Является родиной живущих здесь

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46

свою страсть и силу. Глеб понял, что кричит сам - пытаясь что-то себе

доказать. Корабль тоже вопил, и вопль этот принимали не взорванные уши, а

руки и ноги.

Глеб оглянулся на рулевых. Волосы у них взметнулись дыбом и искрили.

Капитан поднятой рукой указывал перемену курса, и рука была в огне.

От канонады исчезал, сворачивался ежом, прятался разум.

И - снова встала завеса дождя. Ливень был таким, что не стало видно и

мачт. Море падало в море, и человеку здесь нечего было делать.

Но - просвечивая сквозь водяную стену, сполохи вычерчивали силуэты

горбов и впадин другой воды, тяжелой и черной. Огненные шары и зигзаги

остывали вдали. И гром, раскалывающий череп, пройдя сквозь дождь -

обращался в ворчание...

Свист ветра стал слышен вновь, но теперь понятно было - не он здесь

самый страшный. Валы катились навстречу, в левую скулу принимал их

корабль. Стонали мачты. Потом - лязг и грохот пришел к ногам. Не выдержала

и задралась краем - так отгибают кусок жести - палубная надстройка на

баке.

Тупая усталость лежала на всем и на всех.

- Перемена курса, государь, - сказал капитан. - Иначе - не

поручусь...

Глеб кивнул.

Повернувшись лагом к волне, "Единорог" побежал на северо-восток.

- Бедный, - Олив, нежно касаясь, смазывала обмороженные кисти Глеба

какой-то пахучей желтой мазью. - Кому и что ты хотел доказать?

- Не знаю, - Глеб засмеялся. - Наверное, гадам, которые наслали

ураган. И, знаешь... я просто не мог уйти. Не мог оторваться. Никогда бы

себе не простил, что - ушел и не видел...

- Это здорово, что ты выстоял. Мне... было видение.

- Опять началось?

- Куда же деться? Но - не слишком пока глубокое, не волнуйся. Вот

что: если бы ты не устоял... спрятался бы, ушел - корабль бы разбило. И ты

бы бросился спасать...

- Билли?

- Его.

- Значит, нас посетили одинаковые страхи. Может быть, мы

устанавливаем внутреннюю связь?

- Она у нас давно. Другое дело... мы все еще не доверяем себе

по-настоящему. Хотя - пора бы.

- А это просто невозможно.

- Не согласна, нет. Впрочем... Глеб, ты мне сможешь ответить?

- На что?

- На вопрос. Пока - на вопрос. Если ты дотронешься до Билли - что

будет?

- О-о... - он замолчал. Олив отложила мазь и взялась за бинты. Прошло

несколько минут. - Наверное, тебе лучше не знать этого. Мне будет легче,

если я постараюсь осилить это в одиночку. Это не недоверие, пойми...

- Я... потрогала его. И - не поняла. Точнее - не смогла вспомнить, на

что это похоже.

- И для чего нужно... Не надо, дорогая. Предоставь это времени. Надо

лишь сделать так, чтобы в ближайшие два-три месяца мы не столкнулись бы

где ненароком.

- Конечно, я могу спросить этого Волкерта - но если ты говоришь, что

лучше не знать...

- Мне будет легче. А сейчас такое время, что надо экономить силы.

- Опять задумал что-то?

- Как сказать... В основном, все плывет само. Лет сто мы будем

кочевать и строить, снова кочевать и снова строить. Потом - прирастем к

Старому миру немного другим боком... Даст Бог, наши стройки и кочевья

приведут в порядок их мозги. А там - можно наведаться и в гости...

- Странно: я почему-то никогда по-настоящему не верила мужчинам. А

тебе вот - почему-то верю.

- Это пройдет.

- Да. И это пройдет...

Она села рядом с ним и положила голову на его плечо. Глеб

забинтованной рукой полуобнял ее. Было тихо и спокойно.

- Нехорошо говорить... но мне страшно за Светти. И - жалко вас

обоих...

- Мне тоже жалко. Могло быть по-настоящему хорошо. Но боишься ты зря.

Она... она выдержит.

- Да разве же в этом только дело...

Олив вдруг заплакала. Беззвучные рыдания заставляли вздрагивать ее

худые плечи, и Глеб потеряно и тупо гладил ее по голове и повторял без

конца:

- Все устроится. Не плачь, все устроится. Не плачь...

Светлана вскочила среди ночи. Билли? Нет, он тихо сопел внизу. Синяя

ночная лампочка горела. Тихо журчала вода. Завтра они будут у какого-то

острова, там стоянка и ремонт. Ноги соскучились по земле.

Вру себе, подумала она. Там просто можно будет - отдалиться. Не

видеть. Не знать.

Она спустила ноги с койки, поймала ступеньку, соскользнула вниз.

Поверх ночной рубашки накинула мягкий сатиновый жилет с вамбуровой

прокладкой. Как тесно здесь...

Она вдруг поняла, что готова пойти туда, к Глебу. Пусть Олив у

него...

Безумие.

Я ее убью.

Безумие!

Не буду убивать. Лягу рядом...

Лицо пылало. Руки были холодные, как осеннее стекло.

Она выдвинула из-под койки Билли сундучок. Там был набор на случай

качки: бренди, солено-перченые "орешки" - пропитанные маслом маленькие

сухарики, и твердый сыр. И она стала жевать эти вязкие, нехрустящие

сухари, совать в рот кусочки сыра и глотать бренди прямо из горлышка -

маленькими глотками. Во рту все занемело. Потом немота начала разливаться.

Наверх забирался уже кто-то другой.

И потом - каждую ночь она просыпалась и что-нибудь ела. Кок, малейший

Семен Семенович, подбрасывал ей сухую колбасу, копченое мясо, лепешки.

Так проходило время.

ИНТЕРМЕЦЦО

"...Он опять вял и быстро устает, как в худшие для него годы - тогда,

в Новопитере. Самое страшное, что он при этом стыдится своего бессилия и

пытается вести себя, как прежде. Но все видят, какой мукой это ему дается.

Особенно ужасны вечера: ему сразу делается как будто сто лет, он

сутулится, волочит ноги, не разговаривает. Это опять схватило его и

высасывает, высасывает... Каждое утро я боюсь, что он не проснется, но

страхи мои пока, слава Всевышнему, остаются страхами.

Мне, как это ни парадоксально, не делается ничего. Должно быть,

чувство его ко мне увяло (оно никогда и не был особенно сильным), а рядом

с ним - только любовь опасна... Да и я отношусь к нему, скорее, как

старшая сестра, чем как mistress. По крайней мере, спим мы даже на разных

этажах. К нему приводят разных барышень - мне это безразлично (мне всегда

была безразлична неверность, а теперь как-то особенно). Возможно, он им

даже платит. Или дарит подарки. Или это делают его сводники, не знаю.

Во дворце - скучно.

Ждем не дождемся осеннего карнавала-листопада. Дамы готовятся,

заказывают маски, наряды. Я тоже заказала: буду птицей.

Масса сплетен. Засасывает, как в теплое и чуть-чуть вонючее болото.

Хочется бежать, но бежать некуда, да и нельзя пока. Терплю и все еще на

что-то надеюсь.

Как чувствует себя Билли? Это не только я спрашиваю, ты

догадываешься, наверное. Боюсь, это единственное сильное беспокойство,

которое Глеб сейчас испытывает. Мне кажется, он оттягивает на себя то, что

должно было обрушиться на мальчика. Прямо он этого, конечно, не говорит, и

не скажет никогда, и себе самому в этом не признается. Но чутье у меня еще

сохранилось.

Целую тебя и обнимаю, и Билли тоже целую тысячу раз, а Сайруса, когда

он вернется, целуй сама - второго такого не найти. Прощай. Твоя О."

"Многоуважаемый Алексей Мартынович!

Большое спасибо за присланные материалы. В свою очередь высылаю

документы, касающиеся расследования интересующего Вас дела из тамошних

полицейских архивов. По долгу службы я их скопировал, а дальнейшие события

свели их ценность к нулю. Как я вижу теперь, мы просто не понимали их

истинного значения.

Спешу поделиться возникшими у меня сомнениями. Не будет ли "Книга

Марина" попросту опасна в сторонних руках? Ведь так до конца и не

известно, что именно произошло с экспедицией Иконникова. Не было ли это

попыткой неумелого вмешательства? Впрочем, это чистые спекуляции.

Известно ли Вам, кто такой "А.", упоминаемый Борисом Ив. в дневнике?

Мне привезли на разборку огромное количество бумаг, захваченных в

каком-то республиканском поезде. Занят сейчас преимущественно этим, на

собственные изыскания времени не остается. Говорят, республиканской

разведкой сейчас руководит наш общий знакомец Якоби. Как играет с

человеком судьба! Впрочем, только ли с ним?

Кланяйтесь супруге. Простите, что пишу редко - все время то в седле,

то на колесах.

Искренне ваш - К. Байбулатов."

"Дорогой Кирилл Асгатович!

Приехал и сразу - три ваших письма! Сажусь отвечать сразу, ибо тянуть

больше нельзя, вы там находите время писать, а я - в тепле, сытости, -

нет. Свинство, и не спорьте со мной.

А был я, не поверите, на даче! Думал уехать на недельку, подышать

воздухом, но заскучал, начал писать - и увлекся, представьте! И полтора

месяца - как корова языком слизнула.

(До сих пор с ужасом вспоминаю: исход коров. Говорят, то, что видел я

- ничто в сравнении с тем, что творилось на Острове; не знаю. Мне хватило

на всю жизнь. Я ехал из Павловска, поезд стал: тысячи животных перетекали

насыпь. Они безумно кричали. Казаки неслышно стреляли в воздух. Я так и не

знаю, чем все кончилось: закрыл окно, задернул штору, укрылся с головой -

и так и лежал, пока поезд не тронулся.)

Работу перепечатаю и обязательно вышлю Вам экземпляр: хочу, чтобы Вы

прочли раньше, чем выйдет книга.

Меня вдруг изумил факт бездействия (Вы понимаете, что я имею в виду)

как Глеба Борисовича, так и - даже в большей степени - Бориса Ив. И вот,

отталкиваясь только от этого - плюс, разумеется, от собственных знаний

проблемы - я пустился в размышления. Очень интересная получается картина!

Не радостная, но и не безнадежная, пожалуй. И в ходе этого процесса я

неожиданно для себя проникся к нашим героям огромным уважением - и

сочувствием. Владеть тайной - и не иметь возможности раскрыть ее никому! -

и не потому, что последует наказание либо что-то подобное, а потому, что

тайна, будучи изложенной и раскрытой, вдруг обязательно распахнет еще одну

потайную дверцу, а там!.. И еще - огромный соблазн поверить в себя.

Поверить в то, что вот, наконец, дошел до конца познания и хотя бы в этом

сравнялся с богами. И тут спасти может либо полнейшая природная тупость,

либо - такая концентрация воли, что и представить невозможно. И опять же -

без малейшей надежды разделить с кем-нибудь ответственность и ношу.

И еще: любовь ко всем нам. Любовь, которая, будучи слабой и

поверхностной, погубит, а сильная, суровая, испепеляющая - пробудит

ответную ненависть. Вспомните, когда Глеб Бор. десять лет назад терпел

поражения, терял тысячи людей и сдавал города и провинции - его готовы

были носить на руках. Сейчас, когда он, не проливая почти крови, идет и

идет вперед - люди плюются, произнося его имя. Увы...

А ведь именно любовь побудила его поднять меч на брата - на побратима

- и затеять эту дикую будто бы и гнусную внутреннюю свару. Равно как и то,

что происходит - пусть гораздо тише и спокойнее - в Мерриленде, наша

трагедия - лишь видимость оной. Мы слишком хорошо жили, чтобы желать

лучшего, а это - проквашивает жизнь. О нашей культурной нищете мы с вами

уже говорили, и подробно, повторяться не хочу. Нам нужны сильные страсти,

нужны подлинные сюжеты в жизни - и вот они появляются понемногу. Если за

это требуется заплатить безопасностью и удобствами - что ж, надо платить.

Иначе мы либо вновь окажемся в наигустейшей культурной зависимости от

Старого мира, либо - если связь не восстановится, как тут кое-кто вещает -

нас ждет медленная, но обязательная деградация. Впрочем, это мы тоже

обсуждали...

Прав ли Глеб Бор.? Не знаю, не берусь судить. Достоевский писал о

невозможности Царствия Божия, основанного на слезинке ребенка - но как

быть тогда с избиением младенцев? Получается, христианство - неправедно?

Так соскучился по общению с Вами, что не могу остановиться, а

надобно: еще два моих постоянных адресата ждут ответов и обижаются,

наверное, а на дворе четвертый час утра.

Берегите себя. Вы нужны и мне, и науке.

Ваш А. Крылов.

23.IV.99. Павловск.

P.S. Встретил сегодня князя Голицына. По-прежнему с черным цветком в

петлице: не может забыть Ксению. Ездил в прошлом году в Ньюхоуп, искал ее

могилу - не нашел. Рассказал много интересного. Осенью ему пятьдесят,

обещал прислать приглашение. Вам кланялся."

ФИНАЛ. ЖЕМЧУЖНОЕ МОРЕ

Вам же, о земные существа, дозволено

угадывать как бы во сне чутким воображением

ваше начало и истинную цель бытия...

Боэций

Был тот томный предвечерний час длинного еще дня, когда солнце

повисает на полпути к земле, когда затихает ветер, сглаживаются волны и

успокаиваются души. Сентябрь...

В вышине кругами ходили два морских орла-рыболова. Полет их казался

медленным, словно воздух был плотен, как вода.

Билли бросил весла и откинулся на спину. С отвычки горели ладони.

Мачта качалась над ним медленно, будто принадлежала не пустой скорлупке, а

солидному уважаемому судну. Потом она заплясала и накренилась. Билли, не

вставая, запрокинул голову и, прищурясь против солнца, посмотрел на Алину.

Она вся была цвета старой медной монеты. Два белых шарфа, связанных особым

образом, перечеркивали тело дважды пополам.

Придерживаясь за мачту, она осторожно нагнулась над бортом.

- Какая же тут глубина? - спросила она.

Билли перегнулся через другой борт. Черепица крыш краснела совсем

близко...

- Поплаваем? - Алина поставила ногу на борт.

- Давай.

Билли натянул полумаску, зацепил ступнею ласты - и перевалился в

воду, не вставая. Погружаясь, закрепил ласты ремешками, изогнулся - и

пошел в глубину вертикально.

Было странно и жутко парить над улицей, между рядами темных окон...

Рыхлый ил уже заполнил тротуары. Водоросли вились, как когда-то плющ.

Билли развернулся и пошел вверх, к сверкающей поверхности.

Красное днище лодки казалось черным. Алина плыла, протянув руки

вперед и медленно работая ногами. Она была безумно красивой.

Он донырнул до самого дна с третьей попытки. Дотянувшись, схватил

что-то и понесся вверх.

В глазах темнело, когда он вынырнул, высунувшись из воды до пояса, и

ухватился за борт. Выпустил из руки свою добычу. Со звоном она скатилась

на дно лодки.

Алина вынырнула у другого борта. Встряхнула головой. Коротким взмахом

руки откинула с глаз волосы.

- Жутко, - сказала она и рассмеялась. - А летать - похоже на это?

- Нет, - Билли перелез через борт, подал Алине руку. - Мотор рычит,

масло брызжет, все трясется... Говорят, на дирижаблях - похоже. Но на

дирижаблях мы еще не летали.

- А по-моему, все равно, - упрямо сказала Алина. - Когда плывешь

между домами, кажется, что летишь... Это откуда? - она подняла находку.

- Со дна, - с гордостью сказал Билли.

- Свистишь...

Билли презрительно пожал плечами.

- Но это же глубина...

- Давай лучше посмотрим, что оно такое.

- Я сама.

Алина потерла пальцами бурый комок. Корка начала расползаться. Тускло

сверкнула медь.

Через минуту на ее ладони лежала размером с гусиное яйцо чеканная

голова: полузакрытые глаза, острый горбатый нос, острая бородка, ухмылка

на тонких губах.

- Что, интересно, это? - сказала она. - И - кто это?

- Вряд ли просто скульптура. - Билли осторожно переложил голову на

свою ладонь. - И не пресс-папье - легкая, полая. Наверное, это открывается

- смотри, есть щель.

И правда, тонкая щель шла вокруг темени и затылка. Должна быть и

хитрая защелка. Вырывая голову друг у друга, они стали искать защелку. Что

будет внутри? Ах, что будет внутри!.. Крышка открылась сама со сложным

щелчком: наверное, пытался что-то пропеть музыкальный механизм. Защелка

оказалась там, где был гладкий срез шеи.

Билли всматривался в открывшуюся решетчатую башенку, в широкое

зубчатое колесико... Потом он захохотал.

- Ты чего? - удивилась Алина.

- Это же зажигалка! А мы-то гадаем: что за произведение искусства.

- Зря ты так. Красиво ведь. Скажи - красиво?

- По крайней мере, необычно. Ну, представь себе: носить такую бомбу в

кармане.

- В те времена мужчины имели большие карманы.

- Большие карманы, толстые кошельки и огромные револьверы.

- И тяжелые часы на толстых цепочках.

- Были неотразимы, решительны и бесцеремонны.

- Ни одна девушка не могла чувствовать себя в безопасности рядом с

ними.

- И ни одна женщина - в опасности.

- Но в этом смысле ничего не изменилось...

- Да. Мир утонул, а мы все те же.

- Билли, я боюсь. Вон те - смотрят.

Билли проследил взглядом направление ее руки. Орлы так и ходили в

небе, гораздо выше.

- Пусть смотрят, пусть - завидуют.

- Люблю.

- И я - люблю.

Потом они снова плавали, ныряли - уже не до дна. Вода стронулась с

места, из окон выхлестывали струи мути. Солнце дробилось мелкой волной.

- Плывем домой?

- Плывем...

Плывем! Легкий, незаметный почти ветер лег в парус - и лодка пошла,

чуть кренясь, туда, где белела на фоне зеленого склона плавучая Белая

Крепость.

- Смотри, - Алина погрузила руку в воду и вынула узкий желтый лист. -

Это что же получается? Лето - прошло?

- Нет! Лето не кончается никогда!

- Занятия начнутся в понедельник. В понедельник. Ой, как не

хочется...

- Терпи. Год остался.

- Год! Боже, целый год...

- Зато потом ты будешь мадам доктор.

- Мадемуазель. Барышня доктор.

- Как? Ты не согласна выйти за меня замуж?

- А ты, что ли, мне предлагал?

- Ой! Нужно же еще предложить... Мадемуазель Алина Аристарховна, я

прошу вашей руки. Взамен можете взять мое сердце - ибо, если вы откажете,

оно мне ни к чему.

- Я подумаю. Велико ли имение у жениха?

- О, целый плот! Огромный плот!

- Железный или деревянный?

- Да разве же я осмелился бы просить руки барышни доктора, владея

только деревянным плотом? Лучшей артемовской верфи работа - сталь,

сударыня, сталь! Нынче такого не делают, нет.

- Ах! Ну, можно ли устоять против такого напора...

- Так ты согласна?

- Да, милый.

- Скажи еще раз.

- Да, милый.

- Я... Хочешь, я достану тебе звезду? Или осушу море?

- Будет скучно. Лучше просто сделай так, чтобы оно не поднималось.

- Сделаю. Сделаю!

Билли вдруг замер. Неслышный звук пришел с неба. На миг стало темнее

и прозрачнее. И - будто холодная игла вошла под лопатку. Вошла, нагрелась

и перестала быть ощутимой. Но не перестала быть.

Почему-то вспомнилось, как рассказывал отец: давно, в старой жизни,

при трудовиках: поссорился с товарищем по службе, офицером. Ссора была

дурацкая, от нервов. Мог помириться, даже написал письмо с предложением

забыть все, но не отправил. А потом - прочел на столбе список

расстрелянных...

Он стряхнул с себя оцепенение.

- Завтра я летаю на "Аисте". Он двухмоторный и двухместный. Хочешь -

со мной?

- А разве можно?

- Конечно. Как может быть иначе?

г========================================================================¬

¦ Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory ¦

¦ в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" ¦

¦------------------------------------------------------------------------¦

¦ Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент ¦

¦ (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov ¦

L========================================================================-

Blog

Является родиной живущих здесь

Содержание