Такой порядок противоречит взглядам Цицерона и академиков, - заметил

Панург, - ведь они утверждали, что впереди должна идти Добродетель, а

Фортуна сзади.

Нам, однако ж, пояснили, что цель распевов - отстегать Фортуну,

следственно они поступают правильно.

Во время шествия они вполголоса и весьма стройно распевали какие-то

антифоны, - я этой патленщины не понял; слушая их со вниманием, я, однако ж,

заметил, что поют они только ушами. О, какие это чудные напевы, и как

гармонично сливались они со звоном колоколов! Тут уж дисгармонии быть не

могло. Пантагрюэль сделал по поводу этого шествия удивительно тонкое

замечание.

- Вам ясна, вам понятна хитрость распевов? - обратился он к нам. - Во

время шествия они вышли в одну церковную дверь, а вошли в другую. Они

поостереглись войти туда, откуда вышли. Клянусь честью, это люди хитрые, и

не просто хитрые, а хитрющие, хитрецы, хитрюги, и не только хитрящие, но

исхитряющиеся и перехитряющие.

- Эта хитрость заимствована из оккультной философии, - заметил брат

Жан, - а я в ней ни черта не понимаю.

- Тем-то она и опасна, что в ней ничего понять нельзя, - подхватил

Пантагрюэль. - Хитрость понятная, хитрость предвиденная, хитрость

разгаданная теряет всякий смысл и перестает быть, хитростью, - мы называем

ее дурью. Честью клянусь, эти хитрецы искушены во многих других видах

хитрости.

По окончании шествия, как после прогулки и полезного упражнения,

распевы отправились в трапезную, опустились под столами на колени и легли

грудью и животом на фонари. В это время явился упитанный башмачище и

предложил им не весьма питательную закуску: начали они с сыра, а кончили

горчицей и латуком, - таков был, по свидетельству Марциала, обычай у

древних. Затем все получили по блюдечку горчицы - это они должны были

оставить себе на после обеда.

Их стол был таков: по воскресеньям они ели колбасу кровяную, колбасу

ливерную, сосиски, телятину шпигованную, печенку свиную и перепелов (не

считая неизменного сыра, для возбуждения аппетита, и горчицы на десерт). По

понедельникам - отменный горох с салом, снабженный обширным комментарием и

чтением между строк. По вторникам - изрядное количество благословенного

хлеба, лепешек, пирогов, галет и печенья. По средам - деревенские кушанья, а

именно: головы бараньи, головы телячьи и головы-барсуков, коими здешние края

были обильны. По четвергам - супы семи сортов, а в промежутках - неизменная

горчица. По пятницам - ничего, кроме рябины, и даже, судя по цвету, не

весьма зрелой. По субботам они глодали кости. Должно заметить, что это никак

не сказывалось ни на их расположении духа, ни на их здоровье, ибо желудок у

них и по субботам действовал превосходно. Пили они антифортунное вино - так

назывался у них какой-то местный напиток. Когда они хотели пить или есть,

они опускали капюшоны на грудь, и капюшон заменял им салфетку.

После обеда они усердно молились богу, и непременно нараспев. Прочее

время дня они в ожидании Страшного суда употребляли на добрые дела: по

воскресеньям тузили друг друга; по понедельникам щелкали друг друга по носу;

по вторникам друг друга царапали; по средам морочили друг другу голову; по

четвергам ковыряли друг у друга в носу; по пятницам щекотали друг друга; по

субботам бичевали друг друга.

Так они жили в монастыре. Если же по распоряжению настоятеля им

случалось куда-нибудь отлучиться, то им строго-настрого воспрещалось, под

страхом ужаснейшей кары, находясь на море или реке, вкушать или хотя бы даже

отведывать рыбу, а на суше - мясо, дабы каждый мог воочию удостовериться,

что ни чревоугодие, ни любострастие не имеют над ними власти и что они

непоколебимы, как Марпесская скала {7}. Они и в миру каждое свое действие

сопровождали соответствующими и приличествующими случаю антифонами и, как

уже было сказано, пели всегда ушами. Когда же солнце опускалось в океан,

они, как и в монастыре, натягивали друг другу сапоги со шпорами и, надев

очки, ложились спать. В полночь к ним входил башмак, - тогда они вскакивали

и принимались точить и острить бритвы, а по окончании торжественного шествия

забирались под столы и вышеописанным способом питались.

Брат Жан Зубодробитель, поглядев на этих забавных братьев распевов и

уразумев самую суть их устава, вышел из себя и громко воскликнул:

- Ах вы, бритые крысы, ну как на вас не окрыситься? Вот бы сюда Приапа:

{8} он бы тут, как во время ночных волхвований Канидии, изо всех сил трахал,

- вы себе петь, а он - как бы это вас всех переп....ть. Я теперь совершенно

уверен, что мы находимся на земле антихтонов и антиподов. В Германии сносят

монастыри и расстригают монахов, а здесь монастыри строят, потому как здесь

все наоборот и все шиворот-навыворот.


ГЛАВА XXVIII


О том, как Панург, расспрашивал брата распева, получал от него

лаконические ответы


Во все время нашего пребывания на этом острове Панург только и делал,

что внимательно изучал физиономии бесподобных этих распевов; наконец, дернув

за рукав одного из них, тощего, как копченый черт, он спросил:

- _Frater_ распев, распев, распевчик, где твоя милка?

Распев же ему на это ответил:

- Внизу.

Панург. А много ли у вас их тут?

Распев. Мало.

Панург. А все-таки сколько?

Распев. Двадцать.

Панург. А сколько бы вы хотели?

Распев. Сто.

Панург. Где вы их прячете?

Распев. Там.

Панург. Должно полагать, они разного возраста, а вот какого они роста?

Распев. Высокого.

Панург. Каков у них цвет лица?

Распев. Лилейный.

Панург. Волосы?

Распев. Белокурые.

Панург. А глазки?

Распев. Черные.

Панург. Груди?

Распев. Округлые.

Панург. Личики?

Распев. Славненькие.

Панург. Бровки?

Распев. Пушистые.

Панург. Прелести?

Распев. Пышные.

Панург. Взгляд?

Распев. Открытый.

Панург. А ноги?

Распев. Гладкие.

Панург. Пятки?

Распев. Короткие.

Пануpг. А нижняя часть?

Распев. Превосходная.

Пануpг. Ну, а руки?

Распев. Длинные.

Панург. Что они носят на руках?

Распев. Перчатки.

Пануpг. А какие у них кольца на пальцах?

Распев. Золотые.

Панург. Во что вы предпочитаете их одевать?

Распев. В сукно.

Панург. А в какое сукно вы их одеваете?

Распев. В новое.

Панург. Какого оно цвета?

Распев. Светло-зеленого.

Панург. А какие у них шляпки?

Распев. Голубые.

Панург. А обувь?

Распев. Коричневая.

Панург. А суконце-то на них какое?

Распев. Добротное.

Пануpг. А башмачки на них из чего?

Распев. Из кожи.

Панург. А какого сорта?

Распев. Прескверного.

Панург. Какая же у них походка?

Распев. Быстрая.

Панург. Перейдем к кухне, - я разумею кухню ваших милашек. Давайте не

спеша обследуем все до мельчайших подробностей. Что у них на кухне?

Распев. Огонь.

Панург. Что его поддерживает?

Распев. Дрова.

Пануpг. Какие же именно?

Распев. Сухие.

Пануpг. Какое дерево вы предпочитаете?

Распев. Тисовое.

Пануpг. А хворост и щепки?

Распев. Ольховые.

Пануpг. Чем вы отапливаете комнаты?

Распев. Сосной.

Пануpг. А еще чем?

Распев. Липой.

Пануpг. Половину про ваших сударушек я уже знаю.

Ну, а как вы их кормите?

Распев. Хорошо.

Пануpг. Что же они едят?

Распев. Хлеб.

Пануpг. Какой?

Распев. Черный.

Пануpг. А еще что?

Распев. Мясо.

Пануpг. Какое же именно?

Распев. Жареное.

Пануpг. А суп они совсем не едят?

Распев. Совсем.

Пануpг. А пирожное?

Распев. Вовсю.

Пануpг. Я тоже. А рыбу они едят?

Распев. Да.

Пануpг. Какую? И что еще?

Распев. Яйца.

Пануpг. А какие яйца они любят?

Распев. Вареные.

Пануpг. Да, но как именно вы их варите?

Распев. Вкрутую.

Пануpг. И это вся их еда?

Распев. Нет.

Пануpг. Ну, так что же вы им еще даете?

Распев. Говядину.

Пануpг. А еще что?

Распев. Свинину.

Пануpг. А еще что?

Распев. Гусынь.

Пануpг. А сверх того?

Распев. Гусаков.

Пануpг. _Item?_ {2}

Распев. Петухов.

Пануpг. А что в виде приправы?

Распев. Соль.

Пануpг. А на сладкое?

Распев. Сусло.

Панург. А в конце обеда?

Распев. Рис.

Панург. А еще что?

Распев. Молоко.

Панург. А еще что?

Распев. Горошек.

Панург. Какой именно горошек вы имеете в виду?

Распев. Зеленый.

Панург. А с чем горошек?

Распев. С салом.

Панург. А какие фрукты?

Распев. Вкусные.

Панург. То есть?

Распев. Сырые.

Панург. А еще?

Распев. Орехи.

Панург. А как они пьют?

Распев. До дна.

Панург. А что?

Распев. Вино.

Панург. Какое?

Распев. Белое.

Панург. А зимой?

Распев. Полезное.

Панург. А весной?

Распев. Терпкое.

Панург. А летом?

Распев. Холодное.

Панург. А осенью, когда собирают виноград?

Распев. Сладкое.

- Клянусь моей рясой, - вскричал брат Жан, - ну и здоровы ж, должно

полагать, эти распевные ваши шлюхи, от такой сладкой и обильной пищи они вам

рысью не побегут!

- Простите, я еще не кончил, - сказал Панург.

Панург. Когда и в котором часу они ложатся?

Распев. Ночью.

Пануpг. А когда встают?

Распев. Днем.

- Такого милого распева я еще в этом году не огуливал! - заметил

Панург. - Молю бога, святого блаженного Расдева и святую блаженную

непорочную деву Распевию, чтобы они его сделали председателем парижской

судебной палаты. Ей-жеей, друзья мои, то-то славный вышел бы из него

сварганиватель дел, ускоритель процессов, прекратитель прений, опустошитель

мешков, листатель бумаг, любитель скорописи!

Панург. Когда же у вас бывает затишье?

Распев. В августе.

Панург. А самая горячая пора?

Распев. В марте.

Панург. А все остальное время как у вас идет дело?

Распев. Бодро.

Тут Панург рассмеялся и сказал:

- Ах ты, бедняга распев! Вы заметили, какие у него определенные,

краткие и сжатые ответы? Он в высшей степени немногословен. По-моему, он из

тех, что одну вишенку на три части делят.

- А вот со своими девками он, чтоб мне пусто было, говорит совсем

иначе, - заметил брат Жан, - с ними он очень даже многословен. Ты вот сейчас

сказал насчет трех частей вишни, а я клянусь Григорием Богословом, что он из

бараньей лопатки сделает не больше двух кусков, а из кварты вина не больше

одного глотка. Глядите, какая он дохлятина.

- Эти подлецы чернецы везде одинаково прожорливы, - подхватил

Эпистемон. - А нас еще уверяют, будто, кроме собственной жизни, они в сем

мире ничего не имеют. Черт подери, а чем же тогда богаче их короли и великие

государи?