Geum.ru

В. В. Виноградов к изучению стиля протопопа Аввакума, принципов его словоупотребления

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20

265


окружение. Напр., „Да и всегда такой я окаянный сердитъ, дратца лихой“... 221.

„Не на басняхъ происходилъ подвигъ, не как я окаянный“... 54;

„Азъ же треокаянный врачъ“ — 9 и т. д.

И этот пренебрежительный тон временами переходит в брань, на себя направленную:

„бытто добрый человѣк! другой фарисей з г...ю рожею“... 19.

„А я, грязь, что могу здѣлать?“... 81.

„Не величайся, дуракъ“... 235 (ред. В.).

В противоположность этому все обращения к протопопу его „детей духовных“ — великих подвижников и кающихся грешников пестрят обилием ласкательных слов:

„Поди-тко, государь нашъ батюшко, подит-ко, свѣтъ нашъ кормилецъ!“ 12.

„Встань, миленкой батюшко, ну, таки встащися какъ-нибудь!“ 56.

Даже никониане обращаются к нему с ласкательно заискивающим воззванием:

„Соединись с нами, Аввакумушко!“ 51.

И обратно: Аввакум не скупится (хотя и чередует их с бранью) на эти эмоциональные эпитеты и определения в применении к никонианам. Однако часто обостряет их иронический смысл, пользуясь ими, как контрастной мотивировкой жестоких или низменных

266


действий никониан. Примеры: „ожесточалъ, горюнъ, задушилъ было меня, завалялъ и окошка, и дверь, и дыму нѣгдѣ было итти — тошнѣе мнѣ было земляные тюрьмы“ (ред. В) — 200.

„Неотступно 20 человекъ стрельцовъ, да полуголова, да сотникъ над нами стояли, — берегли, жаловали и по ночамъ с огнемъ сидѣли, и на дворъ с... ть провожали. Помилуй ихъ, Христосъ! прямые добрые стрѣльцы те люди, и дѣти таковы не будутъ, мучатся туды же, с нами возяся, нужица-та какова прилучится, и онѣ всяко, миленькіе, радѣютъ... Онѣ горюны испиваютъ до пьяна, да матерны бранятся, а то бы онѣ и с мучениками равны были...“ 208.

Такова символика жития прот. Аввакума. Характер ее стилистического использования в значительной степени определяется композицией, т. е. расположением слов.

4. Композиционный анализ жития.

Композиционный анализ жития прот. Аввакума удобнее производить, не обособляя сказа от патетически-декламационных частей, а классифицируя формы словорасположения с точки зрения их общих, семасиологических функций.

267


Тогда сами собою определятся приемы сплетения двух стилистических рядов.

Композиционное описание жития прот. Аввакума можно разделить на три главы:

I. О доминирующих — простейших синтаксических схемах, их стилистической мотивировке и их чередовании.

II. О приемах сцепления и сопоставления синтаксических целых.

III. Об упорядочении их фоническим принципом и ритмизации их, т. е. введении закономерного чередования ритмических элементов.

I. Характер наиболее распространенной в житии Аввакума организации простейших синтаксических единиц обусловлен соответствием их той примитивно-народной форме его сказа, которая покоится на быстрой передаче движений, как бы созерцаемых в их объективной наглядности. Создается стремительный темп сменяющихся картин, в которых обозначаются лишь действия героя и их главные аксессуары, но ни наружность мелькающих лиц, ни обычная обстановка не останавливают внимания. Вполне естественно поэтому, что в сказе Аввакума преобладают короткие самостоятельные предложения с глагольным стержнем, окруженным двумя-тремя второстепенными членами,

268


или же они объединяются в слитные предложения с несколькими глаголами.

Напр.: „зажегъ три свѣщи, и прилепилъ к налою, и возложилъ руку правую на пламя и держалъ... и отпустя дѣвицу, сложа ризы, помоляся, пошелъ в домъ свой зѣло скорбенъ“. 9.

„У церкви за волосы дерутъ, и под бока толкаютъ, и за чепь торгаютъ, и в глаза плюютъ“. 77.

„И в четвертый день очхнулась; сѣла, да плачетъ; ѣсть ей даютъ: не ѣстъ“. 77.

С этой фиксацией внимания на движениях связан ряд других особенностей строения предложений в житии Аввакума.

Во-первых, в нем нет скопления синонимических выражений, и эта черта резко отличает его стиль даже от того умеренного „извития словес“, которое характеризует, напр., отразительное писание. Лишь некоторые словесные формулы действий как бы застыли синонимическими парами:

„Лаяла, да укоряла“ 32; „браню да лаю“ 17; „браню от писания и укоряю“ 20; „плакала и рыдала“ 79; „проповѣдуя и уча слову Божію“ 9; „благоденствовали и целили“ 42; „исцелѣли и исправилися“ 42.

Кроме того, глагол — „жаловать“, как и в древне-русских челобитных, всегда сопровождается другим — видовым обозначением действия: „пожаловала —

269


прислала“ 32; „жалуете — подчиваете“; „пожаловалъ — ко мнѣ прислалъ десять рублевъ“ 49; „пожаловалъ — помолилсъся“ — 42 и т. п.

Но обычно каждая формула не поясняет предшествовавшую, а подвигает изложение вперед.

Вторая черта композиции жития, тоже клонящаяся к фиксации внимания на действии и свойственная вообще народно-разговорному синтаксису, — это при обилии односоставных предложений — широкое использование категории сказуемо-глагольных предложений с отсутствием непосредственного словесного указания на виновника действия, хотя представление о личном, часто даже об определенно-личном производителе его сопровождает восприятие такой синтаксической единицы. Конечно, любопытнее всего здесь употребление в качестве главного члена определенно-личного односоставного предложения формы 3 лица единств. числа, где психологический субъект остается невыраженным в речи. Особенно ярко этот способ рисовки проявляется в повествовании о действиях гонителей протопопа, главным образом, Никона и Пашкова, образы которых, как бы постоянно присутствуя в сознании Аввакума, не нуждаются в словесном воплощении. Некоторые обозначения действий, таким образом, как бы неразрывно ассоцируются с определенными субъектами.