Научно-исследовательский институт проблем каспийского моря

Вид материала

Документы

Содержание Библиографический список Археология нижнего поволжья Предметы эпохи поздней бронзы из астраханского заволжья О датировке городища мошаик

Подобный материал:

• Научно-исследовательский институт проблем каспийского моря, 10916.68kb.
• Институт каспийского сотрудничества, 668.69kb.
• Методические указания му 1 2600-10, 485.46kb.
• Рыбохозяйственные и экологические аспекты эффективности искусственного воспроизводства, 422.61kb.
• Свод правил по проектированию и строительству метрополитены дополнительные сооружения, 1496.85kb.
•      согласован мчс россии письмо n 43-95 от 14., 1639.07kb.
• Оценка ситуации в регионе Каспийского моря и прикаспийских государствах в апреле 2011, 416.63kb.
• «Научно-исследовательский институт дезинфектологии», 448.62kb.
• Методические рекомендации мр 6 0050-11, 382.97kb.
• Решение IV международной научно-практической конференции, 42.94kb.

Библиографический список

1. Вернадский В.И. Химическое строение биосферы Земли и ее окружения. М., 2005.

2. Куражковский Ю.Н. Введение в экологию и природопользование. Ростов-на-Дону, 2001.

4. Чуйкова Л.Ю. Общая экология: Учебное пособие по экологии/Под общей редакцией Ю.С. Чуйкова. Астрахань, 2003.

5. Экология Астраханской области (информационный сборник), выпуск 3. Астрахань, 2007.

6. ссылка скрыта

7. Экология, окружающая среда и человек/под ред. Ю.В. Новикова. Москва, 2003

8. Катунин Д., Хрипунов И., Полянинова А. Проблемы экологии северной части Каспийского моря. Влияние АГПЗ. // Эковестник, 2004. №7.


Е.В.Казакова

Музей ООО «Газпром добыча Астрахань»

МУЗЕЙ ООО «ГАЗПРОМ ДОБЫЧА АСТРАХАНЬ» И ПОДДЕРЖАНИЕ КОММУНИКАЦИЙ В ОБЛАСТИ СЭМ и СМОТ и ПБ


ООО «Газпром добыча Астрахань» успешно внедрило Систему экологического менеджмента (СЭМ) и Систему менеджмента по охране труда и промышленной безопасности (СМОТ и ПБ). В ближайшее время произойдет слияние этих двух систем в единую Интегрированную систему, т.к. вопросы экологии, промышленной безопасности и охраны труда так или иначе связаны между собой.

Интегрированная система менеджмента является частью общей системы управления организацией для разработки и внедрения политики руководства компании в этой сфере и управления ее аспектами.

В «Политике ООО «Газпром добыча Астрахань» в области охраны окружающей среды, охраны труда, промышленной безопасности и повышения качества процессов, продукции и услуг», утвержденной 8 февраля 2010 г. (новая редакция), Общество взяло на себя определенные обязательства. Мы остановимся только на тех, которые относятся непосредственно к деятельности Музея.

Один из пунктов «Политики» - «повышение уровня компетентности и ответственности персонала в области охраны окружающей среды, охраны труда, промышленной безопасности и повышения качества процессов, продукции и услуг».

Второй пункт «информированность заинтересованных сторон, включая общественность, о результатах деятельности Общества в области интегрированной системы менеджмента».

Таким образом, перед Музеем Общества, как структурного подразделения Службы по связям с общественностью и средствами массовой информации были обозначены векторы коммуникаций – внутренний и внешний.

Итак, в области внутренних коммуникаций Общества, Музей проводит следующие мероприятия, направленные на повышение уровня компетенции персонала.

В рамках проведения таких экологических праздников как «Всемирный день воды», Международный день Земли, Всемирный день борьбы с опустыниванием и засухой, Всемирный день охраны озонового слоя в 2009 г. были проведены тематические презентации:

Волшебный щит планеты Земля»

«Международный день Земли»

«Всемирный день Воды»

«Живой мир пустыни»

В 2010 г. мы провели выставки, посвященные проблемам водопользования и охране пернатых. В планах на этот год запланирован еще ряд экологических выставок.

Совместно с представителем Нижегородского общества охраны амфибий и рептилий при экологическом центре «Дронт» М. В. Пестовым в 2009 г. мы провели выставку фоторабот «Живой мир пустыни» и мероприятие «О змее Скарапее и других «гадских» родственниках». Сотрудники музея рассказали о пресмыкающихся и земноводных, обитающих в зоне АГКМ, а М.В. Пестов познакомил с правилами техники безопасности при общении с рептилиями. Кроме того, в 2009 г. впервые музей Общества со своим мероприятием «Экология и человек» вошел в учебный курс «Экологическая безопасность», который преподается специалистам предприятия в Учебном Центре ООО «Газпром добыча Астрахань». Это вводное мероприятие, рассказывающее об основных компонентах окружающей среды, экологических законах, основах рационального природопользования. Экскурсионное обслуживание работников и молодых специалистов Общества в рамках программы проведения адаптационных мероприятий позволяют все большему числу специалистов познакомиться с историей комплекса, проблемами в области охраны окружающей среды и путями их решения.

Внешние коммуникации Музея реализует второй пункт «Политики» -«информированность заинтересованных сторон, включая общественность, о результатах деятельности Общества в области интегрированной системы менеджмента».

В 2009 г. впервые проводилась презентация «Отчета по охране окружающей среды ООО «Газпром добыча Астрахань за 2008 г.» в Астраханской областной библиотеке им. Н.К.Крупской. В презентации, подготовленной сотрудниками музея, принимали участие специалисты отдела по охране окружающей среды, ИТЦ, отделов охраны труда и промышленной безопасности. В презентации приняли участие члены Общественного Совета при губернаторе Астраханской области.

В 2009 г. были подготовлены буклеты, в которых также нашли отражение вопросы охраны окружающей среды:

«Золото Аксарая»

«Производственная деятельность»

Экскурсионное обслуживание гостей предприятия, представителей общественных организаций дает возможность познакомить общественность с политикой Общества, способах ее реализации. В целях актуализации работы Общества в этом направлении, нами предусмотрена замена действующей экспозиции. Теперь в нее войдут специализированные стенды по охране окружающей среды в производственной деятельности, природоохранные мероприятия Общества, интегрированная система менеджмента и др.

Музей Общества готовит справочный материал для заинтересованных организаций и учреждений, СМИ, инвесторов.

Особое место в работе музея занимает детская аудитория. В качестве познавательных мероприятий, уже на протяжении четырех лет, большим интересом пользуются такие выездные презентации как: «Науки на Астраханском газовом комплексе», «Путешествие в страну Газпромия».

В 2009 г. разработана программа по экологическому воспитанию младших школьников «Живая планета». Ее реализация началась в начале 2009/2010 учебного года в младших классах СОШ № 28 и гимназии № 1.

Сотрудники музея совместно с «Каналом 7+» подготовили 4 видеофильма, рассказывающих о трех компонентах окружающей среды - воде, земле, воздухе и об основах рационального природопользования. В каждом из этих фильмов идет речь о сути компонента, роли в жизни человека. Особое место уделяется работе ООО «Газпром добыча Астрахань» по охране окружающей среды. После просмотра фильмов школьники получают красочные рабочие тетради, в которых содержится полезная информация, а также всевозможные задания. В рамках программы запланированы мастер-классы, посещение картинной галереи, краеведческого музея, государственного заказника, проведение конкурсов рисунка, сочинения, стенгазет. Этот межмузейный проект позволяет объединить культурную и педагогическую общественность в деле охраны окружающей среды, привлечь к этой работе младших школьников, а также позиционировать эту деятельность как особо важную и всеобщую.

Участие музея Общества в педагогических конференциях и экологических марафонах, других мероприятиях, которые организует ПРООН/ГЭФ «Сохранение биоразнообразия водно-болотных угодий Нижнего Поволжья», Астраханский биосферный заповедник, АГОИАМЗ, Министерство образования Астраханской области позволяет найти новые точки соприкосновения с заинтересованными организациями в сфере природоохранной деятельности.


АРХЕОЛОГИЯ НИЖНЕГО ПОВОЛЖЬЯ


О.Н. Сумина

ОГУК «Астраханский государственный объединенный

историко-архитектурный музей-заповедник»

ПРЕДМЕТЫ ЭПОХИ ПОЗДНЕЙ БРОНЗЫ ИЗ АСТРАХАНСКОГО ЗАВОЛЖЬЯ


В археологическом фонде Астраханского музея хранятся два предмета, относящихся к эпохе поздней бронзы – проушной топор и бронзовый клёпаный котёл. Согласно Книге поступления №3 они числятся под порядковым номером КП 4980. Место их находки обозначено как село Лапас Красноярского уезда. Предметы были найдены Иралиевым в 1925 году (2. С. 148). Обе находки покрыты слоем чёрной, с коричневым отливом, патины, свидетельствующей об их долгом нахождении в перевеиваемых барханных песках, и, по всей видимости, они происходят из разрушенного клада.

Топор (рис. 1) бронзовый проушной с изогнутым, клиновидным, слегка расширяющимся лезвием. Обух топора украшен тремя рельефными валиками. Чётко выделена пята подквадратной формы. Длина топора 20 см., ширина – 5 см. отверстие для топорища – подовальной формы, суживающиеся к лезвию. Топор отлит в двусторонней литейной форме, причём имеется дефект отливки, связанный со смещением полуформ. Этот дефект хорошо просматривается на отверсти обуха. Лезвие топора несёт следы проковки и заточки.

Топоры подобного типа не имеют аналогий ни в Нижнем Поволжье, ни вообще в степной полосе Восточной Европы. Ближайшие аналогии ему имеются на территории Предкавказья и Кавказа, в ареале распространения Кобанской культуры (1. С. 132-133). От кобанских топоров он отличается большей массивностью и тяжеловестностью формы, а так же узостью лезвия (кобанские топоры более изящны и их лезвия имеют секировидную форму). Типологически наш топор наиболее близок к докобанскому топору, который известен по находке литейной формы из села Зилги (Северный Кавказ). Топор такого типа является самым ближайшим предшественником изящного кобанского топора, появившегося на самом рубеже II-I тыс. до н. э. (3. С. 62). Но от зилгинского наш топор отличается большим изгибом обуха и рельефом валиков, т.е. он занимает промежуточное положение между зилгинским и кобанскими. Наиболее вероятная датировка топора – 10 век до н. э. Место производства – скорее всего – Северный Кавказ.

Котёл (рис. 2) – бронзовый клёпаный, с туловом яйцевидной формы собран из трех горизонтальных полос. Котёл имеет выраженное плечико, вертикальное горло, горизонтальный плоский, отогнутый наружу венчик с вертикальными петлевидными ручками. Поддон котла полый, цельнокованый воронкообразной формы. Высота котла – 32,5 см., диметр по венчику – 26,5 см.

Котёл изготовлен из 7 частей, полученных способом литья, с последующей проковкой и выколоткой. Части соединялись между собой в 4 яруса, заклепками.

Котёл собирался последовательно, снизу вверх, края соединяемых ярусов предварительно утончались ковкой до клинообразной формы. После сверления отверстий и соединения заклёпками, шов между частями снаружи тщательно проковывался на подбойке, вставленной изнутри. На всех швах отчётливо видны отпечатки рабочей части подбойки в виде желобка длиной 1,5 – 2 см. и шириной 0,2 см. Край каждой верхней из соединяемых деталей вставлен вовнутрь котла. Части соединялись в шахматном порядке, т.е. вертикальные швы нигде не совпадают. Перехлёст частей составляет 2 – 2,5 см. Заклёпки расположены в среднем через 4 см. Заклёпки сделаны из полосок листового металла, свёрнутых в трубочку. На одном из краёв свёрнутого рулончика предварительно оформлялась опорная головка. Все заклёпки вставлены изнутри и прикованы снаружи.

Венчик котла после соединения частей проковывался ударами сверху до получения отогнутого наружу бортика. Осадка края произведена на 0,3 см. относительно первоначального размера. Плечико котла выколачивалось снаружи и изнутри после окончания сборки частей.

Котёл ремонтировался в трех местах: два литейных брака и одна трещина, полученная от проковки, зачеканены с наружной стороны мягким серебристо-серым металлом, предположительно оловом.

Весьма примечательна литейная технология, применённая для изготовления котла. Проковка поверхности котла частично сгладила отпечаток литейной формы. В нетронутом виде отпечатки стенок литейной формы сохранились лишь в двух местах: на внутренней поверхности отверстий ушек и во внутренней полости ножки котла. При 2-х кратном увеличении отчетливо видны отпечатки зёрен песка и мелких комков глины, т.е. заготовки котла, отливались в земляную (глинисто-песчаную) форму.

Замеры линейных размеров каждой из двух частей, из которых состоит верхний ярус котла (длина, ширина, толщина, размеры ушек, диаметр проушин, расстояние от оси ушка до краёв заготовки) показали, что заготовки для обеих половинок верхней части котла отливались с одной и той же жёсткой и плоской модели, предположительно деревянной. То же самое можно сказать и об отливке для других ярусов, образующих стенки котла.

Несколько иначе отливалась ножка с нижней частью дна. На ножке остались отчётливые следы литейных швов, по которым очевидно, что форма для отливки состояла из четырех частей: основание с нижним стержнем, образующим внутреннюю полость ножки; двух полуформ, образующих наружные стенки основания и нижнюю поверхность дна; верхнего стержня, образующего дно котла. Верхний стержень вкладывался с опорой на средние части параллельно плоскости разъёма средних полуформ. В местах опор стержня форма не проливалась и этот непролив учитывался в конфигурации модели следующего яруса. (Приношу глубокую благодарность Скисову С.Ю. за любезное предоставление анализа техники изготовления бронзового котла).

Исследуемый нами котёл, безусловно, был для своего времени очень дорогим изделием. Его изготовление требовало многих часов работы и больших затрат дорогого (для киммерийского времени – стратегического) материала.

Котлы подобного типа очень редко встречаются на Европейской части степной зоны от Северо-Западного Причерноморья до Среднего и Нижнего Поволжья. В Поволжье нам известно три клёпаных котла – один из Куйбышевской (Самарской) области (4. С. 43-44), и два – с территории Астраханской области: данный котёл и котёл из кенотафа у пос. Комсомольский (5. С. 57).

Ближайшие аналогии котлу из Лапаса составляют котлы Северо-Западного Причерноморья из собраний Николаевского и Кировского музеев (4. С. 133-135). Причём, котёл из г. Николаевска практически идентичен лапасскому и по технике изготовления и по форме. Кривцова-Гракова О.А. датирует эти причерноморские котлы сабатиновским этапом срубной культуры т.е. 9 – 8 в. до н. э. Она видит в них прямых предшественников скифских литых бронзовых котлов. Вполне вероятно, что и котёл из окрестностей Лапаса датируется также не ранее 9 века. Основываясь на этом, время сокрытия клада так же вероятно датируется не позднее 9 века до н. э.

Сосуществование вместе предметов, имеющих хронологический разрыв приблизительно в 100 лет можно объяснить следующим – топоры, подобные лапасскому не являлись орудиями труда, а служили, подобно кобанским, оружием или знаками власти. Подобные вещи ценились очень высоко, особенно на территориях, где не было их местного изготовления. Передаваясь по наследству, они служили человеку очень долгое время, и попасть в клад могли лишь при чрезвычайных обстоятельствах. Хотя совершенно не исключена их единовременность. Подобные клады очень редки и отражают широкие культурные и экономические связи Нижнего Поволжья с соседними регионами в эпоху поздней бронзы.


Библиографический список

1. Вальчак С.Б. Скаков А.Ю. Клад из Мехчие-Цехе в контексте хронологии памятников Юго-Западного Закавказья // Российская археология № 2 2002. С. 132-141.
   
2. Книга поступления №3 основного фонда Астраханского музея-заповедника.
   
3. Крупнов Е.И. Материалы по археологии Северной Осетии докобанского периода // МИА №23 М., 1951. С.17-74.
   
4. Кривцова-Гракова О.А. Степное Поволжье и Причерноморье в эпоху поздней бронзы // МИА № 46 М., 1955.
   
5. Плахов В.В. Отчёт о раскопках могильника у пос. Комсомольский Красноярского района Астраханской области в 1988 г. Астрахань 1989.
   

Список сокращений:

МИА – Материал и исследования по археологии СССР




Рис.2 Рис.1

С.А. Пантелеев

ОГУК «Астраханский государственный объединенный

историко-архитектурный музей-заповедник»

О ДАТИРОВКЕ ГОРОДИЩА МОШАИК


…О сколько нам открытий чудных чудных чудных чудных…

(неизвестный А.С. Пушкин)


В 2008 году в сборнике «Нижневолжский археологический вестник, выпуск 9» была опубликована статья П.В. Попова – «К вопросу о датировке городища Мошаик», в которой автор попытался, проанализировав на имеющихся в его распоряжении материалах вопрос, о датировке памятника. В рамках этой статьи рассматривается предлагаемая автором классификация керамики городища Мошаик с выделенными группами и т.д. а также ряд погребений и сделанные логические построения на основе известных публикаций и материалов, в результате чего автор статьи приходит к выводу о возникновении городища во второй половине IX века.

Данная публикация П.В.Попова вызвала интерес у меня как исследователя проработавшего не один год в окрестностях памятника и на грунтовом могильнике, на бугре «Татарский» который имеет непосредственное отношение к городищу Мошаик. В связи, с чем возникает ряд вопросов к выводам и методическим аспектам данной работы.

Для того чтобы разобраться в этих вопросах необходимо, начать с истории исследований городища Мошаик и относящегося к нему грунтовому могильнику на бугре «Татарский». Необходимо уточнить, что было исследовано, и какие при этом были получены результаты. В ходе дальнейшего изучения статьи встал вопрос о ценности работы П.В. Попова и её назначения.

Приводимое автором описание и расположение памятника и предлагаемое время датировки его не вызывают особых возражений. Вызывает возражение то, как это было сделано.

Так в ходе наблюдений, которые проводились во время исследований в 2002 и 2004гг. (10) было отмечено, что распространение подъёмного материала продолжается дальше за «естественную границу южной подошвы бугра (имеется ввиду бугор, на котором стоит современный Мошаик)» (Попов, 2008 г., С.206) к югу до бугра «Татарский» при этом по предварительным данным площадь памятника составляет более 100 гектаров.

Ранее в 1978 году экспедицией Астраханского пединститута под руководством Е.В. Шнайдштейн были произведены археологические раскопки на территории городища, но не «в центральной части городища, на северном склоне» (18. С. 206), а на юго-западной оконечности бугра в его подошве, где в те годы находился котлован который с юга подходил к раскопу (20. С. 8). Раскоп был заложен на останце длиной 18,5 м., шириной 4,3 м., высотой до 2 м., площадью 37 м., в ходе раскопок было исследовано 9 мусорных ям и остатки одной конструкции «дом» (20. С. 7) относящихся к золотоордынскому периоду. Весь подъёмный материал был собран из карьера около осыпавшегося останца, на котором был заложен раскоп (20. С. 16). Следует обратить внимание на это, поскольку он весь был собран с одного места, а не со всей площади памятника. В результате произведённых исследований (сбора подъёмного материала) по коллекционной описи было сдано 80 фрагментов керамики и один хум (получен в дар от жителей пос. Мошаик д. № 94 по ул. Соколова). Из раскопа происходят две афтобы и 39 фрагментов керамики (20). При этом основная масса фрагментов более 90% относится к золотоордынскому времени (21). Однако автором утверждается что «Золотоордынской керамики на памятнике не много. Количество её значительно меньше, чем посуды домонгольского времени. В виде нескольких фрагментов она присутствует в материалах из раскопок 1978года. В сборах подъёмного материала она составляет не более трети от общего числа находок. Помимо керамики на городище найдены, и другие артефакты ордынского времени. Так в ходе исследований в 1978 г. Е.В. Шнайдштейн были обнаружены золотоордынские монеты, а так же автор статьи обращает внимание на «кирпичи форматов, распространённых в ордынское время» (9. С. 207). Тем не менее, когда речь идёт о памятнике в целом, свидетельств о наличии лепной керамики действительно немало, но мы говорим об исследованиях 1978 года и материалах, которые были получены в ходе этих исследований. Поэтому, утверждение П.В. Попова относительно количества и качества керамики входит в противоречие с материалами (на которые он же ссылается), которые вошли в археологическую коллекцию и были сданы в фонды хранения Астраханского областного краеведческого музея. Единственное, пожалуй, что не противоречит это упоминание о золотоордынской монете. Относительно «кирпичей форматов, распространённых в ордынское время» то, судя по материалам исследований 1978 г. были изучены остатки дома сложенного из сырцового кирпича, поэтому непонятно о каких именно кирпичах и форматах говорит автор. Что касается кирпичей, автору следовало внимательнее изучить отчёт за 1978 г. где речь идёт об исследованиях не кирпичей, а остатков строения золотоордынского времени.

Однако, полученный на основании этих исследований материал, однозначно подтверждает наличие на данном памятнике датируемого золотоордынского слоя включающего в себя артефакты характерные для этого времени. К тому же слой городища, относящийся к золотоордынскому периоду, позволяет предположить, что в это время существования городища оно не угасало, а процветало, слой этого времени оказался достаточно внушителен, доходя до 1 м.

Конечно, невозможно обойти стороной исследований проводившихся на бугре «Татарский» грунтовом могильнике относящимся к городищу Мошаик. Так в 1978 году было исследовано, как выяснилось 8, а не 9 разрушенных погребений (20). Что в последствии внесло определённую путаницу в дальнейшую нумерацию погребений (этот момент рассмотрен в последующей работе посвящённой исследованиям на грунтовом могильнике городища Мошаик, находится в печати г. Казани).

В 1999 году на бугре «Татарский» проводились исследования лабораторией «Историческое краеведение и археология» кафедры «Экологический туризм» Астраханского государственного технического университета под руководством Д.В. Рябичкина. Было исследовано 6 погребений и собран подъёмный материал в количестве 36 фрагментов керамики и три сосуда из погребений 12.,14.,15 (18). В исследованиях (18. С. 206) приняли участие Т.Ю. Гречкина и Д.В. Васильев, в этой связи необходимо дополнить немного неполную информацию об участниках исследований. Так в них приняли участие С.А. Пантелеев, который выполнил все чертежи и рисунки к отчёту (18. С. 2) за 1999 г., Ю.А. Белов и студенты АГПУ П.Ф. Урманбаев и А.В. Ткачёв (3. С. 48).

Вызывает вопрос к автору публикации момент, связанный с интерпретацией некоторых погребений по исследованиям 1999 года. Непонятно откуда у автора появляются болгарские погребения при этом, ссылаясь на публикацию Д.В.Васильева (3. С. 48-54) он говорит о мусульманских, болгарских? и огузских? погребениях. Хотя сам Д.В.Васильев (3. С. 48-54), ни о каких болгарских погребениях в своей статье не говорит, упоминаются лишь предположительно – аланские погребения 12 и 15 (3. С. 48). Что же относительно огузских погребений (почему то указаны во множественном числе) на тот момент было известно только одно погребение 14 которое интерпретировалось как огузское (огузское ли?). Относительно этого погребения можно отметить, что подобные известны на памятниках Волжской Болгарии и имеют аналогии в поломско-чепецкой культуре X-XII вв. по А.Г. Иванову не рассматриваются как огузские. Тем не менее, хотелось сразу оговориться, что к этому определению надо подходить осторожно, не вырывая его из общего контекста.

Получается что на основании незначительного керамического материала, который был получен только в ходе исследований за 1978!? и 1999 г.г. датируется памятник. Выводы, которые делает автор, слабо соотносятся с реальной ситуацией. При этом надо уточнить, что за 1978 и 1999 г.г. из раскопов и сборов подъёмного материала по коллекционным описям было сдано всего 155 фрагментов керамики, один хум, две афтобы и три сосуда из погребений. Возможно, автор статьи просто не знал или не придал значения (наверное, это не столь важно для него) сколько суммарно и какого керамического материала было сдано. Впрочем, это ни как не отразилось на дальнейшей его работе, где автор даже «особо отмечает» «изучение керамического комплекса городища» идентичного «комплексу Самосдельского городища» (18. С.207). Возможно, он и действительно идентичен, но в распоряжении автора могли быть только те материалы, которые были получены в ходе исследований на городище Мошаик и на которые как бы ссылается автор статьи. А они не отражают той картины, которая возникает в ходе изучения работы П.В. Попова. Тогда в чём же дело? О чём собственно идёт речь? О представленных всевозможных группах, подгруппах, типах и подтипах лепной керамики - горшки, крышки, котлы, кружки. Гончарная керамика поливная и неполивная – горшки, хумы, хумчи, кувшины, кружки, крышки. Всё это конечно замечательно и хорошо, но вызывает недоумение, откуда всё это взялось. Поскольку неясно из контекста «в рамках классификации керамики городища » (18. С.207) о каком собственно городище идёт речь Самосдельском или Мошаик. Потому как выясняется в ходе изучения работы, что керамический материал совсем не соответствует тем выводам на основании, которых автор делает заключение о времени их изготовления. Вообще выскажу своё сугубо личное предположение о том, что создаётся впечатлении об использовании в данной работе «классификации керамики» из заготовок для другой статьи по Самосдельскому городищу (видимо автор находился под очарование исследований на этом памятнике). Сделан акцент на очевидную схожесть памятников и их существование в одно время. При этом имеющийся керамический материал с городища Мошаик представленный по исследованиям за 1978 г. и 1999 г. намного меньше, чем на Самосдельское городище, поэтому здесь можно говорить только о предварительных результатах связанных с датировкой городища Мошаик. К тому же нельзя датировать средневековый памятник, используя в основе датировки только керамический материал без дополнительных комплексов, поскольку временной разбег может быть очень значительным. В связи с этим возникает вопрос, а как же представленные в работе погребения, они будут рассмотрены ниже.

Сложнее обстоит дело у П.В. Попова со сносками к иллюстрациям, которые прилагаются к публикации, при этом все эти рисунки и чертежи, в своё время были выполнены С.А. Пантелеевым в 1999 году. В ходе изучения представленных групп классификации керамики выясняется, что автор публикации скромно всего лишь три раза ссылается на предоставленные им же иллюстрации, при этом допуская неточности. Так, например, говоря о том, что «Венчик обычно украшался пальцевыми и ногтевыми вдавлениями. Сосуды часто украшались процарапанными по тулову разнообразными граффити (рис.2, 3)» (18. С.207) почему-то автор не упоминает о Рис.6, хотя там тоже имеются перечисленные выше признаки (наверное, это связано со странной забывчивостью автора). Так в тексте статьи идут сноски только на Рис.4 и Рис.5, здесь тоже присутствует неточность, так на Рис.4 в подписи указано, что сосуд из погребение 13, а в действительности он из погребение 14 (18. С. 18, 83-84) (3. С. 50 и 53) об остальных скромно умалчивается, а почему? Да потому, что изображённая керамика на Рис.2, Рис.8 и на Рис.10 не могла быть нарисована в 1978 году и более того её нет в коллекционных описях отчётов за 1978 и 1999 годы. Такая же ситуация и с Рис.6; 7; 11, а у Рис.11 даже отсутствует указание на год (наверное опять забыл). Возникает вопрос, на чём основываются эти утверждения о несоответствии? Поскольку С.А. Пантелеев не принимал участие в экспедиции 1978 года и никак не мог рисовать эти находки для научного отчёта. Остальные рисунки представлены в публикации исследованиями только за 1999 год, это Рис.3; 5; 9; 12; 13 (18. С. 18, 83-84), за 1978 год ни одного. Таким образом, весь иллюстративный материал за 1978 год выпадает из публикации, его нет, но автор упорно ссылается на него. Остаётся только совсем немного керамики чуть более тридцати фрагментов из исследований 1999 года, а этого для «классификации керамики» крайне мало.

Далее исследования были сосредоточены в окрестностях городища и на грунтовом могильнике относящимся к городищу Мошаик на бугре «Татарский». В 2002 году археологическим отрядом лаборатории «Историческое краеведение и археология» кафедры «Экологический туризм» Астраханского государственного технического университета под руководством С.А. Пантелеева проводились исследования в районе городища Мошаик на бугре «Барский» (9). В 2004 году производился мониторинг городища, и исследования на грунтовом могильнике (10) которые продолжались в 2005 и 2006 годах непосредственно на могильнике (12. С.219-225 и 14. С. 198-205) всего было исследовано девять погребений. Очень интересны планиграфические и стратиграфические наблюдения сделанные в ходе этих исследований. Касаются они следующего момента. В месте, где находились раскопы, поверхность покрыта фрагментами кирпича (плинфы) и мелкими кусочками связующего алебастрового раствора. Даже в западном борту карьера хорошо различим слой битого кирпича и алебастровой крошки, вероятно являющийся остатками сооружения. В ходе исследований было зафиксировано, что кусочки битого кирпича и алебастровой крошки встречаются в заполнении погребений датируемых серединой IX века. Из этого можно сделать вывод, что уже в середине IX века в этом месте располагалось кирпичное сооружение, наличие которого вероятно, косвенно может подтверждать существование и на самом городище сооружений из обожжённого кирпича в домонгольское время. Вследствие этого датировка этих комплексов может быть соотнесена с датировкой городища: возникновение поселения Мошаик возможно датировать не позже второй половины IX века».

Однако эти исследования автором публикации П.В. Поповым почему-то полностью проигнорированы. И далее в своей работе автор используя «классификацию керамики» (со всевозможными типами и подтипами и т.д.) и погребения 12 и 15 (3. С. 48-54) утверждает, что исходя из имеющихся материалов с городища Мошаик и исследованных погребений на могильнике, которые интерпретируются как раннеболгарские можно датировать городище временем не позднее IX века. Поэтому получается согласно публикации П.В.Попова, что можно взяв пару или тройку погребений и псевдо «классификацию керамики» с неизвестно откуда взявшейся керамикой сдабривая всё это хорошими всевозможными источниками и публикациями делая сноски на то чего нет «великолепно» датировать памятник. При этом педалируя на всевозможных источниках приходит к выводу что «… городище возникает в качестве небольшого поселения в период существования Хазарского каганата». Неубедительным является основание для утверждения автором, что поселение было небольшим и «являлось пунктом зимовки кочевого населения» (18. С. 216) во всяком случае, керамика, которая относиться к этому времени распространена на памятнике по площади в десятки гектаров. Об этом можно судить даже по тому плану, который прилагается к публикации, где изображены границы городища (18. С. 221, Рис.1). Надо отметить, что на сегодняшний момент эти границы гораздо шире. Хотелось обратить внимание, что все приводимые выводы и построения, которые делает П.В. Попов, возможны только после крупных археологических исследований, как на городище, так и на могильнике при накоплении значительного количества материала. На сегодняшний день этих материалов ещё не достаточно и они могут только косвенно подтверждать сделанные выводы.

Вообще создаётся впечатление, что работа с материалами была проведена невнимательно и небрежно с явной подменой и подгонкой фактов и скоропалительностью выводов.

Что же положительного и рационального имеется в работе П.В. Попова, это, пожалуй, подтверждение о наличии на памятнике датируемого культурного слоя золотоордынского времени по исследованиям 1978 года и, что удалось верно, интерпретировать погребения 12 и 15 по исследованиям, проводимым в 1999 году из предположительно – аланских в раннеболгарские. Ну, пожалуй, рассуждения о хозяйственной деятельности кочевого и полукочевого населения. При этом эти построения весьма спорны и выходят за рамки нашего исследования, для этого необходима отдельная работа.

Относительно вопроса времени существования всего памятника то здесь можно говорить пока о предварительных датировках касающихся только могильника. Исходя из общего количества исследованных погребений и опубликованных материалов, самое раннее погребение датируется серединой IX века (12. С. 2198-225).

Поскольку изучение и опубликование материалов по такому памятнику как городище Мошаик ставит проблему более серьёзного и качественного подхода в рассматриваемом вопросе. То для этого в дальнейшем необходимо использовать в научной деятельности, реально существующие материалы и источники. Избегая искушения возможности использовать аналогии с уже достаточно известного памятника применительно к более слабо изученному, которые имеют между собой явное сходство.

Осложняет проведение археологических исследований на памятнике его катастрофическое состояние в виду застройки памятника современным посёлком и продолжающейся активной хозяйственной деятельностью в наше время. Тем более ценными являются те немногие имеющиеся на сегодняшний день материалы, полученные в ходе исследований в разные годы.