Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 49

совершить паломничество в Парват. <А съезждаются

все нагы, только на гузне плат; а жонкы все нагы,

толко на гузне фота... да на шиях жемчюг, много яхон-

тов, да на руках обручи да перстьни златы> (с. 19),

Вот дивно: голы, а в драгоценных каменьях; бедные

индусы и ныне нищенствуют, а украшения носят. Что

бы это значило: груди и <сором> не считают нужным

прикрывать, а шею, руки покрывают камнем, золотом?

Это все - красота, блестит, огнится, огонь притягивает

и изрыгает; и это в индийском Космосе огне-воды (а

жемчуг, бусинка, бисер, изумруд - то все <огне-вода>:

металл плавится от огня в каплю) есть не роскошь, а

необходимость - сии амулеты-огнеотводы на себя на-

вешивать - так же, как в русском Космосе холодного

<белого света> и <матери-сырой земли>, средь <роди-

мых сторонок>, человек одеждой имитирует пласты,

слои, стороны пространства: перед, зад, верх, низ -

щиты-плоскости на себе развешивает от ветров, до-

ждей, снегов: кафтан, юбка, сарафан, передник; дра-

гоценности же, подвески - излишества. Тут то же

соотношение, что и в пище: пряности в Индии - хлеб

насущный, необходимость, тогда как на Руси они -

приправа, факультативны.

Россия - ровень-гладень, где ветер гуляет и По-

кров плоский наметнут. А в распирающем жизненной

капельностью и животной формностью Космосе Индии

плоскость словно не имеет права на существование:

она или пузырится выпуклостями, или источается. Так,

в храмах Индии нет плоских стен (которые как раз

производят могуче-монументальное впечатление, лапи-

дарные, в церквах Северной Руси - Покрова на Нер-

ли, например), а все изрезаны, источены муравьиной

резьбой по камню, в чем индусы действовали как бы

по природно-насекомому инстинкту, который червям не

велит допустить существование ровной поверхности

где бы то ни было, а велит источить ее, сделать во-

гнуто-бугристой.

Соответственны типу пространства и животные. Ни-

китин, торговец конями, недовольно замечает: <Во Ин-

дейской же земли кони ся у них не родят, в их земли

родятся волы да буйволы, на тех же ездять и товар

иное возять, все делають> (с. 14). Ну да: конь - вихрь-

ветер. Он - равнина, поверхность, даль, путь и ско-

рость, быстрота, выигрыш времени - т.е. идеи, чуждые

индийскому мировоззрению. Зато здесь органичны мед-

лительные волы и коровы - объемы и формы, в ко-

торых земля пучится вверх и в бока, что и присуще

космосу Индии.

Вывод Никитина: <А на Руськую землю товара нет>

(с. 16)- взаимонепересекаемы космосы, и неперехо-

димы, и непереводимы. А Монтескье это объяснит;

<При чрезмерной разнице в климате потребность в об-

мене продуктами совсем уничтожается> (О духе зако-

нов, кн. 21, гл. IV).

Русский - житель степи и леса - плоскости и

растительных вертикалей. Крестьянство (христианство)

растительной символикой думает. В Индии же преоб-

ладает животная символика. Люди там бреются: <У бут-

ханы бреются старыя жонкы и девки, а бреють на

собе все волосы и бороды, и головы> (с. 18). Бреясь,

человек снимает растительность свою и подчеркивает

свою животность: отрекается от веры растительного

царства (к которому он причастен стволом своей вер-

тикали) и поступает на поклон к Жизни (= Животу,

по-славянски), упражняя изгиб, хищно-кошачью гиб-

кость, изворотливость и угодливость. Ясно, что бритый -

лучший царедворец и слуга <чего изволите?>, чем бо-

родатый-растительный, который прям и кряжист, как

дуб. Потому столь катастрофально было то заголение,

что проделал с русскими людьми Петр Первый, одев

их в чулки с подвязками, камзолы и обрив. Проделав

такое, ясно, что цивилизацию и города тут же городить

потребно стало: такого ж на мороз не пустишь, а надо

ему Питербурх построить и в приемную на ожидание

милостей посадить: а на ветру и морозе в лесу да степи

такому делать нечего. Там как раз волоса нужны, чтоб

мороз да ветер запутать, обвести вокруг носа да паль-

ца. Так что Петр, заголив и обрив нацию, сжег попят-

ные корабли и обрек ее на <только вперед!> - в ци-

вилизацию как теплый дом-город каменный (Петр -

камень, по-гречески); и с Петра каменные дома в Рос-

сии стали строить, отрекаясь от дерева и леса,

Так что бороду воистину <предорогая и презолотая> -

ценность во Космосе лесов да морозов. И напротив,

верные служаки бюрократо-государевы - по фамилии:

Безбородов, Безбородько (Пугачева Безбородов брал,

а с ним Белобородов-старообрядец, верно, был). Пото-

му в клетках государственного аппарата способнее бри-

тым и лысым по ступеням гибко вверх прыгать. И ре-

волюцию делали волосатые, а управляют и плоды едят

- бритые.

Итак, в России человек ощущает более интимное

сродство, родню по Космосу видит в растении: лесе,

дереве, траве - и с этим сравнения в русской лите-

ратуре о жизни и смерти человека: <И дни мои, как

злак сечет> (Державин), <Мгновенной жатвой поко-

ленья> (Пушкин), <Человек живет, что трава растет>

(Горький, <На дне>). Здесь без зазрения совести едят

мясо животных, ибо они - более дальняя родня, и

существование здесь протекает не как жизнь (живот),

но как растение, прозябание. В Индии же, где человек

видит ближайшую родню в животных, - употребляют

травы (чему Никитин дивится) и народ - вегетарианец.

Я долго домогался выяснить: ну а аскет, отшельник,

санньясин, который уже близок к озарению, - ему

нельзя даже воды неосторожно испить, ибо червячка

проглотить может, нельзя шевельнуться, ибо паучка

раздавить может, - так уж он-то не чувствует ли от-

ветственности перед деревом, травой, цветком - как

тоже ведь жизнью? Нет: индийский круговорот суще-

ствования и путь кармы не распространяется на рас-

тения, и нет запрета их поедать, и в лозу иль розу

никто в ином рождении не воплощается, тогда как в

змею, птицу, муху - пожалуйста. Жизнь здесь не есть

растение, тогда как русский мыслитель это соединит

и напишет <Жизнь Растения> (Тимирязев). В России и

в Европе множество преданий, как по смерти влюб-

ленных из их могилы растут два деревца и сплетаются

ветвями. А в Индии как - есть ли, часто ли такое?

Потому и боги здесь не растительны - по облику

и идее, как Христос = зерно, умирающий и воскреса-

ющий бог земледелия-крестьянства: и весь он - ветвь

и ствол заросший, и притчи его растительно-земледель-

ческие: о зерне, виноградаре, таланте: и распят на дре-

ве, и увековечен как схема дерева: крест - ствол и

руки - ветви. А если в Индии и родился Будда, кто

получил озарение под мировым древом Бодхи, так не

укоренился здесь, а оттеснен в иные космоса: Тибет,

Китай, Япония - менее животные. В Индии ж его

вытеснили животные боги индуизма, зооморфные по

своим обликам и ипостасям: <Другое человек, а нос

слонов; третье человек, а виденье обезьанино; в чет-

вертые человек, а образом лютаго зверя, являлся им

все с хвостом> (с. 18),

III. ФРАНЦУЗСКИЙ ОБРАЗ ИНДИИ

Его элементы находим в трактате Монтескье <О ду-

хе законов>. Хотя он получал сведения об Индии из

вторых-третьих рук, да ведь и сам географ Страбон -

так же. А то, что нам важно: чему и как удивляются

одни народы в других, - так даже в более прочищен-

ном виде выступает: освобожденным от эмпирии част-

ных восприятий (как вон у Никитина - что попалось

на глаза, фиксирует; а не попалось - может, более

важное..,).

Так вот, Монтескье в <О духе законов>, труде не-

спешном (плод двадцати лет чтения и размышления),

сравнивая обычаи и установления разных народов, мно-

го раз обращается к Индии. Французу из Бытия что

видно? Где размещается его наблюдательный пункт?

Франция - это прежде всего общественная жизнь,

социальное рондо и в нем вращение людей, как час-

тиц в Декартовых вихрях. Культ быстрого и новень-

кого: новости, новеллы, моды, <свет>, политика, пе-

ремены, история, эволюция, революция, погоня за сча-

стьем, любовь-тщеславие. Раг-aitre пуще etre: <казаться>

- важнее, чем <быть>. В то же время ум-остроумие,

блеск на людях, при дамах - <шерше ля фамм> и <се

ля ви>".

Я дал набор плоских общих мест, но для начала

и они сработают: помогают понять, что Индия для

Франции не просто противоположное, но запредель-

ное нечто: асоциальность ее, <общительность> людей

не с себе подобными, но с Бытием, недвижность ук-

лада, отсутствие <я>, ненастаивание на нем, нет бит-

вы за жизнь и погони за счастьем, но независтливое

приятие своей дхармы-участи - все это трудно по-

нятно Жюльену Сорелю, для коего вся ценность -

признание обществом: что-то значить в Социуме и в

глазах женщины.

И у Монтескье - слегка высокомерная и ирониче-

ская подача Индии ее законов - в его трактате. Ну

да: понятных ему ценностей он там не находит, а соб-

ственные ценности Индии: метафизика, самоудовлетво-

ренность, духовное растворение, несжигаемость огнем

социальности и истории - ему невдомек. В законы

Духа (Вед и шастр) он не вникает, а общественных

договоров не находит: законодательство в Индии не

юридично, а религиозно.

Какая-то несовместимость тканей - меж Фран-

цией и Индией. Зато роден Китай - с его конфуци-

анским восценением общественного человека, регули-

ровкой его поведения, с развитым законодательством

и исторической наукой. Здесь Общество - посред-

ник отношений человека с Небом (<Император> =

<сын Неба>), как и во Франции (<король-солнце>);

даже руссоизм (аналог даосизму китайскому), культ

<естественного человека> - это вполне социальная

утопия и плод развитости городской жизни. Очень

почтительно Монтескье о китайских обычаях пишет и

их продумывает.

<Избирательное сродство> существует между Ин-

дией и Германией: духовное заглубление, философские

ценности, индогерманское языкознание и культуроло-

гия... Но об этом - позже.

В Книге Четырнадцатой Монтескье рассуждает <О

законах в их отношении к свойствам климата> - как

природной СРЕДЫ (важная категория французского

Логоса - milieu) общественного устройства. Меж ни-

ми - прямое перетекание, влияние, lien, liaison - свя-

зи разного рода (в том числе и <опасные>...), но не

стена и пропасть, как для германца, кому тут проблема

трансцензуса и гносеологии предстоит. Природное чи-

тается французом Монтескье как прямо духовное

(<климат республиканский>), а общественное проница-

ется как функция естества. Но идеологичность природы

и материальность идеи взяты в особом повороте: при-

рода - как климат, духовное - как политика (в соц-

иуме) и характер (в человеке-гражданине). <Если спра-

ведливо, что характер ума и страсти сердца чрезвычай-

но различны в различных климатах (то есть строй при-

роды сказывается в психическом складе индивида, Кос-

мос - в Психее. - Г.Г.), то законы должны соответ-

ствовать и различию этих страстей, и различию этих

характеров> (кн. XIV, гл. 1). Эта общая идея - обратна

индийской шкале ценностей. Там психика как раз рас-

сматривается как зона случайности, майи и авидьи, как

поток дхамм; с нею не считаются, и религиозные за-

коны помогают ей растаять, чтобы атман (джива) ин-

дивидуального существа без помех ощущений слился

с Брахманом Целого. Здесь же индивидуальная душа

и приятность ее жизнечувствия берется как первопо-

стулат (то же и Декартово <я> в cogito egro sum), и

законы и мир призваны сообразоваться с ней, ее са-

мочувствием. А оно - чувствительность тела в мире,

кожи, сенсуализм, импрессионизм, в симметрии и ба-

лансе с чем - рационализм, как взгляд на индивида

из социального целого.

Далее Монтескье выясняет типы чувствительности:

она - входной и выходной каналы, шлюз между пси-

хикой и природой. <Холодный воздух производит сжа-

тие окончаний внешних волокон нашего тела, отчего

напряжение их увеличивается и усиливается приток

крови от конечностей к сердцу... Наоборот, теплый воз-

дух ослабляет... Поэтому в холодных климатах люди

крепче, ...Чтобы пробудить в московите чувствитель-

ность, надо с него содрать кожу> (XIV, 2). В этой

связи он обдумывает <Противоречия в характере не-

которых южных народов>; <Индийцы от природы ли-

шены мужества (страна господства женского начала -

теплой влаги. - Г.Г.). Даже европейцы, рожденные в

Индии, утрачивают мужество, свойственное европей-

скому климату> (XIV, 3). Монтескье полагает: чем бо-

лее к северу, тем уменьшается (из-за погрубления во-

локон кожи) страх боли и тяга к чувственным наслаж-

дениям, а отсюда - зависимость от женщины (свой

сюжет тут француз разыгрывает: cherchez la femme, у

кого что болит...), и нарастает мужество. Потому он

советует правителям располагать столицы на севере

своих стран: <Тот, кто поместит ее на юге, рискует

утратить север; а тот, кто поместит ее на севере, легко

сохранит за собою и юг> (XVII, 8). И действительно,

так получилось, что столицы многих стран умеренного

климата - на севере своих территорий: Москва -

Петербург, Берлин, Париж, Рим, Мадрид, Варшава, Ка-

ир, Тегеран, Дели, Пекин...

Но что может значить призма КЛИМАТА, избран-

ная французом как основная из многих возможных от

природы точек зрения на жизнь людей и законы об-

щества? Важнейшим аспектом здесь выходит ЖАР

(тепло) - ХОЛОД как шкала классификации. Не свет

(как на Руси) и ма-тьма, не цвет (как <варны> - краски

- в Индии), не форма земли (горы, равнины, острова

среди воды - как атомы, что у эллинов), не <внутрен-

нее> (<Я>, Haus), и внешнее (<Не-Я>, Raum), и Труд

как разрешитель противоречия, как у немцев. Климат

- это прежде всего надземность: воз-дух, влага, тепло

- холод, полнота пространства (<страх пустоты> - в

космогонии Декарта важнейший импульс).

Стихия огня берется в комплекте климата безглазо:

не как свет, но как жар. В самом деле, чтобы полно-

стью ощутить климат, все, что в него входит (воздух,

вода, огонь-жар), глаз не нужно, зато нужна кожа,

ОСЯЗАНИЕ - первочувство во Франции, и его про-

изводные: Вкус (это и эстетическая категория) и Запах

(parfums exotiques Бодлера) - т.е. те чувства и органы,

которые накожны: пупырышки и волосочки. А Декарт

даже Свет истолковал осязательно: луч - как палка

от Солнца до глаза.

Стихия земли тут в отпаде ценностном, что и в

живописи их. Если у эллинов - скульптура и архи-

тектура, т.е. рельеф, фигура, форма - принцип зем-

ли среди воды, дух пластического Средиземноморья;

если у немцев - рисунок, графика, офорт (Дюрер),

жесткая грань изделия трудового в помещении мас-

терской, то французы работают цветовыми пятнами

(<ташизм> - аква-рель = <водо-пись>) и ввели <плен-

эр> - письмо на открытом воздухе. Формы расплыв-

чато поданы или змеятся переходами: как в волнах-

штрихах Ван Гога. Везде отменена самость земли как

формы - и она дается как функция Надземья и че-

рез эту призму существует. Но также и Природа бе-

рется через призму Общества во французском миро-

понимании: Космос - вихрь, наподобие социального

рондо, круга и <двора>. Если в германстве Город -

это стены и Дом (где <Я>), то во Франции город -

это площадь, и тут и социальная жизнь, и карнавалы,

и казни (в Германии главная площадь - для рынка:

Марктплац).

Даже Логос, Слово, которое везде ассоциируется с

прозрачным воз-духом, белым светом истины, - фран-

цузская литература жует на вкус: здесь культура уст-

ного, произнесенного в салоне при дамах слова (mot,

остроумное - как откус мысли на раз, легко усваи-

ваемый), декламация, блеск стиля... (и блеск = расплыв-

чатость луча-света, а не <точность>-пунктуальность, как

в германстве).

И вообще понятие <климата>, которое мы сейчас

имеем: как тепла иль холода, влаги иль суши, пове-

денье атмосферы в связи с ветрами и солнцем, -

есть французская трактовка этого понятия, которое

было введено эллинами прежде всего в геометриче-

ском плане: klima - это УГОЛ склонения солнца в

данной местности, т.е. имелись в виду отношения

формы земли и ясного солнца-света... Французы же

акцент сделали на стихиях-посредниках: воздух и во-

да, вторичных, по Платону, передатчиках. Они же

стали здесь - демиургами, так что, по Декарту: пер-

воматерия - это жидкость и свет - жидкость.

И вот, с точки зрения Климата, подходя к Индии, -

противоречие, над которым задумывается Монте-

скье в индийцах: <Но как совместить с этим (мягко-

стью. - Г.Г.) их жестокость (откуда взял? - Г.Г.),

их обычаи и варварские наказания? Мужчины там

подвергают себя невероятным мукам, а женщины са-

ми себя сжигают: вот сколько силы при такой слабо-

сти>. Констатация сформулирована классически по

французской логике баланса и по фигуре симметрии;

и по ней же выстраивается предлагаемое объясне-

ние: <Природа, которая дала этим людям слабость,

делающую их робкими, наделила их вместе с тем

столь живым воображением, что все поражает их

сверх меры. Та же самая чувствительность органов,

которая заставляет их бояться смерти, заставляет их

страшиться много более смерти... И та же самая чув-

ствительность, которая заставляет их избегать опас-

ностей, ддет им силу презирать эти опасности> (XIV, 3),

Та же самая причина, что уводит - и возвращает,

как центробежная и центростремительная силы во

вращательном движении социального <рондо> или Де-

картова <вихря>. Автоматическое реле (обратная

связь, француз Винер и кибернетика) - парадигма

французского Логоса: пружина, весы, равновесие,

equilibre (<равно-свободие>)...

Итак, сюжет Индии Монтескье усматривает в со-

отношении между чувствительностью (сенсуализм и

сексуальность, от кожи танцует: щекотка - наслаж-

дение и боль разнятся лишь силой нажатия, по Де-

карту) и воображением (а оно уже активное мужское

начало: изнутри человека огонь-факел духа: минуя на-

тельность, связь - re-ligio и liaison с Бытием; атман-

Брахман).

Воображение избавляет от самочувствия. Так йог в

сильной медитации вообще исходит из <себя> и летает

и весь в Едином. И чем сильнее в человеке представ-

ление Высшей Реальности, тем нечувствительнее его

нервы к коже, отвязаны, отрезаны как бы от атомов

тела, исчезла психика и нервная система, сия ветвистая

привязка к множественности раздражений и дурной

бесконечности элементов Бытия. И так человек <выхо-

дит из потока> - формула <мокши> и буддийского

освобождения.

Однако в логике французского миропредставления

воображение именно питает самочувствие. Знаменитая

Декартова выкладка: <Мыслю - следовательно, суще-

Blog

Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос

Содержание