В. В. Виноградов к изучению стиля протопопа Аввакума, принципов его словоупотребления

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   20

255


эмоциональных интонаций (обычно посредством вводящей формулы: „а сам говорит“).

Напр.: „И онъ, поклоняся низенко мнѣ, а самъ говорить: „Спаси Богъ!“ 34.

„Еремѣй къ соснѣ отклонясь, прижавъ руки, сталъ, а самъ, стоя, „Господи помилуй“ говоритъ“. 36.

„Всяко меня, яко паучину терзаетъ, а самъ, говоритъ: „попалъ ты мнѣ в руки“... 74.

„Потомъ бросилъ меня отъ себя, а самъ говоритъ: „не боюсь я тебя“. 74.

(Федоръ) „на дощеникѣ при народѣ кланяется на ноги мои, а самъ говорить: „Спаси Богъ, батюшко, за милость твою“... 75.

„Бьетъ себя и охаетъ, а самъ говоритъ: „дайте мнѣ батка Аввакума“... 12.

И вот — при разнообразии и богатстве символов движений — бросается в глаза сосредоточенность описания внешних обнаружений чувств у „людей Божьих“ на определенных символах: ярче всего выступает глагольная форма — „плакать“, „плакаться“: С одной стороны, она является центром той религиозно-книжной формулы обращения к Богу, которая связана с образом „прискорбного пути“ в царствие небесное и которая характеризует, главным образом, настроение самого Аввакума:

256


„Предъ образомъ плакався довольно о душе своей“... 8.

Плакався предъ образомъ Господнимъ, яко и очи опухли“ 9.

Поплакавъ, глаголи“ 30.

„Моляся и плача, говорю“ 55; „много плачючи говорилъ“ 56, „побьюсь головою о землю, а иное и заплачется... 47, „я по немъ предъ Владыкою плакалъ всегда“ 75.

Но, с другой стороны, форма — „плакать“ постоянно употребляется в описаниях чувств „детей духовных“ в отношении к Аввакуму, в быту повседневно — житейском, обостряя картины их бедствий и беззащитности, выступая, как синоним обозначений страданий (радости — лишь в применении к религиозному восторгу Аввакума):

„Безъ меня жена моя и дѣти, сидя на землѣ у огня, — дочь съ матерью — обѣ плачютъ“ 47.

Пѣстуны, ко мне приходя, плачютъ“ 33.

„Кормлю их (палачей), и онѣ бѣдные ѣдятъ, и дрожатъ, а иные глядя плачутъ на меня“ 22.

„И всѣ плачютъ и кланяются“ 33.

„Сидя, женѣ плачущей и дѣтямъ, говорю“ 37.

Плачючи кинулся мнѣ въ карбасъ“ 30.

Съ рыданьем плачюще и сокрушающе мое сердце далече насъ провожали“ 164 (ред. В.).

257


Плачють маленькіе глядя на насъ, а мы на нихъ“ 41.

„Умному человѣку поглядѣть, да лише заплакать, на нихъ глядя“ 60.

„Всѣхъ домашнихъ человѣкъ съ тритцеть... рыдаютъ и плачютъ“ 68, ср. 69.

„И она плачючи говоритъ“ 78.

„Сѣла да плачетъ, есть ей даютъ: не естъ“ 77

„Воевода от нихъ мятежниковъ боялся, лишо плачетъ на меня глядя“ 173. Ср. о себе самом: „Я лишо в окошко глядя поплакалъ на него“.

Всем „детям“ Аввакумом дан был дар слез Федор „стоя часа три плачет... егда ужъ на плачется, тогда ко мнѣ приступитъ“ 56.

Но, особенно Афонасьюшко миленькой „плакать зѣло былъ охотникъ и ходитъ и плачетъ. А с кѣмъ молытъ и у него слово тихо и гладко, яко плачетъ“ 57.

Любопытно, что из врагов Божьих глагольную форму — „заплакалъ“ вызывает в качестве предиката лишь однажды имя Пашкова и то пред тем, как произнести ему речь Иуды.

Создаваемый, таким образом, сентиментальный тон, окрашивающий рассказы Аввакума о детях духовных, обостряется разнообразием других языковых средств.

258


Прежде всего субъективное отношение к вещам и лицам, которые вовлекаются в круг рассказа, обнаруживается в широком использовании категории уменьшительных слов, тесно связанной с „просторечием“ (ср. то же в Отраз. писании, в житии Епиф.). Она не сразу появляется большими группами: сначала примеры уменьшительных единичны, и в приурочении их к наиболее трагическим моментам видна изысканность. Так в эффектной антитезе при описании бегства ограбленного протопопа: „азъ же, взявъ клюшку, а мати — некрещенова младенца, побрели“ — 11; в традиционной ласкательной формуле обращения к Аввакуму: „Государь нашъ батюшко“, но в первый раз из уст гонителей, чтобы вызвать насмешливо удивляющуюся реплику протопопа: „Чудно! давеча былъ блядинъ сынъ, а топерва: батюшко!“ 12 (в ред. В: „батюшко миленькой“ 166). Точно так же очень ощутительна ироническая окраска, создаваемая уменьшительной формой, в отзыве о заискивающем поведении Никона: „чтобы откуля помѣшка какова не учинилась“ 14.

После этого, как бы в параллель с переходом повествования от сцен личных гонений отдельных начальников к описанию наступающей „зимы“ уменьшительные в большом количестве вплетаются в словесный узор, выполняя различные функции.

259


Главные группы уменьшительных символов выделяются сами собою. Это — прежде всего словесные обозначения предметов, возникших, как результат деятельности прот. Аввакума, или вообще ему принадлежащих. Этим способом они рисуются, как мелкие и малоценные:

„Ухватя меня умчали въ мое дворишко“ 13.

„Мнѣ подъ робятъ и подъ рухлишко далъ двѣ клячки“ — 21.

„Сверху дождь и снѣгъ, а на мнѣ на плеча накинуто кафтанишко просто“ — 24 и др.

Такое словоупотребление расчитано, как и соответствующие формы древне-русских челобитий, на возбуждение сочувствия к своему положению1).

Еще сгущеннее становится субъективный колорит, окрашенный тоном ласкающего сочувствия, от употребления в уменьшительной форме слов, которыми обозначаются предметы, так или иначе облегчавшие страдания прот. Аввакума, или же