Geum.ru

Лексиконе

Вид материалаИсследование

Содержание


46 Алан — Р поражении правого (Хомская, 1980, с. 117), а эпу по «сей
Л некотором
Глава 2 .
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15
30

31





многоэтажную систему (Аминев, 1972, с. 136). Однако Ами-нев признает, что для объяснения сложных процессов речи категория иерархических ассоциативных связей не является достаточной.

Основаниями для критики иерархической модели организации памяти служат результаты некоторых экспериментальных исследований. Так, Л. Рипс с соавторами (Rips et al., 1973) установили, что категории «высшего» и «низшего» порядка чаще всего находятся в отношениях типа семантической близости, чем иерархического подчинения. По данным С. Филленбаума и А. Рапопорта (Fillenbaum and Rapoport, 1971), иерархическому описанию поддаются не все области лексикона. К этому можно добавить, что иерархия предполагает наличие единой вершины, под которую последовательно подводятся подструктуры нижележащих уровней. Как показало наше исследование, общая структура лексикона скорее может быть описана как гетерархия, или некоторое множество иерархий, вершины которых входят в наиболее активную часть лексикона — его «ядро» (ом. обсуждение проблемы ядра лексикона в 4.4).

1.6. Развитие интереса ученых к проблеме организации лексикона и разнообразие подходов к ее исследованию хорошо прослеживаются благодаря обобщающей работе Дж. Миллера (Miller, 1969b).

В связи с рассмотрением проблемы организации лексической памяти Миллер анализирует шесть самостоятельных, но не взаимоисключающих гипотез, которые могут, по его мнению, оказаться попросту разными аспектами очень сложного процесса или даже разными стратегиями, используемыми испытуемыми для облегчения задачи запоминания нового материала. Каждая из этих гипотез обсуждается Миллером с точки зрения того, насколько она способна объяснить установленное экспериментами явление направленности свободных ассоциаций, их асимметрию. Например, исходное слово BLACK (ЧЕРНЫЙ) чаще вызывает ассоциат white (белый), чем наоборот. Разбор каждой очередной гипотезы ведется сначала в связи с отношением включения в класс, затем — с отношением «часть — целое», при этом считается аксиомой, что каждое из этих отношений составляет в равной мере обязательную часть лексической информации, которую любой носитель языка должен знать (например, частью значения слова collie является знание того, что колли —собаки, а собаки — животные, и т. д.).

Согласно первой из рассматриваемых Миллером гипотез, сила ассоциативной связи определяется исключительно частотой совместной встречаемости исходного слова и ассоциата. Вторая гипотеза предполагает, что установление ассоциативной связи между словами опосредуется общ-32

bfo референта, для обозначения которого эти слова используются. По гипотезе слово-стимул вызывает мысленный образ, который всег-.еказывается определенным, специфичным. Четвертая гипотеза отражает £олее структурный подход, она размещает слова на ветвях обширного так-(бЙвдйического дерева. Если признать, что носитель языка усваивает такую •древовидную структуру, то по меньшей мере часть понимания слова оп-|йдёляется знанием его местонахождения в таксономии. Структура лексикона' может также быть охарактеризована с помощью семантических маркеров; с этой точки зрения пятая гипотеза рассматривает каждую единицу лексикона как включающую ряд абстрактных семантических признаков, которые отграничивают ее значение от значений других единиц. Маркёры некоторых слов составляют граф, подобный таксономическому дереву, однако на ветвях гипотетического дерева располагают слова, а маркеры представляют собой абстрактные понятия; креме того семантические, цризнаки не обязательно должны увязываться в ветвящуюся структуру. Шестая гипотеза исходит из того факта, что исходное слово и ассо-1Й*ат "обычно могут быть объединены через простое предикативное отношение (например, A COLLIE is a dog (КОЛЛИ — собака); A DOG is an animal (СОБАКА — животное), в таком случае is а оказывается связкой, которая ассоциативно объединяет эти слова).

С позиций этих шести гипотез лексическая память выглядит как: 1) хранилище реакций — слов и клише, упорядоченных на основании экологической смежности; 2) перечень ассоциативных пар — ассоциаций между референтами и их именами, в основе своей независимых, но связанных благодаря тому, что один и тот же объект может получать несколько названий; 3) картинная галерея мысленных образов, сопровождаемых ассоциируемыми с ними именами и организованных по принципу сходства представлений; 4) таксономическое дерево с определенным местом для каждого слова; 5) детальный каталог с пересекающимися отсылками, содержащий абстрактные семантические понятия, определенные'наборы которых репрезентируются словами; 6) часть устройства для порождения предложений. Рассмотрев каждую из этих гипотез в связи с проблемой асимметрии ассоциаций, Миллер приходит к выводу, что только предикатная гшютеза объясняет направленность ассоциаций в обоих ис-едедовавшихся случаях — при наличии отношений в'ключе-явя'.в класс и «часть — целое», откуда вытекает, что лексическая память организована так, чтобы способствовать построению конструкций типа X is a Y; X has a Z.

Неоднократно подчеркивая, что лексикон человека должен быть упо-рйДочен в целях коммуникации, Миллер полагает, что лексическая память включает по меньшей мере два вида единиц: единицы, способные обозна-хемы высказываний, и единицы, предназначенные для использования j||pjra предикатов.. При этом следует допустить, что предикаты предоп-■ некоторую организацию имен так же, как is а предполагает от-ииё включения, a has а — отношение «целое — часть». Завершает ■ Миллера высказывание о том, что, по его личному убеждению, объяснения организации лексикона требуется некоторое сочетание ги-Щ -.семантических маркеров с предикатной гипотезой. В то же время ер не исключает вероятности функционирования и других принципов ядоченности единиц лексикона, признавая тем самым возможность

3
каз 830
3

разностороннего подхода к описанию многогранной структуры лексической памяти человека.

Анализ тех же шести гипотез, но с опорой на да-нные афазии, содержится в работе Т. В. Ахутиной (1981), где делается вывод, что «все шесть соответствующих принципов организации представлены в механизме языковой способности человека. Однако одни из них занимают периферийное место, другие — центральное» (Там же, с. 9). Сфера действия первого принципа — частоты следования — ограничена автоматизированной рядовой речью, к которой относятся порядковый счет, перечисление месяцев, дней недели, хорошо упорядоченные стереотипы. Период действия второго принципа и объединения по общности референтов (сонаиме-нования), по всей видимости, ограничен детским возрастом, он сменяется другими принципами по мере развития семантической системы индивида. Третий принцип — мысленных образов — распространяется лишь на часть словаря (наименования конкретных объектов), при этом образы могут быть обобщенными, образами — эталонами. Четвертая и пятая гипотезы — ветвления и семантических маркеров — также подтверждаются данньши афазии, но последняя из них имеет большую объяснительную силу. Что касается шестого — предикатного — принципа, то его реальность обнаруживается при анализе синтагматической организации словаря.

Обсуждавшиеся шесть гипотез касаются принципов упорядочения лексикона по линии значений слов. Опираясь на ряд публикаций по данным афазии, Ахутина отмечает, что наряду с многообразием способов записи в памяти человека значений слав имеет место и разнообразие способов записи формы слова, представленной как моторная, акустическая и зрительная энграммы. Это положение является весьма важным, поскольку фактически названы основания для связи между единицами лексикона, не учитываемые Миллером и другими исследователями «субъективного лексикона», под которым чаще всего разумеют организацию исключительно единиц плана содержания (ср. оговорку, сделанную Уэлсом и Маршаллам, а также другие обсуждаемые в этой главе гипотезы). Можно добавить, что А. Р. Лурия неоднократно останавливается на примерах связи слав по их морфологическим признакам, когда у больных вместо слова «учительница» всплывают слова «фельдшерица», «родственница» и т. п. (Лурия, 1974, с. 112). Таким образом, взятые в совокупности, результаты исследований в области афазиологии дают широкую картину связей между словами, а это позволяет заключить, что «слово само представляет многомерную систему, за которой стоит целая сеть связей, выделяемых по различным признакам» (Лурия, 1974, с. 11). В чис-

34

до таких связей А. Р. Лурия называет и не упоминавшиеся выше ситуационные связи (Лурия, 1,970, с. 96—ilOO).

1.7. Многообразие принципов организации лексикона яеловека было также подтверждено экспериментальным исследованием С. Филленбаума и А. Рапопорта (Fillenbaum and Rapoport, 1971), исходивших из представления о том, что значение лексической единицы является функцией определенного набора связей и отношений между ней и другими единицами лексикона.

В отличие от Поллио (см. выше разд. 1.3), авторы имели в виду установление места лексической единицы в пространстве не коннотативного, а денотативного значения. При этом Филленбаум и Рапопорт стремились исследовать различные по своему характеру области лексикона: состоящие из ограниченного числа единиц и носящие характер открытых классов, четко структурированные и слабо поддающиеся анализу. К тому же они были заинтересованы в сопоставлении результатов своего эксперимента с публикациями других авторов. Это обусловило выбор таких групп слов, как местоимения, предлоги, союзы, цветообозначения, термины родства, названия эмоций, глаголы обладания и суждения, слова оценочного характера. Испытуемым предлагалось дать субъективные суждения о близости злачений элементов той или иной области лексикона, при этом критерии оценки близости значения слов не были заранее оговорены. Для установления глубинных характеристик значения исследуемых слов, лежащих за даваемыми в ходе эксперимента оценками, и для выявления природы организации единиц лексикона полученный материал был подвергнут многомерному шкалированию и кластерному анализу. Поиск подходящего способа репрезентации структурных характеристик изучаемых групп привел авторов к использованию линейных графов и деревьев.

Проведенное исследование дало Филленбауму и Рапопорту основания для общего вывода, что организация разных сфер лексикона может обусловливаться разными принципами и поддается интерпретации с помощью разнотипных моделей. Некоторые области лексикона требуют использования ряда координат, в других четко вырисовывается Иерархическая структура, в третьих прослеживается сложная организация с таксономическим компонентом, встроенным в систему пересекающихся отсылок, и т. д. При этом у Авторов сложилось впечатление, что слабо очерченные области лексикона могут характеризоваться сложным переплетением ряда структур, в то время как в отдельных секторах таких областей можно ожидать проявления разнообразных простых структур.

''■** Как отмечают Филленбаум и Рапопорт, в настоящее !мя очень мало известно о том, что именно лежит в ос-организации лексикона; что определяет число признало которым могут отграничиваться друг от друга лёкси-:ие единицы; от чего зависит глубина иерархического 5ва, на котором располагаются единицы лексикона, и Сами авторы могут сказать немногое в дополнение к ', что они соглашаются с мнением Дж. Диза о зависи-

35

мости семантической интерпретации не от одной, а от-ряда когнитивных структур. Они также подчеркивают, что семантическая теория должна характеризовать лексические единицы в согласии с принципами организации субъективного лексикона, а обнаружение последних требует применения ряда экспериментальных методик.

Ценность исследования Филленбауама и Рапопорта прежде всего в том, что оно показало тщетность попыток свести организацию лексикона человека к какой-то единой модели. Весьма важным представляется и их высказывание о необходимости учета специфики организации субъективного лексикона при разработке семантической теории. Это значительный шаг вперед по сравнению с попытками попросту иллюстрировать положения семантической теории выборочно взятыми результатами экспериментальных исследований (см. выше разд. 1.4).

1.8. Различные аспекты развития лексикона в онтогенезе раскрываются в ряде работ, прямо или косвенно связанных с обсуждаемой проблемой. В это число прежде всего входят фундаментальные труды Л. С. Выготского (1956) и Ж- Пиаже (1969), во многом определившие направления теоретических и экспериментальных исследований развития интеллекта. В качестве примера целенаправленного экспериментального изучения путей становления субъективного лексикона мы рассмотрим работу И. Энглина (Anglin, 1970).

В основу этого исследования легли следующие исходные положения.

A. Слова являются средствами организации опыта, который нужно
сделать доступным для осмысления. Каждое слово обобщает, служа бла
годаря этому названием некоторой категории; слово является воплощени
ем понятия, поэтому существенные признаки понятия могут рассматри
ваться в качестве признаков слов. Набор ассоциируемых со словом при
знаков репрезентирует большую часть его значения. Общность значения
двух слов зависит от пересечения соответствующих наборов признаков.
При этом под признаками понимается нечто сходное с семантическими
маркерами Катца, однако Катц подчеркивает различия между семантичес
кими маркерами и словами, а Энглин концентрирует внимание на их сход
стве, поскольку, по его мнению, и слова, и их признаки могут описывать
ся с помощью категорий, названия которых имеются в естественном, язы
ке. Поэтому он не делает качественного различия между внутренней ре
презентацией слов и признаков.

Б. Основную базу для организации лексикона составляют иерархические или гнездоподобные отношения между признаками слов. Отношения включения в класс типа «колли — собака, собака — животное» и т. д. могут, репрезентироваться древовидными структурами, на корнях которых находятся слова; каждый из узлов таких деревьев по мере приближения к вершине обозначает все более общие классы (признаки).

B. Значение слова извлекается из предложений, в которых оно вос
принимается, поэтому общность значений двух слов определяется общ
ностью позиций, которые эти слова занимают в предложениях. В случаях,
когда один и тот же предикат может относиться к двум словам, взаимо
заменимым в составе одного и того же суждения, этот предикат считает
ся описывающим признак, общий для обоих слов.

36

Г. Классы эквивалентности, которые оказываются результатами процессов генерализации и дифференциации, должны отвечать социально признанным классам, названия которых имеются в естественном языке.

•В ходе своего исследования Энглин использовал: а) предложенный Дж. Миллером (Miller, 1969a) метод сортировки, при котором испытуемым даются карточки со словами, сопровождаемыми дефинициями их значений; требуется, разложить эти карточки по группам в соответствии с общностью значений слов (количество групп не ограничивается); б) эксперимент на свободное воспроизведение исследуемых слов; в) выполнение задания дать дискретные свободные ассоциации; г) заполнение пропусков в предложениях; д) заучивание и последующее воспроизведение в письменной форме групп слов с опорой на пространственные схемы, одни из которых отражали категориальные и иерархические отношения между словами, а другие объединяли бессистемно расположенные слова; е) вербализацию испытуемыми общих для пары слов признаков' через приписывание этим словам общего предиката.

В основе анализа экспериментальных материалов лежало понятие близости значений слов, устанавливавшееся по числу испытуемых, поместивших два слова в одну группу при сортировке или объединивших эти слова при свободном воспроизведении; по количеству полученных на эти слова общих свободных ассоциативных реакций; по числу испытуемых, которые поместили эти слова в одну и ту же позицию при заполнении пропусков в предложении или смогли вербализовать отношения эквивалентности между ними, а также по степени легкости запоминания этих слов в зависимости от предъявления их в смежных позициях на пространственной схеме. При этом в качестве эквивалентных рассматривались любые два слова, имеющие общий признак или набор общих признаков, а абстрактность трактовалась как полностью относительное понятие, т. е в иерархии признаков каждый признак может оказаться абстрактным по отношению к одним, но в то же время быть конкретным по отношению к другим признакам (наоример, dog является абстрактным по отношению к collie, но конкретным по сравнению с animal).

Исходя из предположения, что наиболее важные нити лексической. сети человека с развитой речевой способностью детерминируются признаками, общими для групп слов, Энглин путем сопоставления экспериментальных данных, полученных от разных возрастных групп испытуемых, пытался выяснить, становятся ли отношения между словами более абстрактными с изменением возраста испытуемых Рассматривая две противоположные точки зрения, одна из которых трактует развитие значения слова/-как процесс генерализации (ребенок сначала устанавливает общность м*А:ду-маленькими группами слов и лишь позже видит подобие широких "■"ЭИзсов слов), а .другая —; как'процесс дифференциации (ребенок перво--' Начально усваивает самые общие семантические различия между словами,

37'

возможно, на уровне семантических коррелятов частей речи, в то время •как сужение дистрибутивных классов оказывается результатом последовательного добавления семантических маркеров), Энглин считает их излишне упрощенными и неоднократно подчеркивает, что генерализация и дифференциация осуществляются параллельно. Однако результаты исследования Знглина свидетельствуют в пользу первой гипотезы, совпадая тем самым с выводами Л. С. Выготского (1956), детально проследившего развитие понятий по линии от конкретного к абстрактному (ср. также материалы исследования М. М. Кольцовой, 1967).

Большая часть парадигматически связанных пар слов, полученных в проведенных экспериментах, представляется Энглину отвечающей идее «общих предикатов», не только теоретически увязывающей все три основные экспериментальные ситуации (сортировку, свободное воспроизведение и ассоциативный тест), но и приближающей их к продуцированию предложений. Такой вывод согласуется с мнением Дж. Миллера, что лексикон должен быть организован в интересах коммуникации и что предикатная гипотеза имеет первостепенное значение для исследования лексической памяти. Однако Миллер концентрирует внимание на том, что ассоциат может входить в предикат, приложимый к стимулу, а Энглин говорит об асеоциатах, имеющих общие со стимулом потенциальные предикаты.

Интересно отметить, что полученные данные заставили Энглина пересмотреть или поставить под сомнение некоторые исходные положения его исследования. Так, оказалось, что наивной была надежда выявить признаки слов через наборы категорий, которые лежат в основе эквивалентности исследовавшихся 20 слов. Испытуемые способны усмотреть бесчисленное множество отношений эквивалентности, в соответствии с которыми слова представляются им сходными друг с другом. Фактически в любом случае, когда два слова могут осмысленно сочетаться с одним и тем же предикатом, они являются эквивалентными по некоторому параметру. Однако это не означает, что следует полностью отказаться от идеи признаков слов. Если рассматривать наборы гнездовых признаков в качестве опорных структур, вокруг которых концентрируются многочисленные производные отношения, то теоретическое дерево иерархически организованных признаков окажется полезной абстракцией. Энглин обращает также внимание на основополагающий характер отношения включения: многие отношения эквивалентности определяются опосредованно через гнездовые категории (например, слова «мальчики» и «лошади» объединяются испытуемыми через предикаты «едят», «ходят», «имеют ноги», «являются теплокровными» « т. п. только потому, что оба этих слова обозначают объекты из категории «живые существа»). Отсюда следует, что признак слова — это сложная вербальная единица, характеризующаяся подобно слову мно-

38

ор свойств. Несколько изменилась также трактовка

Энглином понятия абстрактности; относительный характер степени абстрактности слов может быть установлен даже в случаях, когда их признаки не подводятся под общую гнездовую категорию.

s. При сопоставительном анализе результатов основных использованных им экспериментальных методик Энглин пришел к выводу, что каждая из них является полезным средством исследования и описания «архитектуры сети когнитивных возможностей» человека, при этом ассоциативный тест вскрывает четкую структуру тесной связи слов в семантическом пространстве, свободное воспроизведение и сортировка обеспечивают более широкий взгляд на это пространство, а взятые в совокупности они дают весьма полную картину субъективной организации (т. е. организации лексикона индивида). Важным представляется и заключение Энглина, что несмотря на различия в экспериментальных заданиях,, их выполнение активировало один и тот же тип когнитивных способностей испытуемых (Op. cit., p. 96—.98).

В рецензии на книгу Энглина Дж. Кэрролл (Carroll, 1972) справедливо указывает, что результаты обсуждаемого исследования привели к постановке ряда вопросов, для ответа на которые необходимо прежде всего выяснить, что та«ое субъективный лексикон, и построить адекватную теорию его развития. В ходе разработки теоретических основ исследования лексикона человека (см. гл. 2) мы, в частности, покажем, что основания для эквивалентности двух слов с позиций индивидуального сознания не всегда могут быть вербализованы. Это объясняет неудачу попытки Энглина выявить признаки слов через классы эквивалентности, названия которых имеются в языке испытуемых.

В числе работ, имеющих непосредственное отношение к проблеме становления субъективного лексикона, следует упомянуть о публикациях Широкого круга отечественных и зарубежных авторов, исследующих развитие значения слова у ребенка. Не имея возможности более подробно останавливаться на этом вопросе, ограничимся указанием на то, что многие из них подчеркивают важность учета особенностей становления лексикона и развития познавательных способностей детей при построении мо-Дйж организации лексикона (см., например, Parisi and Antinucci, 1970, Р- 200).

1.9. Попытку построить теорию организации лексикона С указанием на специфику его единиц мы находим в работах Дж. Киша (Kiss, 1968, 1969а, 1969b, 1973; Kiss et al., Ю73). По мнению Киша, субъективный лексикон должен Досматриваться как система поиска информации, основани на стохастических процессах. Такое понимание специ- лексикона противопоставляется системе пассивного информации и заостряет внимание на необходимос-


39

ти учета вероятностных законов переработки информации
человеком. ''*

Киш полагает, что лексикон человека содержит репрезентации слов
(■или более крупных вербальных единиц), которые могут иметь более од
ного значения, но каждое из значений того или иного слова однозначно
связано с понятием. С точки зрения структуры лексикон представляет со
бой сеть репрезентаций слов и связей между ними. Каждое слово (точ
нее — его репрезентация) может иметь изменяющийся уровень активнос
ти, а связи передают активность от одного слова к другому; при этом
каждое слово способно хранить суммарную активность, полученную в те
чение некоторого промежутка времени, поэтому функционирование лек
сикона наилучшим образом может быть описано с помощью стохастичес
кого ветвящегося процесса (в любой момент некоторое слово может стать
доступным для линейного перерабатывающего устройства с вероятностью,
определяемой через отношение накопленной активности этого слова к сум
ме всех таких активностей в лексиконе). Переходы, обусловленные изме
нениями в уровнях активности слов, могут быть вызваны: 1) информаци
ей, получаемой с помощью механизмов восприятия через органы чувств;
2) мыслительными- процессами; 3) внутренним взаимовлиянием единицлек-
сикона — когда состояние системы изменяется при отсутствии каких-ли
бо внешних воздействий. Киш акцентирует внимание на третьем типе пе
реходов, называя их «свободными»; он считает эти переходы стохастичес
кими по своей природе, так как активность одного слова с некоторой ве
роятностью может быть изменена под влиянием активности другого сло
ва. Рассматривая возможные физиологические механизмы функциониро
вания такой системы, Киш полагает, что репрезентации слов представляют
собой наборы нейронов. Поскольку нейроны связаны друг с другом по
средством синапсов, возбуждение одного нейрона с определенной вероят
ностью оказывает влияние на состояние ряда других нейронов (Kiss,
1960а, 196%). ;

Предъявление слова-стимула в ходе свободного ассоциативного эксперимента задает некоторый уровень активности репрезентации одного или нескольких слов в системе. Это служит толчком 'для изменения состояний системы через свободные переходы, благодаря которым меняются уровни активности элементов системы. В какой-то момент испытуемый совершает выбор ассоциата, определяемый относительной активностью последнего. Поскольку принятие решения носит стохастический характер, выбор ассоциата варьируется. Когда эксперимент проводится с группой испытуемых, целый ряд факторов определяет различия в базисной структуре переходов между элементами системы, однако несмотря на это обнаруживается большое сходство в ассоциативных сетях разных испытуемых (Kiss, 1969а). Для описания таких сетей может использоваться теория графов, с точки зрения которой вербальная сеть представляет собой направленный линейный граф (Kiss, 1968).

Для получения обширной ассоциативной сети Киш и его сотрудники из Эдинбургского университета провели свободный ассоциативный эксперимент, на первом этапе которого были получены реакции на 1О00 слов-стимулов; на втором этапе эти реакции фигурировали в качестве стимулов, а вызванные ими реакции также использовались как стимулы на третьем этапе эксперимента. В результате такого наращивания ассоциативной сети были собраны ассоциаты на 8400 слов-стимулов (каждое слово предъявлялось 100 испытуемым, каждый из них дал реакции на 100 слов). После машинной обработки материал экспериментов образовал "так

40

называемый «Ассоциативный тезаурус английского языка;» (Kiss et al., 1972, далее — AT), позволяющий судить о характере и силе как исходящих (от стимулов к реакциям), так и входящих (от реакций к стимулам) связей между ис-.следовавшимися словами. Наличие в AT сведений об обратных ассоциациях, т. е. о том, какие слова могут вызвать некоторое слово в качестве реакции, дает принципиально но-зуго информацию об ассоциативной структуре лексикона (см. -более подробное описание AT в работах: Kiss, 1973; Kiss et

л1., Ю73).

Составители AT использовали ряд программ для машинной обработки материалов с различными целями. Основны-*ш направлениями исследования явились локальный и глобальный анализ организации лексикона. Теоретическую балу такого анализа Киш видит в разграничении понятий подобия (similarity) и связанности (relevance), последнее из лих дает информацию о том, «что бывает с чем», а знание таких связей составляет основу наших знаний о мире (Kiss,

.1973, р. 5—6).

По мнению Киша, словесные ассоциации являются непосредственными индикаторами степени связанности между люнятиями, поэтому ассоциативные нормы и, в частности, AT дают наглядное картирование данного аспекта наших знаний. Важность такой информации несомненна, ибо ассоциативная организация является аспектом многих, если не всех, -познавательных процессов, требующих использования субъективного лексикона. Однако ,Киш неоднократно подчеркивает, что ассоциативная организация составляет лишь одну из сторон семантической структуры лексикона, а для описания других аспектов его организации требуется применение лных методов исследования (Kiss et al., 197i3).

Разрабатываемая Кишем модель лексикона представляется весьма интересной. Автор исходит из данных современной нейрофизиологии (ср. высказывания о роли нейронных ■соединений и о характере их функционирования в работе: Прибрам, 1976) и строит модель лексикона с учетом вероятностных закономерностей работы памяти человека; подвергаемый анализу фактический материал представляет со-'бой наиболее полный из всех имеющихся ныне наборов -ассоциативных реакций на широкий круг исходных слов; анализу подвергаются не только прямые (исходящие), но и обратные (входящие) ассоциативные связи. Работа коллектива исследователей с использованием программ машинной ■обработки материалов открывает большие возможности для получения статистически достоверных фактов при решении ряда задач. Киш придает большое значение исследованию ассоциативной организации лексикона, но не преувеличивает роли ассоциативной структуры, считает ее лишь одной из

41

сторон организации лексикона. В то же время следует отметить некоторую слабость лингвистического аспекта анализа материалов AT. Нельзя, в частности, согласиться с тем, что результаты глобального анализа экспериментальных материалов квалифицируются как «семантические поля» (речь в таких случаях должна идти об ассоциативных полях: понятие семантического поля является более узким).

Идея ассоциативной (вербальной) сети широко используется и в других исследованиях, она фигурировала еще в работах (Coier and Foley, 1942; Deese, 1965); разные реализации этой идеи имеют место, например, в публикациях (Аминев, 1972; Линдсей и Норман, 1974; Норман, 1979; Ста-ринец, 1966; Старинен и др., 1968а, 19686; Ушакова, 1979; Anderson, 1976; Anderson and Bower, 1973; Norman and Rumelhart, 1975; Nowakowski, 1977; Quillian, 1969 и т. д.). Однако важно подчеркнуть, что в отличие от других исследований, в которых постулируется сетевой способ организации единиц а памяти человека, Киш не конструирует какой-то участок сети, полагаясь на собственную интуицию, а делает попытку выявить структуру обширной ассоциативной сети носителя английского языка через непосредственное обращение к информантам (в его эксперименте приняли участие около 9000 студентов-англичан). Представленные в AT фактические данные открывают богатые возможности для исследования широкого круга проблем речевой способности человека; некоторые из них будут обсуждаться ниже (см. разд. 3.8; 4А).

Общая идея ассоциативной сети по-разному реализуется отдельными исследователями в зависимости от того, как трактуется специфика увязываемых сетью единиц. Так, по мнению Андерсона и Бауэра (Anderson and Bower, 1973), слова могут взаимоассоциироваться только если соответствующие им понятия входят в закодированные в памяти пропозиции (по своему содержанию пропозиция передает некоторое утверждение об окружающем мире); с этой точки зрения долговременная память человека представляет собой огромную сеть взаимопересекающихся пропозициональных деревьев, каждое из которых включает некоторый набор узлов памяти с помеченными связями. В более поздней работе Андерсона (Anderson, 1976) каждый узел пропозициональной сети репрезентирует понятие (концепт). С таким узлом соединены все связанные с концептом сведения, что придает пропозициональной сети свойство, которое Андерсон называет индексированием через понятие: если мы сможем установить место понятия в системе памяти, то там же мы найдем и все известные нам в этой связи сведения. В работах Д. Нормана и его соавторов делается акцент на репрезентацию в сети действий (операций). Разграничивая спо-

42

сабы представленности в памяти действий и понятий, Иордан (1979) указывает, что понятия репрезентируются в-памяти как структуры определенным образом направленного разветвленного графа, узлы которого связаны друг с другом фиксированными и определенным образом 'направленными отношениями. Узлы, репрезентирующие действия, должны обязательно обозначать отношения, которые ведут к спецификации таких факторов, как деятель, место и объект действия.

Независимо от названных (и прочих) вариаций, сете-зые модели предполагают связь между всеми узлами сети — когда от каждого узла системы можно осуществить переход .к любому другому узлу. Далее мы рассмотрим работу Р. Аткинюона (1980), в которой идее полносвязной ассоциативной сети противостоит идея частично-связной системы, не предполагающей прямых связей между различными узлами.

1.Ю. Р. Аткинсон (1980) уточняет, что излагаемые нт :идеи не являются теорией памяти: он ставил своей задачей лишь разработку языка, предназначенного для построения конкретных моделей памяти. Тем не менее, по свидетельству авторов вступительной статьи ж обсуждаемой книге (Ю. М. Забродина, В. П. Зинченко и Б. Ф. Ломова), Аткинсон дал в высшей степени интересное описание системы памяти, которая в качестве базовой принята большинством ис--еледователей памяти. Для нас эта система интересна тем, что она предназначена для объяснения процессов, связанных с использованием накопленной информации (от восприятия до понимания речи), а лексикон человека в нашей трактовке (см. гл. 2) представляет собой средство доступа к продуктам переработки многогранного опыта взаимодействия человека с окружающим его миром.

Самым фундаментальным конструктом в рассматриваемой им системе памяти Аткинсон называет признак. Упорядоченные наборы признаков, или значений параметров, с помощью которых может репрезентироваться информация, «оставляют информационные коды, связываемые (ассоциируемые) в структуры памяти. В зависимости от характера используемых признаков Аткинсон разграничивает перцептивные коды, организуемые из мозаики сенсорной информации, и концептуальные коды, имеющие форму упорядочен-»ого списка концептуальных признаков, указывающих на характер связей, которые формируются между данным концептом и другими концептами.

Перцептивный код трактуется как упорядоченный набор признаков, который не содержит информации о референтах или значениях кодируемых стимулов, но является достаточным для локализации стимула в п-мер-

43

ном пространстве, измерениями которого являются значения, принимаемые-во множестве ортогональных перцептивных признаков. Концептуальный код, в свою очередь, представляет собой упорядоченный набор признаков, определяющих точку в п'-мерном пространстве, измерениями которого является совокупность основных концептуальных характеристик. Признаки в таком случае указывают на классы концептуальных отношений. Измерения, характеризующие перцептивные и концептуальные коды, а также некоторые дополнительные измерения важны для локализации каждой структуры памяти, представленной в качестве точки в п"-мерном пространстве хранилища знаний и событий.

Коды и образуемые ими структуры памяти, репрезентирующие в'Системе памяти знания и события, перерабатываются в различных хранилищах, имеющих разнообразную внутреннюю структуру, обладающих разными параметрами сохранения и извлечения информации. Аткинсои выделяет три основных компонента системы памяти: сенсорный регистр, кратковременное хранилище и долговременное хранилище. Он допускает, .что различные хранилища могут представлять собой разные фазы активации одной и той же неврологической системы, а это согласуется с гипотезой уровней переработки информации, в соответствии с которой информация может преобразовываться в различные тины внутренних кодов.

Выделяемые Аткинсоном в рамках долговременного хранилища концептуальное хранилище и хранилище знаний и событий не соответствуют подразделению памяти на семантическую и эпизодическую (Tulving. 1962. 1974): концептуальное хранилище обеспечивает быстрое взаимодействие между перцептивными процессами и хранилищем знаний и событий, оно» играет роль указателя в энциклопедии, организованного на основе как физических, так и концептуальных элементов входа, благодаря чему возможен быстрый доступ к сохраняемой информации (Аткннсон, 1980, с. 353—354). Как только определен некоторый узел концептуального хранилища, все связанные с ним коды становятся доступными для системы (Там же, с. 301).

Локализованные в концептуальном хранилище узлы представляют собой совокупность различных перцептивных кодов, соответствующих определенным концептуальным кодам, также входящим в эти узлы. При этом синонимичные стимулы, имеющие различные перцептивные коды, связаны с единым концептуальным кодом, а омографы и омонимы, имеющие идентичные перцептивные коды, связаны с разными концептуальными кодами.-Общая структура концептуального хранилища такова, что «адрес» информации, содержащейся в любом узле, определяется всеми признаками всех находящихся в нем кодов. Структура памяти хранилища знаний и событий может иметь много различных вариантов внутренней организации, отражающих связи между физическими референтами и/ил и абстрактными концептами, соответствующими данному событию или знанию.

Аткинсон указывает, что структуры памяти, представляющие аналогичную информацию, локализуются в местах, имеющих близкие адреса, а одно и то же событие или знание может быть представлено в более чем одной структуре памяти и посредством различных кодов. Структуры концептуального хранилища развиваются во времени. По мере накопления опыта создается основа для заключений о тех клас-. сах концептуальных отношений, в которые могут входить те или иные* стимулы. Концептуальный код постепенно формируемого нового узла представляет собой набор признаков, отражающих, соответствующие заключения.

Отличие модели Аткинсона от многих других моделей

44

памяти состоит прежде всего в том, что он описывает долговременное хранилище памяти <как частично-связную систему» где не имеется прямых связей ни между кодами концептуального хранилища и хранилища знаний, ни между различными узлами концептуального хранилища. Аткинсон полагает, что прямые связи существуют только внутри неко--гйрого узла концептуального хранилища или некоторой мне-.эшческой структуры хранилища знаний и событий. Следствием концепции отдельных структур памяти является призвание Аткинсоном многократности кодирования одной и той же. информации в памяти (ср. Kintsch, 1974, р. 78).

. 1.11. В конце 70-х гг. резко повысился интерес к особенностям организации лексикона человека, что, в частности, нашло отражение в тематике и материалах очередных Международных психологических конгрессов.

Так, в программе XXI конгресса (Париж, 1976) был объявлен симпозиум «Семантические аспекты памяти»; в порядке подготовки к рабо--fe этого симпозиума был опубликован специальный выпуск журнала Langages (1975, № 40 — Problemes de semantique psychologique. См. ■статьи: Denhiere, 1975; Dubois, 5975; Lecocq et Maryniak, 1975; Le Ny, 1975, ii др.), а итоги работы симпозиума подведены в журнале International Journal of Psycholinguistics (1978, № 2—5. См. статьи: Denhiere and Uubois, 1978; Kintsch and Kintsch, 1978; Kurcz, 1978; Le Ny, 4978). XXII .Международный конгресс (Лейпциг, 1980) включал ряд симпозиумов и тематических заседаний, имевших отношение к проблеме организации лексикона е~о формирования в ходе когнитивного развития ребенка,- оперирования лексиконом при решении разного рода познавательных и коммуникативных задач и т. д. (см.: XXII International Congress..., 1980). Во вступительном слове Ф. Кликса, организатора симпозиума II «Познание и память- (КНх, 1980) в числе вопросов, требующих обсуждения, были названы и такие непосредственно связанные с исследованием лекснконэ вопросы, как выяснение того, что увязывается в памяти с лексической единицей: концептуальные признаки или прототипы? Что представляет собой прототип? Какой тип модели больше подходит для описания способа репрезентации концептуальной информации в памяти: признаковая или сетевая? Как взаимосвязаны друг с другом и как взаимодействуют разные модели репрезентации знаний в памяти? К числу важных вопросов Клике отнес также вопрос о взаимосвязи между когнитивными компонентами и ■языковыми единицами.

Ознакомление с материалами названных конгрессов и Другими зарубежными и отечественными публикациями позволяет проследить ряд тенденций в исследовании проблем, имеющих более или менее тесную связь с выявлением специфики единиц лексикона и принципов их организации. К числу таких тенденций относится широкое признание того фаЦта, что речевые процессы, мышление, память, восприятие' понимание переплетаются друг с другом ка« единая область познавательных процессов. На этом фоне значительно.повысился интерес к исследованию памяти человека, ко-"*о£ стала трактоваться не как статическая структура, а

45

как некоторый набор процессов (см.: Лурия, 1974; ср. также: Denhiere and Dubois, 1978, p. 65).

При интенсивной разработке моделей памяти сетевым моделям стали противопоставляться признаковые и теоретико-множественные модели семантической памяти (см. обзоры и анализ таких моделей в работах: Кладки, 1978; Шмелев А. Г., 1978; Denhiere, 1975; Denhiere and Dubois, 1978). Делаются попытки сопоставить эти модели с точки зрения их эффективности для описания структуры памяти, что приводит к противоречивым выводам: есть авторы, отдающие предпочтение одной из моделей (см., например, Le Ny, 1978); другие полагают, что модели признаков и модели графов не следует противопоставлять, поскольку некоторые понятийные определения и связи описываются с помощью признаков, а некоторые — с помощью графов ()Кяикс, 1'980, с. 40); по мнению третьих — ни одна из современных моделей не может вполне адекватно описать многочисленные способы использования хранящейся в долговременной памяти информации, ее количество и организацию (Клацки, 19-78, с. 162).

Одной из центральных проблем моделирования организации памяти человека признается проблема репрезентации значения, которое стали представлять в форме пропозиций, имеющих бинарную (субъектно-лредикатную) или п-арную реляционную структуру (ср. Anderson, 1976; Anderson and Bower, 1973; Kintsch, 1974; Norman and Rumelhart, 1975).

В числе аргументов в пользу выбора пропозициональной формы репрезентации значения обычно называют необходимость оперирования способом описания значения, который не зависит от специфики естественного языка и позволяет сравнивать, объединять и координировать информацию, получаемую как через язык, так и через перцепцию (Anderson and Bower, 1973, p. 152).

Продолжается также дискуссия о том, как кодируются в памяти языковые и неязыковые знания.

Согласно гипотезе двойного кодирования (Paivio, 1978), имеются две самостоятельные, но взаимосвязанные системы: система образов и вербальная система. Согласно пропозициональному подходу, картина получает такую же семантическую интерпретацию, как и предложение: в обоих случаях семантическая репрезентация носит форму пропозиции (см.: Anderson, 1976; Anderson and Bower, ,1973; Bierwisch, >!976; Clark and Chase, 1972; Norman and Rumelhart, 1975). При этом высказываются мнения, что мысленные образы и пропозициональные репрезентации более сходны, чем это принято считать (Kintsch, 1974, р. 6), и что семантическая структура образной и вербальной репрезентации тождественна на уровне глубинной семантики (Петренко, 1978, с. 19; ср. также результаты экспериментальных исследований: Петренко и др., 1978, с. 26; Петренко и др., 1980, с. 34). Тем не менее исследования в области межполушарной асимметрии мозга показывают, что кодирование вербального материала (его языковых характеристик) нарушается преимущественно при поражении левого полушария, в то время как кодирование образной инфор-

46

Алан — ПРИ поражении правого (Хомская, 1980, с. 117), а эпу по «сей видимости, говорит в пользу раздельного хранения языковых и пер-Явятивных знаний, хотя и не исключает возможности их координирования

Л некотором более абстрактном коде.

По-новому вопрос о мысленных образах рассматривается в работе А. Н. Леонтьева (1979), где ставится задача исследования проблемы построения в сознании индивида многомерного образа мира и выявления того, как функционирует целостный образ мира, опосредуя деятельность человека в объективно реальном мире (см. развитие этого подхода в работе: Смирнов С. Д., 1981). Необходимо особо подчеркнуть, что такая постановка вопроса является логическим продолжением свойственного отечественной психологии и опирающегося на ленинскую теорию отражения дея--тельностного подхода к анализу совокупности проблем «создание, мозг и внешний мир» (Ломов, 1979, с. 110), а «теоретическое и экспериментальное обоснование активной дея-телыюстной природы психического образа является в настоящее время одним из самых трудных участков борьбы за марксистскую психологию» (Смирнов С. Д., Ш81, с. 16).

Следует отметить, что наряду с обсуждением опецифи-жи репрезентации образной и вербальной информации делаются попытки разграничить способы представленное™ в памяти знания фактов (declarative knowledge — «know what») и знания действий, операций (procedural knowledge — «know how»), см. обсуждение этого вопроса в работе (Anderson, 1976). В качестве примера из области знания операций приводится владгние родным языком, что имеет непосредствен-дше отношение к исследуемой нами проблеме.

. Рассмотренные выше положения интересны для нас потому, что субъективный лексикон в последние годы либо отождествляют с семантической памятью, либо считают 'частью последней, поскольку она может также включать единицы, не имеющие названий в естественном языке (ом., например, Kintsch, 1974, р. 10). На этом основании высказывается мнение, что прогресс в области исследования организации лексикона может быть достигнут только при условии изучения процессов, протекающих в этой гипотетической •структуре, особенно процессов выбора слов и организации их в рамках предложения (Denhiere and Dubois, 1978, p. 68), а полное моделирование вербальной памяти может быть до-'Стигнуто лишь с учетом ее самоорганизующихся свойств (Аминев, 1972, с. 137).

По итогам экспериментальных исследований делаются также выводы о том, что лексикон не может .рассматриваться как система, организованная по строгим логическим правилам или подчиняющаяся принципу когнитивной экономии; -*1»еет место многообразие принципов организации разных

47


сфер лексикона; «ментальный словарь» организован иначе,. чем какой-либо, из имеющихся ныне печатных словарей.

В качестве тенденции, последней в приведенном, перечне, но не менее важной, чем другие, следует назвать--стремление отдельных авторов выявить некоторые универсальные принципы организации лексикона человека, для чего предпринимается сопоставление экспериментальных материалов, полученных от носителей разных языков. Критический .эбзор проведенных в разных странах исследований такого типа дается в работе (Залевская, 1979).

Подводя итог обсуждению опыта исследований до 1981 г. включительно, подчеркнем, что ни одна из рассмотренных выше гипотез организации лексикона человека не базируется на детальном теоретическом анализе специфики упорядочиваемых единиц с учетом особенностей становления таких единиц в индивидуальном сознании и их роли и места в процессах речемыслительной деятельности. Попытка такого анализа предлагается в следующей главе.

ГЛАВА 2 .

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ СПЕЦИФИКИ ЕДИНИЦ ЛЕКСИКОНА И ПРИНЦИПОВ ЕГО ОРГАНИЗАЦИИ

(исходные положения)

2.0. Задачи главы 2 (48). 2.1. Лексикон как компонент речевой организации человека (48). 2.2. Выявление структуры речемыслительной деятельности как базы для исследования лексикона человека (52). 2.3. Проблема множественности кодов мышления (57). 2.4. Установление специфики единиц лексикона в связи с основными этапами речемыслительного процесса (61). 2.5. Пути становления лексикона и их влияние на специфику его единиц (67). 2.6. Вытекающие из специфики лексикона основания для связи между его единицами (рабочая гипотеза) (74). ■■ ■
  1. Прежде всего напомним, что в задачи этой главы
    входит изложение исходных теоретических предпосылок ги
    потезы лексикона, в принципе сформулированной в работе
    (Залевская, 1977) и предлагаемой здесь в редакции 1981 г..
    что исключило возможность опоры на более поздние публи
    кации (как свои, так -и других авторов), которые будут об
    суждаться в гл. 5.
  2. Недостаточность традиционного противоположения
    языка и речи и важность оперирования более широким икру-
    гом категорий неоднократно обсуждалась (см., например,Леонтьев А. А., 1969а; Слюсарева, 1975). Нас эта проблема интересует в специфическом, не затрагивавшемся другими

48

авторами аспекте: к какой из таких категорий следует отнести лексикон человека?

В поисках ответа на поставленный вопрос мы будем .опираться на представления, вытекающие из концепции Л. В. ■Щербы (1974, с. 24—29). Как известно, Щерба разграничивал три аспекта языковых явлений: под первым из них он -понимал процессы говорения и понимания, или «речевую деятельность», под вторым — выводимые на основании всех актов говорения и понимания, осуществляемых в определенную эпоху жизни некоторой общественной группы, словари и грамматики языков, или «языковые системы», а под третьим — совокупность всего говоримого и понимаемого такой общественной группой, или «языковой материал». При этом Щерба указал на ряд весьма существенных моментов. В частности, он подчеркнул, что речевая деятельность обусловливается сложным речевым механизмом человека, или психофизиологической речевой организацией индивида. Характеризуя последнюю, Щерба отметил, что речевая организация человека: а) никак не может просто равняться сумме речевого опыта и должна быть какой-то своеобразной его переработкой; б) может быть только психофизиологической; в) вместе с обусловленной ею речевой деятельностью является социальным продуктом; г) служит индивидуальным проявлением выводимой из языкового материала языковой системы; д) судить о характере этой организации можно только на основании речевой деятельности индивида. Таким образом, выделяя три аспекта языковых явлений, Щерба фактически вел речь о четырех взаимосвязанных категориях, последняя из которых — речевая организация индивида — представляет для нас особый интерес.

Следует указать, что далее мы будем оперировать термином «речевая организация» как обозначающим более узкое понятие, чем термин «речевая способность человека». Оставляя за последним обозначение потенциальной способности человека к овладению языком, а также связанные с этой способностью проблемы устройства и функционирования речевого механизма, будем использовать термин Щербы в смысле «готовности индивида к речи» как весьма удачно подчеркивающий упорядоченность, организованность результатов переработки речевого опыта для использования их в речемыслительной деятельности человека.

Речевая организация трактуется нами далее как единство процессов переработки и упорядочения речевого опыта в получаемого в результате этих процессов продукта — индивидуальной языковой системы. Последовательное разгра-■§фч;ение понятий процесса и продукта, на котором в свое-

я настаивал Щерба, заставляет концентрировать внима-

$
49"
• Заказ 830:ние на следующих аспектах интерпретации специфики речевой организации индивида.

A. Речевая организация человека понимается не как
пассивное хранилище сведений о языке, а как функцио
нальная динамическая система (ом. трактовку
системы такого рода в работе: Анохин, 1966). В этом состо
ит, в частности, отличие нашего понимания специфики рас
сматриваемого объекта от концепций Э. П. Шубина (1972),
упоминающего о «складе знаковых отпечатков», и А. Е. Кар-
линекого (1974), трактующего языковую компетенцию как
статическую, а речевую деятельность — как динамическую