Является родиной живущих здесь

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46

часть зеркала-маятника: раз, другой, третий... Пули проделывали в нем

огромные ровные дыры, быстро затягивающиеся - нет, все медленнее, все

нервнее... Потом - толчком - ударило призрачное пламя, не опалившее,

прошедшее насквозь... Еще выстрел - и вдруг внутренность канала раскрылась

металлическим цветком, и не призрачное - живое, обжигающее, ревущее,

багровое с завитками зеленого - рванулось оттуда в башню... Глеб успел

упасть, прикрыться руками, подумать: все...

Жаровней с горящими углями его прижало к полу. Камни валились с неба

- но, невесомые, толкали в спину и откатывались ватно...

Огненный шар пронесся над островом Волантир. Разом вспыхнули деревья,

люди, лодки на море...

В селении Крепостец от ударов воздухом и от сотрясений почвы не

осталось ни одного стекла в окнах, ни одного горшка на полках. Деревянные

срубы устояли, а кирпичные печи в них расползлись, будто были слеплены из

песка...

Землемерный отряд, размечающий участки по берегу левого рукава

Эридана, был разметан страшнейшим взрывом на западе. Оставшиеся в живых

рассказывали, что там, где курился далекий прыщик Трубинской сопки,

полыхнуло ярче солнца - так, что недели, месяцы в глазах стояли лиловые

пятна. Живые деревья почернели от этого огня, а сухие - вспыхнули

факелами... Через час после того - стали с неба сыпаться черные камни, и

многих побило этими камнями... Вода отхлынула в реке, потом пошла высоким

валом.

Вареная рыба валялась по берегам...

Несколько месяцев, до зимы, по всему Загранью не выглядывало из-за

низких туч солнце. В остальном мире закаты и восходы были багровы...

(Шесть лет спустя Глеб побывает на месте этого взрыва. Вокруг

стомильной залитой водой воронки росла трава выше всадника. Странные, не

виданные нигде более птицы кричали вечерами, и кто-то ревел вдали,

огромный. Вода похожа была на нефть - а вернее, на ту воду, что наполняла

пыльный мир. Пить ее было нельзя. Лошади страдали от жажды сильнее, чем

люди, и экспедиция не стала долго задерживаться на этих темных берегах...)

- Я думаю, вы лучше, чем... кто-нибудь другой... поймете меня... -

Глеб говорил с трудом: укол морфином (приглашен был доктор чужаков -

просто потому, что был ближе всех прочих) туманил голову, обволакивал

сладким туманом. Свитки с чужими письменами разворачивались на изнанке

век, но этого никто не знал... Парвис слушал молча и внимательно. - Я

только что... освободился... вместе с моим... миром. Но пройдет еще не

один год... понимаете?.. когда образуется достаточная щель... это как

огромные льдины...

- Это я понимаю, - сказал Парвис.

- Дело обстоит так... Управление... регулирование... жизни там, у

вас... производится здесь... Вы это знаете... Женя все замечательно...

изложил... доказал... Но есть же и обратная связь, критическая...

Раздражая что-то здесь, вы гоните кровь там... успокаивая здесь,

замедляете жизнь там... но до определенных... рубежей... Если толкать еще

сильнее, там все пойдет вразнос - и вернется тройной отдачей... Если

тормозить сильнее, там затихнет, замерзнет, начнет распадаться - и распад

этот перекинется...

- Продолжайте, - сказал Парвис напряженно.

- Все на краю, на краю... еще движение... понимаете? Я сделал так,

что люди... им перестало нашептывать небо... но это проявится не сразу.

Надо помочь... Вы раскачивали Мерриленд - Америка только разгонялась от

этого... Палладия оборонялась от вас, и Союз тормозился, тормозился...

Понимаете?

- Вы хотите сказать, что мы виноваты?..

- Ну да. Пусть ненароком... Но это уже неважно. Сейчас идет обратная

индукция, и надо ждать... мощного отката... Быть готовым...

- К чему? Конкретно: к чему?

- Страшная депрессия - у вас... У нас - наверное, гражданская

война...

- Ничего не понимаю... Почему?

- Вы не видите знаки... это совсем другое.

- Что - другое?

- А, извините... это я о своем... Изменить путь не удастся, поздно,

слишком далеко... но можно попытаться направить... извините, я никак не

могу сформулировать...

- Направить - что? Куда?

- Сгармонировать... чтобы вовремя вывести из кризиса... не

промахнуться...

- Вы знаете - как?

- Знаю ли я?.. Господи, да только это я и знаю... - Глеб судорожно

вздохнул. - Я ведь теперь... последний атлант...

Господин Байбулатов и князь Голицын вошли и остановились. Громов

поднялся со скамьи, держа руку над кобурой. Двое из спецназовцев,

отобранных им, тоже встали.

Байбулатов показал ладони: пусто. Голицын засмеялся, тихо, но

отчетливо.

- Прошу прощения, господа, - сказал Глеб, - но вы сами выбрали время

для визита.

Он лежал на животе, почти ничем не прикрытый. Доктор только что

кончил вскрывать пузыри на его спине и ягодицах. Надо подсохнуть...

- У вас неплохая стража, Глеб Борисович, - сказал князь.

- У наследника тоже, - сказал Глеб.

- Я знаю, о чем вы думаете, - сказал Кирилл Асгатович. - Я не повторю

своей ошибки. Князь Кугушев отдал мне приказ: тайно ликвидировать

наследника. Я не стану. Я с вами.

- Я тоже, - сказал Голицын.

- Кугушев претендует на трон?

- Он уже на троне, - сказал Голицын. - Чем нанес мне смертельную

обиду, - он опять засмеялся.

- Что вы находите смешного, князь? - недовольно покосился на него

Кирилл Асгатович.

- Не знаю. Померещилось, что мне опять четырнадцать лет - и что у нас

набирается хорошая футбольная команда...

ИНТЕРМЕЦЦО

В марте девяносто первого, через месяц после гибели на перевале Голец

отряда генерала Стражницина, Глеб получил телеграмму с Поста Веселого:

уровень воды в Прорве начал повышаться, течение замедлилось до пяти

вершков в секунду.

- Пришли настоящие проблемы, - сказал Глеб Алику.

- Ты меня извини, - тихо ответил тот, - но я уйду, наверное, в

отставку. Все. Вахту не в силах стоять... Это ты трехжильный, а я - уже

готов.

Дыхание его даже вот так, сидя, оставалось свистящим.

- И что ты будешь делать?

- Ничего. Заберу Лизу, сяду на ковчег...

Ковчегами называли громадные железные пароходы, вмещавшие по тысяче

человек и тысяче голов скота. Они поднимались по Грани и Эридану - иногда

даже до необжитых мест. Ни монархисты, ни республиканцы не нападали на

ковчеги - и даже беглый преступник мог получить на них убежище...

- А что говорит сама Лиза?

- Она поймет.

Глеб покачал головой. В этом он не был уверен. Елизавета Ивановна

Бабочкина только внешне напоминала Варю - характером же была схожа не

более, чем фамилией. Но влюбленный Алик заметить этого не мог.

- Лиза - слишком столичный житель, - только и сказал Глеб. Он мог бы

сказать и кое-что другое, куда менее приятное, но не стал. Не так много у

него осталось друзей, чтобы терять их из-за пустяков... - Хочешь отдохнуть

от всего этого? По-настоящему отдохнуть?

Не исчезая навсегда?

- Ну?..

- К истокам Тарануса. Хотя бы примерно узнать: что нас ждет? Не брать

его в лоб, понятно, что не пробиться, в зайти с севера, с притоков

Эридана.

- Нужен будет вертолет...

- Вертолет не дам. Самолет - дам. Будете расчищать полосы...

В сентябре превращенный в амфибию Ан-2 опустился на бескрайнее

зеркало того, что позже нарекли Океаном. Месяц спустя Глеб уже знал

достоверно: затопления всех обжитых земель Транквилиума не избежать ни при

каких обстоятельствах...

Елизавета Ивановна не дождалась возвращения Алика и вышла замуж за

капитана дворцовой стражи.

Казна, истощенная бесконечной войной всех со всеми, была пуста.

Крестьяне и казаки не желали продавать хлеб за новые бумажные деньги.

Чтобы обеспечить армию и города, Глеб двинул по Предгранью иррегулярную

кавалерию: забирать хлеб силой. Глеб Борисович, шептал Байбулатов, что же

вы делаете... Парвис прислал паническую телеграмму: это путь к гибели,

хрестоматийщина. Глеб разве что не смеялся в голос. Он написал и

опубликовал Свод прав и обязанностей гражданина. Республиканцы в своей

прессе (ему регулярно доставлялись газеты и журналы из Полкан-Городка и

Железного) обрушились на Свод, но как-то растеряно: то, за что они сами

ратовали, готово было воплотиться под рукой узурпатора, - а вот на это

были не согласны даже самые умные из них. Глеб понимал, что среди

республиканцев большинство - это простые и очень хорошие люди,

бескорыстные и любящие других. Жаль, что в этом проклятом мире всегда

достигается только та цель, от которой убегаешь во все лопатки...

В октябре, как он и рассчитывал, полыхнуло - как поднесли спичку (в

каком-то смысле и поднесли) - все Предгранье. Загранье тут же двинулось на

помощь единолюбцам.

Месяц спустя Новоград объявили столицей Палладийской республики. На

континенте от гор Хольта и почти до моря Смерти власть оказалась в руках

Собрания. Лишь город Новожилов, сохранивший верность монарху, самим своим

географическим положением притягивал к себе стрелы на штабных картах.

Только старые моряки тревожились из-за поднявшегося на три вершка

уровня моря...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. СРЕДИННОЕ МОРЕ

Теперь, если ты скажешь, что то, что Бог видит

как будущее, не может не произойти, хотя и не

вытекает из необходимости, - я с этим соглашусь.

Боэций

1

Если обогнуть дом слева, пройдя мимо пожарной бочки, поднырнув под

развешенные для просушки сероватые простыни и благополучно миновав

открытое и со всех сторон просматриваемое поле - истоптанную и обильно

посыпанную углем и шлаком площадку перед котельной (запах здесь напоминает

запах поездов, а значит - путешествий), а потом раздвинуть кусты бузины и

скользнуть в довольно сорный полумрак, то через несколько шагов (мимо кучи

старого угля, смешанного с землей, обломками полусгнивших досок и тряпьем)

упрешься в дощатый, давно не беленый забор. Еле заметная тропинка идет

вдоль него, а потом кончается вдруг, и это как раз то место, которое

нужно. Здесь доска (она чернее прочих) не прибита внизу на толстый гвоздь,

а отходит свободно. И можно протиснуться в открывающуюся щель и попасть в

густой запущенный сад. Вдоль забора идут заросли малины и ежевики,

необыкновенно колючие, совершенно непроходимые. Но кто-то пробил сквозь

них узкую дорожку, и по этой дорожке (под ноги иногда подворачиваются

бледно-коричневые грибы на тонких ножках и с морщинистыми коническими

шляпками; у них сильный и совершенно не грибной запах) можно быстро дойти

до прямой аллеи, устланной толстым слоем прошлогодних листьев. Высокие

деревья плотно обступают ее, и кроны смыкаются наверху. Аллея приводит к

круглому фонтану. Посередине его, наверное, стояла когда-то медная фигура

(две изуродованные зубилом позеленевшие ступни остались на камне, и все);

бассейна полон листьями и сухими ветками. Беседка неподалеку так густо

оплетена плющом, живым и сухим вперемешку, что в нее трудно пробраться.

Есть и фруктовые деревья. Они обломаны, но все равно цветут...

К дому можно не сворачивать. Он похож на неопрятный ящик: со всех

сторон заколочен серыми досками. Лучше прямо, мимо бывших клумб,

поднырнуть под ворота...

На этой улице дома стоят только на одной стороне. На другой, за рядом

толстенных ветвистых, с бугристыми черными стволами, деревьев - начинается

крутой спуск к морю. Так кусты и трава выше головы, но спускаться напрямик

- вовсе не обязательно. Надо пройти чуть дальше, и будет лестница, черная,

каменная, с каменными скамьями на площадках. С верхней площадки видно, как

лестница доходит до другой дороги, далеко внизу, и продолжается дальше -

бело-розовая. И эта бело-розовая - уходит прямо в море...

Оно спокойное сегодня, море. Дома стоят в нем по пояс, по плечи. От

некоторых остались только крыши. Но крыши снесет первым же штормом...

Черный, с черными мачтами бриг застыл, пришвартовавшись прямо к

низкому, чуть выступающему из воды дому. А может быть, это высокий дом, но

построили его когда-то на самом берегу...

Мальчики в школе хвастаются друг перед другом найденными в

затопленных домах ножами, каменными шарами и медведями, янтарными

собачками, чернильницами в виде медной мортиры, или лампы, или черепа... У

Билли не было ничего из этого: мама строго сказала: чужого не брать! В

дома не лазать! И - мало ли, что все так делают. Ты - не все. Ты сын

адмирала, а потому должен блюсти себя...

А тетю Олив беспокоило другое: чтобы он не подходил близко к воде. Ей

было видение, и теперь она поглядывала на море с непонятной опаской. Но

вот так сидеть и смотреть с большой высоты, можно сказать, с горы - было,

наверное, можно...

Как облака, белели острова на горизонте. Там прятались настоящие

пираты. Там были клады, тайные бухты и даже подземные города. А немного

дальше есть остров - весь оплавленный, как огромная свеча. Говорят, что

человек не может там находиться: его начинают мучить кошмары, сны наяву. И

если привезти оттуда отковырянный камешек, спрятать в доме своего врага -

не протянет враг долго...

На нижней дороге под лестницей остановилась коляска, и вышли двое: в

офицерской форме. С высоты Билли не мог рассмотреть ни кокарды, ни погоны.

Но подумал почему-то: артиллерия... Офицеры стали подниматься по

ступенькам, а коляска отъехала немного, развернулась и вернулась обратно:

ждать, наверное. Почему же они тогда не поехали по дороге, это дольше, но

не надо идти вверх? Это офицеры, сказал он себе, они специально закаляют

себя для трудностей. Вот их в школе обливают ледяной водой и зимой

заставляют ходить босиком по снегу - пять минут в день. Можно больше, это

по желанию, но пять - обязательно. Мама рассказывала, как ее в детстве

пускали бегать с матросами, с морскими пехотинцами, по специальному

полигону. Там были барьеры и ямы с водой...

По дороге, смеясь, прошла плохая компания: четверо ребят постарше

Билли и еще хуже одетые, но в одинаковых клетчатых шарфах. Увидишь таких -

беги, говорил Стив Ван Дер Энде, сосед по парте и почти друг. Жаль - уехал

месяц назад на материк. Все меньше и меньше настоящих людей остается на

Острове... Ему такие, в клетчатых шарфах, сломали нос.

Еще маленькую маму учили рукопашному бою - и стрелять. Неизвестно,

как она сейчас дерется - не молоденькая, - но как она стреляет, Билли

видел. Плохо было бы оказаться кому-то врагом мамы. Скажем, школьному

экзекутору. Билли представил себе, как это получится: экзекутор, которого

зовут Кнаут (даже клички из-за этого у него нет), пытается задать Билли

порку ни за что. Билли вскакивает, отбивает мечом розгу. Кнаут ухмыляется

и вытаскивает из-за спины свой меч, черный и в два раза длиннее. Он теснит

Билли, летят искры из-под клинков... Но тут разлетается в щепы дверь - за

нею мама с двумя дымящимися "сэбертами" в руках, и еще два заткнуты за

красный ремень. Бросай свой поганый меч! - говорит она. Кнаут опускает

клинок, но другой рукой выхватывает тяжелый "нестлинг". Грохот выстрелов!

Пули дырявят Кнаута во всех местах. Он ползет по полу, умоляя о пощаде...

- Малыш, ты живешь здесь? - спросил подошедший офицер.

Он и вправду был артиллерист! Капитан артиллерии, Шестая бессмертная

бригада!

- Да, сэр!

- Не знаешь ли ты, как найти вдову адмирала Кэмпбелла?

- Почему это вдову? - возмутился Билли. - Папа жив. Он в плену, но он

жив!

- Выходит, что ты - его сын?

- Да, сэр.

- Так как же нам все-таки найти твою маму? Или ты здесь гуляешь с

ней?

Что-то странное в голосе и самом вопросе, и Билли на миг задержал

ответ, но соврать - не хватило духу.

- Нет, сэр, я гуляю один. Чтобы найти дом, вам следует подняться до

конца лестницы и свернуть направо. На ближайшем перекрестке - вы увидите

будку констебля, но сейчас констебля нет, к сожалению, иначе он бы вас

проводил - свернете налево...

Второй офицер, зашедший сзади, обхватил его поперек туловища и

поднял. Билли взвизгнул, теряя опору под ногами, и рука в колючей перчатке

запечатала ему рот.

- Скорее, Рон... хуже кошки...

Мутный тяжелый запах осенних цветов хлынул в нос. Билли показалось,

что его подбросили вверх. Потом - уронили низко, ниже земли...

Олив забеспокоилась первой - но к ее беспокойствам Светлана привыкла,

как привыкают к дурной погоде. И потом, когда стала беспокоиться сама,

некоторое время еще говорила себе: не надо, не надо, это я от Олив

зарядилась... Потом - они посмотрели друг на дружку...

Его не было во дворе, не было в заброшенном саду мистера Бэдфорда, не

было на ближайших улицах. Не было на берегу моря. Никто не видел его.

Никто ничего не слышал.

Старший констебль Парриндер выслушал двух перепуганных женщин почти

молча, кивнул, сказал: будем искать. Он не сомневался, что мальчишка с

друзьями забрался в брошенные, а то и полузатопленные дома и копает

сокровища. Два констебля и сыщик, болтающиеся без дела в участке,

отправились на поиски в полной уверенности, что в одном из трех-четырех

обычных для такого рода приключений мест мальчишка найдется. Вечером они

вернулись в некоторой растерянности: маленького Кэмпбелла не просто не

было нигде - его никто не видел. Он не заходил ни к кому из

одноклассников, не заглядывал в кондитерскую Куинна, где дети паслись с

открытия до закрытия (Куинн получал откуда-то кленовый сироп и подавал его

к оладьям; порция стоила четыре пенса и отпускалась без карточек, правда,

по одной на человека), и в старом городском парке, где все еще работали

карусели, он не появлялся...

Поиски продолжались десять дней. Отряды добровольцев прочесывали все,

что только можно было прочесать; с лодок кошками тралили дно, бросали в

воду ручные бомбы; всплывала рыба, но не утопленник. Он же плавает, как

выдра, говорила Светлана, что вы... Она ощущала себя странно: каждая

минута была крайне насыщенной, важной, неповторимой, яркой - но, минув,

тут же забывалась и исчезала, обращалась в пыль и пылью ложилась... что-то

подобное было с ней, когда умер отец: она знала, что должна испытывать

горе, она даже стремилась его испытать - но не могла, как не может утонуть

надутый воздухом резиновый мяч... Все еще будет, подожди, почти утешала

она себя.

На десятый день Парриндер сам нашел свидетеля похищения.

Тринадцатилетний Бак Макинтайр попался на мелкой краже - и в участке,

выпрашивая снисхождение к себе, рассказал, что видел, как какие-то два

офицера несли по Темной лестнице вниз мальчишку в матросском бушлатике и

желтых ботинках. Они сели в коляску на нижней дороге...

Желтые ботинки не фигурировали ни в одном из описаний внешности

пропавшего.

Коляску с двумя офицерами видели в тот день во множестве мест. Поиски

опять зашли в тупик.

На шестнадцатые сутки пришло письмо.

Даже бумага его была неприятна: толстая, но мягкая, как салфетка, с

поверхностью шелковистой и блестящей. Под пальцами угадывались

переплетенные волокна. В углу был знак, непонятно как произведенный:

этакое уплотнение, рубец: три стрелы наконечниками вниз, нацеленные в одну

точку.

"Дорогая леди Стэблфорд! Ваш сын взят нами в качестве военнопленного.

Если вы будете тщательно исполнять наши требования, его жизни не будет

угрожать ни малейшая опасность. И, соответственно, наоборот. Мы готовы

обменять его, голову на голову, на Глеба Борисовича Марина, желательно

живого. В обмен на мертвого Марина вы получите мертвого сына. При

неполучении нами Марина Вы также ничего не получите. Все переговоры будете

Blog

Является родиной живущих здесь

Содержание