Готфрид вильгельм лейбниц сочинения в четырех томах том 3

Вид материалаДокументы

Содержание


Замечания к общей части декартовых «начал»
К первой части
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   63
на обладание всем достоянием науки или смог бы весь род человеческий превзойти своим талантом и, подобно солнцу на небе, затмить своим блеском все звезды. Так будем читать Декарта и восхвалять его, даже восхищаться им, но не будем на этом основании пренебрегать другими, у которых есть немало замечательного, чего, кстати, не заметил Декарт.

Ничто не препятствует столь сильно научному прогрессу, как рабское, не знающее меры усердие эпигонов (των παραφραζοvtων) в философии. И я полагаю, что именно в этом заключена причина того, почему ортодоксальные картезианцы, равно как и ортодоксальные аристотелики, редко создают что-либо выдающееся и оригинальное — не потому, конечно, что у них не хватает таланта, а потому, что они скованы догмами секты. Ведь подобно тому, как воображение, захваченное одной мелодией, с трудом обращается к другой, или как тот, кто вступил на исхоженный другими путь, редко встречает что-нибудь новое, так и те, кто привык идти за одним автором, становятся рабами своего учителя как бы по праву давности и с трудом направляют свой ум на что-то новое и необычное, хотя известно, что нет иного средства увеличить и приумножить знание, кроме многообразия путей, на которые вступают различные ученые в поисках истины.

Коснусь некоторых положений, которые среди оригинальных работ Декарта представляются мне наиболее заслуживающими одобрения. Если начать с геометрии, то здесь (вслед за немцем Севером, вскользь затрагивающим эту проблему) он правильно показал, что природа конхоиды и подобных ей выражаемых уравнением фигур глубоко отлична от природы спирали и что древние неверно исключали существование линий уравнений более высоких порядков. Он также первым обнаружил, что не только отрицательные, но и мнимые, т. е. невозможные, корни могут рассматриваться как полезные и решать уравнения, так что вообще число корней таково, каков порядок уравнения. Сочетание уравнений, хотя уже частично примененное другими, получило у него великолепное развитие. Он же весьма удачно заметил, что в задачах с касательными и аналогичных им два корня равны. Открытые им свойства гиперболы, эллипса и овалов более высоких порядков благодаря замечательной теоретической разработке могут быть использованы при создании выпуклых и вогнутых линз (в катоптрике и диоптрике). В метафизике

 

==162

он великолепно применил аргументацию скептиков. В физике он признал, что некоторые части материи актуально могут делиться бесконечно, а также что движение, т. е. перемена места, есть нечто само по себе (in se) относительное. Мы обязаны ему более четким объяснением вихрей, открытых еще древними, и применением их к Гильбертовой философии магнита. Великолепны попытка объяснить морские приливы; объяснение радуги и других небесных явлений; изящный образчик логических рассуждений относительно возникновения соли. И во многих других вопросах, даже там, где я не согласен с ним, мне доставляет огромное наслаждение сама нить философских рассуждений, и поистине едва ли есть у него хоть одна страница где нельзя было бы найти что-то полезное и новое, а поэтому я могу ограничить себя в примерах.

Наконец, я приведу некоторые места, вызывающие известные возражения. Во вступлении к своей геометрии он хвастливо заявляет, что свел все задачи к корням уравнений определенной степени и поэтому все они в его власти. Он отрицал возможность измерения кривых, которая,, однако, позднее была найдена. Он исключил из геометрии линии, называемые мною трансцендентными. Он неудачно установил степени линий, годных для решения задач, на что указывал Ферма. Он превратно истолковал природу преломлений, пользуясь сравнением с шариком, теряющим на ковре свою силу, для того чтобы доказать, что сила сопротивления воздуха больше, чем воды. Он неудачно принял количество движения за количество движущей силы и на этом основании решил, что оно должно сохраняться. Он спутал материю с протяженностью, связность т. е. прочность, он производил от покоя, тогда как она исходит от движения. Он совершенно бесплодно выдумывал собственные элементы, прежде всего то, что он называет шариками второго элемента, шероховатыми частицами и тому подобное. Он утверждал, что вихри движутся с неизмеримой скоростью, пропорциональной расстоянию. Кроме того, он не признает у животных ощущений, истолковывая происхождение и строение скорее каких-то выдуманных, чем реальных, животных. А если обратиться к вещам еще более важным, он отвергает доказательство существования Божества, основанное на провидении и достойных мудреца конечных причинах, и вместо более простых для понимания доводов обращается только к одной метафизике. Непонятно, зачем он распространил сомнение на

 

==163

 

самые простые, совершенно очевидные утверждения, делая вид, будто ничего нельзя знать наверное, если не предположить существование Бога, хотя никто не поверит, что он сам верит этому, или будто бы сама истина зависит от воли господней, так что от его воли зависит равенство трех углов треугольника двум прямым. Он, видимо, допускает, что у вещей один создатель — Бог, а Спиноза, превратно истолковав это, стал утверждать, что у вещей только одна субстанция — сам Бог, т. е. мировая природа, а все остальные вещи — ее модусы, так же как фигуры — модусы материи. Декарт утверждал также, что материя последовательно принимает любые формы, так что невозможно вообразить ничего столь невероятного, что не существовало когда-то хоть где-нибудь во вселенной, а это, если быть последовательным в рассуждении, вне всякого сомнения, означает уничтожение всякого основания мудрости и красоты (не говорю уже о провидении), хотя я и не утверждаю, что он сам делал такой вывод, и надеюсь, что он даже и не подозревал о нем. Есть у него и другие мысли такого же рода, которые, по-моему, невозможно защищать и которые предвосхитили Спинозу.

Однако все это ничуть не мешает нам считать Декарта одним из величайших ученых, обогащавших человеческий род и даже в своих заблуждениях приносивших ему пользу. Поэтому потомки до тех пор будут чтить Пифагора, Демокрита, Платона, Аристотеля, Коперника, Галилея, Бэкона и Декарта (к которым я прибавил бы еще Иоахима Юнга, если бы были изданы его сочинения) и других, беспримерным заслугам которых человечество останется обязанным, покуда память будет сохранять уважение к истории и добродетели.

 

==164

00.php - glava16

ЗАМЕЧАНИЯ К ОБЩЕЙ ЧАСТИ ДЕКАРТОВЫХ «НАЧАЛ»

Предварительное замечание: для лучшего понимания мы считаем возможным представить здесь содержание каждого раздела обеих первых книг «Начал» так, как они изложены у самого Декарта.

ЧАСТЬ I

О началах человеческого познания Перечень разделов

1. Ищущий истину должен раз в жизни усомниться, насколько это возможно, во всем.

2. Все, что вызывает сомнение, следует принять за ложное.

3. Однако это сомнение не следует распространять на практическую жизнь.

4. Почему мы можем сомневаться в чувственно воспринимаемых вещах.

5. Почему мы можем сомневаться и в математических доказательствах.

6. Мы обладаем свободной волей, для того чтобы не соглашаться с вещами сомнительными и тем самым избегать ошибок.

7. Мы не можем сомневаться, что мы существуем, пока сомневаемся, и это первое, что мы познаем в результате философского размышления.

8. Это приводит к познанию различия между душой и телом, или между вещью мыслящей и вещью телесной.

9. Что такое мышление.

10. Самые простые и самоочевидные вещи в результате логических определений превращаются в темные и

 

==165

такие познания нельзя считать приобретаемыми путем исследования.

11. Каким образом нам лучше известен наш дух, чем тело.

12. Почему не все одинаково хорошо знают его.

13. В каком смысле познание остальных вещей зависит от познания Бога.

14. Из того, что в нашем понятии о Боге содержится признак необходимого существования» мы правильно заключаем, что Бог существует.

15. В понятиях же остальных вещей содержится признак не необходимого, а только случайного существования.

16. Предрассудки мешают ясному познанию всеми этой необходимости существования Бога.

17. Чем выше объективное совершенство какой-либо из наших идей, тем выше должна быть ее причина.

18. Отсюда опять-таки делается вывод, что Бог существует.

19. Хотя мы и не охватываем целиком божественную природу, однако ее совершенства познаются нами яснее из всего остального.

20. Мы не сами создали себя, а созданы Богом, и поэтому Бог существует.

21. Само продолжение нашего существования достаточно для доказательства существования Бога.

22. С помощью нашего метода познания существования Бога одновременно естественной силой разума познаются и все его познаваемые атрибуты.

23. Бог не телесен, не обладает нашими чувствами, не желает зла от греха.

24. От познания Бога мы приходим к познанию его творения, помня, что он бесконечен, а мы — конечны.

25. Нужно верить всему, что сообщается божественным откровением, хотя бы это и выходило за пределы вашего понимания.

26. Никогда не следует рассуждать о бесконечном иначе, как считая неопределенным то, в чем мы не обнаруживаем никаких границ, например протяженность мира, делимость частей материи, число звезд и т. д.

27. В чем состоит различие между неопределенным и бесконечным.

28. Следует изучать не конечные, а действующие причины сотворенных вещей.

29. Бог не является причиной заблуждений.

 

==166

 

 

30. Отсюда следует, что все воспринимаемое нами ясно является истинным и что сомнения, рассмотренные ранее, устранены.

31. Наши заблуждения, если мы приписываем их богу, суть лишь отрицания, если же себе — недостатки (privationes).

32. У нас есть только два способа мышления — восприятие ума и действие воли.

33. Мы ошибаемся только тогда, когда высказываем суждение о предмете, недостаточно воспринятом.

34. Для суждения необходим не только интеллект, но

и воля.

35. Воля имеет более широкое поле деятельности, чем интеллект, и именно она является причиной заблуждений.

36. Мы не можем вменять в вину Богу наши заблуждения.

37. Высшее совершенство человека — в том, что он действует свободно, т. е. посредством воли, и поэтому достоин похвалы или порицания.

38. Заблуждение есть недостаток нашего действия, а не нашей природы; и часто можно переложить вину подданных на других владык, но никогда — на Бога.

39. Свобода воли самоочевидна.

40. Но несомненно также, что все предопределено Богом.

41. Каким образом примиряются между собой свобода нашей воли и божественное предопределение.

42. Каким образом мы все же оказываемся обманутыми по нашей воле, хотя мы и не желаем этого.

43. Мы никогда не ошибаемся, если соглашаемся лишь с тем, что мы воспринимаем ясно и отчетливо.

44. Мы всегда судим неверно, когда соглашаемся с тем, что мы воспринимаем неясно, хотя случайно можем высказать и правильное суждение; и это является результатом нашего предположения о том, что этот предмет был уже достаточно воспринят нами раньше.

45. Что такое ясное восприятие, что такое отчетливое восприятие.

46. На примере боли мы видим, что восприятие может быть ясным, не будучи отчетливым; по оно не может быть отчетливым, не будучи ясным.

47. Для искоренения предрассудков раннего возраста следует рассмотреть простые понятия и установить, что в каждом из них является ясным.

 

==167

48. Все, что доступно нашему восприятию, рассматривается как вещи и действия вещей либо как вечные истины, а также как исчисление (enumeratio) вещей.

49. Вечные истины не могут так исчисляться, но это и не нужно.

50. Вечные истины воспринимаются ясно, но не все и не всеми, по причине предрассудков.

51. Что такое субстанция и почему это название неприложимо однозначно (univoce) и к Богу, и к его творениям.

52. Почему оно однозначно приложимо и к духу и к телу и как они познаются.

53. Каждая субстанция обладает одним главным атрибутом: дух — мышлением, тело — протяженностью.

54. Как мы можем обладать ясными и отчетливыми понятиями мыслящей субстанции, телесной субстанции, точно так же — Бога.

55. Как длительность, порядок, число могут мыслиться отчетливо.

56. Что такое модусы, качества, атрибуты.

57. Одни атрибуты присущи вещам, другие — мышлению. Что такое длительность и время.

58. Число и все универсалии — это только модусы мышления.

59. Как возникают универсалии; что такое пять общеизвестных: род, вид, видовое отличие, собственный признак, акциденция.

60. Об отличиях, и сначала — о реальном отличии.

61. О модальном отличии.

62. Об отличии разума.

63. Как могут быть отчетливо познаны мышление и протяженность в качестве образующих природу духа и тела.

64. И как еще в качестве модусов субстанции.

65. Как следует познавать их модусы.

66. Каким образом чувства, аффекты и стремления могут быть ясно познаны, хотя часто мы судим о них неверно.

67. Мы часто ошибаемся и в самом суждении о боли.

68. Как следует отличать здесь познаваемое нами ясно от того, в чем мы можем ошибаться.

69. Познание величины, формы и т. п. значительно отличается от познания цвета, боли и т. п.

 

==168

70. Мы можем судить о чувственно воспринимаемых вещах двумя способами, из которых один предостерегает нас от ошибки, другой обрекает на нее.

71. Главная причина заблуждений проистекает из предрассудков детства.

72. Вторая причина заблуждений в том, что мы не способны отстраниться от наших предрассудков.

73. Третья причина состоит в том, что мы тратим силы, стремясь к тому, что недоступно чувственному восприятию, и потому мы обычно судим об этом, исходя не из непосредственного восприятия, а из предвзятого представления.

74. Четвертая причина в том, что наши понятия мы связываем со словами, которые не соответствуют точно предметам.

75. Совокупность того, что следует соблюдать, чтобы философствовать правильно.

76. Божественный авторитет мы должны ставить выше нашего восприятия, но в остальном философу не подобает соглашаться с чем-либо, кроме собственного восприятия.

ЧАСТЬ 11

О началах материальных вещей

1. Какими рациональными способами познается существование материальных вещей.

2. А также какими способами познается тесная связь человеческого тела и духа.

3. Чувственные восприятия учат не тому, что в действительности присуще вещам, а тому, что может быть полезным или вредным для человека.

4. Природа тела состоит не в весе, твердости, цвете и т. п., но в одной лишь протяженности.

5. Предрассудки относительно разрежения и пустоты затемняют эту природу тела.

6. Как происходит разрежение.

7. Оно не может быть объяснено никаким иным доступным пониманию способом.

8. Количество и число только в абстракции (ratione) отличаются от счислимой и обладающей количеством вещи.

9. Телесная субстанция, рассматриваемая отдельно от своего количества, смутно воспринимается как нетелесная.

10. Что такое пространство, или внутреннее место.

 

==169

11. Каким образом оно в действительности не отличается от телесной субстанции.

12. Каким образом оно отличается от той же субстанции в способе восприятия.

13. Что такое внешнее место.

14. В чем состоит различие между местом и пространством.

15. Как внешнее место справедливо принимается за поверхность охватывающего тела.

16. Против допущения пустоты, т. е. [места], где не существует совершенно ничего.

17. Пустота в обычном понимании не исключает всякое тело.

18. Как следует искоренить предрассудок абсолютной пустоты.

19. Этими рассуждениями подтверждается то, что было сказано о разрежении.

20. Отсюда также получаем доказательство, что не может существовать никаких атомов.

21. А также и того, что мир неопределенно протяжен.

22. А также и того, что материя неба и Земли одна и та же и что невозможно существование множества миров.

23. Любое изменение материи, т. е. все разнообразие ее форм, зависит от движения.

24. Что такое движение в обычном смысле.

25. Что такое движение в собственном смысле.

26. Движение требует не больше действия, чем покой.

27. Движение и покой — всего лишь противоположные модусы движущегося тела.

28. Движение в собственном смысле передается только телам, соприкасающимся с движущимся.

29. И только тем соприкасающимся телам, которые рассматриваются как покоящиеся.

30. Почему говорят, что из двух соприкасающихся тел, отделенных друг от друга, движется скорее одно, чем другое.

31. Каким образом в одном и том же теле может существовать бесчисленное множество разнообразных движений.

32. Каким образом движение в собственном смысле, которое в каждом теле только одно, может рассматриваться как множественное.

33. Каким образом при всяком движении одновременно движется весь круг тел.

 

К оглавлению

==170

34. Отсюда следует деление материи на частицы действительно неопределенные, даже если такие частицы оказываются для нас чем-то непостижимым.

35. Каким образом происходит это деление; и почему не следует сомневаться в том, что оно происходит, хотя и hp воспринимается нами.

33. Бог есть первопричина движения и всегда сохраняв! во вселенной одно и то же количество движения.

37. Первый закон природы: любая вещь всегда стремится сохранить неизменным свое состояние, и, таким образом, то, что однажды было приведено в движение, будет всегда продолжать двигаться.

38. О движении брошенных тел.

39. Второй закон природы: всякое движение само по себе прямолинейно, и поэтому все, что движется по кругу, всегда стремится отойти от центра описываемого круга.

40. Третий закон: тело, встречаясь с другим, более мощным, ничего не теряет от своего движения; встречаясь же с менее мощным, теряет столько, сколько переносит на него.

41. Доказательство первой части этого правила.

42. Доказательство второй части.

43. В чем состоит сила действия или сопротивления каждого тела.

44. Движение противоположно не движению, но покою, а направление в одну сторону — направлению в противоположную.

45. Каким образом можно определить, насколько изменяется движение каждого тела из-за столкновения с другими телами, с помощью следующих правил.

46 — 52. Правила от первого до седьмого.

53. Применение этих правил затруднительно, поскольку каждое тело соприкасается одновременно со многими телами.

54. Что такое твердые и что такое жидкие тела.

55. Части твердых тел не имеют никакой иной связующей силы, кроме собственного покоя.

56. Частицы жидких тел движутся с одинаковой силой во все стороны, и твердое тело, помещенное в жидкое, может прийти в движение от малейшей силы.

57. Доказательство этого.

58. Если какие-то частицы жидкости движутся медленнее, чем находящееся в нем твердое тело, то первое в атом случае не может рассматриваться как жидкое.

 

==171

59. Твердое тело, толкаемое другим твердым телом, заимствует у него не все свое движение, ибо часть его оно заимствует также и от окружающего жидкого тела.

60. Однако оно не может приобрести от этого жидкого тела скорость большую, нежели оно получило от твердого, которое произвело толчок.

61. Поскольку жидкое тело сразу целиком устремляете и в какую-то сторону, оно неизбежно несет с собой и твердое тело, содержащееся в нем.

62. Поэтому твердое тело, в то время как оно таким образом влекомо жидким, само не движется.

63. Почему некоторые тела настолько тверды, что даже будучи малыми, они с трудом разламываются руками.

64. В физике я принимаю те же принципы, что в геометрии и в абстрактной математике, и не ищу других, потому что с их помощью объясняются все явления природы и для них могут быть представлены точные доказательства.

К первой части

К пункту 1. Что касается утверждения Декарта о необходимости сомнения в том, в чем есть хоть малейшая доля неясности, то было бы полезнее дополнить его более удачным и четким предписанием: следует поразмыслить о том, какой степени согласия или несогласия заслуживает каждое положение, пли проще — следует доискиваться оснований каждого учения. В этом случае прекратились бы все эти словопрения вокруг Декартова сомнения. Но, может быть, наш автор предпочел высказаться парадоксально (παραδοϊολογεϊν), чтобы необычностью мысли пробудить дремлющего читателя? Мне бы хотелось, чтобы он сам помнил о своем предписании или, лучше, чтобы он осознал подлинное его значение, (когда он сам строит свои учения). Мы поясним нашу мысль лучше всего на примере геометров. Известно, что у них существуют аксиомы и постулаты, на истинности которых строится все остальное. Мы допускаем их истинность иногда потому, что наш ум сразу же соглашается с ней, иногда потому, что она подтверждается бесконечными опытами, и все же для развития науки было бы важнее, если бы они были доказаны. 'В свое время этим занимались по отношению к некоторым аксиомам Аполлоний и Прокл, а не-

 

==172

давно — Роберваль. (Прокл же приводит аналогичные попытки самого Фалеса Милетского.) И конечно же, подобно тому как Евклид, желая, чтобы геометрические истины опирались не на чувственные образы, а на логические основания, решил доказать, что две стороны треугольника в сумме больше третьей его стороны (кое-кто из древних смеялся, говоря, что это известно даже ослам, которые бегут к сену по прямой, а не зигзагом), точно так же он мог бы доказать, что две прямые (не совпадающие одна с другой) могут иметь только одну общую точку, если бы он имел хорошее определение прямой. И насколько мне известно, доказательство аксиом приносит большую пользу истинной аналитике, или искусству открытия. Таким образом, если бы Декарт пожелал вспомнить то, что в его предписании является наилучшим, он должен был бы заняться доказательством принципов наук и сделать в философии то, что пытался сделать Прокл в геометрии, где это было не столь необходимо. Но нашему автору, по-видимому, хвалы представлялись важнее точного знания. И я бы не стал его упрекать за то, что он частенько удовлетворяется лишь видимостью истины, если бы он сам не вызвал меня на это своей подчеркнутой резкостью. Во всяком случае, я не хочу упрекать Евклида за то, что он принимает некоторые положения без доказательства, ибо благодаря ему мы, во всяком случае допустив лишь несколько гипотез, знаем, что все остальное надежно опирается на них и равно им по достоверности; если бы Декарт и другие философы сделали нечто подобное, мы бы сейчас не испытывали трудностей. Да и скептики должны отнести эти слова к себе, поскольку