Параллели

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   35

Свидетельство

Вследствие предписания конторы Темир-Хан-Шуринского военного госпиталя, последовавшего 13-го апреля 1845 года за № 167, вечером того числа приступили с следователем Минг­рельского егерского полка господином майором Грекуловым к анатомическому исследованию тела состоящего по армии гос­подина полковника Майбороды, заколовшего себя кинжалом.

Полковник Майборода характера был строгого, жизни воз­держанной, религиозен, молчалив, любил уединение, и весь круг ему приближенных составляло одно его семейство, печать какой-то скорби и при веселом расположении духа выражалась всегда на лице его, в последние дни своей жизни он был задум­чив, совсем не выходил из своего дома, жаловался на теснение правой стороны груди, называл своих детей несчастными и // С 340 скорбел о будущей их участи, нежность отца семейства, ограни­чиваемая частым беспокойством, выражала тревожную его душу и тяготу жизни; 12-го апреля в пять часов по полудни, заперши за собою дверь кабинета, вонзил себе кинжал в левую часть груди.

По наружном осмотре трупа оказалось: что полковник Май-борода имеет около 50 лет от роду, телосложения атлетическо­го, тучен; на левой стороне груди между восьмым и девятым ребром под соском находилась поперечная длиною в ладонь кровавая рана, подобная этой рана находилась на левой части спины между 10 и 11 ребром длиною в два поперечные пальца. Кроме такового повреждения видны были на лбу два кровавые пятна, с осаднением кожицы, которые произошли от ушиба в минуту ранения, других повреждений и равно каких-либо пя­тен нигде на поверхности тела не замечалось.

Вскрывши грудную полость для исследования раны и по­вреждения частей, мы нашли грудную полость наполненную кровью, ход раны имел направление спереди назад, сверху вниз и проходил через нижнюю долю левого легкого, минуя оболоч­ки сердца, правое легкое было здорово, спавши и прижато к ключице; преследуя дальнейший ход раны, вскрыта была нами брюшная полость, которая подобно полости грудной была на­полнена кровью, рана проходила чрез грудно-брюшную пре­граду прямо в селезенку чрез нее, как описано при наружном осмотре, кончилась между 10 и 11-м ребрами на спине. Желу­док был здоров, пуст, исключая небольшого количества желу­дочной слизи и воды, никакого содержания в нем не находи­лось, кишки также были здоровы и пусты, печень в объеме представлялась очень увеличенною, покрывала почти две тре­ти желудка и поднимала груднобрюшную преграду вверх, по­верхность имела бугристую, цвет соломенный, на осязание жестка, при разрезе хрустит.

Селезенка была рыхла, но в объеме не увеличена. Мозг со всеми его оболочками найден был в совершенно здоровом со­стоянии.

Из всего найденного при исследовании заключаем, что смерть полковника Майбороды произошла от безусловно смер­тельной раны в грудь, нанесенной себе кинжалом в припадке // С 341 меланхолии. Что осмотр сделан по сущей справедливости, в том свидетельствуем апреля 13 дня 1845 года. Укрепление Т[емир] Х[ан] Шура. Подлинное подписал прикомандированный к Те­мир-Хан-Шуринскому госпиталю Грузинского гренадерского полка лекарь Глаголев, при анатомировании присутствовал сле­дователь Мингрельского егерского полка майор Грекулов49.

Верно:

Командующий войсками в Северном и Нагорном Дагеста­не генерал-лейтенант князь Бебутов.

Сверял исправляющий должность адъютанта поручик <Ва­сильев>»49.


Документ этот, конечно же, нуждается в дополнительных комментариях. Естественно, при знакомстве с ним сразу же опровергается информация о том, что Майборода «перерезал себе горло». Однако в тексте много странностей и несообразно­стей — прежде всего при описании раны полковника в связи с выводом о причине его смерти.

Сообщение о том, что кинжал, войдя в грудь полковника «между восьмым и девятым ребром», вышел из спины «между 10 и 11 ребром», свидетельствует: удар, полученный Майборо­дой, был очень сильным. Однако полковник не мог просто «упасть» на кинжал: направление удара «спереди назад, сверху вниз» заставляет отказаться от этой версии.

Значит, он мог покончить с собой, только нанеся себе удар собственной рукой. Но каким образом в этом случае кинжал мог «выйти из спины» самоубийцы? У Майбороды просто не могло быть соответствующего размаха для нанесения удара та­кой силы.

Все это — вкупе с сообщением о «кровавых пятнах» на лбу полковника, не поддающихся простому объяснению «ушибом в минуту ранения» (при ударе «спереди назад» Майборода дол­жен был упасть на пол затылком), с подозрительным отсутстви­ем в тексте описания орудия самоубийства, а также с тем фак­том, что после смерти полковника сиротами остались четверо малолетних детей, — позволяет предположить: Майборода был убит. При этом, конечно, полковому начальству было невыгод- // С 342 но расследовать это убийство. Ему самому пришлось бы отве­чать за смерть бывшего доносчика.

Скорее всего, мы никогда не узнаем, кто и за что убил пол­ковника — если это на самом деле было убийство. Совершенная же правда состояла в том, что кроме семьи Майбороды жалеть о нем было некому. «Мы, — вспоминал Ильин, — со стоическим хладнокровием философов промолвили: «тагдир чох якти» (судьба права)!»50

Правда состояла также и в том, что детям предателя — трем дочерям и сыну Михаилу — предстояло жить в совершенно другой эпохе. Эпохе, когда оставшиеся в живых декабристы возвратились из Сибири, их приветствовали как национальных героев, а те иде­алы, за которые они боролись, стали воплощаться в жизнь. И не­смотря даже на то, что новый император Александр II подтвердил назначенную Николаем I пенсию и всякого рода пособия детям Майбороды51, его имя в мемуарах декабристов, а следовательно, и в общественном сознании было проклято.


* * *

И последний вопрос, на который предстоит ответить в связи с биографией Павла Ивановича Пестеля: вопрос о том, почему его личность и дела вызывали столь негативные эмоции у со­временников — и в том числе у самих декабристов.

С. Н. Чернов был убежден: причина тому — тяжелый харак­тер руководителя Южного общества. «Таков был в личных от­ношениях Пестель: уверенный в своем превосходстве, очень — даже мелочно — самолюбивый, безжалостный к другим в стол­кновении или споре, но требующий к себе очень терпеливого отношения, при этом очень неразборчивый в средствах и неис­кренний — словом, чрезвычайно трудный человек. Но, такой трудный, он был очень честолюбив — был весь в мечтах о боль­шой личной славе; даже можно, пожалуй, сказать, что стремле­ние к великой славе было одной из основных стихий его души... Тяжелый честолюбец, о котором знали, что он службою ориен­тируется то на Аракчеева, то на Киселева»52. // С 343

Вряд ли можно согласиться с таким определением. Често­любцами, как уже неоднократно говорилось выше, были все декабристы, на следствии и в мемуарах они обвиняли в этом не только Пестеля, но и друг друга. Вне честолюбия не существу­ет, наверное, ни одного политического деятеля. Люди, лишен­ные политических амбиций, не занимаются подготовкой рево­люции и не пытаются изменить ход истории. И при этом честолюбие политика - в разумных, конечно, пределах - не находится в противоречии с его стремлением улучшить жизнь собственных сограждан.

С другой стороны, у Пестеля были друзья и лично ему пре­данные соратники — и, конечно же, далеко не все из них на следствии выгораживали себя за его счет. Так, в марте 1826 года вдовствующая императрица Мария Федоровна записала в сво­ем дневнике: «Князь Голицын, Михаил (великий князь Миха­ил Павлович. — О. К.), Бенкендорф, Николай (император Ни­колай I. - О. К.) рассказывали мне, что на вчерашнем допросе Вадковский сообщил, что если бы тот, кто принял его в это общество, потребовал от него, чтобы он убил отца, мать, брата и сестру, то он бы выполнил это; его принял Пестель. Это за­ставляет содрогаться»53.

Императрица ошибалась: Федора Вадковского в общество принял не Пестель, а князь Барятинский. Однако именно с Пестелем у Вадковского были связаны лучшие минуты жизни: «чин» южного боярина, пост лидера филиала Южного обще­ства в Петербурге, ощущение собственной высокой граждан­ской значимости.

За своего полкового командира не задумываясь готов был отдать жизнь 18-летний прапорщик Ледоховский. Следствен­ной комиссии пришлось затратить немалые усилия, чтобы сло­мить волю и мужество лично преданных Пестелю квартирмей­стерских офицеров 2-й армии54. Александр Барятинский посвя­щал Пестелю стихи и утверждал на допросе, что, несмотря на одолевавшие его сомнения и колебания, исполнял приказания председателя Директории «с точностью и усердием»55.

Крайне сдержанный на следствии, Сергей Волконский в по­зднейших мемуарах заявлял: «Полагаю обязанностью оспорить убеждение, тогда уже вкравшееся между членами общества и // С 344 как-то доныне существующее, что Павел Иванович Пестель действовал из видов тщеславия, искал и при удаче захвата вла­сти, а не из чистых выгод общих — мнение, обидное памяти того, кто принес себя в жертву общему делу». Пестель был и навсегда остался для Волконского человеком, приобщившим его к «новой жизни», построенной на чувстве «любви» и «пре­данности» к собственному Отечеству.

«Избранный мною путь, - пишет Волконский, — довел меня в Верховный уголовный суд, и в каторжную работу, и к ссылочной жизни тридцатилетней, но все это не изменило вновь принятых мною убеждений, и на совести моей не лежит никакого гнета упрека»56.

А лично, скорее всего, не знакомый с Пестелем, но слушав­ший в Сибири рассказы о нем Андрей Розен утверждал в вос­поминаниях: «Пестель оставался спокойным до последнего мгновения, он никого ни о чем не просил; равнодушно смот­рел, как заковали ноги его в железо, и когда под конец надели петлю, когда из-под ног столкнули скамейку, то тело его оста­валось в спокойном положении, как будто душа мгновенно от­делилась от тела, от земли, где он был оклеветан, где трудился не для себя, где судили его за намерения, за мысли, за слова и просто умертвили»57.

Конечно, Волконский и Розен тоже не совсем правы: стано­вясь революционером, Пестель, как и его товарищи по загово­ру, вовсе не хотел сознательно приносить себя в жертву. Напро­тив, он хотел добиться победы и торжества собственных идей. Кроме того, личных мотивов в его деятельности, как и в дея­тельности всех других заговорщиков, было немало. Однако подобные отзывы о южном лидере красноречиво свидетель­ствуют: в частном человеческом общении он вовсе не был столь отталкивающей персоной.

Строя же свою служебную деятельность, Пестель не ориен­тировался ни на Аракчеева, ни на Киселева. Ориентировался он, в первую очередь, на нужды своей тайной организации.

Обладая незаурядным умом практического политика, Пес­тель намного раньше других осознал, что осуществление высо­ких идей тайных обществ невозможно без использования заве­домо «грязных» средств. Что заговор не может существовать без // С 345 финансовой поддержки, а революция не будет успешной без нейтрализации (в частности, путем шантажа и подкупа) «выс­ших» начальников, контролирующих значительные войсковые соединения.

Он понимал и то, что военная революция может победить лишь при условии жесткой дисциплины в рядах ее участников — и всеми силами пытался установить режим собственного еди­ноначалия в тайном обществе. Осознание сложности задачи удержания захваченной в результате победы заговорщиков вла­сти привело его к идее уничтожения императорской фамилии и установления опирающейся на штыки диктатуры.

При этом Пестель поставил на карту слишком многое: не только собственную жизнь, но и собственную честь. Ибо его мнения и действия никак не вязались с общими романтически­ми представлениями начала XIX века о «благородном деле ре­волюции», тактика которой заключается лишь в слове «дерзай». И проиграл Пестель тоже по-крупному: лишившись жизни, он остался в памяти большинства современников «русским Бона­партом», беспринципным и жестоким эгоистом, стремившим­ся лишь к личной власти.

Между тем, документы — как опубликованные, так и архи­вные — этого мнения никак не подтверждают. Незадолго до казни Пестель написал своим родителям: «Настоящая моя ис­тория заключается в двух словах: я страстно любил мое отече­ство, я желал его счастия с энтузиазмом, я искал этого счастия в замыслах, которые побудили меня нарушить мое призвание и ввергли меня в ту бездну, где нахожусь теперь»58. Не верить этому признанию нет оснований.


ПРИМЕЧАНИЯ

1 РГВИА. Ф. 14057. Оп. 16/183, св. 662. Д. 89. Л. 3 - 3 об. Ср.: Там же. Ф. 14414. Оп. 10/291, св. 292. Д. 605. Л. 2 - 2 об.

2 Там же. Ф. 14414. Оп. 10/291, св. 292. Д. 605. Л. 300.

3 Там же. Л. 274.

4 Там же. Л. 405-408.

5 Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи. СПб., 2001. С. 288 - 291. // С 346

6 Семенова А. В. Временное революционное правительство в планах декабристов. М., 1982. С. 175.

7 РГВИА. Ф. 36. Оп. 4/847, св. 18. Д. 203.

8 Высочайшие приказы о чинах военных за 1827 год. СПб., 1827.

9 РГВИА. Ф. 14057. Оп. 11/182, св. 25. Д. 120. Л. 108 - ИЗ об.

10 Штейнгель В. И. Записки // Мемуары декабристов. Северное обще­ство. М., 1981. С. 225.

11 РГВИА. Ф. 36. Оп. 4/847, св. 13. Д. 31.

12 Там же. Ф. 395. Оп. 278, канц., 1842. Д. 549.

13 Там же. Оп. 151, отд. 3, 1845. Д. 479. Л. 34 и др.

14 Трубецкой С. П. Материалы о жизни и революционной деятельности. Иркутск, 1983. Т. 1. С. 85.

15 Об обстоятельствах приема братьев Шиповых в общество см.: Нечки­на М. В. Движение декабристов. М., 1955. Т. 1. С. 145 - 146.

16 См. об этом: Там же. С. 289 - 291.

17 ВД. Т. XII. М., 1954. С. 82.

18 См. об этом, напр.: Нечкина М. В. Движение декабристов. М., 1955. Т. 2. С. 10.

19 Гордин Я. А. Мятеж реформаторов. Л., 1989. С. 141.

20 Ильин П. В. Междуцарствие 1825 года и восстание 14 декабря // 14 де­кабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. СПб., 1999. С. 21.

21 Гордин Я. А. Указ. соч. С. 142.

22 См. об этом: Нечкина М. В. Движение декабристов. Т. 2. С. 306; Гор­дин Я. А. Указ. соч. С. 271 - 281.

23 ВД. М.; Л., 1927. Т. IV. С. 38.

24 Там же. С. 16.

25 Там же. С. 58.

26 ГА РФ. Ф. 48. Оп.1. Д. 231. Ср.: ВД. Т. XX. М., 2001. С. 425-430.

27 РГВИА. Ф. 14664. Оп.1. Д. 600. Л. 50.

28 См.: Трубецкой С. П. Указ. соч. С. 281.

29 Вейденбаум Е. Декабристы на Кавказе // Русская старина. 1903. № 6 (июнь). С. 501.

30 Невелев Г. А. Пушкин «об 14-м декабря». СПб., 1998. С. 20.

31 РГВИА. Ф. 2575. Оп.1. Т. 1. Д. 697. Л. 3.

32 Там же. Л. 6 об - 7; 8.

33 Там же. Л. 7

34 ГА РФ. Ф. 48. Оп.1. Д. 220. Ср.: Декабристы. Биографический спра­вочник. М., 1988. С. 111, 283.

35 РГВИА. Ф. 2575. Оп.1. Т. 1. Д. 697. Л. 2, 5.

36 Там же. Л. 2.

37 Там же.

38 Там же. Л. 3.

39 Там же. Ф. 395. Оп. 278, канц., 1842. Д. 549. Л. 6, 17.

40 Волков С. В. Русский офицерский корпус. М., 1993. С. 180. Ср.: РГВИА, Ф. 395. Оп. 278, канц., 1842. Д. 549. Л. 18.

41 Там же. Оп. 22, 1 отд., 2 стол, 1833. Д. 892. Л. 7, 10. // С 347

42 Там же. Л. 20, 10.

43 Там же. Оп. 273, канц., 1836. Д. 353.

44 Ильин П. А. Из событий на Кавказе. Набеги Шамиля в 1843 году // Русский вестник. 1872, июль. С. 312 — 313.

45 РГВИА. Ф. 395. Оп. 278, канц., 1842. Д. 549. Л. 19 об., 8; Там же. Оп. 151,3 отд., 1845. Д. 479. Л. 34.

46 Волконский С. Г. Записки. Иркутск, 1991. С. 381.

47 Басаргин Н. В. Воспоминания. Рассказы. Статьи. Иркутск, 1988. С. 78.

48 Ильин П. А. Указ. соч. С. 313.

49 РГВИА. Ф. 395. Оп.151, отд. 3, 1845 г. Д. 479. Л. 14-15. «Подлинник свидетельства этого находится в следственном деле, произведенном о смерти полковника Майбороды (прим. в конце текста)».

50 Ильин П. А. Указ. соч. С. 313.

51 РГВИА. Ф. 395. Оп. 168, 3 отд., 1862 г. Д. 372.

52 Чернов С. Н. Декабрист П. Ив. Пестель. Опыт личной характеристи­ки // РО СПБФИРИ РАН. Ф 302. Оп.1. Д. 1. Л. 79.

53 Страницы дневников императрицы Марии Федоровны // Николай I. Муж, отец, император. М., 2000. С. 137.

54 См. об этом: Чернов С. Н. Поиски «Русской Правды» П. И. Пестеля // Чернов С. Н. У истоков русского освободительного движения. Сара­тов, 1960. С. 362 - 380.

55 Модзалевский Б. Л. Декабрист Барятинский и его стихотворения // Былое. 1926. № 1 (35). С. 3 — 13; Парсамов В. С. Из литературного быта Тульчинской управы декабристов // Историк и историография. Ма­териалы научной конференции. Саратов, 1999. С. 91 — 97; ВД. М., 1953. Т. X. С. 287.

56 Волконский С. Г. Указ. соч. С. 371, 395.

57 Розен А. Е. Записки декабриста. Иркутск, 1984. С. 177.

58 Бумаги И. Б. Пестеля // Русский архив. 1975. №4. С. 421.


Приложения

Все публикуемые ниже документы в той или иной мере касают­ся служебной — и тесно связанной с ней конспиративной — деятельности Павла Ивановича Пестеля. Документы эти извле­чены из фондов двух московских архивов: Государственного архива Российской Федерации и Российского государственно­го военно-исторического архива.

Публикуемые материалы подразделяются на семь блоков. Первый блок составляют письма генерал-лейтенанта А. Я. Руд­зевича к Пестелю за 1819—1822 годы. Они печатаются по под­линникам, хранящимся в фондах Российского государственного военно-исторического архива1. Небольшие выдержки из этих писем были опубликованы в 1822 году С. Я. Штрайхом2.

Второй блок посвящен военно-разведывательной деятель­ности Пестеля, связанной с восстанием греков в княжествах Молдавии и Валахии. Самые важные из публикуемых в нем документов — две авторизованные копии донесений, состав­ленных Пестелем по итогам его поездок в Бессарабию и княже­ства и адресованных военному командованию 2-й армии.

Первая публикация этих документов осуществлена в 1959 году в Румынии3, по неисправной копии и без комментариев. Дела, хранящегося в Российском государственном военно-ис­торическом архиве, на которое как на источник публикации ссылаются ее авторы, в фондах РГВИА нет. В России эти за­писки давно известны историкам, однако в полном объеме до сих пор не публиковались.

В данном случае донесения, как и все включенные в состав этого блока документы, печатаются по писарской копии, состав­ленной в штабе 2-й армии, исправленной и заверенной самим Пестелем. Документы содержатся в составе дела под названием «Переписка... о действиях гетеристов, турецких войск, о событи­ях в Молдавии, Валахии и Турции и о мерах предосторожности // С 351 со стороны русских властей против распространения действий Гетерии в русских пограничных областях»4.

Третий и четвертый блоки документов характеризуют финан­совую деятельность Пестеля на посту командира Вятского пехот­ного полка и его взаимоотношения с его дивизионным генералом — генерал-лейтенантом князем А. В. Сибирским. Эти документы проливают свет на источники финансирования заговора, а также на то, каким образом Пестель добивался лояльного отношения к себе со стороны своих непосредственных начальников.

Следственное разбирательство по финансовой деятельнос­ти Пестеля в полку началось в январе 1826 года в Петербурге. Материалы первого этапа этого разбирательства отложились в «Деле о казенных претензиях, открывшихся на бывших полко­вых командирах и прочих офицерах, прикосновенных к делу о тайных обществах», которое содержится в 48-м, «декабристс­ком» фонде ГАРФа. Из 56 листов, составляющих это дело, 9 касаются Пестеля5. Материалы эти дошли до нас в основном в подлинниках.

Однако вскоре следствие было перенесено на юг, в штаб 2-й армии — и, соответственно, множество документов по этому вопросу содержится и в делах РГВИА. Тут, прежде всего, сле­дует назвать «Дело о исследовании г[осподина] дежурного ге­нерала в Вятском пехотном полку по претензиям нижних чинов на полковника Пестеля»6, «Переписка с 14.12.1825 по 8.03.1832. Арест командира Вятского пехотного полка полковника Пес­теля. Опечатание его квартиры, вещей, библиотеки и распоря­жения о них...»7 и «Дело о подозрительном письме генерал-лей­тенанта князя Сибирского к г[осподину] Заворову...»8. Один документ из этого блока — письмо А. В. Сибирского к П. Д. Ки­селеву — находится в собрании частных бумаг начальника глав­ного штаба 2-й армии9. Среди публикуемых документов часть представляет собой подлинники, а часть — заверенные писар­ские копии. Некоторые из этих документов были опубликова­ны Мною в книге «Южный бунт»10, а также в 4-м выпуске сбор­ника «14 декабря 1825 года»11, другие публикуются впервые.

Пятый и шестой блоки настоящей публикации содержат материалы, касающиеся действий Пестеля в отношении А. И. Майбороды. // С 352

Пятый блок содержит подлинник протокола допроса меща­нина города Староконстантинова Абрама Шлиома Альперона от 1 февраля 1826 года. Этот протокол входит в состав «Дела по отношению его высочества цесаревича о староконетантинов­ском еврее Альпероне»12 и публикуется впервые. Шестой блок состоит из материалов, посвященных судьбе прапорщика Вят­ского полка Н. К. Ледоховского13. Эти документы также публи­куются впервые.

Орфография и пунктуация документов в настоящей публи­кации приведены в соответствие с современными нормами, за исключением тех случаев, когда отступления от современных норм характеризуют стилистические особенности текста. Ис­ключение составляют лишь донесения Пестеля о восстании в Молдавии и Валахии. Ввиду большой исторической ценности этих донесений их стилистические, орфографические и пунк­туационные особенности сохранены.

Подчеркиванием выделены подчеркнутые в текстах доку­ментов отдельные слова и фразы. В конъектурных скобках при­ведены слова, точность прочтения которых вызывает сомне­ние, в таких же скобках фиксируется количество слов, фраз или предложений, вовсе не подлежащих прочтению. В квадратных скобках расшифровываются сокращенные слова.

В комментариях указывается судьба каждого документа (был или не был опубликован ранее, кем, когда и т.п.), а также все случаи авторской или писарской правки в текстах. Комментарии предлагаются также к тем упоминаемым в документах реалиям, которые не комментируются или неточно комментируются ав­торами документов — если, конечно, смысл этих реалий сегод­ня можно восстановить. Те реалии, которые объясняются в тек­сте книги, по большей части в комментариях опускаются.