Готфрид вильгельм лейбниц сочинения в четырех томах том 3

Вид материала

Документы

Содержание К оглавлению Лейбниц —

Подобный материал:

• Готфрид вильгельм лейбниц сочинения в четырех томах том , 8259.23kb.
• Монадология, 209.43kb.
• Готфрид вильгельм лейбниц сочинения в четырех томах том, 9222.8kb.
• Лейбниц Г. В. Сочинения в четырех томах:, 241.84kb.
• Готфрид Вильгельм Лейбниц, 94.22kb.
• Лейбниц Готфрид Вильгельм (Leibniz Gottfried Wilhelm) немецкий ученый (философ, математик,, 271.47kb.
• Лейбниц (Leibniz) Готфрид Вильгельм (1646-1716), немецкий философ, математик, физик,, 201.35kb.
• Установочная лекция вткс, 212.41kb.
• Георг Фридрих Риман Готфрид Вильгельм Лейбниц литература, 208.32kb.
• Источник: Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения, 565.43kb.

прежде всего нельзя отрицать, что сама истинность гипотетических предложений является чем-то существующим вне нас и не зависящим от нас. Ибо все гипотетические предложения утверждают возможное существование или несуществование той или иной вещи или ее противоположности и, следовательно, исходят из того, что предположение об одновременном существовании двух взаимно согласующихся вещей либо одной какой-либо вещи само по себе возможно или невозможно, необходимо или безразлично; причем эта возможность, невозможность или необходимость (ибо необходимость вещи есть невозможность ее противоположности) отнюдь не есть какая-нибудь химера, которую мы воображаем, поскольку мы лишь признаем ее как факт постоянный и от нас не зависящий. Таким образом, первичной по отношению ко всем наличествующим вещам является сама эта возможность или невозможность их существования. В свою очередь возможность и необходимость образуют и составляют то, что именуется сущностями или природами, и составляют истины, которые обыкновенно называются вечными. И это название дано им по праву, ибо ничто так не вечно, как необходимое. Например, природа круга с его свойствами есть нечто реально существующее и вечное. Иначе говоря, существует некая постоянная причина вне нас, которая действует так, что все, кто об этом размышляет, находят то же самое. Дело тут не в простом совпадении мыслей, которое можно было бы объяснить природой человеческого духа. Дело в том, что явления или опыт подтверждают это согласие, коль скоро некое видимое подобие круга воздействует на наши чувства. И эти явления с необходимостью имеют некоторую причину вне нас.

Но хотя существование необходимостей и само по себе, и в порядке природы является первичным, я полагаю все же, что оно не первично в порядке нашего познания. Ибо, доказывая существование необходимостей, я, как Вы заметили, исхожу из признания того факта, что мы мыслим и обладаем чувствами. Таким образом, есть две всеобщие и абсолютные истины, утверждающие о реальном существовании вещей: одна — что мы мыслим, другая — что в наших мыслях имеется большое разнообразие. Из первой истины вытекает, что мы существуем, из второй — что существует нечто отличное от нас, т. е. отличное от того, что мыслит, и служащее первопричиной разнообразия наших явлений. Обе эти истины одинаково неопровер-

==268

жимы и независимы друг от друга, и г-н Декарт, положивший в основу своих рассуждений лишь первую из них, сумел достичь того совершенства, к которому стремился. Если бы он неукоснительно следовал тому, что я называю filum meditandi³, то, я полагаю, он вполне завершил бы построение первой философии. Однако и самый великий гений не может насиловать факты: волей-неволей нам приходится входить через врата, открытые нам природой, если мы не хотим блуждать в потемках. Вдобавок одному человеку не под силу выполнить все; и когда я думаю о том, сколько прекрасных мыслей высказал г-н Декарт, и о нем самом, я скорее удивляюсь тому, что он сделал, нежели тому, чего он не сумел совершить. Признаться, я еще не имел до сего времени возможности вникнуть в его творения с той тщательностью, с какой я намеревался это сделать; мои друзья знают, что в силу сложившихся обстоятельств я прочел почти всех новейших философов раньше, чем Декарта. Бэкон и Гассенди прежде других попали мне в руки; их простой и изящный слог оказался более доступным для человека, стремящегося прочесть все. Конечно, я не раз заглядывал и в Галилея, и в Декарта, но, так как я лишь недавно приступил к занятиям геометрией ⁴, меня смущала их манера изложения,, требующая больших усилий мысли. Сам я, несмотря на всегдашнюю мою любовь к размышлениям, обыкновенно с большим трудом читаю книги, которые можно усвоить лишь ценою долгих усилий, потому что когда размышляешь сам, то следуешь некоей естественной склонности и получаешь от этого и пользу и удовольствие, когда же приходится следить за чужими рассуждениями, нередко испытываешь ужасные трудности. Я всегда любил такие книги, в которых можно найти хорошие мысли и которые пробегаешь без остановки; они возбуждали во мне желание мыслить самостоятельно» рождали у меня новые идеи, которые я развивал, как мне хотелось. Кстати, это долго мешало мне читать внимательно сочинения по геометрии, и я должен сознаться, что так и не сумел заставить себя прочесть Евклида более углубленно, чем читают художественную литературу. Я убедился на опыте, что вообще-то в таком методе чтения нет ничего плохого, тем не менее я готов признать, что для некоторых авторов нужно сделать исключение, например из древних философов — для Платона и Аристотеля» а из наших — для Галилея и г-на Декарта. Как бы то ни было, почти все, что мне известно

 

==269

о взглядах г-на Декарта в области метафизики и физики, почерпнуто мною из других книг, излагающих его учение в более доступной форме. Так что вполне вероятно, что я усвоил его недостаточно глубоко. Но когда я перелистал еще раз его собственные произведения, я отметил по крайней мере то, чего он, как мне кажется, и не делал, и не пытался сделать: сюда относится, в частности, решение обсуждаемых нами проблем. Вот почему я всегда приветствую тех, кто стремится исследовать любую, хотя бы и незначительную истину до конца: я знаю, как много значит досконально изучить предмет, сколь бы простым или мелким он ни казался. Именно этим путем можно добиться многого, так как совершить подлинные открытия возможно лишь при условии четкого и глубокого понимания самых простых вещей. Вот почему я отнюдь не порицал намерений г-на де Роберваля, пожелавшего дать полное доказательство всех положений геометрии, сведя их к нескольким аксиомам. Конечно, вовсе не обязательно принуждать к такой скрупулезности всех, однако для нас самих подобный метод был бы, мне кажется, полезен.

Я возвращаюсь к истинам, которые, согласно нашему определению, являются первичными; к ним относятся истины, утверждающие, что существует нечто вне нас, т. е. знание о том, что мы мыслим и что имеется великое разнообразие в наших мыслях. Указанное разнообразие мыслей невозможно объяснить природой того, что мыслит, поскольку одна и та же вещь сама по себе не могла бы произвести в себе изменение так как всякая вещь сохраняет то состояние, в котором она пребывает, если ничто ее не меняет. И так как сама по себе она не предрасположена к тому, чтобы претерпеть такие-то, а не какие-либо другие изменения, то, следовательно, и нет никаких оснований ожидать от нее какого-либо разнообразия, если только не предположить что-либо беспричинное — но такое предположение абсурдно. И если бы даже мне возразили, что наши мысли не имеют начала, — не говоря уже о том, что каждый из нас существует от вечности, — все равно, никакого другого вывода сделать было бы невозможно, ибо при всех обстоятельствах пришлось бы признать, что нет никакого основания этого разнообразия, существовавшего от вечности в наших мыслях, так как в нас нет ничего такого, что определяло бы нас скорее к одному, чем к другому. Итак, нужно признать, что существует какая-то иная причина разнообразия наших мыслей, причина, на-

 

К оглавлению

==270

ходящаяся вне нас. А так как мы согласны в том, что имеются некоторые подчиненные причины этого разнообразия, которые сами в свою очередь нуждаются в причине, то мы установили существование существ, или особых субстанций, за которыми мы признаем некое действие, т. е. считаем, что их изменение сопровождается изменениями в нас. На этом основании мы уверенно измышляем то, что мы называем материей и телами. Но Вы правы, призывая нас несколько умерить наш пыл и вспомнить сетования древней Академии ⁵. В сущности, опыт убеждает нас лишь в том, что, во-первых, наши явления некоторым образом связаны между собой — что и позволяет нам успешно предсказывать будущие явления, — а во-вторых, что эта связь должна иметь постоянную причину. Но ведь из этого, строго говоря, еще не следует, что существуют материя и тела; из этого следует лишь, что существует нечто, представляющее нам хорошо согласованные явления. Допустим, какая-то невидимая сила ради забавы внушает нам сны, строго согласующиеся с предшествующей жизнью и друг с другом. Разве сумели бы мы до пробуждения отличить их от реальной действительности? Кто помешает мне утверждать, что вся моя жизнь — это только длинный и упорядоченный сон и в какой-то момент наступит пробуждение? Причем это вовсе не говорит о несовершенстве этой силы, как утверждает г-н Декарт ⁶, да и не о том идет речь. Предположим, что некая подчиненная сила или какой-нибудь гений вмешивается. Бог знает почему, в наши дела или, скажем, обретает власть над человеком, подобно тому калифу, который переносит спящего в свой дворец и дает ему насладиться магометанским раем, а затем возвращает его на то место, где он его застал, прежде чем тот успеет очнуться. Придя в себя, этот человек будет, конечно, считать все случившееся сновидением в той мере, в какой оно несовместимо с его обыденной жизнью, и начнет проповедовать людям истины и откровения, якобы привидевшиеся ему в этом мнимом раю; а на самом деле все это было подстроено калифом. Так вот, если действительность сошла за сон, что мешает сну сойти за действительность? Конечно, чем более связным представляется нам то, что с нами происходит, тем больше у нас уверенности, что наши явления соответствуют реальности; верно также и то, что, чем пристальнее мы изучаем наши явления, тем больше последовательности мы в них находим, в чем убеждают нас также микроскопы

 

==271

в другие средства делать опыты. Эта постоянная согласованность дает нам большую уверенность, но в конечном счете уверенность эта будет не более чем моральной, пока кто-нибудь не докажет нам, что мир, видимый нами, существует a priori и свойство вещей быть такими, какими они кажутся, коренится в самой сущности мира. Только тогда будет доказано, что то, что нам кажется, есть реальность, и мы никогда уже не будем заблуждаться на этот счет. Но я подозреваю, что подобное знание слишком уж близко к блаженному видению и вряд ли мы можем претендовать на него в том положении, в котором мы находимся. Как бы то ни было, мы понимаем, насколько смутным должно быть наше обычное знание о существовании тела и материи, так как мы внушаем себе, что все это существует на самом деле, а на поверку выходит, что мы легко можем обмануться. Это подтверждает прекрасный довод г-на Декарта в пользу различия между телом и душой: можно усомниться в одном, не подвергая сомнению другое ⁷. Ибо если бы даже все оказалось одной видимостью или сном, то, как подчеркивает г н Декарт, это ни в коей мере не поколебало бы реальности того, что мыслит, а я добавлю. что и в этом случае существование Бога можно было бы доказать не менее успешно, но только не тем путем, по которому пошел г-н Декарт ⁸, а другим, ведущим гораздо дальше. Ведь совсем не обязательно предполагать существо, которое гарантировало бы нас от заблуждений, так как от нас самих зависит, будем ли мы обманываться в отношении многих вещей, во всяком случае наиболее важных. Желаю BАМ, сударь, чтобы ваши раздумья в этом вопросе увенчались успехом, к коему Вы стремитесь; однако, чтобы добиться его, надлежит действовать по порядку, выдвигая различные предположения: таким путем Вы будете продвигаться вперед уверенно, постепенно завоевывая территорию. Верю, что Вы и впредь будете радовать читателей, знакомя их время от времени с избранными произведениями Академии, и в особенности с Платоном, ибо в этих трудах, как я полагаю, содержатся наиболее прекрасные и основательные мысли. Остаюсь, сударь, и проч

ЛЕЙБНИЦ — ФУШЕ i°

Мне наконец вручили Вашу корреспонденцию. Сердечно благодарю Вас; я читал ее не отрываясь, пока не кончил. С особым удовольствием прочел Ваши мысли

 

==272

о мудрости древних. Я всегда считал их более тонкими мыслителями, чем наши современники и можно лишь пожелать, чтобы их лучше знали.

Лидсе и Шонпе попытались возродить философию стоиков, Гассенди разрабатывал Эпикура; Щеффер собрал все, что он мог найти, о философии Пифагора. Фичино и Патрици прокомментировали Платона, но, по-моему, сделали это неудачно, преувеличив значение некоторых крайностей и пройдя мимо более простого, но зато более основательного Фичино только и говорит что об идеях, мировых душах, мистических числах и тому подобном; а вместо этого следовало бы проследить попытки Платона дать точные определения понятий ^и. Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь извлек из наследия древних то, что отвечает потребностям и вкусу нашего века в целом, не обращая внимания на разногласия партий. Было бы хорошо, если бы Вы, с Вашими способностями, нашли время заняться этим делом, примирить некоторые противоречия, а кое-что и подправить, дополнив это наследие несколькими прекрасными мыслями из Вашего собственного запаса

Я прочел книгу г-на Морланда об откачивании воды. Его идея эллиптического движения, по-моему, не сулит никаких выгод. Движение, правда, совершается более равномерно, но зато с гораздо большей затратой сил, чем при помощи вращательных рычагов, которые автор бранит; мы же считаем, что эти рычаги очень удобны для наших рудников, так как благодаря им можно приводить в движение насосы, находящиеся на расстоянии 500 туазов и более от колеса ¹².

Со времени моего отъезда из Парижа я не держал в руках ни одного сочинения г-на Осаннама¹³, кроме его учебника геометрии, тригонометрии и нового издания его «Гномоники». Жду появления его книги о Диофанте. Там он, наверное, сообщит что-нибудь интересное. Я нахожу, что он поступил не слишком вежливо по отношению ко мне, вставив в свою «Геометрию» мою квадратуру круга (а именно, при диаметре, равном единице, круг равен

1 — п- 4- г — ~ + --- и т. д. ¹⁴) с моим доказательством и

не упомянув при этом моего имени, так, словно это доказательство принадлежит ему самому.

Усердно прошу Вас, сударь, передать мои поклоны бесконечно почитаемым мною г-ну Тюэ и г-ну Лантену ¹⁶. Я много слышал об «Истории наслаждения и страдания»,

 

==273

которую задумал г-н Лантен, — это серьезный замысел. . Г-н Жюстель тоже работал над трактатом об удобстве жизни, но боюсь, как бы он не отстал, судя по письму , которое я недавно от него получил.

Философия академиков , представляющая собой познание недостатков нашего разума, хороша для начинающих, а так как в вопросах религии мы всегда остаемся начинающими, то эта философия, несомненно, способствует подчинению разума авторитету; Вы превосходно доказали это в одном из Ваших рассуждений. Однако следует стремиться к расширению человеческих знаний, и, хотя это расширение возможно только как установлено множества вещей на основании немногих предпосылок , все же оно полезно: по крайней мере мы будем знать, ч о для полного доказательства нам достаточно лишь проверить правильность этих предпосылок, а до тех пор будет довольствоваться гипотетическими истинами и найдет таким образом выход из сумятицы споров. Таков метод геометров. Например, Архимед исходил из такого минимума предположений: что прямая линия есть кратчайшее расстояние между двумя точками; что из двух линий , обращенных вогнутостью в одну сторону, та, которая находится внутри, всегда меньше той, которая снаружи. На них он и строит свои доказательства.

Таковы мои замечания по поводу с. 7 Вашего ответа дову Роберто де Габесу ¹⁷. Итак, не кажется ли Вам целесообразным, чтобы мы исходили из принципа противоречия, а следовательно, из того, что в каждом истинном предложении понятие предиката уже заключено в понятии субъекта, и из некоторых других аксиом этого рода доказывали все наши положения с такой же наглядностью, как это делают геометры? Рано или поздно нам пpидется обратиться к этому методу, чтобы прекратить споры и стать наконец на твердую почву.

Всегда следует исходить из некоторых достоверных истин, иначе придется вообще отказаться от надежды что-либо доказать, ибо нельзя же бесконечно приводить все новые и новые доказательства. Не следует требовать невозможного; это значило бы, что поиски истины ведется просто несерьезно. Итак, я смело исхожу из предположения, что два противоречащих друг другу утверждения не могут быть истинными, что то, что содержит в себе противоречие, не может существовать и, следовательно, что необходимые утверждения (т.е. такие, противополож-

 

==274

которым заключает в себе противоречие) не установлено по чьему-либо произвольному решению: в противном случае мы оказались бы просто безответственными ^ти ,нами. Более очевидных истин, нежели эти, предлож-

-ить невозможно. Да и Вы сами исходите из тех же аксиом в Ваших писаниях и рассуждениях, а не то ведь Вы в любой момент могли бы доказать противоположное тому, что говорите. Вот то, что надлежит сказать относительно второго предположения.

Что касается третьего предположения в Вашем ответе дону Роберто, то я нахожу, что Вы правы, утверждая, что должна существовать некая естественная связь между некоторыми извилинами мозга и тем, что именуют чистыми интеллекциями ¹⁸. В противном случае было бы невозможно высказывать свои мысли другим людям. И хотя слова сами по себе произвольны, их пришлось связывать с некоторыми обязательными для всех значениями, для того чтобы довести до сведения собеседника смысл этих слов.

Мне думается также, что Вы с полным правом усомнились (в том же третьем предположении, с. 24) в том, что тело может воздействовать на дух и наоборот. На этот счет я придерживаюсь оригинального, как мне кажется, мнения, которое отличается от мнения автора «Разысканий» ¹⁹. Я считаю, что каждая индивидуальная субстанция выражает всю вселенную целиком на свой манер и что ее последующее состояние есть следствие (хотя зачастую и свободное) ее предыдущего состояния, как если бы в мире существовали только Бог и она сама. Но так как все субстанции непрерывно созидаются верховным существом и выражают одну и ту же вселенную или одни и те же феномены, то они совершенно согласованы друг с другом. Когда мы говорим, что одна действует на другую, мы подразумеваем, что одна из них выражает причину или смысл изменений точнее, чем другая, примерно так, как мы приписываем движение кораблю, а не всему морю, и это имеет свой резон. Из этого я делаю также вывод, что если тела являются субстанциями, то они не могут состоять только в протяжении. Однако это ничего не меняет в истолковании частных феноменов природы: их надлежит всегда объяснять законами математики и механики, памятуя, однако, что принципы механики зависят не только от протяжения. Итак, я не разделяю ни общей гипотезы о действительном влиянии одной сот-

 

==275

воренной субстанции на другую, ни гипотезы окказиональных причин, по которой Бог будто бы производит в душе мысли по случаю движений тела и таким образом якобы меняет направление души без участия самой души на манер непрерывного и совершенно бесполезного чуда. Вместо этого я утверждаю взаимосвязь или согласие того, что происходит в различных субстанциях, исходя из того, что Бог создал душу изначально и все, что происходит с ней, рождается из нее самой; поэтому ей незачем в последующем приспосабливаться к телу, как телу незачем приспосабливаться к ней. У каждого из них свои законы, при этом душа действует свободно, тело же лишено выбора, и они встречаются друг с другом в одних и тех же феноменах. Все это довольно близко к тому, что Вы излагаете в Вашем ответе дону Роберто на с. 26, где говорится, что человек есть собственный объект своего ощущения. К этому можно добавить, что таковым же объектом служит для человека Бог, поскольку он один действует на нас непосредственно в силу нашей постоянной зависимости от него. Следовательно, можно сказать, что только Бог или то, что заключено в нем, является для нас единственным непосредственным объектом, существующим вне нас, если для этого вообще подходит термин «объект».

Что же касается Вашего шестого предположения, то отнюдь не обязательно считать, будто наши представления о вещах вне нас совершенным образом воспроизводят их; следует полагать, что они лишь выражают их, подобно тому как эллипс является выражением окружности, если смотреть на нее сбоку, так что каждой точке окружности соответствует точка эллипса и наоборот, согласно определенному закону соотношения. Ибо, как я уже сказал, всякая индивидуальная субстанция выражает мир по своему, как по-разному виден город, если смотреть на него с разных сторон. Всякое действие является выражением своей причины, а причина каждой субстанции есть не что иное, как решение Бога создать ее; однако в этом решении заключены отношения субстанции ко всему миру, поскольку Бог, принимая решение, предусмотрел все со всех сторон: чем мудрее создатель, тем более связан он в своих предначертаниях.

Что касается вопроса о том, существует ли протяжение вне нас и не является ли оно лишь феноменом, подобным цвету, то здесь Вы правы, говоря, что этот вопрос не из легких. Понятие протяжения не такое уж простое