Geum.ru

Является родиной живущих здесь

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   46

- Едемте скорее, - ежась, сказала Светлана. - Олив, пожалуйста,

сегодня... не уходи, а? Я боюсь...

- Хорошо, - сказала Олив, и слышно было, как она улыбается. - Я с

тобой, с тобой...

Обратный путь оказался на удивление короток. Возок фонарщиков

вынырнул из-за угла навстречу, и улица позади него сияла теплым желтым

газовым светом. Донесся гудок локомотива и частые удары станционного

колокола: уходил в свой путь восьмичасовой пассажирский до Свитуотера.

Подумать только, люди едут на курорты...

Впрочем, это, наверное, мудрые люди.

Далеко-далеко замигал маяк Гард-рок. Три проблеска, пауза, пять.

Снова три. Во время осенних и весенних перелетов птиц к маяку собираются

лодки, лодки, лодки: собирать разбившихся и упавших в море курочек. Там

же, на Острове, их жарят на вертелах, или запекают в углях, обмазав

глиной, или варят в котлах и ведрах - курочки неизменно вкусны... но само

это действо: выуживание из волн поверивших обманному свету и погибших

поэтому птиц - вызывало и вызывает у Светланы непонятное отвращение...

хотя, казалось бы, чего ради? Там музыка, огни, вино, танцы на пляже,

смех, флирт... азарт добычи...

Чужой кабриолет стоял у дома.

- О! - сказала Олив. - Гости. Чего только не...

- Тише... - поднял руку Глеб.

Светлана не услышала ничего.

Но - Глеб явно что-то услышал, и Олив услышала тоже, потому что оба

мигом оказались на земле, Глеб метнулся к двери, но Олив скомандовала

шепотом: "Через двор!" - и они бросились к приоткрытым воротам, ведущим во

двор и к конюшне, и Светлана внезапно осталась одна при трех лошадях - и

чуть, растерянная от необъяснимой своей глухоты, она замешкалась на

несколько секунд, цепляя повода своей лошади и лошади Олив к карабинам у

ворот, лошадь Глеба отбежала на несколько шагов... Светлана почти уже

прошла ворота, пустынный темный двор был перед нею, запертые ворота

конюшни, белые на черном, и невидимая, с долгим скрипом затворяющаяся

задняя дверь дома - вот, в семи шагах, за углом... и и этот миг грохнула

парадная дверь, и кто-то в сером серой тенью по светлой дорожке метнулся к

кабриолету. "Глеб! Сюда!" - закричала Светлана, и этот, в сером, обернулся

на крик и взмахнул рукой, и что-то с хрустом и коротким звоном врезалось в

столб ворот, к которому она прижалась, а серый запрыгнул в экипаж, ударил

вожжами, засвистел, закричал - лошадь рванула. Глеб выбежал следом -

кабриолет был уже почти под аркой. Он выстрелил дважды, и после второго

выстрела из-под арки долетел звук удара - как палкой по доске. А потом

закричала Олив...

И Глеб, бросившийся было к лошадям, вернулся.

А Светлана поняла наконец, почему все происходящее она видит размыто

и как бы необязательно. Просто взгляд прикован к другому. В столбе на

уровне ее груди торчал длинный узкий нож.


Потом, когда в событиях возникали паузы: например, в вагоне поезда по

пути в Корсак, или в каюте "Музгара", или в дешевом номере гостиницы

"Тихая пристань", где он целыми днями лежал, не желая хоть как-то заявлять

о себе окружающему миру, - Глеб пытался восстановить в памяти полную

картину происходившего в этот вечер, первый вечер ненормальной,

неправильной жизни, - и так и не сумел никогда этого сделать. Наслаивались

чужие рассказы, события менялись местами в цепочке последовательностей,

что-то главное упорно ускользало. Так, он совершенно не помнил, что вынес

из огня один, на руках, лорда Сайруса - но знал, что да, он это сделал,

раз это видели другие и сам лорд, хоть и сквозь опиумное полузабытье, тоже

видел его и разговаривал с ним. Самому Глебу казалось, что вид

распростертого у подножия лестницы Лоуэлла: запрокинутая голова,

фонтанирующая кровью рана от уха до уха, руки все еще судорожно скребут по

ковру - поразил его настолько, что он застыл перед ним и простоял так

долго, что упустил убийцу, - но Олив сказала, что он лишь мельком взглянул

на труп и метнулся к двери, и через секунду раздались два его выстрела, и

Светлана подтвердила, что все произошло почти мгновенно... С другой

стороны, никто не мог припомнить, как начался пожар - казалось, никакого

начала не было, огонь уже бушевал, когда... но ведь и этого быть не могло,

не так ли?

Дом спас дворецкий Виктор. Единственный из слуг, он не растерялся при

выстрелах, при криках, при виде дыма и пламени: взобрался на чердак и

открутил кран специально для таких целей установленной бочки; через

трубочки под потолком полилась вода. Потом Виктор вылез на крышу и по

водосточной трубе спустился на землю. Когда подъехали пожарные, огня уже

не было, но валил из разбитых окон удушливый вонючий дым.

Больше всех пострадали Констанс и секретарь Лоуэлла, Тревор. Они

пытались спасти какие-то документы из кабинета мистера Бернсайда,

несколько раз бросались туда, в огонь... Ничего у них не получилось.

Констанс с опаленным лицом и руками, Тревора, наглотавшегося дыма, -

отвезли в госпиталь. Остальные отделались легко.

Потом был какой-то неприятный разговор с полицейским следователем.

Настолько неприятный, что присутствовавшая здесь же леди Светлана не

выдержала: "Как вам не стыдно! Что вы себе позволяете? Оставьте эти

грязные намеки!" Следователь посмотрел на нее, пожал плечами и удалился.

"Совсем обнаглели..." - жалким голосом сказала Светлана и вдруг заплакала.

Было всего лишь девять часов.

- Так, - сказала Олив. - Командование переходит ко мне...

Вдали заворочался гром.


3


После третьего роббера Сайрус отложил карты, встал молча, увернул газ

в висящей над столом лампе и подошел к окну. Только теперь Светлана

поняла, что к дроби дождевых капель добавился мелкий частый треск.

- Палят из магазинок, - помолчав, сказал Сайрус. - Где-то у Якорной

заставы.

- Наверняка у мятежников были сообщники на берегу, - сказала Олив.

- Да. Или они высадились на берег сами.

- А войск в городе практически нет, - напряженно сказал Глеб.

- Войска - это еще не все, - непонятно сказал Сайрус. - Хотя,

конечно, Господь всегда на стороне больших батальонов, но... Подождем. И

не волнуйтесь так, друг мой, - повернулся он к Глебу. - То, что вы здесь,

а не там, не наносит урона вашей чести. Согласитесь, что нельзя

единственному мужчине покидать трех женщин и раненого.

- Думаю, мне лучше спуститься вниз, - сказал Глеб. - Иначе, если

начнут ломиться в дверь, я могу не успеть.

- Глеб прав, - сказала Олив. - Извини, Сайрус, я тоже покину тебя. А

ты ложись спать. Вернее - садись спать.

- Я спал весь день, - возразил Сайрус. - Или ты думаешь, что я

способен на большее?

- Как скажете, милорд. Тогда - оберегайте сон вашей очаровательной

супруги. Похоже, ей нужно лишь доползти до кровати.

- К сожалению, нет, - сказала Светлана. - Я внутри вся подпрыгиваю.

Олив, у тебя здесь можно добыть стакан теплого молока?

- Сейчас узнаю...

Олив подергала свисающий с потолка витой желтый шнур. Где-то в недрах

квартиры тренькнул колокольчик.

Через минуту раздались шаги. Редкие и тяжелые.

- Да, мэм?

- Сью, у нас не осталось молока?

- Молока, мэм? Вы сказали: молока?

- Да, Сью. Стакан теплого молока для леди.

- Я поняла, мэм. Сейчас вспомню. Нет, мэм, молока нет. Но если нужно

средство от бессонницы, я могу сделать миндальный крем.

- Светти, ты будешь миндальный крем?

- А что это такое?

- Миндальное молоко с ликером. Очень вкусно и прекрасно успокаивает.

- Хорошо. Я буду пить миндальный крем...

Почему-то голос ее зазвенел, и Светлана замолчала. Эй, что это с

тобой? Да нет, ничего страшного. Просто переволновалась. Просто устала.

Жуткий день. Жуткий бесконечный день и жуткая ночь впереди...

С новой силой и ближе, гораздо ближе донеслась трескотня винтовочных

выстрелов.

- Констанс сойдет с ума, - Светлана решительно встала. - Пойду

попроведаю ее.

Час назад Констанс вернулась из госпиталя - вся в бинтах, пахнущая

рыбьим жиром.

- Не стоит, - сказал Сайрус. - Я знаю ее, поверь... не стоит.

- Зря мы притащили ее сюда, - сказала Олив. - Надо было ей остаться

при доме, а мне - при ней... Сью, сделай кувшинчик крема - и принеси

бутылку бренди. Впрочем, забыла, бренди есть и тут... - она сама встала и

открыла бар. Там, в полумраке и тайне, замерцало разноцветно и хрустально.

- Да, Сью, - только крем.

И Сью удалилась, медленно и чинно, походкой тяжелой языческой жрицы

каменного бога. Олив наполнила бокалы.

- Нас четверо, - сказала она. - Двое - русские безусловно, да и во

мне четверть русской крови. Поэтому давайте вспомним обычаи Палладии. А

там с теми, кто остался чудом в живых, пьют братскую чашу. Сайрус, не надо

морщиться. В чужих обычаях ничуть не меньшая мудрость. Но я хочу сказать

немного о другом. Сай, один человек сегодня вынес тебя из воды и из огня.

Поверь, такого не бывает просто так. Это знак, это намек свыше. Светти, и

ты дважды избежала смерти: от огня и от холодного железа. И Глеб остался

жить благодаря стечению обстоятельств - по крайней мере однажды...

- Был и второй случай, - неожиданно севшим голосом сказал Глеб. - Но

я... не хочу об этом...

Светлану вдруг пробрала дрожь.

- Значит, и ты дважды. И я сама: в тот момент, когда ахнул селитряной

склад, я как раз выходила из оранжереи Тимоти Диксона, и стеклянная крыша

рухнула в полушаге от меня. А через два часа, когда я беседовала с Китом

Вильямсом, шальная пуля пробила мою шляпку: кто-то из ополченцев не с того

конца взялся за винтовку...

- Насыщенный у нас день, - помолчав, сказал Сайрус.

- Да, Сай. Всевышний дал нам понять, что обратил на нас внимание,

пометил нас... окольцевал, если хочешь. И мы будем последними свиньями,

если не заметили этого...

- К чему ты ведешь, Олив?

- Не знаю... Но мне кажется, что это нас к чему-то обязывает... и в

то же время от чего-то освобождает. Согласитесь, что после такого мы можем

быть абсолютно уверены, что все наши побуждения контролируются там, - она

кивнула на потолок. - И по-настоящему дурная мысль просто не придет в наши

головы. Но даже не это главное. Но даже не это главное. Между нами сегодня

возникло какое-то новое родство, которому нет еще названия. Так давайте

выпьем за него - за то, чтобы считать его выше прочих уз, звать друг друга

только по именам и помогать друг другу так, как не помог бы, может быть,

брату или жене. Поклянемся в этом. Клянусь.

- Клянусь, - решительно сказала Светлана.

- Клянусь, - почти прошептал Сайрус.

- Клянусь, - выдохнул Глеб. - И ничто, никогда...

- Сдвинем бокалы, отопьем по глотку - и поменяемся, - велела Олив. -

Сайрус?..

- Понимаешь, меня это немного смущает...

- Здесь все свои. Ближе, чем семья. И у нас свои обычаи.

- Пусть будет так. А заодно, Олив, поскольку именно ты открыла наше

племя, не стать ли тебе вождем и законодателем? Хотя бы на первое время?

- Если это всех устраивает...

- Вполне.

- Устраивает.

- Да.

- Быть по сему, - сказала Олив по-русски, и поэтому ее не сразу

поняли. - А теперь осушим наши бокалы, нальем снова и вспомним нашего

бедного дядюшку Лоуэлла. За что ему такая смерть? Не знаю, Сайрус, как ты,

а я ему многим обязана.

- Я обязан ему спокойствием сестры, - сказал Сайрус. - Ей будет

сложно теперь. Не понимаю, кому он мог помешать?

- Он мог помешать твоему убийце, - тихо сказала Светлана и сама

сжалась от этих слов.

- Пожалуй... - раздумчиво протянул Сайрус. - Это вполне возможно...

- Извините, - Глеб встал. - Мне все кажется, что я сплю... ну, такой

уж день. Я же хотел идти вниз... Могу я взять из ящика винтовку... ми...

э-э-э... прошу прощения... - он сглотнул. - Я как-то...

- Скажи: "Сайрус", - велела Олив. - Отвернись, ни на кого не смотри,

просто скажи слово "Сайрус". Ну же, давай.

- Сай... кх... рус. Сайрус.

- Отменно, дружище, - рассмеялся шепотом Сайрус. - Сразу видна

порода. Правда, Олив?

- Не шути с этим, капитан. Мы ведь даже не поинтересовались - а вдруг

наш Глеб князь или граф?

- Я - дворянин, - сказал Глеб, - и этого достаточно.

- Да, - согласился Сайрус. - Насколько я знаю, в Палладии отношение к

титулам не столь легкомысленно, как у нас.

- Да где же эта Сью? - вдруг вскочила со стула Олив.

И тут вошла Сью с кувшином.

- Мэм! Миледи, ваш крем...

- Так я возьму винтовку, Сайрус?

- Конечно. Разве я не сказал?..

- Сай, а может быть, мне зайти к Констанс?

- Нет, Олив, не стоит и тебе. Чуть позже зайду я сам.

- Ты же не держишься на ногах.

- Так. А патроны, насколько я помню...

- Светти, Светти, ты меня слышишь?

Слышу, подумала Светлана и повторила, как личное карманное эхо:

- Слышу. Я, кажется, устала наконец. Пойду прилягу. Если что

случится... Ах, Олив!

- Да, милая?

- Нет, ничего. Все хорошо. Я буду спать как я не знаю кто. Прощайте

до утра, мои хорошие: мужья, жены, братья, сестры, соплеменники... Вы

знаете, кто я? И я не знаю. Как вождь сказал... сказала: имени нам нет. Но

сами-то мы есть! И это странно. Я вас люблю. Прощайте до утра.

Кто-то - кажется, Сью - помог ей раздеться, а потом подушка ловко

метнулась под голову...


Чай пили смоляной и курили крепчайший табак, от одной затяжки которым

Глеба бросило в пот. Четверо джентльменов из квартир дома и пятеро слуг,

все с оружием, сидели в просторной затемненной привратницкой и старательно

не позволяли друг другу засыпать. Время от времени с крыши спускался

шестой слуга и приносил известия от наблюдателя, тринадцатилетнего сына

мистера Вебстера. Стрельба шла по преимуществу в двух районах: вокруг

верфей, где постреливали постоянно, но лениво, и в нижнем городе, где

короткие яростные стычки возникали то у мэрии, то у комендатуры порта... В

ближайших кварталах было пока абсолютно тихо.

С половины третьего газовые фонари начали меркнуть и скоро погасли.

Дом и город погрузились во тьму.

Мокрую неспокойную тьму.

А через несколько минут кто-то забарабанил в дверь.

Высыпали из привратницкой, передергивая затворы винтовок и взводя

курки револьверов. Встали полукругом. Во всем происходящем была какая-то

чертовская неловкость. Глеб оказался на нижних ступенях лестницы, прямо

напротив входа. Если ворвутся и побегут сюда, надо успеть передернуть...

нет, лучше бросить винтовку и выхватить револьвер...

- Кто там?

- ........ - неразборчиво.

- Громче!

- ...цер! ...чения! Открывайте!

- Один?

- ...ое!

- Входить с поднятыми руками!

- ........!

- Что-что?

- ........ вам на голову! Открывайте же!

- Без фокусов. Иначе - стреляем сразу.

Дверь приоткрыли, и в щель скользнул, действительно с поднятыми

руками, невысокого роста мужчина в черном макинтоше, блестящем от дождя.

Слуга, открывавший дверь, тут же поднял к его лицу керосиновый фонарь.

Теперь его видели все, он же - никого. Следом протиснулся еще один, чуть

выше ростом, но страшно худой, в мокром обвисшем мундирчике ополчения. С

них текло ручьями.

- Чарльз, проводи джентльменов к столу и усади спиной к двери, -

распорядился отставной артиллерийский капитан Эббингтон, жилец из квартиры

этажом ниже квартиры Олив. Ему, как единственному военному, хоть и

инвалиду (капитан ковылял на негнущейся ноге), поручили командование

гарнизоном дома. - Джентльмены, можете сесть, но руки лучше всего положите

на стол. Оружие у вас есть?

- Есть. Не желаете ли отобрать? - спросил тот, который вошел первым.

Лицо его показалось Глебу знакомым, но потом он понял: человек в макинтоше

просто был очень похож на Полония с иллюстраций Виктории Хэрридж к "Десяти

мировым шедеврам".

- Не желаю, - спокойно сказал капитан Эббингтон. - Просто не советую

делать резких движений. Садитесь. Садитесь медленно, руки на стол... вот

так. Теперь можно и поговорить. С кем имею честь?

- Я ланд-майор Финчли. Это - мой адъютант волонтер Дэдмонд. С кем

говорю?

- Капитан Эббингтон. Слушаю вас, джентльмены.

- Капитан... Если вы капитан, то что вы делаете здесь, за стенами

дома? Дюжина вооруженных здоровых мужчин под командованием капитана -

отсиживаетесь под крышей? Бог даст, не тронут, да? Город полон вооруженной

пьяной матросней! Капита-ан...

- А где ваши люди, ланд-майор?

- Где мои люди? Хотел бы я знать, где мои люди! Это измена, говорю

вам, измена! Кто-то приходит, предъявляет документы, отдает приказ - и мои

люди, как бараны, прутся куда-то, и их теперь не найти до утра! Это же

ополчение, это не регулярные войска! Они же не понимают сами ни черта!

Осталось три десятка - таких тупых, что не сумели даже выполнить тот

предательский приказ... Короче, капитан: здесь я не распоряжаюсь, но -

волонтеров возьму столько, сколько захотят пойти. Если честно, то дом вам

не удержать: влезут в окна, и все. Матросня - отчаянная...

- Так, значит, они высадились...

- Около полуночи. Думаю, город в их руках - по крайней мере,

стратегические узлы. А флот подойдет лишь к вечеру... Не знаю, что будет.

Знаю только, что нужно воевать, а не сидеть по щелям и не ждать, когда у

матросни дойдут руки до вас...

Четверть часа спустя вслед за ланд-майором и его адъютантом из дома

вышли шестеро. Глеб, все в той же охотничьей куртке, которую уже перестал

считать чужой, с набитыми патронами карманами и позвякивающим заплечным

мешком. Он уже пожалел, что не освободил свой школьный ранец и не насыпал

патроны туда - было бы удобнее. На Олив тяжело покачивалось плотное

непромокаемое пальто до щиколоток, подпоясанное патронташем; легкий

весткотт висел на плече стволом вниз. Два сына капитана Эббингтона, один

чуть старше, один чуть младше Глеба, и с ними двое молодых слуг, все с

винтовками, держались позади плотной кучкой. Через квартал ланд-майор

отослал куда-то адъютанта, и тот побежал, придерживая подпрыгивающую полу

мундирчика.

Было мокро и холодно - но, к удивлению, не слишком темно. То ли

облака истончались к утру, то ли зарева не видимых прямо пожаров

отражались в дожде - но между крышами домов висела туманно-светлая полоса,

и когда глаза привыкли, видны стали и стены, и столбы, и то, что под

ногами. Дважды впереди мелькали неясные тени, и маленький отряд замирал,

сжимался и ждал, но ничего не происходило. Потом донесся приближающийся

цокот многих копыт, но всадников видно не было; волонтеры стояли, в ужасе

прижавшись к стене, а копыта грохотали рядом, рядом - будто мимо проходила

конная колонна призраков; и кто-то молился, а кто-то повторял громко и

бесконечно: это эхо, это эхо, эхо, эхо... Наконец кончилось и это.

Потащились дальше - совсем без сил. Глеб не узнавал города, будто никогда

здесь не был. Наконец, ланд-майор сказал: всё, пришли.

- Странно, - тихо сказала Олив.

- Что странно? - повернулся Глеб.

- Это же рынок. Старый рынок.

- И?..

- Тупик. Полный тупик.

- Но, может быть... - впрочем, что "может быть", Глеб не знал.

Пусть здесь и был тупик, но зато под длинными деревянными прилавками

могло укрыться немало людей с оружием. Судя по голосам, их здесь был не

один десяток. Да, около полусотни. Вряд ли больше...

- Господин майор, - глухо сказал кто-то впереди, - происшествий

особых не было. Дабби привел девятнадцать, а Маклоски убит, Дабби говорит,

шальная пуля, так-то. А Виндам с Хайтоном не вернулись, не знаю...