Geum.ru

Является родиной живущих здесь

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   46

"Карнэйшн": "Дэйлиа", "Лили", "Кризантемум", "Астер", "Лоурел", "Роуз",

"Жасмин" и "Вайолит". Кроме того, имелись два фрегата: "Люпус" и "Агат", а

также охраняемый ими конвой из шестнадцати вооруженных транспортов с

десантом.

Считая только артиллерию главных калибров, стороны имели:

шестидюймовых орудий: меррилендцы - восемьдесят, палладийцы - шестьдесят

два; восьмидюймовых орудий: меррилендцы - сорок восемь, палладийцы -

двадцать два; десятидюймовых: меррилендцы - ноль, палладийцы - двенадцать.

По мощности разового залпа эскадра О'Греди превосходила эскадру

Ухач-Огоровича почти вдвое.

Но Македон бил первым.

О'Греди шел походным ордером, отягощенный транспортами. Когда

крейсера дали полный ход, между ними и транспортами неизбежно возник

разрыв, по ходу боя все возраставший. Ухач-Огорович шел в бой двумя

колоннами, уступом: "Орлан", "Сарыч", "Лунь" и "Панголин" составляли

основную ударную силу, блокирующую голову неприятельской колонны, а три

фрегата и броненосцы шли правее и на пять кабельтовых отставая, так что у

наблюдателей О'Греди до последней минуты создавалось впечатление, что

палладийские корабли выстроены в одну линию. И когда фрегаты увеличили ход

и втиснулись между своими крейсерами и флагманом О'Греди, а громоздкие

броненосцы оказались не вдали, не в хвосте длинной колонны, а совсем

рядом, на фланге - сделать уже ничего было нельзя. Разве что выстрелить

первым.

Но и этого меррилендский адмирал не успел. Залп фрегатов опередил его

на четверть минуты.

Итак, получилось следующее: все палладийские корабли имели

возможность бить из всех орудий, за исключением казематов левого борта;

меррилендские могли стрелять только носовыми; лишь три-четыре

меррилендских корабля могли вести достаточно эффективный огонь, прочие

находились слишком далеко от палладийского строя. Таким образом,

первоначальное двойное превосходство в артиллерии сменилось на соотношение

примерно обратное: на каждые два палладийских снаряда О'Греди мог отвечать

едва ли одним, да и то это соотношение менялось все более в пользу моряков

Македона: уже через десять минут огневого боя флагман О'Греди "Дэйлиа"

перестал отвечать огнем на огонь, окутался дымом и отвалил влево. Македон

перенес огонь на "Лили"...

Три крейсера один за другим сгорели в фокусе вогнутого зеркала,

составленного палладийской эскадрой. Капитан второго ранга Дамс, командир

"Лоурел", сломал строй и повел корабль круто вправо, на тройку потрепанных

фрегатов. За ним пошел "Роуз". "Жасмин" и "Вайолит" остались на прежнем

курсе.

Палладийской эскадре тоже пришлось туго. На "Орлане" взорвалась

носовая башня, два снаряда пробили цистерну с маслом и подожгли его, еще

один - разнес рулевую машину, и теперь бронзовое перо руля перекладывала

палубная команда, руками выбирая цепи. Матросы падали под градом осколков,

на смену упавших приходили новые... "Лунь" лишился всех офицеров, огнем

руководил мальчишка-гардемарин; башнями командовали мичмана; рулевой вел

корабль сам, сообразуясь с собственным пониманием боя, "Сарыч" был истыкан

во множестве мест, и потом, копаясь в его железных потрохах, инженеры

качали головами: вот здесь на вершок прошло... здесь на полвершка... Лишь

в конце боя он получил снаряд в машину, но это уже ничего не решало.

"Панголин" медленно тонул, у него была две пробоины ниже ватерлинии,

машины работали только на откачку воды, переборки сдавали. Но именно его

восьмидюймовый снаряд поразил крейсер "Жасмин" в самое сердце - в

пороховой погреб. Пламя вымахнуло до небес. С проломленным взрывной волной

бортом корабль стремительно лег на борт и стремительно затонул. С него не

спасся никто.

Короткая схватка "Лоурел" и "Роуз" с тройкой фрегатов и поспешивших

на помощь им "Орланом" была короткой. И без того понесшие огромные потери,

фрегаты не могли, казалось, оказать серьезного сопротивления только

вступавшим в бой тяжелым крейсерам. Три попадания подряд восьмидюймовыми

развалили пополам "Яр". Но сосредоточенный и точный огонь комендоров

"Ветерана" и "Татарина" с короткой и неумолимо сокращающейся дистанции был

не менее страшен: носовую башню "Лоурел" заклинило, снесло фок-мачту и обе

дымовые трубы. "Роуз" получил полтора десятка попаданий с "Орлана", в том

числе в котел и в машину. По инерции он прошел еще около мили и лег в

дрейф. Тела ошпаренных моряков составляли жуткий его след...

Это был разгром. "Астер", избитый до полной неподвижности, и почти

невредимый "Вайолит" спустили флаги. "Лоурел" уходил куда-то, дымясь, и

никто не знает, что с ним случилось в конце концов. На горящие и

неподвижные "Дэйлиа" и "Роуз" высадились абордажные команды. Сохранившие

ход "Лунь" и "Татарин", ведя сторожевики и корветы, направились к колоннам

практически беззащитных транспортов...

Минул полдень.


Этим же утром произошел другой морской бой, на этот раз бескровный. В

проливе Картера, между островами Беллей и Волантир, старенькая, с

изношенными машинами канонерка "Энн" попыталась перехватить идущий с

необычайной скоростью парусник странного вида. Капитан канонерки в своем

рапорте использовал обороты "как нам показалось", "возможно, что..." и

прочие подобные; в действительности же он ясно видел (поскольку владел

лучшим на флоте биноклем работы мастера Арфонса - с двадцатичетырехкратным

увеличением), что парусник имеет два очень длинных и узких корпуса,

соединенных широким аркообразным пролетом. Две мачты в форме буквы "А"

были наклонены вперед; непривычного кроя паруса располагались под довольно

большим углом к вертикали и сейчас, при ходе под крутой бакштаг, не только

гнали судно вперед, но и выхватывали его из воды. Немало людей стояло на

мостике, на пролете и на самих корпусах, опираясь на леера. В ответ на

выстрел канонерки - бомба боднула волны кабельтовых в двух позади

парусника - на корме его порывисто засверкало, и три секунды спустя

цепочка пенистых столбов отделила канонерку от цели. И капитан каким-то

внутренним чутьем понял, что не промахом это было, а предупреждением, и

скомандовал лево на борт...


"Воланд" вошел в Срединное море. На борту его, помимо команды, было

около двухсот пассажиров: молодых мужчин, русских и американцев, не

понаслышке знающих, что такое танки. Безоткатные орудия, производство

которых на Хармони лихорадочно осваивали весь последний год, прошивали на

полигонах десятидюймовую кованую сталь.


Олив расчесывала волосы перед зеркалом, присматриваясь и повторяя

движения той, другой Олив, которая стояла за стеклом. Потом та, за

стеклом, тревожно замерла и прислушалась. Вздохнула, виновато развела

руками, отложила гребень, кивнула на прощание и заторопилась к выходу. За

дверью была длинная зыбкая лестница из неструганых досок, грязная и

скрипучая. Лестница выводила к светлому четырехугольному отверстию

непонятно в чем. Олив спустилась - ступени опасно прогибались - и вышла

наружу. Белая, будто мукой обсыпанная, земля, непонятно чего развалины...

Лишь черные столбы с оборванными проволоками стояли, как похоронные свечи

в белом свадебном торте. Идти можно было только прямо. Зовущий голос - его

не слышно ушами, но если распахнуть грудь... Серая лошадь выбежала из-за

угла дома, висящего на струях застывшего дождя, мелко засемени, пошла

боком, боком - и легла, дернула ногой... все. Что-то приподнялось над нею

- невидимое, воздушное... так фокусник срывает со столика шелковый платок,

так хозяйка убирает салфетку с пирога... Черный зверь с крыльями сжался

для прыжка на месте мертвой лошади. Он был похож на гигантскую летучую

мышь в крокодиловой коже. Олив вскрикнула - но нельзя было не идти, а идти

можно было только прямо.

Она прошла мимо зверя - и долго чувствовала его прожигающий взгляд.

Башня впереди была такой: будто из узкой щели в стене выбирался

человек, почти выбрался, и тут его застало окаменение. Вот рука... вот

нога со вздувшейся от безумной натуги мышцами... вот плечо, шея. Лицо.

Красивое лицо. Короткий нос с прямой спинкой, упрямый подбородок...

Никогда не видела она этого человека. Второй, похожий на упавшую гранитную

статую, до половины ушел в землю, преграждая дорогу. Она обогнула его,

посмотрела назад. Это был Вильямс. Обросшего бородой, изможденного, с

безумными глазами - она его все равно узнала. И был кто-то третий, черный

всадник, два коня следом, - он приближался, но почему-то не был виден; но

Вильямс, припавший ухом к земле, слышал его: жажда возмездия и решимость

отразилась на гранитном лице, он приподнялся, камень его тела пошел

трещинами...


...он приподнялся и в лицо Глеба уставилась бульдожья рожа револьвера

не стреляйте полковник это я Глеб но все заволокло синим с пробелью дымом

и тяжелый кусок свинца боднул его в грудь и все перевернулось и боль была

такая что невозможно вспомнить пробило насквозь ломом и осторожно уложили

на черт знает откуда взявшиеся носилки и повезли покачивая все плыло и не

было сил вздохнуть и открыть глаза...


...будто удар грома, неслышный другим. Она даже оглянулась назад, но

там не было ни туч, ни пушек. Отряд уходил в пустоши предгорий, где

человека нельзя найти, если он этого не захочет. Билли всхлипнул, но не от

того, конечно, что услышал гром, а - просто она слишком крепко прижала его

к груди. И вот уже неделя - а эхо того грома будто бы так и прокатывается

над головой.


- А что предлагаете вы? - спросил Новый.

Василий Васильевич помедлил.

- Приложить все усилия к выводу группы вторжения, - сказал он

наконец. - Уничтожить технику, стереть следы своего пребывания. Очень

медленно и аккуратно восстановить резидентуры. Сейчас мы действуем, не

имея девяноста пяти процентов необходимой информации...

- Это сколько же вы тогда имеете? - махнул ладошкой Новый. - Пять

процентов или девяносто четыре? Непонятно выражаетесь, товаришш

генерал-майор, четче надо, внятнее...

- Вы меня не сбивайте, Михал Сергеич, я и сам собьюсь, когда время

подойдет, - сопляк, подумал Василий Васильевич, со мной Ю-Вы так не

говорил, а уж он-то был не тебе чета... да со мной, пацаном еще, Сталина

за руку здоровался, понимал дело, а ты... - Сейчас, пользуясь тамошней

смутой, не составит труда восстановить агентурную сеть. На это уйдет, по

нашим прикидкам, полтора года. И уже после того возобновлять попытки

влияния на ситуацию в целом.

- А пока, значит, признать свое полное поражение и быстренько уносить

ноги, так, что ли, товаришш генерал?

- Так точно. Напомню лишь, что именно виртуозная операция по уносу

ног стяжала Суворову Александру Васильевичу славу военного гения.

- Не надо нам тут демагогии, не надо. Военный гений, понимаш... Как

много людей в полном курсе дел относительно группа "Буря"?

- Целиком и полностью - одиннадцать. Частично - около ста. По эту

сторону. Там...

- Недопустимо много. И как же вы, бляди, сумели допустить такой

провал? Как, я вас спрашиваю?

- Товарищ Генеральный...

- Тихо! Нет у нас теперь асимметричного ответа - ты это понимашш? Что

- космические лазеры клепать нам, да? Так ты это полагаеш? Или - есть еще

надежда? - тихо спросил Новый. - Есть надежда, генерал, а? Есть?

Василий Васильевич помедлил.

- Надежда есть, - сказал он. - Мыслей настоящих пока нет...

Теперь помедлил Новый.

Маскировочные мероприятия какие вами запланированы? Дезинформация

какая?

- Атомный взрыв в мирных целях...

- Это хорошо. Это пойдет, это проглотят. Дальше: как вы собираетесь

выводить группу?

- Через оставшиеся точечные проходы. Есть несколько в Магадане, это

было бы приемлемо, но с той стороны расположен Порт-Элизабет, центр

народной власти... может получиться нежелательная коллизия, даже

столкновение, а это не в наших интересах. Сейчас расчищают старый проход

на станции Ерофей Павлович, он ведет на пустынный берег. Собираюсь вывести

через него. Технику, как я уже сказал, придется уничтожить на месте.

- Понятно... - Новый посмотрел на свои руки, как будто на ладонях у

него была написана шпаргалка. - Вы, товаришш генерал-майор, посидите пока

в приемной...

Даже тот день, когда Ю-Вы наподдал ему по сраке, не был так тяжел и

томителен, как эти полчаса в красной приемной. Секретарь смотрел холодно.

Потом сказал:

- Вы покурите пока, Василий Васильевич. На вас лица нет.

- Не курю, - Василий Васильевич похлопал себя по карманам. - Три года

уже не курю, два и никому не советую...

- Это правильно, - сказал секретарь. - Готовится и такое

постановление... Да, - он взял трубку. - Заходите.

Генеральный был в кабинете, как и прежде, один, но запах изменился.

Где же они сидят, тайные советнички, подумал Василий Васильевич. А ведь

сидят где-то...

- Значит, так, - сказал Новый, не предлагая сесть. - Группу "Буря" не

выводить и принять все меря к тому, чтобы самостоятельно она просочится не

смогла сюда, ясно?

Несколько секунд Василий Васильевич стоял ошеломленный.

- Как же так? Там же наши люди...

- Ничего с ними не случится. Пусть на новом месте обживаются,

осваиваются. Те, кто опыт имеет, научит новичков, передаст, то есть...

Пусть новую жизнь строют. Во-от. И тех, без кого здесь можно обойтись -

тех тоже всех туда. Болтунов чтоб поменьшше, поменьшше... ясно вам или

как?

- Ясно, товарищ Генеральный секретарь... Это приказ?

- Формалист ты какой, генерал. Понимай так, что приказ.

- Разрешите идти?

- Иди...

Василий Васильевич повернулся, но получилось так, что вместо него

повернулась какая-то картонная бесчувственная кукла. Он заставил ее выйти

из кабинета, закрыть дверь. Голова кружилась со звоном. Сейчас ударит,

подумал он без страха. Кто-то подбежал, помог лечь. Чернело, летели

звезды. Кислород, кислород!.. Медленно, опрокидываясь назад, назад - он

погружался в далекий холод. Рука сама поднялась и попросила чего-то.

Стальные жала слетались отовсюду. Трубки и провода, и много странных

голосов, шепчущих не в такт. Пи-ип... пи-ип... пи-ип... Они смотрели в

бинокль, а маленькая звездочка ползла по дикому небу. Щека к щеке...

Безумно хотелось жить.


7


- Такая диспозиция, товарищи, - Туров обвел глазами сидящих. Воздух в

штабном автобусе был плотный и тревожный. Брянко, похоже, еле держался:

белый и в испарине. - Если есть вопросы, задавайте.

Поднялся майор Баглай, высокий, бритоголовый, - командир разведроты.

Туров начал, кажется, привыкать, что ротами здесь командуют майоры и

подполковники, батальонами - полковники. Турову, с его майорским счастьем

на погонах, было поначалу вроде как неловко.

- Товарищ командующий операцией, - начал он, и по тону его Туров

понял, что вопрос он задает не от себя лично и не просто что-то уточняет.

- Прошу разъяснения: кем именно отдан был приказ на ввод группы и кем

отдается приказ на вывод ее?

- Приказ на ввод был дан мною, начальником Тринадцатого отдела

Комитета госбезопасности, - сказал Туров. - Я нахожусь в прямом и

непосредственном подчинении у Генерального секретаря ЦК КПСС. То есть...

понятно. Приказ на вывод также отдан мною, и именно я несу за него полную

ответственность.

- То есть с высшим политическим руководством он не согласован?

- Так точно.

- Тогда я прошу разъяснить, чем оперативно-тактическая обстановка

сейчас отличается от таковой месяц назад? Почему мы без малейшего

противодействия со стороны вероятного противника торопимся покинуть театр

военных действий?

- Отличатся чем? Всем. Мы не можем обеспечит того, ради чего пришли

сюда: приема людей и грузов с Большой земли. Без этого вся операция теряет

смысл, а поэтому рисковать вами я не вправе. Я не намерен жертвовать хотя

бы одним бойцом бесцельно, вы меня понимаете? Я уже не говорю о том, что

снабжение группы становится также невозможным. Сейчас мы имеем около трех

заправок горючего на машину и продовольствия на две недели. Удерживать

территорию мы не в состоянии в силу нехватки последнего, проводить широкие

наступательные операции - в силу нехватки первого. Без координации

действий с командованием трудовиков мы не добьемся ничего, кроме ненужных

трупов.

- Офицеры группы имеют на этот счет иное мнение, товарищ майор.

Вот тебя и назвали по чину, поставили вровень с собой...

- Я примерно представляю, в чем оно выражается, - очень спокойно

сказал Туров. - И в определенном смысле я с вами согласен. В конце концов,

именно я привел вас сюда, имея в виду конкретные цели. И я же принимаю

решение вывести вас отсюда живыми и невредимыми - уже хотя бы потому, что

знаю здешнюю обстановку и знаю этих людей... и знаю, что у вас жены и

дети, черт вас всех побери, и потом, когда сложатся благоприятные

обстоятельства, мы вернемся сюда и сделаем то, чего не сделали сейчас... а

пока хватит с меня и тех двух дюжин, которых мы не вывезем уже никогда...

- Я о другом, товарищ майор, - дослушав его, продолжил Баглай. - Я

думаю, что мы имеем достаточно сил и средств, чтобы прекратить здешнюю

бессмысленную войну. И уже потом, сделав это - покинуть территорию,

оставив о себе добрую память. Легче будет возвращаться, когда надумаем...

Знал бы ты, мальчик, каких сил и средств стоило эту войну

раскочегарить, подумал Туров. Знал бы ты!..

- Не будем заниматься ерундой, - сказал он вслух. - И не потому, что

это невозможно - хотя это именно невозможно! - а потому, что не менее

бессмысленно, чем мой первоначальный план. Хотя бессмысленность эта и не

столь очевидна... - Болтаю, подумал он. - Короче, приказ следующий:

готовиться к маршу. Карты с указанием маршрута получите у начальника

штаба. Протяженность маршрута по дорогам - пятьсот пятьдесят километров.

Не исключено, что идти придется с боями. Хотя - хотелось бы этого

избежать... Готовность - в десять ноль-ноль. Майоров Баглая и Демченко

прошу задержаться...

Баглай был разведчик, а Демченко - пилот вертолета, а разведка сейчас

стоила всего остального.

Красная линия на карте упиралась в заброшенный замок на высоком

берегу Агатового моря, а по ту сторону это была станция Ерофей Павлович...


Корвет "Князь Сокальский", стоявший на якоре в тихой закрытой

безлюдной бухте милях в двадцати к северу от поселка Хеллдор, был захвачен

внезапной атакой на рассвете пятого августа. Стоял молочный туман, и

часовые заметили лодки лишь после того, как на борт полетели абордажные

кошки. Минута ожесточенной перестрелки - и разоруженные офицеры оказались

запертыми в кают-компании, а матросы - в носовом кубрике. Может быть,

сопротивление было бы гораздо более длительным, жестким и даже успешным,

но сбивало с толку то, что нападавшие были не вполне обычны: на всех -

маскарадные маски, на многих - клоунские балахоны и колпаки, кто-то просто

голый, разрисованный с головы до пят... как драться с такими? Как драться

с хохочущими женщинами в перьях? С лилипутами и горбунами?

Полчаса спустя замок щелкнул, дверь открылась, и в круг смущенных

офицеров вошел Дэрин Фландри - веселый, энергичный, румяный.

- Господа! - возгласил он по-русски без малейшего акцента. - Я прошу

прощения за этот небольшой инцидент - и прошу вас передать мои самые

искренние и горячие извинения и благодарности Глебу Борисовичу. Счастливо

оставаться. Можете нас не провожать.

- И кто вы есть на самом деле? - мрачно спросил капитан Стрыйковский.

- Леонид Самсон, к вашим услугам. Леонид Самсон - и даже можно

добавлять "тот самый". А мистер Фландри умер, к несчастью... как раз