Александр Щедрецов

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

a parte.

— Перечел я недавно «Фому Гордеева», — говорил он, — так случайно, странник зашел, ну я и стал читать... Эх, как плохо! Ненужности всякие, не просто сказано. До трети дошел и бросил...» (Брюсов В.Я. Дневники 1891-1910. М. 1927. С. 94.)

Благ.

Заведующий самим собой.

Не экзистенциальное — обычное организационное одиночество.

Упоение бытом.

«Общее прощание кончилось. Гетман шел с открытою головою позади гроба. По опущении оного в могилу произведена была пальба из пушек и ружей, и, по отдании сей последней чести, все возвратились в дом Калестина, не исключая и гетмана, удостоившего обед наш своим присутствием. Вскоре после стола он, с приличною свитою, отправился во дворец, а прочие гости начали бражничать, ибо его пребывание удерживало всех в границах строгой благопристойности. Не знаю, хорошо или худо установлено, чтобы по предании земле родственника или друга заводить пиршества, но утвердительно говорю, что пиршества такого рода, какие у нас в употреблении, то есть исполненные во всем излишества, отвратительны, следовательно, — никуда не годятся». (Нарежный В.Т. Славенские вечера. М. 1990. С. 416.)

Духовный провинциализм. (н. м.)

Главный хлопотун по этому делу. (н. м.)

Мысль транзитом.

Что там говорили ещё более великие, чем мы?

Вся гамма вкусовых пристрастий — от до до до. (н. м.)

Любить вприглядку.

Верить в бога легче, чем верить в людей.

Лирика как форма самопознания.

За редким исключением, все великие были людьми обыкновенными, просто умели выразить свою обыкновенность в книгах, картинах и пр.

Учительская повадка.

Разволновался, читая «Кориолана». Шекспир ненавидел и презирал толпу, все герои его — личности, сам он в высшей степени аристократичен.

В «Уленшпигеле» жаворонок — символ свободы.

Растаявший холодильник.

Ну и где они — молодильные яблоки?

«...Врач Кустос был почтенный практик, который, по примеру своих собратьев, излечивал больных от всех болезней, кроме той, от которой они умирали». (Жюль Верн. Сборник. М. 2001. С. 106.)

Любовь — это то, из-за чего ты улыбаешься, даже когда усталый. (н. м.)

Несколько душераздирающих сцен.

Продать душу дьяволу и на вырученные деньги заняться зубами.

Диссидентство в крови.

Двойная фамилия: Иванов-Петров.

Реконструкция пушкинских портретов: в 50, 60, 70.

Перешагнёшь порог — перешагнёшь гору. (даргинская пословица)

Человек навсегда.

Фигуральный бог внял моей просьбе.

Дешёвая подделка под дорогую вещь. (н. м.)

Почему молчат трапписты:

1. «Душа посвящена Богу, если внимает Ему вся целиком. Поэтому мое безмолвие, освобождая меня от вещей этого мира, посвящает Богу и их, и мою собственную душу. Эта жертва угодна Богу. О, если бы я и других смог научить тому же безмолвию!»

2. «Познавая себя в безмолвии, я не копаюсь в себе, а проникаю в тайну неуловимого для слов и понятий истинного «я», своего лика. Тем самым я приобщаюсь к молчанию Бога...»

(Томас Мертон, «Одинокие думы»)

Confiteor! (лат.) — Каюсь!

Обречённость на человека.

Целая коробка игрушек, а ёлки нет. (н. м.)

Хочется жизни безотчётной.

Вызывающе красива.

Орфографическая ошибка в предсмертной записке.

«В человеческой натуре есть две противные склонности: одна влечет сердце наше всегда к новым предметам, а другая привязывает нас к старым; одну называют непостоянством, любовию к новостям, а другую — привычкою, Мы скучаем единообразием и желанием перемен; однако ж расставаясь с тем, к чему душа наша привыкла, чувствуем горесть и сожаление. Счастлив тот, в ком сии две склонности равносильны! Но в ком одна другую перевесит, тот будет или вечным бродягою, ветреным, беспокойным, мелким в духе; или холодным, ленивым, нечувствительным. Один, перебегая беспрестанно от предмета к предмету, не может ни во что углубиться, делается рассеянным и слабеет сердцем; другой, видя и слыша всегда то же да то же, грубеет в чувствах и наконец засыпает душою. Таким образом, сии две крайности сближаются, потому что и та и другая ослабляет в нас душевные действия». (Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. М. 1983. С. 219.)

Что успел, то успел. Что успею, успею.

Принявший Ислам должен выбрать себе мусульманское имя.

Обмирщвлённое «грех».

Носитель живота.

Это не для широкого круга читателей.

Виллу Делис на берегу Женевского озера Вольтер обустраивал в 1755 году, «Кандида» написал в 1758, опубликовал в 1759. В том же 1759 на городской площади Женевы книга была сожжена. То есть сначала жизнь, потом книга, а не наоборот.

Виндсерфинг на гребне исторической волны.

Дух по вызову.

Время быстрее меня.

Чтобы в начале было слово, надо, чтобы сперва был язык.

К истории понятий «изящная словесность» и «толстый журнал»:

«Не прибегая к упрекам и утешениям мотивами гражданской скорби, поддаемся невольному увлечению, побуждающему оглянуться далеко назад и хоть наскоро заглянуть в прошлое нашей молодости, в первую половину 50-х годов.

Петербургская журналистика, уже успевшая в то время поглотить всю наличную литературу или, как выражались тогда, «изящную словесность», сама продовольствовалась довольно скудными средствами. Газет было всего три, и, по замечательной случайности, в полное противоречие нынешним временам, вместе с ними занимали читающую публику четыре толстых (как называют теперь) журнала». (С.В.Максимов. По Русской земле. М. 1989. С. 342. – Статья «Лев Александрович Мей», 1987 г.)

Магическая формула: «Так полагается».

Жертва парикмахерского искусства.

Радикально отдохнуть.

Паустовский о Метерлинке: «мистический поэт с туманными глазами и туманными мыслями». (Статья «Бессмертный Тиль».)

Не беседа — готический роман.

Нет человека, сердце которого было бы и моим сердцем.

«Искусство для искусства. Почему нет?

Искусство для жизни. Почему нет?

Искусство, чтобы угождать. Почему нет?

Не все ли равно? Если это искусство».

(Гоген П. Ноа Ноа. Спб. 2001. С. 536.)

Право на невежество.

В поисках архетипа далеко ходить не надо.

Ни Ка, ни Пэ, ни Дэ.

Очень чувствую движение, жест.

Люди моего типа... скажу иначе, моей корысти — были, есть и будут.

«...Перевод в принципе, не являясь ни в коей мере самим переводимым текстом, с большими оговорками становится его соперником, а скорее является иллюстрацией к нему». (В.Е.Багно, С.Л.Сухарев, «Михаил Кузмин — переводчик». В кн.: XX век. Двадцатые годы: Из истории международных связей русской литературы: Сб. статей. СПб.: Наука, 2006. С. 147-183.)

О переводе как иллюстрации читаю впервые. Спросил С.Л., кто писал. Писал В.Е.Багно, испанист, директор Пушкинского дома.

Расчёт верный, но — в пределах ограниченного опыта.

Два беса: любострастия и любомудрия.

Партия асимметристов.

Было такое у Геббеля — куски собственных писем переписывал в дневники. Откуда брал — указывал.

«Как будто стоит заводить войну, ежели кто примет иной раз союз за наречие!» (Эразм Роттердамский. Похвала глупости. М. 1991. С.101.)

Мерседес-бамс.

Слов из песен не выкидываю, но иногда заменяю.

При слове «пафос» я вижу лягушку, которую дети надувают через соломинку.

Каждый фазан желает знать, где сидит охотник.

«И тот, кто с песней по жизни шагает...» Это про меня.

Прогоревшие надежды.

«Всё преходящее, глубоко задевая нас, будит в нас вечное». (Ф.Геббель. Избранное в 2 тт. Т.2. М. 1978. С. 428.)

Чтобы жертвовать собой, надо быть тем, утрата чего воспринимается как жертва.

Орден графоманов.

Брызнул орех (под молотком).

В ожидании вдохновения Бюффон надевал камзол, кружева и торжественно усаживался за стол из черного дерева.

«В мире всё подтасовано — это старая истина, её рассказал какой-то аббат на вечере у Дидро. Одни честные игроки не догадываются и ссылаются на случай». (Герцен А.И. Сочинения в 9 тт. Т.1. М. 1955. С. 72.)

Во всём должна светиться мысль.

Страна, где чувствуешь себя инородцем.

Три праведника на спортивной тумбе.

Понимание бескорыстно по своей природе, понимание — ради понимания.

«Два монаха прибыли в это время в Дамме продавать индульгенции. Поверх монашеских одеяний на них были надеты кружевные рубахи. В хорошую погоду они торговали на паперти, в дождь — в притворе. Здесь была прибита их такса. Они продавали отпущение грехов за шесть лиаров, за патар, за пол-ливра парижского, за семь и за двенадцать флоринов, за дукат — на сто, двести, триста, четыреста лет, а также, смотря по цене, полное загробное блаженство или половину его и отпущение самых страшных грехов. Но это стоило целых семнадцать флоринов.

Уплатившим сполна покупателям они вручали кусочки пергамента, на которых указано было число оплаченных лет. Под числом значилось изречение:

Коль хочешь избежать страдания

В чистилище на сотни лет,

Помысли о беде заранее,

Исполни наш благой совет:

Купи скорей грехам прощение,

Посильно лепту принеси...

За дар твой малый, тем не менее,

Господь воздаст на небеси.

И покупатели стекались за десять миль отовсюду.

Один из монахов часто читал народу проповеди. У него была цветущая рожа, тройной подбородок и порядочное брюшко, нимало его не смущавшее.

— Несчастный! — говорил он, вперяя взор в кого-либо из своих слушателей. — Несчастный! Взгляни — вот ты в адском огне! Жестоко жжет тебя пламя. Тебя варят в котле кипящего масла. Вот где льются неподдельные слезы, вот где подлинно скрежещут зубы! Господи, помилуй, господи, помилуй! Да, вижу, вижу тебя в аду, бедный грешник, вижу твои мучения! Один лишь грош, уплаченный за тебя, — и уже легче твоей правой руке; еще один — обе твои руки вышли из пламени. А остальное тело? Флорин всего — и низверглось на тебя благостной росою отпущение грехов. О, сладостная прохлада! И так — десять дней, сто дней, тысяча лет, смотря по взносу: ты уже не жаркое, не оладья, кипящая в масле. И если не для тебя это, грешник, то разве мало в сокровенных глубинах этого пламени других страждущих душ: твоих родных, твоей любимой жены?

При этих словах другой монах благоговейно потряс серебряным блюдом, призывая к жертвованиям.

— И разве, — продолжал монах, — разве в этом страшном пламени нет у тебя любимого сына, дочери? Они кричат, плачут, они взывают к тебе! Неужто ты глух к этим жалостным стенаниям? Нет, невозможно. Твое ледяное сердце тает — и это стоит тебе грош. И посмотри же: при звуке этого гроша, падающего на эту жалкую медь (здесь другой монах вновь потряс своим блюдом), ты видишь вдруг просвет в пламени: одна бедная душа поднялась из жерла вулкана. И вот она на свободе, она на чистом воздухе! Где ее муки? Холодное море перед нею, она бросилась в него, она барахтается в нем, плавает на спине, переворачивается на волнах, ныряет. Слышишь, она издает радостные крики! Видишь, она кувыркается в воде! Ангелы глядят на нее и ликуют. Они ждут ее, но она не может оторваться от наслаждения. Ей хотелось бы стать рыбой! Она не знает, что там, наверху, ее ждут прохладительные водоемы, полные душистой, сладостной, нежной влаги, в которой, точно холодные льдины, плавают громадные горы из белого леденца. Вот подплыла акула, но душа не боится ее; она садится чудовищу на спину, но оно не чувствует этого. Она ныряет с ним в глубь морскую, она приветствует морских ангелов, которые едят рыбные яства из коралловых чаш и свежие устрицы на перламутровых тарелках. И как встречают ее здесь, каким уходом, приветом и вниманием она окружена! Ангелы в вышине призывают ее к себе. И вот наконец, возрожденная, блаженная, она возносится на небеса, звеня жаворонком; взлетает туда, ввысь, где во всем великолепии парит на престоле господь бог. Там находит она всех своих земных родных и друзей, кроме тех, которые не купили своевременно индульгенции, презрели отпущение грехов, даруемое святой нашей матерью — католической церковью, и жарятся в недрах адовых. И так вечно, вечно, вечно, впредь, во веки веков в огне непреходящих страданий! А прощенная душа — та в чертогах господних наслаждается благоуханной влагой и сладостью леденца... Покупайте индульгенции, братья! Есть на всякие цены: за крузат, за червонец, за английский соверен. Принимаем и мелкие деньги. Покупайте! Покупайте! Здесь священная торговля: здесь есть товары для всякого — для бедного и богатого! Но в долг, братья, к великому горю, мы давать не можем, ибо покупать прощение и не платить за него наличными — преступление в глазах создателя.

Монах, собиравший деньги, молча потряс блюдом. Флорины, крузаты, патары, дукатоны, денье и су сыпались градом».

(Шарль де Костер. Легенда об Уленшпигеле. М. 1980. С. 96-98.)

Пауза длиной в жизнь.

Unum necessarium — единственно необходимое.

Не только ничего за душой, но самой души нет.

Окончательной ясности не бывает.

Мне всегда не хватало серьёзности, самые серьёзные свои открытия я делал шутя, несерьёзно. Так, напевалось что-то в голове... казалось любопытным, я и записывал. Потом оказывалось, что это серьёзно и очень даже серьёзно, что люди серьёзные давно бьются над этим.

Большая стирательная резинка в голове.

Траппическое молчанье.

Превращать свою жизнь в житие я не собираюсь.

Разговор с куклой.

Бедность, съевшая душу. (н. м.)

Многие жалуются на бессобытийную жизнь. Не жизнь, но сами себя мы обделяем событиями. События ― как царство божие ― внутри нас. Всякое осмысленное и зафиксированное несобытие становится событием. Приметил хорошую улыбку ― событие. С продавщицей поругался ― событие. Но не прежде, чем и улыбка, и продавщица отразятся в слове.

В человеческих отношениях нет ничего скучней и пошлей стандартов.

Медаль «За победу над пылью».

Долг — выше любви.

Сшить из тапка рюкзак. (н. м.)

Фразеологизм, который я не употребляю и никогда не буду употреблять: «говорить без утайки». Не нравится мне эта... «утайка».

Фантазия Жюля Верна не только техническая, но и сюжетослагательная, и всё это работало как-то вместе. Технические новшества подсказывали новые, захватывающие сюжеты. Можно сказать, Жюль Верн предложил новую парадигму литературного мышления.

Честолюбие неприличных размеров.

«Я вбил себе в голову во что бы ни стало развить свою память и многое стал настойчиво заучивать наизусть. Для этого я всегда носил с собой какую-нибудь книгу, которую во время работы с невероятным трудом изучал и твердил наизусть. Не понимаю, как от этих беспрестанных, упорных и тщетных усилий я в конце концов совсем не отупел. Нужно же было двадцать раз учить и переучивать эклоги Вергилия, из которых я теперь не знаю ни слова!» (Руссо Ж.-Ж. Избранные сочинения в 3 тт. Т. III. М. 1961. С. 215.)

Натрахтибидохать.

Нет большей тяжести, чем мысль о деянии.

Случается, яблочко от яблоньки так откатится, что диву даёшься.

Круглых нолей не бывает — только овальные.

Любит русский человек дешёвые эффекты.

«Четырнадцатиструнная арфа сонетов». (Россетти)

Зачеркнуть частицу «не».

«Домостроительство...» Словцо подцеплено у Нарежного: «...с покойным отцом вашим жили мы по-приятельски! Он был умён, добр, а что всего нужнее в нашем быту — домостроителен». («Российский Жилблаз, или похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова».)

Публика, в современном понимании слова, есть социально активная часть населения. Тогда и с «публицистикой» проще разобраться.

«Незнакомка»... почему-то обязательно должна быть «прекрасной».

Нельзя взять от жизни больше, чем она может дать.

Пузырьки вдохновения.

«Как я стал таким, каким я стал».

Амплитуда судорог.

Кровь феникса, соединяющая даже разорванную тетиву лука. (Пу Сун-Лин. Лисьи чары. Странные истории. М. 1955. С. 288.)

Говорят — надо быть кому-нибудь нужным. Нужным будешь: купи, принеси. Надо быть интересным, особенно в старости.

Влюблённый саксофонист.

Юность — если не обещание, то хотя бы надежда.

Время удалять камни.

Рай как воплощённая пошлость.

Нет мира в моей душе.

Фрейд, по крайней мере в юности, нередко прибегал к кокаину.

...Ведь и Катулла забыли. Только в XIV веке, в веронском монастыре, случайно набрели. То есть гарантий — никаких.

Человек таков, каков он в толпе.

Не люблю конкурсы. Эта женщина красивей той, тот ребёнок умней того, а если этот тип нокаутирует того типа, мы засыплем ринг цветами. Хочу жить без состязательности, делать что умею и насколько умею.

Молчаливое торжество.

В этой раковине была жемчужина.

Папозаменитель.

Церемония объяснения в любви. (н. м.)

Прекрасны только детство и юность. Отчасти молодость.

Разделение слов, появление абзацев, знаки пунктуации, шрифты и общепринятый вид книжной страницы — всё, что позволяет глазу воспринимать мысль, сформировалось и получило развитие лишь после изобретения книгопечатания. Так, свитки с рукописями речей Цицерона представляли собой сплошной текст без пробелов и абзацев, как и все тексты, предназначенные для чтения вслух. Позже в рукописных и ксилографических книгах появились прописные буквы и иллюстрации, но структура текста менялась медленно и всё ещё предполагала чтение вслух. «Чтение молча», «тихое чтение» стало распространяться только в конце IV века. Это было начало того умственного процесса, который привёл к господству письменного слова над устным, пера над голосом.

«Есть жизнь вне этих стен». («Кориолан»)

Кто хочет, тот может.

Слишком слишком.

Мыслить — проникать за поверхности вещей.

Во имя великой русской литературы — избавьте меня от её преподавания!

Памятник Петрарке в Парме.

Душа есть свойство тела сознавать себя, мир и своё место в мире.

«…В том и состоит сладчайшая награда философского рассмотрения, что, постигая все в общей связи и ничего не оставляя обособленным, оно признает все необходимым и потому благим и примиряется со всем существующим, как оно существует, потому что оно должно быть таким ради высшей цели. Да и немужественно тратить время на жалобы из-за существующего зла, в то время как разумнее употребить его на посильное созидание доброго и прекрасного. Здесь не будет и тона сатиры: несовершенство, присущее всему роду, не должно быть предметом насмешек индивидуума, ибо последний есть член этого рода и, как бы ни обособлялся, все же необходимо причастен к этому несовершенству». (Фихте И. Факты сознания. Назначение человека. Наукоучение / Пер. с нем. — Мн.: Харвест, М.: ACT, 2000.)

А в парке Чаир всё распускаются и распускаются розы.

Лунная улыбка.

Наслаждение грубого помола. (О.Уайльд)

Природа не мстит обманувшим её ожидания, просто отворачивается от них.

Это непересказуемо.

Настоящая жизнь — жизнь не по средствам.

«Чтобы чувствовать дух минувшего времени, чтобы стать современником былых людей, необходимо долгое изучение и кропотливый труд. Но трудность лежит не в том, что надо знать, а в том, что надо забыть. Иной историк бессилен представить нам современников Иоанны д'Арк, и это не вследствие отсутствия сведений, а вследствие отсутствия незнания современной нам войны, политики, религии». (А.Франс)

По фламандскому поверью, сатана не смеет приближаться к укропу.

Возраст доверия к себе.

Тема для саги. (н. м.)

Утренний пример — ещё парной.

«В Бостоне я слушал только одного проповедника — мистера Тейлора, который выступает специально перед моряками, ибо сам в свое время был моряком. Его молитвенный дом с голубым флагом, весело и привольно развевающимся на крыше, я обнаружил чуть ли не в порту, на одной из узеньких старых улочек у самой воды. <…>

Служба началась с гимна, за которым последовала импровизированная молитва. <…> Когда с молитвой было покончено, священник приступил к проповеди, взяв за основу стих из Песни Песней Соломона, которую положил перед ним на кафедру еще до начала службы кто-то из прихожан: «Кто это восходит от пустыни, опираясь на руку своего возлюбленного?» <…>

«Кто это — кто они — кто эти люди? Откуда они явились? И куда идут? Откуда они? Что мы на это ответим? — Он перегнулся через перила кафедры и правой рукой указал вниз. — С самого дна! — Потом выпрямился и посмотрел на стоявших перед ним моряков. — С самого дна, братья мои. Из-под заслонов порока, которыми накрыл вас нечистый. Вот вы откуда явились! — Прошелся по кафедре.— А куда вы идете?..— Вдруг остановился. — Куда вы идете? Ввысь! — Очень тихо, указывая наверх. Ввысь! — Громче. — Ввысь! — Еще громче. — Вот куда вы идете, с попутным ветром, хорошо снаряженные и оснащенные, вы устремляетесь прямо в сияющее небо, где дет ни бурь, ни непогод, где грешники оставляют тревоги, где усталые обретают покой, — Снова прошелся по кафедре. -— Вот куда вы направляетесь, друзья мои! Вот! Вот то место. Вот тот порт. Вот та гавань. Благословенная гавань, — воды там всегда спокойны, как бы ни менялся ветер, в прилив и в отлив; там уж ваше судно не разобьется о прибрежные скалы, не сорвется с якоря и не умчится в открытое море; там — покой, покой, покой, во всем покой! — Еще раз прошелся; похлопал по библии, засунутой под левую руку. — Что? Эти люди восходят от пустыни? Да. Они восходят от мрачной смрадной пустыни Порока, где урожай снимает лишь Смерть. Но на что же они опираются? Или они ни на что не опираются, эти бедные моряки? — Трижды ударил по библии. — Нет, конечно нет: они опираются на руку своей Возлюбленной... — Еще три удара. — На руку своей Возлюбленной... — Снова трижды ударил по библии и прошелся по кафедре. — Которая для всех них и лоцман, и компас, и путеводная звезда — вот что такое их Возлюбленная. — Еще три удара по библии. — Вот что она такое. С ней они смело могут выполнять свой долг моряка и сохранять душевное спокойствие в минуты величайших опасностей и бедствий. — Еще два удара по библии. — И они могут выйти, да, даже эти несчастные могут выбраться из пустыни, опираясь на руку своей Возлюбленной, и прямым путем пойти туда, туда — ввысь». Повторяя это слово, он с каждым разом все выше и выше поднимал руку и, наконец, вытянул ее над головой, — так он стоял и смотрел на своих слушателей странным, проникновенным взором, победоносно прижимая к груди библию; потом постепенно перешел к следующей части проповеди». (Ч.Диккенс, «Американские заметки». В кн.: Диккенс Ч. СС в 30 тт. Т.9. М. 1958. С.75-77.)

Жизнь держится на головах мужчин и плечах женщин.

Интеллектуальная брезгливость.

Захватывающий мужчина.

Повернуть народ лицом к родному языку без репрессивных мер невозможно.

«Когда из Италии возвращаешься в Германию, то кажется, что ты вдруг состарился». (Ф.Геббель. Избранное в 2 тт. Т. 2. М. 1978. С. 539.)

Человек без наклонностей.

Архитектура лица.

Белый цвет, которому недостаёт белизны.

Из кривой трубы и дым кривой. (пословица)

Глубина человека.

Трусоват, как Ваня бедный.

Фрески в общественных туалетах.

Реестр любовных утех.

Традиционные добродетели.

Каток с ноготок.

Когда-то в жертву Юпитеру приносили головы маленьких детей.

Кукольные страданья.

«Приготовление кушаний без кухарки» (кулинарная книга середины XIX века).

«В остроумной компании врачей к яркому свету в конце туннеля...» (М.Жванецкий)

Какая-то ненатуральная, музейная чистота.

Уже один тост должен опьянять.

Задолжать себя.

Полувычеркнутость из жизни.

Лягушка видит только движущиеся предметы.

Когда графиня Джульетта Гвичарди вышла за графа Галленберга, Бетховен хотел покончить с собой. Удержало понимание таланта как долга перед людьми.

Прилепиться сердцем.

«Во всей Италии нет, пожалуй, такой знаменитой статуи или картины, которая не могла бы быть целиком погребена под горой напечатанных о ней трактатов». (Ч.Диккенс, «Картины Италии». В кн.: Диккенс Ч. СС в 30 тт. Т.9. М. 1958. С. 312.)

Утренняя раскачка.

30 миллионов богов на 15 миллионов непальских буддистов.

Во всём что-то есть.

Что за радость — вдвоём ломать макароны?

Разбудить в человеке добродетель можно только пинком в зад. Зло — бодрей и ловчей.

Чужой хлеб не приедается.

Почему осенние мухи такие злые? Делят нагрузку.

В этом уже есть что-то проясняющее.

В Индии эти вопросы решаются по-индийски.

Может, это ерунда, но без этой ерунды мне не жить.

Подбросить тухлое яйцо.

Иоанн Кронштадтский. Дар наполнения бессмыслицы видимостью смысла.

«Древние египтяне писали на свитках, изготовленных из водяного растения папируса. Они расщепляли его трехгранные стебли на полоски, укладывали их рядами вдоль и поперек, затем сколачивали деревянными молотками, склеивали и просушивали эти шероховатые ленты, на которых потом писали расщепленным тростниковым пером. Свитки, склеенные из отдельных листов, получались необычайно хрупкими. И если теперь, через тысячелетия, до нас все же дошли отдельные папирусы, сохранившиеся в развалинах храмов, в гробницах или просто в песках Верхнего Египта, то этим мы обязаны исключительно сухому климату страны. Целые папирусы — большая редкость. Обычно находят только обрывки свитков, без начала и без конца, со многими пропусками». (Сказки и повести Древнего Египта. М. 1956. С. 3.)

Пер Гюнт, только в старости понявший бессмысленность эгоизма, сочинил себе эпитафию: «Здесь похоронен Никто».

Мысль Ницше: только тот, кто воплощает в себе самое лучшее, чистое и прекрасное своего времени, может понять, что в прошлом достойно изучения, сохранения и любви.

Чуму какую-то заварил. (о чае)

В красных носках я ходил не потому, что модно, а потому что красиво.

Чернышевский прав, жизнь выше искусства. Удивительно, что это приходится доказывать.

Что в людях шевелится тайно, Достоевский вытащил на первый план. Достоевский достоверен и вместе недостоверен. Всё, о чём он пишет, существует, но не в таком масштабе. Это песок, рассматриваемый в увеличительное стекло.

Подсушенное письмо.

Время не терял, в носу ковырял.

Море балалаек.

Лень обезличивает. (н. м.)

Бодлер ― философия 18-летних. Потому столько поклонников.

Тончайшая плёнка, отделяющая человека от смерти.

Что-то отложилось во мне от предшествующих культур.

Ничего сгоряча!

Обёрнутое в синюю бумагу равнодушия.

Самому себе перебежать дорогу.

Л.Г. об Аронзоне: это поэт, без сомнения, но думать он ещё не начал.

Маленькая варфоломеевская ночь.

«...Холодна, как могильная плита в осенний день». (Чехов А.П. СС в 12 тт. Т. 12. Письма. М. 1957. С. 420.)

Бытовая подкладка.

Семейный барометр.

Чтоб каждое слово было сочным, как апельсин.

Помню, масло сливочное пропадёт, а к празднику непременно появится: так нас подмасливали.

Два умения: действовать и ждать.

Сто рублей и копеечка.

Сладкая да гладкая.

Вчера любимый, сегодня persona non grata.

Буддийское в «Крошечке-Хаврошечке»: третий глаз, мать-корова.

Зуб на человечество.

Прописаться в веках.

Даная Тициана ловит золото в чрево, старуха ― в передник.

В парадную входишь, как в мочевой пузырь.

Не все прекрасные цветы уживаются в одном букете.

Нежная опёка.

Счастливый испуг. (н. м.)

«Руководительница гениального человека». (Ф.М.Достоевский, «Неточка Незванова».)

Кормилица стихов.

«Особенно убедительно выглядела «печать пророчества», поставленная на Мухаммеде с самого рождения, — это было крупное, величиной с грецкий орех, родимое пятно на спине, между лопатками. <…> Между прочим, впервые упомянутая в этой легенде «печать пророчества» действительно существовала, и Мухаммед не только охотно ее показывал любопытным, но и сам искренне верил, что это не просто большое родимое пятно, а таинственный знак, своего рода тавро, которым Бог, верховный пастырь, пометил его, подобно тому как арабы метят свой скот». (_Панова_В.Ф.,_Бахтин_Ю.Б.,_«Пророк Мухаммед». Из Интернета.)

Редкому стиху Гейне не свернёт в конце голову.

Робость уже тем привлекательна, что не подминает мир под себя.

Закрома памяти.

«Нарзан остроумия». (слова Фомы Опискина из «Села Степанчикова»)

Любовь нерасчётлива.

Пропитаться запахами больниц.

В Катулле больше темперамента, чем ума. Настоящий веронец.

Прошлое излечивается настоящим, настоящее будущим.

Отлучить от жизни.

Уйти из жизни живым.

Слитно или раздельно? (поженимся или нет?)

О книге: богата витаминами.

У хомяка обеденный перерыв.

«В нашем Советском Союзе люди не рождаются. Рождаются организмы. А люди у нас делаются ― трактористы, мотористы, учёные, академики и так далее». (академик Трофим Денисович Лысенко; см.: ж. «Юность», 1986, №10. С. 5.)

Для таких избранных, каких и на свете нет.

Пёс, насобачившийся ловить мышей.

По-женски бедна.

Жизнь действительную ― раздетую, разутую, не подглядев, не узнаешь.

Обмолвиться взглядом.

«Омрачения и просветления человека делают его судьбу». (Гёте, по Эккерману.)

Кислорожий.

Из Франса: «Когда в пустыне смерть поразит милую Манон, когда от Манон останется одно лишь воспоминание, воспоминание это будет очаровательным и трогательным. И сколько людей, закрывая книгу, скажут: «О Манон! как бы я любил тебя, будь ты жива!» Все естественно, все правдиво, все верно в этой маленькой книжке. В ней нельзя изменить ни слова. Создав как нельзя более легко это чудо искусства, Прево написал две страницы назидательного содержания, чтобы предпослать их роману. Это как бы шаль, наброшенная на плечи м-ль Манон. В этом маленьком отрывке

Blog

Александр Щедрецов