Является родиной живущих здесь

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   46

Тонкий, немощный, почти предсмертный взмах.

И одновременно, как бы дан был сигнал этим взмахом - долетел

растертый дистанцией гром, его отголоски, и снова гром, однократный,

упругий. Задребезжали стекла.

- Странно, - сказала Констанс. - Они никогда не дружили.

Светлана разжала руку. На портьере там, где она держала, остались

резкие морщины. Оттолкнувшись от подоконника, она понеслась к двери, по

лестнице вниз, вниз... Сайрус шел ей навстречу, шел почти сам, живой,

грязный, злой.

- Сай... рус!..

- Только не трогай меня! - испуганно. - У меня... - скривился на один

бок, прижал ладонь к груди.

- Ребра у него поломаны, мэм, - прогудел один из полицейских. -

Доктор приедет сейчас, а пока - не найдется ли у вас капельки бренди?

Бренди - лучшее, что придумано для того, чтобы снять боль и успокоиться...

Вся прислуга уже высыпала в холл, даже поварята, и стояла неподвижно

в почтительном отдалении. И Сайрус стоял, окруженный ими, большой и

темный, и Светлана вдруг почувствовала страшный запах моря, запах

обнажившегося морского дна, исходящий от него, и обернулась в отчаянии.

- Бенни! Ты слышал, что сказал сержант?! Бренди, мигом! И бокал! -

она почти визжала.

- Если мне будет позволено... - возникла ниоткуда Мэй.

- Да, Мэй? Что?

- Я могу помочь хозяину. Пока приедет доктор...

- Говори. И делай. Делай же...

- Пусть все лишние уйдут. Люси, широких бинтов - побольше.

Она поставила перед Сайрусом стул, простой деревянный стул с прямой

низкой спинкой. Взяла его за руки, показала, как опереться и как стоять.

Тут подоспел Бенни с бутылкой и бокалом, и Светлана из своих рук выпоила

ему полпинты неразбавленного. Бутылку она, не глядя, сунула констеблю. Тем

временем Мэй сняла с Сайруса рубашку, и Светлана чуть не закричала: на

ребрах багровели страшные кровоподтеки, местами запеклась черная корка.

Мэй бестрепетно бегала пальцами по всему этому, и Сайрус вздрагивал, как

нервная лошадь.

- Дышите, милорд. Ровно и не слишком глубоко...

Дышать, наверное, было трудно, но бренди уже начало оказывать свое

благотворное действие: Сайрус чуть расслабился, переступил с ноги на ногу;

на левой, незадетой щеке появился румянец.

- Могло быть хуже, милорд, - сказала наконец Мэй. - Теперь выдохните

и старайтесь дышать животом.

Она быстро и ловко перебинтовала его от подмышек до талии, помогла

надеть мягкий пуловер, на плечи набросила теплый халат.

- Теперь, милорд, можно и в кресло. Лежать вам пока нельзя...

- Спасибо, Мэй, - негромко сказал Сайрус.

- Я тебя провожу, - сказала незаметная до сих пор Констанс. - А ты,

дорогая, распорядись здесь, - бросила она Светлане.

- Да, конечно...

Надо еще что-то делать, да? Она стояла, вдруг разом перестав что-либо

понимать...

- Миледи, - констебль с рукой под козырек, седоватые усы. - Имеем

честь откланяться...

- Постойте, не уходите... - она прижала пальцы к вискам. - Я,

извините, так напугалась, что... Почему это все? Что произошло?

- Ваш муж тонул, миледи. Его вытащил из воды какой-то школьник. Лорд

отправил мальчика с важным поручением, но он, думаю, зайдет и сюда,

поскольку у него бумаги лорда.

- Тонул? - Светлана покачала головой. - Этого не может быть. Мой муж

плавает, как рыба.

- Возможно, миледи. Но предварительно он был избит и брошен с борта

крейсера "Дефендер".

- Что? Как это может?..

- На крейсере мятеж, миледи. И, боюсь, вам не мешало бы до прояснения

ситуации перебраться куда-нибудь за город.

- Так это что - пираты?

- Хуже пиратов, миледи. Похоже, что это бредуны. [В Мерриленде их

называли "кейджибер" или "кейфджибер", что означает "болтающий под

кейфом", "бормочущий спьяну", "стукнутый". Палладийцы создали кальку:

"бредун". Этим словом мы и будем пользоваться. (Здесь и далее прим. авт.)]

- Извините - кто?

- Бредуны. О, миледи, если вы о них не знаете, то лучше и не знать.

Однако воспользуйтесь моим советом - уезжайте. Сержант Райт, всегда к

вашим услугам, миледи.

- Да, сержант, видимо... впрочем, не знаю. Спасибо вам, спасибо...

Дать ему что-нибудь? Нет, не то. Но что-то же нужно сделать...

Деньги? Ни в коем случае. На память?.. Бренди?..

- Вы, наверное, голодны...

- Что вы, миледи, еще утро.

- Это ничего не значит. Бенни!

Но опытный Бенни уже и сам скользил сюда с плетеной корзинкой,

прикрытой салфеткой, и из-под салфетки остро выступали горлышки бутылок.

- Несу, хозяйка...

Дом качнуло. Наверху лопнули стекла. С грохотом обрушился тяжелый

портрет на лестнице.

- Прощайте, миледи, - откозырял сержант Райт. - Надеюсь, вам никогда

больше не потребуется наша помощь... Дуглас!

Он повернулся и быстрым шагом направился к двери. Его напарник,

прихватив корзинку, по-армейски щелкнул каблуками и последовал за

сержантом. Коллинз, привратник, запер за ними дверь.

Лишь короткий миг Светлана мешкала - забежать в комнату к мужу.

Избитому, чудом избежавшему смерти... Но ноги сами вынесли ее на третий

этаж, теперь по коридору налево, еще раз налево - и винтовая лестница в

башню.

На смотровой площадке уже кто-то был, и Светлана поняла это за

секунду до того, как увидела широкую спину, обтянутую серым твидом.

Мужчина обернулся - почему-то испуганно. Это был Лоуэлл. В руке его чернел

большой морской бинокль. Молча, не говоря ни слова, он протянул бинокль

Светлане и отодвинулся в сторону, как бы освобождая ей место для

наблюдения - хотя у перил могло поместиться пятеро в ряд. Светлана приняла

бинокль, но к глазам его не поднесла - смотрела поверх. Смотрела и не

могла поверить себе.


К моменту, когда перед ним оказался действительно что-то решающий

человек, Глеб успел раскалиться добела. Три раза ему уже пришлось

рассказать в подробностях, кто он такой и почему оказался в ранний час на

Приморском бульваре, и как увидел лорда Стэблфорда, и что лорд сказал ему

- слово в слово... И вот, наконец, цель достигнута: этот не отправит его в

"комнату восемнадцатую на третьем этаже"... чтоб им провалиться всем

вместе и каждому в отдельности.

Полковник Вильямс, представился ему этот человек, но одет он был в

штатское платье: пиджачную пару прекрасного шитья и из материала, какого

Глеб в жизни не видел: гладкого, серебристо-серого с легким бирюзовым

оттенком. В складках оттенок проступал отчетливее. Было полковнику на вид

лет пятьдесят, и лицо его, острое, обветренное, не по сезону загорелое,

внушало уважение и доверие. Черные пристальные глаза глядели спокойно и

умно. Но было в этом лице что-то еще, что пряталось до худших времен...

- Понятно, мой друг, - сказал полковник, дослушав до конца. - Что ж,

это заслуживает того, чтобы отправить офицера для проверки сообщения - и

не потому, что мы не доверяем тебе или, не дай Бог, лорду, а лишь потому,

что события такого масштаба и такого накала страстей почти всегда неверно

воспринимаются свидетелями и участниками их. Проверки, даже сопряженные с

огромным риском, необходимы.

Глеб почувствовал, что у него спирает дыхание. Он, именно он сам

должен отправиться на мятежный крейсер в качестве парламентера. И...

- Скажи-ка, дружок, - продолжал полковник, - а не сын ли ты Бориса

Ивановича Марина?

- Что? - не ожидал такого поворота разговора Глеб. - То есть... да,

конечно.

- Я всей душой сочувствую тебе. Это был великий человек, и гибель его

- огромный удар для... для многих. Как же ты намерен жить теперь?

Глеб ответил не сразу. Но ответил.

- Мне восемнадцать лет, - сказал он. - В Палладии в восемнадцать уже

можно иметь первый офицерский чин. У меня отличный диплом одной из лучших

школ Острова. Я люблю работать. Надеюсь, что через три года у меня будет

достаточно средств, чтобы продолжить образование.

- И кем же ты намереваешься стать?

- Картографом, сэр.

- Значит - по стопам отца?

- Именно так, сэр.

- Понятно. Но это, так сказать, отдаленная перспектива. Где ты

намерен, скажем, ночевать сегодня?

- Сниму комнату, сэр. На первое время деньги у меня есть.

- Это хорошо... но... Ладно, сделаем так: если тебя подопрет

по-настоящему и не к кому будет обратиться, найдешь в Коммерческой гавани

трактирчик "Белый тигр". Содержит его папаша Стив, одноглазый пират.

Скажешь ему, что ты пришел к белому тигру от черного. Черный - это я.

Легко запомнить. Там тебе будет и койка, и еда, и работа, и помощь - все,

что понадобится.

- Какая помощь?

- Любая. Но, повторяю, это - на крайний случай. Когда больше некуда

будет пойти. Кстати, ты не голоден?

- Сэр? Но ведь...

- Мятеж? Он подождет, - и усмехнулся. - Шучу. Просто мои люди еще не

прибыли. И вообще - стоит ли суетиться? Раз уж мятеж начался - он начался.

Затягивание времени только в нашу пользу. Да, забери вот это, - полковник

протянул Глебу бумажник. - Вернешь лорду сам. Кстати, советую тебе

познакомиться с этим человеком. Капитан может многое.

- Сэр, я могу обратиться с просьбой?

- А почему так торжественно?

- Не знаю... Сэр, я хотел бы принять участие в разведке на крейсер.

Полковник потрогал подбородок.

- Это было бы справедливо, дружок, - сказал он. - Но это дело для

профессионалов. Нам с тобой, несчастным аматерам, рассчитывать особо не на

что. Впрочем, я боюсь, что это не последний мятеж в твоей жизни.

- Но чего же хотят мятежники?

- Именно эти - еще не знаю. Как правило, последние годы они

недовольны жизнью вообще и правительством в частности. Но бывают и причины

куда более скромные. Скажем, трехдневные беспорядки в гарнизоне острова

Каверинг произошли из-за плохого кока и садиста-сержанта...

В дверь коротко постучали, и вошел пожилой лысый лейтенант с седой

бородкой.

- Они выкинули флаг мятежа, господин полковник, - задыхаясь, сказал

он. - И передали семафором вот это. - В руке его дрожал сложенный пополам

лист бумаги.

Полковник развернул его - бумага захрустела, - пробежал глазами

текст. Потом прочел еще раз и еще. Задумчиво перевел взгляд на лейтенанта.

- Комендант знает это, мистер Пэтт?

- Разумеется, сэр.

- Похоже на то, что эту похлебку нам придется есть вязальной

спицей... - он поморщился. - Что у нас есть, мистер Пэтт?

- От вашего имени я распорядился доставить триста винтовок Янсена и

шестьдесят ящиков патронов. Когда крейсер откроет огонь, многие мужчины

придут сюда. Им нужно будет дать оружие.

- Этого мало...

- Другого нет, вы знаете это, сэр.

- Вы не поняли меня, мистер Пэтт. Винтовки - мера против возможного

десанта и бунта в предместьях. Но не против военного корабля.

- Вы правы, сэр. Но, боюсь, у нас нет ни малейшей возможности нанести

урон военному кораблю. По крайней мере, днем.

- А ночью?

- Ночью можно будет попробовать взять корабль на абордаж со шлюпок,

сэр. Аналогично бою в Форт-Соммерсе, сэр, в тысяча девятьсот первом году.

Тогда палладийские фрегаты "Гектор" и "Аякс"...

- Помню. Итак, если на крейсере около шестисот человек команда, а для

успешного боя требуется трехкратное преимущество, то понадобится лодок...

- Этого я не учел, сэр. Да, это нереально.

- Господин полковник! - голос Глеба вдруг зазвенел. - Если мы

заговорили о компании девятьсот первого года, то разрешите мне напомнить

обстоятельства гибели эскадры адмирала Меллоуза. Четыре корабля ее заперли

в порт Хлебный - и все они были уничтожены в одну ночь с помощью обычных

рыбацких лодок, груженных селитрой с жиром. Был штиль и туман...

- Вряд ли мы дождемся штиля и тумана. Здесь не Жемчужное море...

- Это так, сэр. Но у причала я видел паровые катера.

Полковник и лейтенант переглянулись.

- Это интересная мысль, сэр, - медленно сказал лейтенант Пэтт.

- Интересная она или нет, - сказал полковник, как-то иначе глядя на

Глеба, - но она прозвучала... Ты молодец, сынок. Твой отец мог бы

гордиться тобой. Мистер Пэтт, займитесь этим вплотную. До вечера все

должно быть готово. Вы знаете, кого привлечь.

- Разумеется, сэр.

Он повернулся и вышел - мешковатый, неуклюжий, покачивающийся,

короткий и толстый.

- А теперь, сынок, извини, - сказал полковник, - но мне следует

делать мое дело. Не знаю, каковы твои планы: я посоветовал бы тебе нанести

визит лорду Стэблфорду. Потом, если хочешь, можешь вернуться сюда. По

крайней мере, винтовку ты здесь получишь. И мой тебе совет: если начнется

стрельба, не беги на выстрелы. Договорились? Ну, спасибо тебе, - и он

протянул Глебу руку.

- За что, сэр? - пожал плечами Глеб. - Сообщение мое запоздало... да

и сделать, я вижу, ничего нельзя.

- Не суди поспешно, - усмехнулся полковник. - В истории Транквилиума

удался всего один мятеж - позже его назвали Свержением. Ты знаешь, где

живет капитан?

- Нет, сэр.

- Айрис-Хилл, рядом с почтовой станцией. Иди. Думаю, мы еще

встретимся - и не один раз.

Глеб повернулся, чтобы уйти - и, пока разворачивался, успел увидеть,

как меняется выражение лица полковника. Полковник смотрел уже мимо него, и

- будто бы в огонь.

Там, где аллея выходила на проспект, Глеба застал первый выстрел

орудия крейсера. Но в тот момент он не понял природы этого

упруго-раскатистого грома.

У красно-белого столба стоял всего один экипаж: легкий кабриолет на

тонких колесах, запряженный мышастой кобылой. За кучера сидел мальчишка

лет тринадцати в пыльном котелке.

- Эй, кэбби! - махнул рукой Глеб. - На Айрис-Хилл.

- Шиллинг два пенса, - не моргнув глазом, назвал цену мальчишка.

- Я же не говорю: туда и обратно, - возразил Глеб. - Шесть пенсов,

красная цена.

- Тогда шиллинг четыре, - мальчишка отвернулся и стал изучать

панораму проспекта.

- Ты сошел с ума?

- А за меньшее никто не повезет, так-то. Чего туда возить? Тама все

на своих катаются, значится - пустым возвертаться. Ищи дураков, во-он их

сколь собралось, - мальчишка кивнул на пустую стоянку.

- А, дьявол... Ладно, поехали.

- Денежки вперед, господин ученик.

- Ну, это уж... - задохнулся Глеб.

Однако тронулись. Кобыла шла легкой рысью, гуттаперчевые шины

производили звук, удивительно похожий на шорох расшиваемой форштевнем

воды.

- Поверху ехать или понизу, а?

- Так, чтобы быстрее, - прошипел Глеб.

- Значится, поверху. Не люблю я поверху, скуучно...

- А я тебя не песни петь нанял.

Мальчишка молча свернул на Парк-авеню - и это их спасло.

Парк-авеню можно было пересечь от края до края, так и не поняв, что

находишься в городе. По обе стороны дороги за широкими, выложенными

светлой плиткой тротуарами начинался ухоженный лес, изредка прорезываемый

аллеями. Пожалуй, лишь стоящие у дороги почтовые ящики с известными многим

фамилиями да изредка проступающие где-то меж стволами неясные постройки,

которые вполне могли оказаться и миражем, обманом зрения,

свидетельствовали: здесь живут, и живут хорошо. Несколько раз открывалось

вдруг что-то странное и прекрасное: то висячий белый балкон, то поросшая

мхом стена из дикого камня, то мраморная статуя - одна среди деревьев... И

дважды выплывали как бы из ничего, из ниоткуда ведущие и в никуда уходящие

каменные лестницы справа и слева: та, что уходила вверх, - темная, почти

черная, диабазовая, а та, что вниз, к старому городу, к порту, к морю, -

бело-розовая, мраморная. Движение здесь было редким: несколько карет и

колясок навстречу - и солдатик в синем мундире ополченческой кавалерии,

верхами обогнавший их. Это было до моста, а потом начался мост.

О, мост через реку Шейди - это гордость меррилендских инженеров на

много лет вперед. И в Старом мире немного найдется равных ему - не

размерами, по красотой. Его не сравнить, конечно, с мостами Нового

Петербурга, особенно с Солнечной Аркой через Баян - но там совсем другая

красота. Здесь же - предельный лаконизм и строгость форм, и лишь одно

излишество позволили себе строители: пригласили скульптора, чтобы высек

барельефы первых президентов: Робинса и Броди. Да на середине пролета,

там, где тросы почти касались настила, устроен был полукруглый балкон, с

которого открывался великолепный вид на долину Шейди, нижний город,

порт...

- Стой! - крикнул Глеб. Но и без его окрика мальчишка натянул

вожжи...

Отсюда было видно все. "Дефендер", держась меньше чем в полумиле от

берега, шел в сторону Коммерческой гавани под стакселями, брамселями и

гаф-триселем. Внезапно два столба белого дыма вырвались из портов

орудийного каземата - косо вверх - и две белые линии стали вычерчиваться

на синем небесноморском фоне. Достигнув немалой высоты, они

приостановились как бы в раздумье, а потом весело и согласно ринулись,

наращивая скорость, вниз, к городу, к кварталам, к крышам, к людям - и

там, где они соприкоснулись с землей и с тем, что на земле стояло, блеснул

грязный огонь и вспухли, как бы вывернувшись наизнанку из самих себя, тучи

дыма. Из туч медленно выплыли какие-то обломки и лоскуты и надолго

повисли. Потом донесся плотный сдвоенный грохот. А через секунду из

расползшейся тучи вырос столб белого пламени, доставший до неба...

Мальчишка визжал, крутя кнутом над головой, и кабриолет несся так,

что ветер набивался в рот и нос и не давал выдохнуть. Глеб до судороги

вцепился в сиденье, чтобы не вылететь - а мост качался, и качался, и

качался...


Да, сверху это было почти красиво. Крейсер - в бинокль был виден

красный флаг на мачте, и Лоуэлл объяснил, что это флаг мятежа, - крейсер

плавно скользил по глади залива, подгоняемый свежим кухулином, легко

разворачивался оверштаг и скользил обратно - и время от времени

выплескивал из одного или двух орудий струи дыма, расползавшиеся красивыми

клубами, после чего в городе еще что-то рушилось, взрывалось или

вспыхивало пожаром. Пылали пакгаузы порта, черный дым стелился над водой.

Потом Светлана увидела, как вдали, в стороне доков, возникло какое-то

движение. Но лишь через полчаса стало ясно, что это такое.

Едва полз, жидко дымя кургузой трубой, плоский, похожий на утюжок

пароходик. С крейсера вряд ли видели его из-за дыма горящих пакгаузов...

Никто в этот час не знал о мятеже больше того, что знал капитан

канонерской лодки "Блокхед" Майкл Абрахамс. Ему сообщил племянник, морской

кадет, сбежавший с мятежного корабля еще до того, как на его палубу ступил

лорд Сайрус. Перепуганный насмерть увиденным и услышанным, мальчишка три

часа вплавь добирался до дядюшки. Капитан Абрахамс выслушал его молча, а

потом собрал всю свою стояночную команду: четверых пожилых мичманов.

Выслушав неутешительные сообщения относительно стадии ремонта машин,

согласно покивал и приказал разводить пары в единственном пригодном для

этого котле. На одном котле и двух цилиндрах машины "Блокхед" мог дать три

с половиной узла. Но хуже всего было то, что в погребах имелось лишь по

две конические бомбы на каждое из двух орудий и по полукартузу пороха на

каждую бомбу. Это значило, что стосорокафунтовые орудия канонерки могли

сделать либо по одному выстрелу на дистанцию в полторы мили, либо по два

на восемь кабельтовых. Ни комендант порта, ни полковник Вильямс не брали в

расчет "Блокхед", поскольку были убеждены в его полной разобранности и

безоружности. Как не знали они и того, что капитан Абрахамс потерял семью

при налете пиратов на Пикси в пятьдесят девятом...