В. П. Макаренко Русская власть (теоретико-социологические проблемы) Ростов-на-Дону Издательство скнц вш 1998 ббк 667 м 15 Исследование

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 25

§ 3. Русская община: факты и теория

В начале века русское государство представляло уже мощную социальную силу. Об этом свидетельствует тот факт, что оно инициировало и достаточно далеко продвинуло практическую реализацию самой грудной и острой проблемы социально-экономического развития России — проблемы приспособления аграрной подсистемы к капиталистической подсистеме. Уже

314

шла речь о социально-экономическом и цивилизационном разрыве между русской промышленностью и русским сельским хозяйством. Главная причина отсталости российской деревни заключалась в том, что три четверти крестьянских хозяйств (77% в 1905 г.) оставались в рамках «общины», «мира». Эти хозяйства занимали основной земельный ареал русской деревни. Община была собственником земли, ее члены получали земельные участки во временное пользование. Периодически происходил новый передел земли между членами общины. Община несла круговую ответственность за выполнение обязанностей ее членами.

Происхождение такого уклада аграрных отношений остается неясным. П. Н. Милюков полагал, что эта система была введена Петром I в качестве суррогата финансового управления государством, так как главная задача общины заключалась в организации своевременной уплаты крестьянами налогов государству. Другие объясняют институт сельской общины тем, что «...древние русские навыки мышления о земельной собственности приписывали коллективную природу идее владения землей. Права общины на землю признавались более или менее определенно как до ликвидации крепостного права, так и после реформы 1861 г. Тем не менее, — указывает Д. Мауэр, — вопрос остается неясным, поскольку накоплено столько разнородного фактического и статистического материала и проведено столько полевых исследований, что из предполагаемых попыток синтеза получались лишь частичные результаты. Авторы, пишущие об общине, нередко терялись в наплыве разнообразных данных, писали неясно и не смогли преодолеть тенденцию к мелочной классификации»^{^[}1].

Здесь можно заметить, что проблема сельской общины не является исключением ни в истории России, ни в истории в целом. Даже если о каких-либо событиях их свидетели или историки пишут ясно, то это еще не значит, что они мыслили ясно. Большинство создателей и читателей исторических сочинений мыслят категориями здравого рассудка и различаются между собой только объемом фактографических данных. Однако ясность мышления — это строгость мышления. Излишек фактографии не менее вреден дня теории, нежели полное отсутствие знания о фактах. Чрезмерное углубление в множество частных фактов способствует пренебрежению сущностными различиями между факторами,

315

формирующими то или иное историческое явление. По отношению к любому историческому событию (имеется в виду писаная история) можно обнаружить столько фактов, что при их регистрации теряется способность строгого различения фактуальности, основные подходы к которой были описаны в первом разделе. Все начинает казаться подобным, сливается в фактографическую магму, в которой не видно теоретико-методологических ориентации. А при их отсутствии единственным проводником в мире фактов остается здравый рассудок. Он же дает санкцию на «рационализацию» фактов, ибо не в состоянии применить к одному и тому же историческому событию множество теоретико-методологических ориентации.

Однако вернемся к предмету анализа. Будем исходить из того, что независимо от генезиса русской общины она играла консервативную и даже стагнационную роль в сельском хозяйстве России. Система коллективной ответственности («круговой поруки») всех членов общины за уплату податей государству и помещику наряду с системой постоянных переделов земли привели к тому, что навык индивидуального ведения сельского хозяйства в русском крестьянстве был выработан недостаточно. Самостоятельное ведение хозяйства требует выработки личной ответственности за результаты хозяйствования. Этот навык тоже лишь формировался. Поэтому русское сельское хозяйство после реформы 1861 г. можно уподобить кандалам на ногах бурно развивающегося частнокапиталистического хозяйства: «Промышленно более развитые районы оставались большими или меньшими островами в аграрном океане»^{^[}2]. А интерес государства некоторое время был параллелен интересу русской буржуазии.

Возникающий класс властителей-собственников был заинтересован как в подчинении себе капиталистической системы и преобразовании ее в государственно-капиталистическую систему, так и в капитализации мелкою крестьянского хозяйства. Буржуазия была заинтересована частично в капитализации сельского хозяйства, поскольку община ограничивала мобильность рабочей силы. Крестьянин, попадая в город или на капиталистическое предприятие, по-прежнему оставался членом общины, должен был постоянно получать ее согласие на продление паспорта и выполнять ряд связанных с этим формальностей. Но интерес в капитализации

316

сельского хозяйства имела и та часть русской буржуазии, которая уже входила в класс властителей-собственников и с помощью государственного аппарата осуществляла реформу.

Уже говорилось, что властители-собственники всегда руководствуются двойным интересом — и политико-экономическим, и экономическим. Каким же политическим интересом руководствовалось русское государство при ликвидации общины? При государственном феодализме конфликт между классами замутняется суперклассовым конфликтом между властителями-собственниками и гражданами-собственниками. Властители-собственники всегда заинтересованы в том, чтобы уравнять положение граждан-собственников. В свою очередь, русское государство было всегда заинтересовано в том, чтобы обладать властью над крестьянством в целом, которое было исключено из-под его юрисдикции условиями ведения феодального хозяйства. Чем больше развивалось государство и чем более развитой становилась его низовая социальная структура (отношения между дворянами-помещиками и крестьянами), тем менее оно было в состоянии осуществлять господство и контроль над всем населением страны. Стремление к такому господству и контролю обусловило борьбу русского государства с феодалами. Этот фактор проявился вполне определенно в борьбе государства с дворянами-помещиками и закончился реформой 1861 г. Однако община по-прежнему исключала почти 80% населения страны из-под контроля государства. Русское государство не могло этого стерпеть. Ведь оно одновременно было верховным эксплуататором и уже прошло значительную часть пути, связанного с подчинением себе промышленной экономики. Поэтому государство вынуждено было заняться и вопросом общины, как по политическим, так и по экономическим соображениям.

Оба мотива склоняли к одному и тому же действию — разрушению социальной структуры общины и замене ее такой структурой, которая присуща капиталистическому аграрному хозяйству. Экономическое развитие сельского хозяйства будет способствовать дальнейшему развитию промышленности и обеспечит большие прибыли для буржуазии, а большие прибыли буржуазии расширят и увеличат доходы, связанные с положением в аппарате власти, — таким комплексом политико-экономических мотивов руководствовалось русское государство. Из них вытекал главный мотив: процесс разрушения сельской общины приведет к подчи-

317

нению крестьян единой государственной администрации. Крестьяне будут вырваны из своего социального и мировоззренческого круга, в который до сих пор власти было трудно проникнуть. Тем более что русская власть всегда любила четкую и определенную диспозицию — лицом к лицу с гражданином! Чтобы обеспечить такое положение вещей, крестьянин должен быть вырван из среды, которая над ним господствует. Пусть уж лучше крестьянин обогащается в одиночку, а с одним человеком государственная машина всегда лучше управится!

Реформы Столыпина, о которых коммунистические сановники и посткоммунистические «власти предержащие» любят распространяться, были дальнейшим звеном в этой цепи развития русского капитализма. Он укреплял связь власти с собственностью и обеспечил непомерный рост государственной власти. На рубеже столетий русский государственный Левиафан действительно взялся за решение гигантской социальной задачи — экономически и политически приспособить аграрный сектор экономики к более развитому промышленному сектору.

На основании декрета от 9 ноября 1906 г. любой член любой общины получал право выхода из нее и получения земельного участка целиком, если ранее он состоял из разбросанных земель. Условием получения земельного надела было отсутствие в данной общине перераспределения земли после 1882 г. В июне 1910 г. этот указ был дополнен: все общины, в которых не было перераспределения земли с 1861 г., были распущены, и каждый желающий мог получить свой участок земли в собственность. Одновременно он выходил из сельской общины. Она переставала выполнять функцию местной власти. Теперь делами крестьян начинала ведать действительная власть, составленная из земельных комитетов, к которым обращался крестьянин. А когда крестьянин был изъят из общины, создавал отдельное хозяйство в виде отрубов и хуторов (на территории данной деревни или вне ее), комитеты передавали его под крылья опекунов — государственных органов. Барские, а затем общинные подданные становились подданными русской государственной власти.

В 1907 г. началась реализация декрета. Столь краткий промежуток времени между изданием декрета и «приступлением к работе» по его реализации объясняется тем, что на протяжении почти всего 1906 I. создавались разнообразные комитеты и комис-

318

сии по крестьянским делам. После издания декрета их можно было использовать. В 1906 г. начала действовать 171 уездная комиссия, в последующие годы их число увеличилось до 462. Уездные комиссии подчинялись губернским, а те, в свою очередь, Земельному комитету, составленному из представителей нескольких министерств во главе с министром земледелия. Расходы по оплате всей деятельности государственных геометров-землемеров брало на себя государство. В 1907 г. их было около 200, а пять лет спустя — 3000 землемеров и 2000 помощников с перспективой дальнейшего роста этого сословия, которое после революции еще более укрепилось.

Сколько же крестьян вышло из общины в результате реализации декрета? В исторических трудах обычно приводится цифра 2,5-2,8 млн. человек, хотя иногда это число преувеличивают: «Причины расхождения объясняются двояко. Во-первых, кроме главного декрета был издан дополнительный декрет в июне 1910 г., в результате которого землю получили 470 тыс. крестьян. Во-вторых, около 1,7 млн. хозяйств возникло нелегально, па основе административных решений местных властей, которые не имели правового основания. Однако 2,5 млн. крестьян — это немалая цифра, если учесть, что в подавляющем большинстве случаев для получения требовалось осуществить множество формальных процедур, административных действий, землемерных акций и т. п. Столыпинская реформа вызвала потрясение аграрных отношений»^{^[}3]. Государство не только управляло процессом образования индивидуальных крестьянских хозяйств, но и обеспечивало его финансовую сторону. Государственный крестьянский банк скупал у собственников землю, а затем продавал ее крестьянам в рассрочку. Например, за период 1906-1910 it. этот банк купил 3,5 мл. десятин земли, а крестьяне приобрели непосредственно у банка 1,8 млн. десятин.

В результате данных реформ процесс капитализации сельского хозяйства был ускорен. Число индивидуальных крестьянских хозяйств возросло на 20%, а положение бедняков стало еще хуже, так как они лишались помощи со стороны общины. Этот момент зафиксировал В. И. Ленин, который дополнил второе издание своего труда «Развитие капитализма в России» замечанием: «Само собой разумеется, что еще больший вред крестьянской бедноте принесет столыпинское (ноябрь 1906 г.) разрушение общины. Это

319

— русское «обогащайтесь»: черносотенцы — богатые крестьяне! Грабьте вовсю, только поддержите падающий абсолютизм!»^{^[}4].

В первой части приведенного замечания Ленин прав: любой процесс капитализации укрепляет богатых и ослабляет бедных. Но Ленин, как и большинство марксистов, не проводит различия между поверхностной и скрытой структурой власти. И потому не понимает зависимости, связанной со скрытой структурой власти: сильные становятся богаче, а слабые — беднее. Русское государство, осуществляя реформу, доказываю и увеличивало свою социальную силу. А Ленин считает, что государство — это царь и его окружение. На самом же деле «царский абсолютизм» уже в то время становился чисто формально-организационной ширмой для деятельности помещиков XX в. Потребовалось совсем немного времени, чтобы класс властителей-собственников отбросил эту ширму и показал свое действительное лицо.

С. П. Трапезников, один из историков-идеологов советского времени, в своем пухлом труде полагает, что главным мотивом столыпинских реформ была окончательная ликвидация сельской общины в России и создание сильного слоя богатого крестьянства, которое смогло бы стать опорой государственной власти в деревне. Капитализация сельского хозяйства определялась и проводилась сверху, позволяя государству применять принцип «разделяй и властвуй» непосредственно в деревне^{^[}5]. Такая оценка не совпадает с развиваемой мною теорией политического отчуждения, хотя и кажется аналогичной.

Прежде всего, русская деревня уже была разделена на землевладельцев и крестьян, и крестьяне уже вовсю пускали «красного петуха» помещикам. Если бы государство было заинтересовано в дальнейшем разделении деревни, оно должно было бы дождаться, пока крестьяне станут жечь более приличные халупы новых «союзников государства» — хуторян, кулаков и мироедов. Если бы столыпинская реформа имела своей целью внести гражданский мир в деревню, то она должна была бы проводиться совсем наоборот, а в ее результате должны были бы произойти рост среднего надела крестьян и ликвидация крайностей. Однако этого не произошло, крайности в деревне еще более усилились. Именно в этом заключался капиталистический путь развития в сельском хозяйстве.

320

Альтернатива при столыпинских реформах состояла в следующем: либо они должны были внести социальный мир в деревню, либо произвести капитализацию сельского хозяйства. Историки-марксисты фиксируют только вторую возможность.

Однако капитализация аграрного сектора была лишь экономической стороной процесса наряду со стороной политической. Если говорить о производительности сельского хозяйства, то вследствие столыпинских реформ она возросла. Если речь идет о развитии сельского хозяйства, то его пpoгpecc осуществился за счет подчинения капиталистическому укладу, государственному или частному. Политическая же сторона процесса заключалась в том, что впервые в истории русское государство обретало контроль над всеми своими гражданами. Теперь в этой функции его не заменяли ни более богатые граждане, ни общины. Наконец-то русское государство протянуло свои щупальца ко всем гражданам, распространяя свои злокачественные клетки по всей территории русской земли и в социальной практике. Община была до поры до времени каналом, через который к крестьянам поступай и распоряжения властей. И главная цель столыпинской реформы заключалась в перерезывании этого канала и замене его непосредственным подчинением государственному аппарату. Следовательно, с политической стороны русская власть не была выразителем интересов всего общества, а с экономической стороны она не выражала интересы собственников.

Для доказательства этого положении достаточно проанализировать несколько предложений из речи Столыпина в Думе, чтобы, как говорится, «сразу упало подозрение»: «правительство взяло на себя великую ответственность, осуществляя декрет от 9 ноября 1906 г. Правительство сделало ставку не на бедняков и алкоголиков, а на сильных. Многие озабочены тем фактом, что принцип индивидуальной собственности атакуют с левой и правой стороны. Но левые в данном случае выступают против принципов разумной и действительной свободы. Разве не ясно, что путы сельской общины и гнет семейной собственности представляют собой невыносимое рабство для 90-миллиоииого населения?»^{^[}6] Столыпин указывает две цели реформы: 1) обеспечить развитие экономически сильных; 2) освободить 90 млн населения от пут сельской общины. Любой марксист скажет, что первая цель есть идеологическое

321

выворачивание наизнанку исторического смысла реформы, т. е. функции, которую она объективно выполняла в общественной жизни России. Если бы даже Столыпин верил в эту цель, то в любом случае она не имела социального значения, хотя и может представлять интерес для биографов Столыпина и историков-фактографов. Социальный смысл реформы заключался в углублении имущественного неравенства крестьянства, ибо только таким способом осуществляются концентрация земли, рост производительности труда, повышение товарного характера сельского хозяйства и т. п. Однако в специфических условиях России аграрная подсистема постепенно приспосабливалась к капиталистической подсистеме, в которой уже господствовал класс властителей-собственников. Если же преобразовать вторую цель реформы, указанную Столыпиным, сразу возникает вопрос: почему сотни лет существующая община вдруг вызвала сопротивление со стороны премьер-министра государства, которое никогда не отличалось свободой? Откуда вдруг взялось у одного из главных царских чиновников желание освободить крестьян от «пут общины»? И если вырвать их из неволи, то что с ними делать дальше? Ответ ясен: приписать крестьянина к низшим чиновникам, а опосредованно — к губернским и столичным, чтобы он стал «гражданином государства». Надо было охватить государственным контролем 90 млн сельского населения. Расширение контроля не означало ухудшение правового положения крестьянина. В соответствии с цивилизаторским зудом русская власть в 1904 г. отменила телесные наказания, а в 1906 г. — паспорта для крестьян и т. д. Если государство расширяет сферу регуляции, это еще не значит, что оно становится более репрессивным. Бюрократия отнюдь не всегда бывает кровопийцей, и в этом случае она ею не была...

Правда, ни первая, ни вторая цель, поставленные Столыпиным, не были достигнуты. Только 20% крестьян были освобождены от общины, чтобы она наконец избавилась от «бедняков и алкоголиков». Столыпин назначил 20 лет на проведение реформы, из которой должна была возникнуть «великая Россия» в противовес «великим потрясениям». Однако процесс был прерван посередине, хотя недооценивать его нельзя. Стремление государства превратить крестьян в граждан было одним из первых доказательств силы нового социального класса, ведущего Россию в направлении тоталитаризма.

322

Естественно, в этом не заключался единственный смысл столыпинских реформ. Не менее важным было предотвращение революционного движения в русской деревне. Реформа Столыпина стремилась заменить передел помещичьей земли таким переделом, в котором предпочитались бы интересы наиболее богатой части крестьянства. Единственную трудность для предлагаемой здесь интерпретации аграрной реформы в России составляет тот факт, что государственные крестьяне (на основании указов 1866 г. и 1867 г.) были приравнены к помещичьим и отданы в распоряжение общины. Правда, не многие из государственных крестьян приватизировались: «В Сибири и в южных губерниях России эпоха реформ не принесла никаких изменений в аграрных отношениях государственных крестьян. Они по-прежнему занимали государственную землю и платили налога в государственную казну»^{^[}7]. Возможно, такое отклонение объясняется тем, что на этих землях жило в основном казачество, превращенное в военную силу Российской империи, а также организационно-техническими соображениями царской власти, в частности необходимостью введения единого правового статуса для всего класса крестьян. И все же независимо от указанного отклонения либеральная оценка советской коллективизации как возврата к достолыпинским временам является ложной. Наоборот, коллективизация продолжила и углубила столыпинскую реформу, по крайней мере ее политическую составную часть.

§ 4. Этатистская эрозия российского общества

Миллер заканчивает свою книгу «Экономическое развитие России: 1905-1914» выводами, которые в сокращенном виде выглядят так: «Фундаментальное свойство торговли заключается в удовлетворении человеческих потребностей. Однако этот фундаментальный факт не был основанием внешней торговли России. Она управлялась и контролировалась правительством, главная потребность которого заключалась в создании выгодного для себя «торгового баланса». В жертву этой цели были принесены интересы внутреннего рынка. «Выгодный баланс» России обеспечивался за счет населения, которое было вынуждено ограничить свое потребление даже в сфере продуктов первой необходимости. Исследование финансовой системы России показывает, насколь-

323

ко далеко простирался и был абсолютным контроль государства. Государство было главным банкиром, а кроме того, оно руководило общей финансовой политикой страны и оказывало значительное влияние на те банковские учреждения, которые не находились под его непосредственным контролем. Установление золота как стандарта валюты было сознательно введено правительством, признавшим, что нестабильная валюта имеет вредные последствия для внешней торговли. По оценке многих российских и зарубежных экономистов, золотая реформа была сомнительной, поскольку польза, связанная с золотом как стандартом валюты, не уравновешивала цены, навязанные стране необходимостью привлекать золото из-за рубежа. Правительственная политика «европеизации» повлекла за собой большие займы в европейских государствах. Она оказалась связанной с дополнительным угнетением народа, а также повлекла за собой широкий иностранный контроль промышленности, который поражал растущее национальное чувство населения. Существующая налоговая система тоже подвергалась критике, но трудно было осуществить ее изменения и одновременно гарантировать поступление налогов, достаточных для потребностей государства. Железнодорожный транспорт России, видимо, является такой сферой экономической деятельности, которая наиболее ясно иллюстрирует доминирующее влияние государства как «организующего и творческого» фактора. Промышленность в своих началах была делом государства и на протяжении всего своею развития постоянно находилась под непосредственным попечительством правительства. Развитие промышленности было существенным элементом государственной политики, направленной на то, чтобы сделать Россию самодостаточной и вывести ее на уровень экономики других европейских государств»^{^[}1].

Таковы завершающие положения книги, предметом которой является не экономическая роль российского государства в 1905-1914 гг., а просто статистическая обработка данных о российской экономике этого периода. Резюме звучит следующим образом: «Анализ экономическою развития России в период 1905-1914 гг. не оставляет никаких сомнений относительно центрального факта доминирующей активности государства в любой сфере экономической жизни, причем не только в качестве администратора, но и действительного действующего субъекта»^{^[}2].

324

Эти выводы в совокупности с проведенным мною анализом властно-собственнического синдрома российского государства и общества позволяют внести коррективы и в теорию отчуждения.

Маркс приписывал борьбе экономических классов роль одного из основополагающих движущих механизмов истории. Однако этот механизм действует в таких пространственно-временных границах, где и когда не существует суперклассовая борьба или тенденция к усилению классового деления. Такое усиление возможно за счет господства нал производительными силами (экономика), силами принуждения (государство) и духовными силами (идеология) общества одновременно. Вплоть до апогея феодализма отмеченная тенденция является побочной, а интерес государства действительно уступает интересам крупных земельных собственников. Затем происходит раздвоение общества на две субсистемы — промышленную и аграрную, и начинается процесс капиталистической! воспроизводства. Это приводит к тому, что государство при капитализме становится относительно самостоятельной социальной силой, которая может даже смягчить борьбу экономических классов (пролетариата с буржуазией). По мере автономизации государства источником исторического развития становится не диалог и не решение проблем производства, целей, человеческих отношений, прав человека, как полагают А. С. Ахиезер и другие отечественные и закордонные певцы «капитализма с человеческим лицом»^{^[}3], а суп ер классовая борьба между государством и буржуазией. По мере укрепления капиталистического государства происходит этатистская эрозия экономики, политическим следствием которой может быть тоталитаризм в его фашистской и социалистической модификациях.

В России становление свячен между властью и собственностью относится к периоду «татаро-монгольского ига». Связь власти и собственности вызвала множество нарушений в механизме классовой борьбы в России. Начиная с половины XVII н. в России происходят крестьянские и городские войны и восстания против государства, соединяющего власть с собствен!тостью. Но главным следствием указанных форм фажданского сопротивления было укрепление аппарата насилия мощного государства-собственника. Оно смогло подавить даже волю к сопротивлению в русском народе почти на сто лег. Возрастание классовой борьбы в середине

325

XIX в. было вызвано изменением политики государства-собственника в отношении граждан-собственников, а также обещаниями государства по отношению к крестьянству.

О. Ю. Витте, один из главных инициаторов и реализаторов политики индустриализации России и ее «государственный муж» рубежа XIX-XX вв., как-то заметил, что по понятиям русского народа занятие всем, что связано с благосостоянием и потребностями народа, остается в компетенции правительственной власти. Нельзя отрицать справедливость этого факта с точки зрения социальной психологии. Однако подобные взгляды (высказываемые и сегодня представителями различных направлений политической мысли России) являются ничем иным, как государственной идеологией, высказанной устами царского сановника. Целые столетия русское государство занималось угнетением и подавлением подданных в такой мере, которая была неизвестна европейской цивилизации. В результате оно лишило русский народ возможности самостоятельно организовать свою жизнь. Одновременно государство сформировало рабскую верноподданническую ментальность, поскольку только она была функциональной для элементарного выживания наших соотечественников. Нетрудно понять, что затем «государственные мужи» начали ссылаться на сформированную ими же ментальность для легитимации самих себя!

В середине XIX в. начался новый этап суперклассового соперничества, в котором государство-собственник окончательно расправилось с дворянами-помещиками и одновременно начало пожирать капиталистическое хозяйство. Опричнины на сей раз не было, по объекты ее деятельности опять начали складываться в России XX в. Государство начинает использовать методы и приемы, создаваемые современной экономикой. Механизмы конкуренции в России сами вели к замене принципа зарабатывания на основе чужих действий принципом господства над чужими действиями. Возрастание сложности производства и обмена, в свою очередь, привело к такой централизации экономической жизни, которая не была известна ни одной из предшествующих формаций. Властно-собственнические хозяйства России начинают использовать чисто экономическую необходимость вмешательства государства в хозяйственную жизнь для того, чтобы поставить в зависимость от себя тех соотечественников, которые стремятся действовать и хозяйствовать на основе экономических принципов. В мо-

326

мент появления русского капитализма, экономическая сила государства-собственника была огромной. Она образовала исторический и политико-экономический гандикап, с помощью которого государственный феодализм ускоренно преобразуется в государственный капитализм, минуя стадию капитализма «свободной конкуренции». Этой стадии в России никогда не было. Нет ее и до сих пор.

Какое же значение могла иметь борьба русского рабочего класса с русской буржуазией в условиях проскакивания российского общества и государства через органическую стадию социального развития? Россия на рубеже ХТХ-ХХ вв. становилась театром суперклассовой борьбы и усиления классовой дифференциации с помощью государства-собственника. Будущее России все в большей степени начинало зависеть от того, что происходило в отношениях между государством и буржуазией, а не от того, сколько царских сановников убили народники-террористы. Хорошо известно, что убийство Александра II ничего не изменило. Надежды народников сразу оказались иллюзией. Хотя царь был лишен жизни, в России не произошло никаких потрясений. Спустя весьма непродолжительное время наступила эпоха еще более ожесточенной реакции.

Еще менее будущее России зависело от того, сколько стачек провели меньшевики и сколько заседаний на тему партийной дисциплины состоялось в большевистской фракции РСДРП. Борьба русского рабочего класса в этот период еще не имела широкого социального значения, хотя различные течения русской революционной мысли и практики стремились ее вдохновить. Положение русских рабочих было, конечно, более ужасным с бытовой и гражданской точек зрения, чем положение рабочих Англии и других стран Европы, описанное в сочинениях Маркса и Энгельса. Первые попытки протеста российских рабочих были нижайшими и несмелыми просьбами, апеллирующими к жалости двойных эксплуататоров. Несмотря на это, властно-собственнические хозяева России отвечали на «челобитные» трудового народа кнутом и ссылкой в Сибирь. Местные бунты приводили только к вызову войск, которые стреляли в демонстрантов. Лишь большая стачка на фабрике Морозова в 1885 г., которая гоже закончилась вызовом армии и арестами, привела к началу работы в сфере фабричного

327

законодательства. Так что восстание может иметь положительные результаты для восставших, их братьев по крови, вере и классу.

Очередная фаза социального сопротивления произошла в 1903— 1907 гг., кульминацией которого стала революция 1905 г. Правда, в этой борьбе доминировали экономические мотивы: из 13 тыс. выступлений рабочих в 1905 г. около 60% приходилось на стачки с экономическими требованиями. Лишь в 1907 г. число выступле-. ний по политическим мотивам начинает превышать количество экономических стачек. Революция 1905 г. была потоплена в крови. Столыпин ввел военно-полевые суды, которые осенью 1906 г. и весной 1907 г. вынесли 1700 смертных приговоров. Тем не менее революция принесла полезные изменения: рабочие получили право создавать профсоюзы, а доходы крестьян возросли. Всероссийское общество тоже воспользовалось плодами революции — был созван первый российский парламент, увеличилась свобода печати: «Благодаря подавленной революции Россия неожиданно прeобразовалась из страны, в которой критика решительна пресекалась, в страну, в которой критика расцветала»^{^[}4]. К этому можно добавить, что не только свершившаяся революция имеет смысл, но и подавленная революция содержит немало смысла как важнейший урок гражданского сопротивления.

Таким образом, на рубеже XIX-XX вв. Россия начала обгонять страны Запада благодаря своему историческому и политическому наследству. Первая догма ленинизма (по сравнению со странами Запада Россия была отсталой страной, главной социальной силой которой было крестьянство, а капитализм только развивался; господствующим классом России были помещики-дворяне, их интересы выражало царское государство), повторяемая социал-демократической и буржуазной мыслью, является ложной. Если бы в России велась только классовая борьба и не существовало класса властителей-собственников, то в стране не смог бы возникнуть реальный социализм и Россия просто повторила бы путь развития других европейских стран.

ЧАСТЬ 3. ПАРАДИГМА РЕВОЛЮЦИОННОЙ ВЛАСТИ

В предыдущих работах я уже рассматривал некоторые аспекты отчуждения революции^⁴. К контексте настоящего исследования можно отметить, что Россия входила в первую мировую войну как страна развитого государственного капитализма. Класс властителей собственников становился всё более сильным и самостоятельным. Политическое наследство России стимулировало ряд процессов: естественное развитие экономики способствовало преобразованию феодальных властителей собственников в капиталистических; постоянно увеличивался бюрократический аппарат, вмешивающийся в экономические процессы и углубляющий уже существующие связи между властью и собственностью; росла численность буржуазии, связанной с данным аппаратом и укрепляющей данные связи. Эти прцессы существенно повлияли на Февральскую и Октябрскую революции 1917 г.

Blog

В. П. Макаренко Русская власть (теоретико-социологические проблемы) Ростов-на-Дону Издательство скнц вш 1998 ббк 667 м 15 Исследование

Содержание