Г. Г. Исаев (гл редактор), Е. Е. Завьялова, Т. Ю. Громова

Вид материала

Содержание

Мир дворянской усадьбы в поэзии львовского кружка
Журналистская картина мира

Подобный материал:

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 25

МИР ДВОРЯНСКОЙ УСАДЬБЫ В ПОЭЗИИ ЛЬВОВСКОГО КРУЖКА

Т.Ю. Громова

Мир сельской усадьбы был воспет классиками русской литературы XIX в.: Н.В. Гоголем, И.С. Тургеневым, А.П. Чеховым. Но рождение усадебной культуры, появление «дворянских гнезд» относится ко второй половине XVIII в. В 1762 г. император Пётр III издал указ об освобождении дворян от обязательной государственной службы. Дворяне могли выбирать: служить или же удалиться в деревню, заниматься хозяйством. «Усадьба становилась для помещика надежным прибежищем в случае разорения, опалы, семейной драмы, эпидемии. В своей усадьбе дворянин отдыхал душой и телом, ибо жизнь здесь, лишенная многих городских условностей, была проще и спокойнее. Свободный от государственной службы, он больше времени проводил с семьёй, близкими, а при желании мог уединиться, что в многолюдном городе всегда затруднительно»^¹.

Как выглядела и что представляла собой дворянская усадьба в XVIII – первой половине XIX в.? Это зависело, прежде всего, от того, для чего она предназначалась. Большинство усадеб использовались для постоянного жилья, некоторые служили для отдыха и увеселения. В нашей статье речь идет об усадьбах как месте постоянного жилья.

Как правило, усадьбу строили в живописном месте, часто на берегу реки или пруда. Вокруг простирались поля, луга, леса, деревни.

Центром любой усадьбы служил барский дом, обычно деревянный, но отделанный под камень. Он был виден с дороги, задолго до подъезда к имению. Дома провинциальных помещиков ставили крепостные архитекторы и безымянные артели плотников, хорошо усвоившие одну из главных особенностей древнерусской архитектуры – умение поставить строение так, чтоб оно гармонично вписалось в пейзаж. Дом ставился обычно не на ровном месте, но и не на вершине холма, открытой ветрам. Как правило, дом строили на склоне, так, что с одной стороны он казался стоящим на ровном месте, а с другой открывался вид на скат холма, спуск к реке или озеру, на далекие горизонты. Длинная тенистая аллея, обрамленная высокими деревьями вела к воротам – въезду на территорию усадьбы. Эта своеобразная граница отделяла особый, неповторимый замкнутый мир дворянской усадьбы от внешнего суетного мира.

Иногда дом состоятельного помещика походил на дворец, украшенный снаружи колоннами, пилястрами, скульптурой, декоративной лепниной. Вход лежал через нарядный портик, на фронтоне которого часто красовался дворянский герб или вензель владельца усадьбы. Иногда здание венчала круглая беседка-бельведер, с которой открывался чудесный вид на окрестности. Балкон – также характерная примета помещичьего дома.

Обязательной принадлежностью дворянской усадьбы был парк. В ту пору его чаще называли садом. В усадебных парках чаще всего высаживали липы, березы и ели, реже клен, дуб, сосну. Многие помещики всерьез увлекались садоводством и разводили в своих имениях редкие теплолюбивые растения. Нередко принадлежностью усадьбы была оранжерея.

В 70-е гг. XVIII в. в России французские регулярные парки были вытеснены английскими пейзажными. Они строились на совершенно ином, чем во французском парке понимании природы. Первозданность, девственность природы – вот что было признано эстетической ценностью. Искусство должно было лишь следовать природе, подражало ей. В пейзажных парках видимое вмешательство человека в природу сводилось к минимуму. Новые усадебные парки стали теперь формироваться таким образом: перед домом, как дань старой моде, устраивали регулярный партер; за ним – пруд или река; далее взору открывалась естественная природа: поля, леса, луга. Многочисленные пруды, бассейны, речки, ручьи, каналы, водопады, фонтаны «наводняли» усадьбу. В водоемах купались, катались на лодках, на искусственных островах устраивали пикники.

Богатый, многообразный мир садов и парков не был ограничен архитектурой, скульптурой, зеленью и водой. Здесь обитали многочисленные птицы и звери. Для них отводили специальные вольеры. Пение соловья; лебедь, плывущий по водной глади; олень, мелькнувший вдалеке между деревьями – все это создавало идиллическое настроение единения с природой. Дворянская усадьба являла собою образ Аркадии – созданного фантазией античных поэтов места беззаботной и счастливой жизни, полной празднеств и развлечений.

Идиллический мир сельской усадьбы стал постоянным топосом в изображении поэтов львовского кружка, названного так по имени его организатора и главы – Николая Александровича Львова (1751–1803). Н.А. Львов – поэт, драматург, фольклорист, переводчик, историк, архитектор. Блестящий ум и образованность, широта интересов и склонность к изящным искусствам сплотили вокруг Львова литераторов и музыкантов, для которых он был «гением вкуса» и безусловным авторитетом в вопросах творчества. По словам одного из современников, этот литературно-музыкальный кружок сплотил людей, у которых были «согласные склонности» и «одинакие упражнения». В нем «совершались первые опыты в Стихотворстве, в Музыке и проч.»^². Подробных данных о членах кружка не сохранилось, однако достоверно известно, что содружество родилось из почти семейного союза и его ядро составляли Г.Р. Державин, В.В. Капнист и сам Н.А. Львов (женатые на трех сестрах Дьяковых). В доме Львова бывали поэты М.Н. Муравьев и И.И. Хемницер, художники В.Л. Боровиковский и Д.Г. Левицкий, композитор Е.И. Фомин и другие представители художественной элиты Петербурга.

Литераторы-члены кружка прекрасно знали европейскую литературу, быстро улавливали новые веяния в ее развитии. Уже в начале 1780-х гг., полностью не порывая с классицизмом, основное внимание поэты уделяют сентиментальному и предромантическому искусству. Пытаясь преодолеть жанровое поэтическое мышление, Державин, Львов, Капнист ищут новые индивидуально-стилистические решения, отстаивают право поэта на эксперимент, на свободу самовыражения творческой личности. Члены кружка разрабатывают анакреонтические и горацианские мотивы, но специфическим чертам античной жизни русские поэты придают национальную окраску.

Горацианская в своей основе тема-противопоставление безыскусственной деревенской жизни пышной роскоши столицы разрабатывается Г.Р. Державиным в знаменитом стихотворении-послании «Евгению. Жизнь Званская» (1807). Державин описывает один обычный день своей жизни в имении Званка, где он проводил каждое лето. В этом стихотворении Державин поэтически воспроизводил «вечер» собственной жизни. «Похвала» сельской жизни – тема традиционная для русской поэзии второй половины XVIII в. – соединилась с темой элегической, с раздумьями о себе, о времени, о своем посмертном уделе.

Однако главное содержание стихотворения – это не философские размышления, а подробности быта, описания жизни барина-поэта. Герой «Жизни Званской» – одновременно и поэт и помещик, добрый русский барин. «Жизнь Званская» – одновременно элегия и идиллия, и в сочетании этих жанров её неповторимое своеобразие. Исследователь творчества Г.Р. Державина И.З. Серман писал: «Стихотворение Державина по своему пафосу близко к идиллиям Фосса и Гебеля, обратившихся к простому, иногда даже простонародному быту, чтобы найти поэтическое в простых чувствах, скромных нравах и добродетельных привычках немецких бюргеров и крестьян. Их идиллии с "наивным реализмом", с вниманием к мельчайшим подробностям домашней обстановки и быта могли послужить Державину образцом для "Жизни Званской"»^¹.

С середины 1790-х гг. Державин почти целиком уходит в поэзию частной жизни. Стихотворение «Жизнь Званская» с безмятежной тишиной, кажущейся вневременностью жизни, где царят мир, довольство и взаимная любовь обитателей является программным стихотворением Державина последнего периода творчества.

Как всякая идиллия, «Жизнь Званская» не только не касается социальных основ жизни, но и не ставит себе такой цели. Поэт вовсе не стремится реалистически изображать жизнь дворянской усадьбы. В тексте читатель не найдет ни действительного характера отношений обитателей имения, ни социально сложившейся психологии людей. Крестьянки у Державина приносят господам для «похвалы гостей свои рукоделия; для крестьян есть «больница»; «млады художники» получают за свои картины. резные изделия «денег по полтине», крестьянские дети приходят к барину за гостинцами, «чтобы во мне не зрели буки», в картину полевых работ проникают уже и собственно идиллические персонажи:

Иль стоя внемлем шум зеленых, черных волн.

как дерн бугрит соха, злак трав падет косами,

Серпами злато нив, – и, ароматов полн,

Порхает ветр меж нив рядами^² (с. 194).

Есть у Державина и картина крестьянского празднества:

Из жерл чугунных гром по праздникам ревет;

Под звездной молнией, под светлыми древами

Толпа крестьян, их жен вино и пиво пьет,

Поет и пляшет под гудками (с. 194).

И, наконец, в развлечениях барской семьи появляется идиллия в ее «классическом» виде-с пастушками и пастушками. После крестьянского праздника действие переносится в барский дом:

Но скучит как сия забава сельска нам.

Внутрь дома тешимся столиц увеселеньем;

велим талантами родным своим детям

Блистать: музыкой, пляской, пеньем.

амурчиков, харит плетень, иль хоровод,

Заняв у Талии игру и Терпсихоры

Цветочные венки пастухпастушке вьет, –

А мы на них и пялим взоры (с. 195).

Итак, «столичному увеселению», искусственному зрелищу-балету пастушков Державин противопоставил естественную красоту крестьянского праздника, сельского пейзажа, трудов и дней доброго барина и его трудолюбивых крестьян. т.е. создал русскую идиллию, поэтическое воспроизведение того, что казалось ему прекрасным.

Опыт Державина-идиллика был развит еще одним поэтом львовского кружка Василием Васильевичем Капнистом в стихотворении «Обуховка» (1818). Это итоговое произведение, в котором поэт с тихой радостью говорит о сельской жизни в имении на лоне природы в кругу семьи и близких друзей: «В миру с соседями, родными, В согласьи с совестью моей,/в любви с любезною семьей»^¹. В «Обуховке» Капнист по-своему отозвался на творчество Г.Р. Державина, использовав в переработанном виде державинские поэтические открытия. Помимо строфического построения текста, представляющего собой оригинальную вариацию строфических экспериментов Державина, Капнист следует ему и в описании пейзажа при различном освещении:

Нет, нет; оставим труд напрасный.

Уж солнце скрылось за горой

Уж над эфирной синевой

меж туч сверкают звезды ясны

и зыблются в реке волной (т. 1, с. 254).

Эти пейзажи, освещенные то закатным солнцем, то восходящей луной, этот зыблющийся блеск луны написаны, говоря образно, красками с державинской палитры.

Пейзажные строфы «Обуховки» сменяются своего рода внутренним монологом поэта, воспоминаниями о друзьях, мыслями о своем жизненном жребии:

Мир вам, друзья! – ваш друг унылый

Свиданья с вами скоро ждет;

Уж скоро!.. Кто сюда придет.

Над свежей, скромною могилой

В чертах сих жизнь мою прочтет (т. 1, с. 250).

Радость жизни омрачается сознанием скоротечности «сей жизни» и, может быть, уже определенного роком безвременного конца. Вечер у Капниста – это не только конец дня, но и конец жизни, конец творчества. Чувство хрупкости и непрочности красоты проходит через все стихотворение. Как и стихотворение Державина, «Обуховка» – один из ярких примеров идиллического хронотопа в поэзии конца XVIII – начала XIX в. В рамках описания одного дня в Обуховке Капнист изображает всю полноту и разнообразие своей жизни в любимом деревенском имении. На протяжении всего произведения он рассматривает соотношение между внутренними переживаниями поэта и его природным окружением. Все стихотворение объединяет одно повторяющееся действие. Почти каждый раз, когда поэт размышляет о духовном и высоком, он описывает свой духовный и физический подъем. Таким образом, поэт воплощает духовную и отвлеченную идею о времени и пространстве именно в Обуховке. По всему произведению глагольные приставки вос-/вс и воз-/вз-, которые обозначают движение вверх, указывают на состояние подъема у поэта

Всхожу на холм; – луна златая

На легком облаке всплыла

И, верх текущего стекла,

По голубым зыбям мелькая,

Блестящий столп свой провела (т. 1, с. 252).

В этих строфах связь между физическим и духовным подъемом достигает художественной кульминации. Поэт ограничивает себя рамками дневного цикла, и поэтому собственное место в общей системе мироздания ему неясно. Подобно изображениям цикличных повседневных «подъемов» и «падений» поэт изображает бесконечное течение веселых и мрачных дней,как кружение колеса или прихоти фортуны. Причем использует и вполне реалистическую деталь: водяная мельница «в двадцать колес» в Обуховке:

Так призрак счастья движет страсти;

Кружится ими целый свет;

Догадлив, кто от них уйдет:

Они все давят, рвут на части,

что им под жернов попадет (т. 1, с. 251).

Таким образом, и Державин, и Капнист утверждают актуальность идиллии и гармонию цикличного времени, связанного с определенным местом. Названия двух стихотворений поэтов львовского кружка: «Евгению. Жизнь Званская» и «Обуховка» подчеркивают роль пространства или окружения как определителя жизни и течения времени. Оба поэта с радостью представляют себя именно в конкретном пространстве и желают, чтобы все всегда отождествляли их с этими местами: «Здесь Бога жил певец, Фелицы», – у Державина, Капнист же, подводя итог, так представляет возможную эпитафию на своей могиле: «Капнист сей глыбою покрылся;/ Друг Муз, друг Родины он был;/ отраду в том лишь находил,/ Что ей, как мог, служа, трудился,/ И только здесь он опочил» (т. 1, с. 254).

Как свидетельствуют последние строфы «Обуховки» и «Жизни Званской», в воображении поэтов львовского кружка жизнь и история всегда связаны с каким-то конкретным местом – дворянскими усадьбами Званкой и Обуховкой. Пока люди, подобные лирическим героям, еще могут «взойти на холм тот страшный» и соединить свои впечатления с увиденным, до той поры не забудутся ни один человек и ни одно событие. Усадебная жизнь в текстах поэтов второй половины XVIII в. – это не только образ Аркадии, места беззаботной и счастливой жизни, но и то пространство, где происходит утверждение самоценности поэта и его окружения. В миросозерцании и в поэтическом творчестве Державина и Капниста не существует ни места без значения, ни времени без воплощения.

ЖУРНАЛИСТСКАЯ КАРТИНА МИРА

В АСТРАХАНСКОЙ ПЕЧАТИ 1905–1907 гг.

А.А. Давыдова

С развитием информационных и сетевых технологий в XX–ХХI вв. наступила эпоха господства аудиовизуальной, гипертекстовой и интерактивной форм коммуникации, в связи с чем исследователи журналистики, социологии, психологии и философии определяют современный тип реальности как виртуальный, социокультурный. По мере совершенствования системы массовых коммуникаций посредством гносеологических и рациональных способов постижения действительности происходит накопление представлений о бытие с помощью сложных знаков, символов, схем, что является неотъемлемой частью процесса формирования журналистской («гуманитарно-научной»^¹) картины мира, как совокупности знаний о реальности.

Изучение механизма образования социокультурной реальности, выступающей в качестве журналистской картины мира, не раз становились предметом исследования для таких ученых, как Г.В. Жирков^¹, В.Ф. Олешко^², Г.Я. Солганик^³, И.Д. Фомичевой^⁴, В.П. Терин^⁵ и др. Картина мира, создаваемая журналистикой, рассматривается ими в качестве совокупности эмпирических воззрений на окружающую действительность, отмечается многоаспектный, многосоставный изменчивый ее характер, указывается на способность к формированию новых схем. По сравнению с общенаучной строгой системой познания реальности журналистская модель мира более конкретна и аккумулирует соотносимые с реальностью образы и картины, позволяет коммуникантам отражать картины различного уровня соответствия/несоответствия действительности.

В парадигме социокультурной реальности начала ХХ в. основным способом фиксации представлений о мире был печатный текст. Журналистский текст, ориентированный на определенную аудиторию, всегда выступает потенциальным носителем информации, направлен на убеждение и воздействие. Тексты в системе СМИ, в зависимости от типа издания, установки издателя и редактора, запросов читательской аудитории, в той или иной степени выполняет несколько функций: информационно-коммуникативную, социально-адаптационную, интегрирующую, регулирующую, идеологическую, дифференцирующую, контрольную, культуроформирующую, рекреативную, образовательно-просветительскую, ориентирующую и др. Основополагающая мысль текста отражает особенности мышления автора, воспроизводит его реакцию на события окружающего мира, представляет определенную картину реальности, т.е. можно говорить о проявлении моделирующей функции.

Журналистская картина мира является рефлексивным, ментальным образом реальности, материализованным в форме текста, знака. Картина мира, как эффект массового информационного воздействия, полноправно может являться составной частью системы понятий и категорий современного знания. Моделируемая картина мира представляет собой воплощенную в тексте систему представлений о мире, сложившуюся в сознании концепцию издания коллектива авторов и редактора, обусловлена текущими событиями, соответствует читательскому восприятию и ожиданию. Образ мира, зафиксированный посредством определенной информационной системы в тексте произведения, передающем смысл, информацию, идею, имеет культурные основания, так как содержит социальную информацию, а совокупность знаков образует текст, представляющий собой явление культуры и информационного мира. Тексты периодического издания, как и тексты художественных произведений, объединяют в себе информационный содержательный компонент и образ мира личности автора.

В отличие от научного и художественного методов журналистский подход к познанию и воспроизведению окружающей действительности всегда основывается на слитности образного и логического принципов. В то же время текст журналов и газет активным включением тезисов аргументации приближен к научным произведениям, тогда как образы, приемы выразительности письма связывают его с художественными. Язык журналистских текстов, объединенных в том или ином периодическом издании, создает некоторую проекцию генерируемой автором реальности в социум, перенося зафиксированный различными материальными средствами (количественные данные, имена, цитаты, фотоиллюстрации, зарисовки, элементы интервью) образ мира.

Важно отметить, что если особенности художественной картины мира обусловливаются тем, в рамках какого литературного направления / течения работает автор (классицистическая, романтическая, реалистическая, экзистенциальная, постмодернистская и др.), его творческой фантазии, то журналистская картина мира, в большей степени, зависит от реальных исторических событий, выходящих законов о печати, идеологической ориентации автора и издания в целом.

Реферативное изложение современных научных представлений о журналистской картине мира представляется обоснованным для аналитического обзора системы астраханской печати периода первой русской революции.

Каждая историческая эпоха, географические границы издания порождали свою картину представлений о социоуниверсуме. Так, по сравнению с XIX в., этапом создания и развития официальной прессы, журналистская картина мира астраханской печати как составной части российской в 1905–1907 гг. заметно трансформировалась под заметным для читателей воздействием изменяющейся реальности.

В начале ХХ в. в Астрахани существовало установленное количество официальных периодических изданий Русской православной церкви «Астраханские епархиальные ведомости», губернского правления «Астраханские губернские ведомости» и частные газеты «Астраханский листок», «Астраханский вестник», «Прикаспийская газета», «Прикаспийский край». Страницы официальных изданий не содержали собственных комментариев и размышлений сотрудников редакции и рассказывали о подготовке, итогах выборов в местные органы власти, публиковали списки пожертвований на благотворительные цели. Важнейшие политические события, происходившие в 1905–1907 гг. имели в «Астраханских ведомостях» четко выраженную официальную оценку. Главная задача подобных газет – поднятие патриотического духа у граждан, утверждение в их сознании мысли о правомочности действий правительства: рабочие Петербурга «сами оказались виноватыми», так как пытались разрешить спорные вопросы с предпринимателями запрещенным способом – стачкой^¹. Официальные издания тенденциозно транслировали заданную точкой зрения правительства монохромную картину исторической реальности.

Появление новых типов частных изданий после введения Высочайше утвержденных 17 октября 1905 г. временных правил о повременной печати в системе печати Астраханской губернии способствовало созданию ситуации информационного выбора. Читатель получил возможность ориентироваться в ежедневном новостном потоке, формировать собственное представление об исторических событиях, сопоставлять разнонаправленные точки зрения печатных органов. Кроме того, теперь каждый правоспособный гражданин старше 25 лет, желающий заниматься редакторско-издательской деятельностью, уплативший гербовый сбор, мог приступать к выпуску издания. Это не только повысило рост числа газет и журналов в губернии (в период первой русской революции в Астрахани выходило более 20 изданий), но и порождало чувство свободы слова и мнений, значительно дополняло информационную картину региона, хотя по-прежнему перепечатка материалов из центральных газет занимала значительное место в структуре издания. Дайджесты из столичной прессы расширяли горизонт видения провинциального читателя, на страницах раскрывалась нестабильная политическая ситуация.

В пореволюционный период сложились условия, при которых стало возможным откровенно высказывать свое отношение к действующему правительству и открыто обозначать направленность на аудиторию рабочих и крестьян, а в редких случаях они сами становились ответственными редакторами издания (крестьянин Царевской волости деревни Кара-Галы Хабибулла Умеров редактировал сатирический журнал на татарском языке «Туп»). Закономерно, что в Астраханской губернии, исторически полинациональном регионе, выходят в свет три периодических издания на татарском языке: сатирический журнал «Туп» («Пушка»), газеты «Бургани-Таракки» («Прогресс») и «Идель» («Волга»), в газете «Волга» существовал специальный «Армянский отдел», печатавший материалы на армянском языке. Представители разных национальностей получили возможность издавать газеты и журналы на родном языке, ощущали себя составной частью российского общества.

Собственный «печатный голос» обрели социально активные слои города: мещанство было представлено редакторско-издательской деятельностью Павла Григорьевича Никифорова (разновременно газеты «Прикаспийская газета», «Прикаспийский телеграф»), Фомы Захарьевича Китаева (газета «Волга»), Германа Георгиевича Секачева (сатирико-юмористический журнал «Чилим»), Владимира Евграфовича Лесникова (иллюстрированный юмористический журнал «Смех сквозь слезы»), Петра Семеновича Цейхенштейна (сатирико-юмористический журнал «Гудок») и др.; купечество – Василия Константиновича Мусатова (газета «Волжская жизнь»), Нестора Николаевича Тихановича-Савицкого (газета «Русская правда»), Ивана Васильевича Беззубикова («Астраханский край»). Таким образом, в системе периодики губернии складывался ментальный образ реальности: редакции газет и журналов выражали интересы определенных слоев общества, стратифицировано ориентировались на конкретную социальную аудиторию. Подобная редакторская установка конкретизировала круг обсуждаемы вопросов, демонстрировала выражение классовой позиции журналистов.

На страницах печатных изданий формировался плюрализм мнений. В зарождающемся демократическом обществе наличие многочисленных конкурирующих изданий, оказывающих друг на друга в целом взаимоуравновешивающее давление, создавало ощущение диалога социальных слоев, национальных культур и политических партий, которые увидели в печати действенное оружие по воздействию на массовое сознание.

Представители различных партий использовали печатный орган как средство привлечения граждан на свою сторону, как механизм совершенствования социально-политической программы. В городе к первой половине 1906 г. были организованы легальные партии, имевшие свои печатные органы: народно- монархическая партия – газету «Русская правда», конституционно-демократическая – «Астраханский дневник» и «Астраханская речь», «Партия правого порядка» – «Астраханский край», органом Астраханского Отдела общества «Мирного обновления» – газета «Мирное обновление». Осознание политической платформы периодической печати 1905–1907 гг. являлось определяющим фактором в самоидентификации издания, накладывало отпечаток на моделируемую картину мира.

Важным информационным поводом для газетных/журнальных публикаций являлись выборы в Государственную Думу, программа партий, стачечное движение, сделавшие особенно актуальным разделение мира на категории «свой» – «чужой», что детерминировано бинарными оппозициями, укоренившимися в национальном менталитете.

Типичными стали публикации такого содержания, как, например: «На почве этого освободительного движения образовались разного рода политические партии, поставившие своей задачей проведение широких прогрессивных реформ. В противовес этим прогрессивным партиям должны были образоваться и образовались партии консервативные или реакционные, которые своей задачей ставят поддержать те старые устои, на которых государство Российское стояло целыми веками и, казалось, незыблемо и несокрушимо»^¹; «Выбирайте кандидатов партии Народной свободы! Подавайте целиком наш список. Не разбивайте голоса, а то в Думу пройдет враг свободы»^², «враги Отечества» в военное время способствуют распространению беспорядков, а это отрицательно сказывается как на поставках грузов в действующую армию, так и на психологическом настроение солдат и офицеров^³. Не разделяющие политических убеждений при этом назывались «реакционерами и врагами прогресса», «лица, находящие выгоду во тьме и застое», «наши общие враги – ставленники бюрократии», «орган поработителей народа, душители народа свободы», – подобное нагнетание нелестных эпитетов при этом усиливалось изображением, прогнозирующем, что будет, если: «…Совсем не так легко будет министерству отделаться от кадетской Думы. Думается даже, что в этом отношении вторая Дума будет находиться в более благоприятных условиях, чем первая»; «…Да черносотенная Дума и не была бы особенно опасна; она, несомненно, повела бы себя так нелепо, обнаружила бы сразу такое поразительное умственное и нравственное убожество, что само министерство вынуждено было бы, хотя, конечно, и с душевным прискорбием, отделаться от такой Думы, так как опираться на нее нельзя»^⁴.

Факторами, обусловливающими видение мира в данный период, явились редакторские установки, закрепленные на ментальном уровне. Образ мира складывался в свете политических взглядов профессиональных журналистов, членов партий и обывателей. В газетную практику вошли публикации-призывы общественно-политического характера, открытые коллективные письма в редакцию, первые литературные произведения местных поэтов и прозаиков.

Печать 1905–1907 гг. активно формировала у читателей интерес к политической, экономической, культурной жизни губернии, воссоздавала модель меняющийся исторической реальности Российской империи в целом.

Blog

Г. Г. Исаев (гл редактор), Е. Е. Завьялова, Т. Ю. Громова

Содержание