Geum.ru

Научно-исследовательский институт проблем каспийского моря

Вид материалаДокументы

Содержание


Библиографический список
Библиографический список
Проекты религиозных реформ астраханского губернатора и.с. тимирязева в отношении
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   29

Библиографический список
  1. Бакунин В.М. Описание калмыцких народов, а особливо из них торгоутского и поступков их ханов. Элиста, 1995.
  2. Батмаев М.М. Калмыки в XVII-XVIII веках. События, люди, быт. Элиста, 1993.
  3. Государственный архив Астраханской области (ГААО). Ф. 1. Оп. 1. Д. 198.
  4. Национальный архив Республики Калмыкия (НАРК). Ф. 36. Оп. 1. Д. 18.
  5. НАРК. Ф. 36. Оп. 1. Д. 134.
  6. НАРК. Ф. 36. Оп. 1. Д. 137.
  7. Попов Н.А. Татищев и его время. Эпизод из истории государственной, общественной и частной жизни в России первой половины прошедшего столетия. М., 1861.


А.А. Максимов

ГОК ИЭ и А музей-заповедник «Старая Сарепта», г. Волгоград

БЕЗОПАСНОСТЬ КОЛОНИИ САРЕПТА в 1771 – 1774 гг.


Колония Сарепта была, как известно, основана в 1765 г., с разрешения российского правительства, выходцами из германских земель – членами религиозного объединения «Евангелическое Братство» или «Евангелический Братский Союз», именуемыми также гернгутерами (от названия местечка Гернгут в Саксонии, где в 1727 г. было образовано Братство). Создавая колонию, евангелические братья ставили своей целью миссионерскую деятельность среди нехристианских народов Нижнего Поволжья, прежде всего калмыков.

Для исследования избран период с 1771 по 1774 гг., поскольку в данный период наиболее рельефно проявились угрозы, потенциально существовавшие с момента основания колонии до конца 70-х гг. XVIII вв.

Целью данной статьи является: 1) анализ угроз, существовавших для колонии Сарепта в рассматриваемый период; 2) анализ деятельности российских властей; 3) анализ восприятия угроз жителями колонии и их реакции на таковые.

Первой серьёзной угрозой, с которой пришлось столкнуться колонии Сарепта стала угроза нападения со стороны взбунтовавшихся торгутских калмыков. Колонизация нижневолжского региона, приводившая к сокращению пастбищных территорий, сужение автономии Калмыцкого ханства и частое вмешательство в его жизнь российских чиновников, а также массовое обращение калмыков в православие, с последующим переходом обращённых к осёдлому образу жизни – всё это вызывало тревогу и недовольство как среди калмыцкой знати и духовенства, так и среди рядовых калмыков. В этой связи в правящих кругах ханства зародилась идея откочёвки на прежнюю родину – в Джунгарию, вошедшую в 1758 г. в состав Цинской империи. Данные настроения поддерживались Далай-ламой VII, а также цинским правительством. Характерно, что нойон Замьян сообщал астраханскому губернатору
Н.А. Бекетову о планах калмыцкой элиты ещё в феврале 1767 г., а затем также в 1768 и 1769 гг. Однако, эти сообщения были проигнорированы губернатором. В марте 1769 г., получив аналогичные сведения из другого источника, Н.А. Бекетов всё же счёл нужным уведомить полковника И.А. Кишенского, осуществлявшего непосредственный надзор за Калмыцким ханством. Впрочем, И.А. Кишенский также не придал значения данной информации. В апреле 1770 г. Н.А. Бекетов сообщил о своих подозрениях в Коллегию иностранных дел, которая, однако, сочла их безосновательными (3. С. 133 – 134; 6. С. 212 – 217). Таким образом, российские власти, не доверяя поступавшей информации, бездействовали.

В январе 1771 г., сочувствовавший сарептянам, зайсанг Тохмут – один из представителей калмыцкой знати, прибыл в Сарепту. Гость сообщил о намерении Большой (Торгутской) орды покинуть пределы России и переселиться в Китай, предварительно разграбив все поселения, расположенные между Царицыным и Астраханью, включая Сарепту. Торгутский тайша Бамбур (Бамбар) намеревался, в частности, захватить в рабство и увести в Китай сарептского врача, ремесленников и всех работоспособных мужчин. Тохмут сообщил, также, о твёрдом намерении Малой (Дербетской) орды, из которой он сам происходил, сохранить верность российской короне. Форштеер Даниэль Фик поспешил довести эти известия до сведения царицынского коменданта и, замещавшего астраханского губернатора, генерала фон Розенберга (5. Л. 161об.).

«Вскоре, - писал летописец Сарепты Х. Зутер, - мы велели зарядить наши пушки и все были бдительны и готовы защитить наше поселение от первых же нападений». Комендант Царицына выслал в Сарепту около сотни рекрутов (5. Л. 163 об. – 164). Пропуская через своё поселение калмыков Дербетской орды, гернгутеры при въезде забирали у них оружие, возвращая его при выезде. «Это, - отмечал Х. Зутер, - были действительно мрачные для нас дни и часы, потому что мы не знали когда и с какой стороны на нас нападут» (5. Л. 161об.). Однако, внезапно наступившая оттепель вызвала таяние льда на Волге. Данное обстоятельство не позволило калмыкам-торгутам переправиться на её правый берег и атаковать Сарепту (5. Л. 164об.).

В течении нескольких недель, сарептяне, по словам Х. Зутера, находились в «боязливой неизвестности» относительно намерений Дербетской орды (5. Л. 161об.). Вскоре через Сарепту проехал капитан Шапкин, по поручению царицынского коменданта направлявшийся в Дербетскую орду. «Этот офицер, - сообщает Х. Зутер, - дрожал и трясся, и мы не преминули подбодрить его» (5. Л. 163об. – 164). Несколько дней спустя Шапкин вернулся в Сарепту и сообщил, что тайша Цебек-Убуши и все зайсанги Дербетской орды сохраняют верность российской короне. Известие вызвало в Сарепте немалое облегчение. В Дербетскую орду были направлены «братья» Х. Хаммель и К. Найц, дабы выразить Цебек-Убуши своё почтение и поздравить его с принятым решением.

«Теперь, - писал Х. Зутер, - мы начали постепенно оправляться от страха, становилось всё яснее, что нас не тронули, и калмыки, оставшиеся по эту сторону Волги, будут и впредь мирными и спокойными» (5. Л. 164).

В конце января дербетские калмыки стали вновь посещать Сарепту и «были столь же дружелюбны как прежде». Цебек-Убуши написал письмо форштееру Даниэлю Фику, выражая просьбу взять под защиту калмыков, расположившихся близ Сарепты, от возможных обид со стороны русского населения, озлобленного разбоями бежавших торгутов (5. Л. 165об. – 166).

Бегство богатой и многочисленной Торгутской орды имело тяжёлые последствия для Сарепты. «Легко понять, - писал Х. Зутер, - что, из-за бегства калмыков, колония потеряла выгодные прспективы в отношении экономики» (5. Л. 165 – 165об.). «Торговля, - отмечал А. Глич, - получила смертельный удар и никогда больше не процветала так, как прежде» (1.
Л. 75). Потеря рынка сбыта привела к резкому сокращению объёмов ремесленного производства (5. Л. 165 – 165об.).

В апреле 1773 г. комендант Царицына И.Е. Цыплетев сообщил в Сарепту известия, повергшие её обитателей в состояние шока. Находившиеся под следствием в Царицыне, главари разгромленной разбойничьей шайки сознались в своём намерении, с помощью речного судна, напасть на Сарепту в ночное время и подвергнуть колонию полному разорению. Численность шайки составляла около 60 человек. Некоторые из её участников прежде работали в Сарепте по найму, и были хорошо осведомлены о положении в колонии. По приглашению И.Е. Цыплетева, несколько «братьев» прибыли в Царицын и присутствовали при допросе злоумышленников. В связи с этими известиями, в колонии была назначена постоянная ночная стража, а в устье Сарпы постоянно дежурил верховой дозор, готовый, при приближении подозрительного судна немедленно сообщить в Сарепту (5. Л. 193).

В мае 1773 г. стало известно о другой шайке, насчитывавшей более 100 человек и располагавшей 3-мя судами с лёгкой артиллерией. Шайка, уже успевшая разграбить одну из русских деревень, обосновалась на волжском острове, в 10 верстах от Сарепты. В колонии были усилены меры безопасности: увеличена численность ночной стражи, имевшиеся в поселении 9 пушек, были постоянно заряжены картечью (5. Л. 194).

В октябре 1773 г. в Сарепту стали поступать первые известия о восстании под предводительством Е. Пугачёва. «Умы всех людей, - писал Х. Зутер, - были заняты этим и ослепление простого народа было столь велико, что они считали обманщика законным узурпатором (так в оригинале – А. М.) и освободителем от всех обязанностей подданного, и из-за этого, в чаянии лучших времён, ожидал его прибытия с весьма неприятным для законопослушных людей удовольствием, на него не действовали никакие разумные возражения» (5. Л. 194об.). «Дух к возмущению, отмечал, - Д. Фик, - в простом народе так распространялся, и наконец так умножился, что уже братья не знали, где бы они от сего разбойничекаго духа в безопасности быть могли» (4. С. 165).

С декабря 1773 г. стали поступать сведения о нападениях киргиз-кайсаков на приграничные поселения. Близ Чёрного Яра был разграблен соляной склад, 12 человек кочевники увели с собой. Канцелярия царицынского коменданта письменно предупредила руководство общины о грозящей опасности. В Сарепте вновь были удвоены сторожевые посты, приведены в готовность пушки, в хуторе Шенбрунн находилась казачья команда. Вскоре стало известно о нападении киргиз-кайсаков на казачьи поселения выше Царицына. Кочевниками было захвачено в плен около 150 человек. К отражению набегов был привлечён отряд регулярных войск под началом майора Дитца (5. Л. 194об. – 195об.).

В течении зимы 1774 г. Сарепта постоянно находилась под угрозой нападения киргиз-кайсаков. Лишь с началом ледохода на Волге колония, расположенная на правом берегу реки, перестала повергаться этой опасности (5. Л. 204об.).

Однако, летом и осенью 1774 г. целый ряд немецких колоний подвергся нападениям и грабежам. В июле 1774 г. Контора опекунства отозвала воинские отряды, охранявшие колонии, в Саратов, на защиту города от войск Е. Пугачёва. О том, что колонии остались без охраны, вскоре стало известно киргиз-кайсакам, не замедлившим воспользоваться ситуацией. С 27 по 31 августа были разграблены 9 колоний, расположенных по р. Караман: Тонкошуровка, Крутояровка, Раскаты, Суслы, Остроговка, Хайсоль, Липовка, Липов Кут, Осиновка. Было убито 16 мужчин, одна женщина и двое детей. Пропавшими без вести считались 32 мужчины, 34 женщины и 78 детей. 24 октября нападению подверглась колония Кочетная. Кочевники увели с собой одного работника и одного ребёнка. 25 октября были разграблены колонии Ровная, Кустарева и Краснорыновка. Два колониста были убиты, 273 захвачены в плен (7. С. 144). Приведённые факты свидетельствуют о том, сколь серьёзной опасности подвергалась Сарепта в конце 1773 – начале 1774 гг.

Из Царицына, 23 июля, было сообщено в Сарепту о взятии Казани войсками Е. Пугачёва. Вскоре, 4 августа, стало известно о приближении повстанцев к Саратову и оборонительных приготовлениях в Царицыне (5. Л. 207 – 207об.). К этому времени пугачёвцы успели побывать в ряде немецких колоний. В Екариненштадте, Борегарде, Привальной, Краснополье, Зауморье, Степной, Вольской, Яблоновке, Берёзовке, Кочетной, Казицкой, Поповкина, Тарлыке, Тарлыковке, Скатовке, Ровной имели место грабежи. Елшанка и Починная подверглись серьёзным разрушениям. Гололобовку Е. Пугачёв приказал сжечь за неповиновение. Жителям удалось спасти свою колонию, подкупив мятежников, назначенных для выполнения приказа. В Степной был повешен форштеер Нильсен, в Привальной мятежники повесили 6 (по другим данным 7) человек. В тоже время, в тех колониях, где повстанцам по первому требованию выделялись подводы и находились желающие их сопровождать, грабежей не производилось. Таким образом смогли избежать разорения Таловка и Норка (7. С. 136 – 137; 2. С. 91 – 98).

В Сарепту, 8 августа, прибыли первые беженцы из Саратова, со слов которых колонистам стало известно о бесчинствах, творимых пугачёвцами. Известие о взятии повстанцами Камышина пришло 16 августа. Утром 17 августа в Сарепту прибыла супруга коменданта Цыплетева в компании ещё нескольких женщин, которые направлялись в Астрахань и были, по словам Х. Зутера, «полумёртвыми от страха». От них сарептяне узнали о поражении отряда Дитца и переходе большей части калмыков на сторону повстанцев. И.Е. Цыплетев предлагал руководству колонии подумать об эвакуации жителей. Вечером того же дня женщины и дети были отправлены по Волге в Астрахань на 10 рыбацких судах, нанять которые удалось с немалым трудом. Наиболее неприятным для сарептян стало появление на берегу двух всадников, угрожавших рыбакам расправой за помощь, которую те оказывали колонистам (5. Л. 208 – 209).

Оставшиеся в Сарепте мужчины, во главе с Д. Фиком спешно устраивали в подвалах тайники, где складывали продовольствие, различные товары и ценные вещи. Находившиеся поблизости калмыки заняли откровенно враждебную позицию, попытавшись угнать скот и разграбив опустевший хутор Шенбрунн. В то же время, находившиеся в Сарепте солдаты, по приказу И.Е. Цыплетева ушли в Царицын, предварительно сняв с лафетов и зарыв в землю 12 казённых пушек. В распоряжении колонистов осталось лишь 9 пушек, принадлежавших колонии. Вечером 19 августа несколько сотен калмыков попытались ворваться в колонию, но были отогнаны холостым залпом из пушек. Группа калмыков, 21 августа, снова попыталось проникнуть в Сарепту, но вновь была отогнана несколькими ружейными и одним пушечным выстрелами. Группа расположилась неподалёку, наблюдая за происходящим в колонии. Прибывшие, вскоре, 10 казаков вынудили калмыков отступить (5. Л. 209 – 212). «Всего более странна, - писал Д. Фик, - нам показалась неприятельская мысль дербетьевых калмык, которых мы за несколько дней чрез наше местечко против возмутителя проезжающих видели, кои после в малых кучках возвращались и, ужаса достойною склонностию духом к смятению наполнены, то в малых то в больших шайках на нашу колонию, на скотный двор и деревушку Шеинбрун, как истинные неприятели, нападение чинили и чрез то братьев принудили чрез несколько дней оружием обороняться, дабы чрез то колонию от грабительства избавить» (4. С. 166).

Вскоре, 21 августа, в Сарепту вернулся один из «братьев», отправившийся было в Царицын, но по пути ограбленный калмыками, и сообщил о приближении пугачёвцев. Встревоженные сообщением, гернгутеры немедленно отправились в путь на 14-ти подводах, запряжённых быками и лошадьми. Д. Фик с другими двумя «братьями» оставался в Сарепте до последнего момента и покинул колонию когда повстанцы находились в 4-х верстах от неё (5. Л. 212 – 213).

Узнав на следующий день о бегстве сарептян, Е. Пугачёв пришёл в негодование, выслав вслед погоню. Лишь по счастливой случайности, сбившись ночью с почтового тракта, колонисты смогли избежать расправы (7. С. 139).

Эта группа колонистов 23 августа прибыла в Енотаевку, где им вскоре стало известно о полном разгроме войск Е. Пугачёва (5. Л. 221об.). В Сарепту, 2 сентября, прибыли четверо «братьев», дабы оценить состояние колонии. Зрелище было ужасающим: «мы с огорчением нашли наш прекрасный церковный зал преднамеренно злостно изувеченным, окна разбиты, двери сорваны, люстра сброшена, все шторы сорваны…и клавесин и орган разбиты…зал был заполнен перьями из постелей, разбитыми сундуками и ящиками, разорванными бумагами и книгами… вся церковная утварь и служебные одеяния были похищены, не в меньшей степени разграблены и рассеяны изрядная церковная библиотека и архив колонии. С таким трудом замурованные и спрятанные подвалы повсюду были раскопаны и вскрыты, а комнаты в домах были заполнены разломанными и лежащими друг на друге столами, стульями, ящиками и сундуками, обилием грязи и обломками до такой степени, что едва можно было войти внутрь. В самих домах окна были разбиты и выброшены, двери выломаны, печи опрокинуты, полы взломаны и перерыты… Внутри и вне поселения всё было всё было заполнено разбитыми и разломанными ящиками, разломанной мебелью, рассыпанными мукой и зерном, а вытряхнутые из постелей перья покрывали всю площадь, как будто прошёл снег. Мёртвые люди, лошади и собаки лежали среди руин и были убраны прежде всего, чтобы исчез непереносимый и вредный запах. Неизвестно было, откуда начинать уборку, т. к. куда ни взглянешь, всюду была мерзость запустения» (5. Л. 223 – 224об). Ущерб, понесённый колонией, составил, по различным оценкам, от 67,5 до 70 и даже до 80 тыс. рублей серебром (7. С. 140). «По существу, - писал германский исследователь Х. Хафа, - в тот момент Сарепта была банкротом, т. к. не только всё было отброшено к началу, но и все деньги, вложенные в промыслы и фабрики, должны были считаться потерянными» (8. Л. 73).

Таким образом, Сарепта оказалась единственной из немецких колоний, которую, при приближении повстанцев, покинули все её жители. Данное обстоятельство спровоцировало, помимо грабежа, также жесточайший погром колонии.

Подводя итог, следует сказать:

1) обстановка в регионе в рассматриваемый период отличалась крайней степенью нестабильности и расположенные здесь немецкие колонии подвергались воздействию сразу нескольких угрожающих факторов. К числу таковых следует отнести: а) бегство из пределов России торгутских калмыков, сопровождавшееся нападениями на населённые пункты; б) действия разбойничьих групп; в) крестьянская война под предводительством Е. Пугачёва; г) набеги киргиз-кайсаков;

2) российские власти, по возможности, принимали определённые меры по обеспечению безопасности Сарепты. В тоже время, в момент приближения войск Е. Пугачёва немецкие колонии, включая Сарепту, оказались предоставлены собственной судьбе;

3) население Сарепты, достаточно адекватно воспринимая существовавшие на тот момент угрозы своей безопасности, проявляло готовность к самозащите, в то же время, рассчитывая на помощь властей. Не получив таковой при приближении войск Е. Пугачёва, руководство общины сочло необходимым эвакуировать колонию, не рискуя оставлять население на милость повстанцев.


Библиографический список
  1. Глич А. История братской общины Сарепта в Восточной России в течении её столетнего существования. Ниске, 1865 / Архив ГОК ИЭиА МЗ «Старая Сарепта». Перевод с нем. Л.М. Донской, Ф. 6342. НК.
  2. Дитц Я.Е. История поволжских немцев-колонистов. М., 2000.
  3. Дорджиева Е.В. Власть и традиционная калмыцкая элита в XVIII в. (открытая интеракция и скрытые транскрипты) // Власть, 2009, № 4. С. 131 – 135.
  4. Донесение форштеера колонистов Сарептинской колонии Фика Д. о взятии Сарепты войском Пугачёва Е.И. // Крестьянская война 1773 – 1775 гг. в России. М., 1973. С. 165 – 169.
  5. Зутер Х. История братской общины Сарепты 1765–1775 / Архив ГОК ИЭиА МЗ «Старая Сарепта». Перевод с нем. О.В. Зайончковской, Ф. 3146(2). НВФ.
  6. Очерки истории Калмыцкой АССР. Дооктябрьский период. М., 1967.
  7. Плеве И. Р. Немецкие колонии на Волге во второй половине XVIII века. М., 2008.
  8. Xaфa Хервиг История Братской общины Сарепта / Архив ГОК ИЭиА МЗ «Старая Сарепта». Перевод с нем. О.В. Зайончковской, Ф. 3. 14900. ОФ. V НК.


А.А.Курапов, А.Н.Алиева

ОГУК «Астраханский государственный объединенный

историко-архитектурный музей-заповедник»

ПРОЕКТЫ РЕЛИГИОЗНЫХ РЕФОРМ АСТРАХАНСКОГО ГУБЕРНАТОРА И.С. ТИМИРЯЗЕВА В ОТНОШЕНИИ

ПРИВОЛЖСКИХ КАЛМЫКОВ


Деятельность каждого значительного политического деятеля, как правило, многогранна. Безусловно, что для адекватной оценки значения личности в истории необходим ее комплексный, разносторонний анализ. Губернатор Иван Семенович Тимирязев – значительная фигура в астраханской истории. Благодаря ему в Астрахани появились музей, библиотека, первая еженедельная газета, осуществлялись значительные работы по благоустройству города... Вместе с тем важным направлением внутренней политики всех астраханских губернаторов являлось управление Калмыцкой степью – значительной административно-территориальной единицей Астраханской губернии со своим укладом, социально-экономической и религиозной ситуацией. Не остался в стороне и И.С. Тимирязев, много сделавший для калмыцкого народа. В предлагаемой статье мы рассмотрим отдельный аспект политики И.С. Тимирязева – политику в отношении буддийской общины приволжских калмыков.

Познакомимся с биографией И.С. Тимирязева и формированием его как политического деятеля.

Иван Семенович Тимирязев, родился в 1791 г. в дворянской семье, получил домашнее образование (17. С. 161). Начав службу юнкером (1807 г.) в лейб-гвардии Егерском полку, Тимирязев на следующий год перевёлся в конную гвардию, где произведен (1810 г.) в корнеты1. По окончании войны 1812-1814 гг. Тимирязев был назначен адъютантом к цесаревичу Константину Павловичу, при котором состоял до 1819 г., когда в чине полковника (с 1816 г.) вышел в отставку. И.С. Тимирязев принял участие в подавлении польского восстания. За отличие при штурме Варшавы 25 и 26 августа 1831 г. произведен в генерал-майоры с зачислением в свиту императора (16. С. 520).

В Москве и Петербурге Иван Семёнович продолжительное время был дружен и неоднократно встречался с Жуковским, Пушкиным, Вяземским, Карамзиным, Соболевским, графом Толстым (Американцем), Нащокиным, Денисом Давыдовым и другими выдающимися людьми своей эпохи (6. С. 18).

В 1834 г. И.С. Тимирязев был назначен «исправляющим должность астраханского военного губернатора и управляющим гражданской частью». В был 1835 г. утвержден в должности (15. С. 519)2. Деятельность И.С. Тимирязева в Астрахани нашла отражение не только в архивных документах и официальных отчетах, но и в воспоминаниях современников, проливающих дополнительный свет на личность политика. Его сын, Федор Иванович дал такую характеристику отцу: «Чувствовалось, что все, что предлагалось его вниманию, в форме ли научного чтения и философских теорий или внешних событий, все это немедленно проводилось через его вполне своеобразное и самостоятельное мышление и принимало немедленно особую, лично ему принадлежащую окраску». Сын отзывается о нем как о бескомпромиссном, не терпящем неопределенности человеке. Из уважения к его памяти он не стал приводить нелицеприятные отзывы окружающих и сослуживцев о служебной деятельности И.С. Тимирязева: «…могу только сказать относительно его десятилетнего управления Астраханским краем, что оно не носило обычного рутинного характера уже потому, что, с свойственной ему энергией, горячностью и высокою добросовестностью, он весь предался местным интересам и полюбил эти интересы всею душою. Эта особенность не только была ощутительна на месте и приобрела ему вскоре полнейшую и неограниченную преданность всех сословий местного населения, но и была известна и ценима государем Николаем Павловичем» (17. С. 161; 18. С. 319). Главный попечитель калмыцкого народа в 1836 - 1839 гг. – А.М. Фадеев в своих мемуарах писал об астраханском губернаторе так: «… генерал Тимирязев, - удивительная смесь противоположностей в характере, хотя с положительным преобладанием благородного и доброго над всем прочим; человек умный, честный, благонамеренный, прямой, энергичный, но вместе с тем, пылкий, отчасти самовластный и деспотичный, он всем хотел руководить по своему; но, прослужив всю жизнь в военной службе, с гражданской частью был ещё мало знаком и потому часто не достигал тех результатов, которых желал» (19. С. 116) 3.

В 1840 г. И.С. Тимирязев был произведён генерал-лейтенанты, в 1844 г. отчислен от должности и в 1846 г. уволен в отставку. Причиной ее стали нарекания на неправильные действия губернатора И.С. Тимирязева, однако сенатская ревизия, проведённая князем Гагариным, не подтвердила обвинения, действия Тимирязева были рассмотрены Сенатом, обсуждались на Государственном совете, вслед за чем последовало Высочайшее повеление от 26 октября 1853 г., по которому И.С. Тимирязев был освобожден от всякого взыскания и принят вновь на службу. Став сенатором, последние годы жизни провёл в Москве. Среди многих наград Ивана Семёновича Тимирязева были ордена св. Владимира 2-й, св. Георгия 4-й степени, Белого орла, прусский орден «За заслуги», австрийский Леопольда, баварский Максимилиана и персидский Льва и Солнца. Иван Семёнович Тимирязев умер 15 декабря 1867 г. (16. С. 520).

Рассмотрим эволюцию положения калмыцкого народа и буддийской общины в XVIII-XIX вв. и предложения И.С. Тимирязева относительно изменения их статуса.

С 1771 г. территории, занимаемые Калмыцким ханством, были подчинены астраханскому губернатору, в улусах, приравненных к уездам, был введен институт приставов, наделенных административной властью, выполнявших надзорные функции. Управление калмыцкими делами было сосредоточено в структурной части канцелярии астраханского губернатора – Калмыцкой экспедиции, позднее преобразованной в Калмыцкое правление. Административный статус Калмыцкой степи в значительной степени меняется в XIX в. Указом Павла I от 14 октября 1800 г. владелец Малодербетовского улуса Чучей Тундутов был объявлен наместником ханства, наделен традиционными атрибутами власти, при нем был восстановлен суд Зарго, руководствовавшийся местными законами (10. С. 540). Павлом I так же был подписан указ «О свободном отправлении всех духовных обрядов калмыков» - по которому вводилась должность ламы, которым был утвержден Собин-багша, пожалованы атрибуты власти и годовое жалование (11. С. 541). Именно при Павле I впервые был подтвержден высокий статус буддийского духовенства в калмыцком обществе и глава общины получил официальный статус. Указом Александра I от 26 октября 1801 г. права наместника были подтверждены, вместе с тем наместник был подчинен астраханскому военному губернатору, при наместнике была учреждена должность Главного пристава, подчинявшегося Коллегии иностранных дел (12. С. 809). После смерти Ч. Тундутова в 1803 г. должность наместника была ликвидирована и Калмыцкую степь возглавляет Главный пристав. В первой половине XIX в. установилось административное деление Калмыцкой степи на 9 улусов: Багацохуровский, Эркетеневский, Икицохуровский, Яндыковский, Харахусовский, Эрдени-Кичиковский, Большедербетовский, Малодербетовский, Хошеутовский.

На протяжении XIX в. статус Калмыцкой степи и положение буддийской общины неоднократно менялись в результате административных реформ российского правительства. Так по «Правилам для управления калмыцким народом» 1825 г. Калмыцкая степь была подчинена Министерству внутренних дел, которое занималось установкой и изменением организации управления, разделом улусов, финансированием расходов аппарата, назначением Главного пристава, подчинявшегося астраханскому губернатору. Во главе Калмыцкой степи устанавливалась Комиссия Калмыцких дел, возглавляемая астраханским губернатором. Духовенство в лице Ламы активно принимало участие в Комиссии Калмыцких дел и национальном суде Зарго, Положение отдельно выделяло духовный суд и определяло его юрисдикцию (13. С. 159).

Стремление учесть административные исторические традиции калмыцкого народа, его социально-экономическое положение реалии времени приводит правительство к принятию нового нормативного акта. Таким законодательством становится «Положение об управлении калмыцким народом», утвержденное 24 ноября 1834 г., активно реализуемое при участии И.С. Тимирязева, ставшего астраханским губернатором в этом году. Положение вводило самостоятельную систему областного и местного управления, не входившего в губернскую. Астраханский губернатор выступал как представитель МВД, в его канцелярии учреждался Стол для производства дел, относящихся к калмыцкому народу (13. С. 18-39). Положение 1834 г. фиксировало социальную структуру калмыцкого общества, состоявшую из двух сословий: привилегированное (нойоны, зайсанги, духовенство) и сословие простолюдинов. Значительно изменилось положение буддийского духовенство: ламу с 1834 г. утверждал лично император, вводился новый клерикальный орган: «Ламайское духовное правление».

И.С. Тимирязев становится астраханским губернатором в начале действия нового положения, реализация которого вызывала нарекания и обращения губернатора к российскому правительству с проектами реформирования в частности и статуса буддийской общины. Рассмотрим предложения И.С. Тимирязева по этому вопросу.

Необходимо отметить, что сам процесс формирования штатов Ламайского духовного правления – бюрократического клерикального органа – проходил с элементами кочевой демократии, характерной для калмыцкой традиции XVII-XVIII вв.

24 ноября 1834 г. в присутствии Главного попечителя калмыцкого народа состоялись выборы в члены Ламайского управления 17 представителей калмыцких улусов путем закрытого голосования. В результате в члены Ламайского управления были выбраны: из Малодербетовского улуса – Лушур бакши, из Багацохуровского улуса – Цюрюм Дензинг гелюнг; из Харахусовского улуса – Гелик гелюнг; из Хошеутовского улуса – Цюрюм Доржи гелюнг (5. Л. 1-1об.). После выборов кандидатуры членов управления утверждались сначала Ламой, а затем астраханским губернатором. Примечательно, что губернатор настаивал на необходимости принесения присяги на атрибутах буддийского культа выбранными членами управления. 28 октября 1836 г. под председательством Ламы калмыцкого народа состоялось первое заседание Ламайского духовного правления (5. Л. 7).

В 30-е гг. XIX в. Министерство внутренних дел активизировало формирование штатов сотрудников, специализировавшихся на работе с приволжскими калмыками. Анализ интенсивности данной работы показал, что существовавшая к тому времени система подготовки штатов не оправдала себя – существовавшую на Аптекарском острове в Санкт-Петербурге Медицинскую школу, готовившую в том числе и переводчиков с калмыцкого, было решено закрыть в 1836 г. В связи с этим из Департамента исполнительной полиции МВД на имя астраханского губернатора 18 августа 1936 г. поступило предложение разработать проект создания в Астрахани специализированного калмыцкого училища (1. Л. 1 об.). В ответ астраханский губернатор и Совет Астраханского калмыцкого управления к ноябрю 1836 г. подготовили проект устава калмыцкого училища. Определяя целью училища распространение в калмыцком народе русского языка и подготовку штатов для калмыцкого управления разработанный устав определял и в специфику внутренней жизни училища. Обращает на себя внимание особая роль, отводившаяся буддийскому духовенству и буддийской идеологии в системе образовательных курсов. По планам губернатора в штат училища необходимо было ввести преподавателя буддийского вероисповедания, которым мог стать один из гелюнгов Ламайского духовного управления по распоряжению ламы, кроме того на время буддийских праздников вводился особый режим посещения учащимися занятий (1. Л. 28 об.). Предложенный вариант в значительной степени отличался от общей вероисповедной политики Российского государства по отношению к буддизму вообще и к калмыцкому буддизму в частности. Данная редакция устава фактически приравнивала буддизм к православию, традиционно являвшимся способом социально-культурной интеграции «инородцев». Обращает на себя внимание и особая роль, отводившаяся Ламайскому духовному правлению, которое определяло персону преподавателя буддийского вероисповедания. Подобное расхождение общегосударственной и региональной вероисповедной политики сразу обратило на себя внимание Министерства народного просвещения, подвергшего проект устава резкой критике. В рецензии на проект чиновники министерства определяли предложение как «странное и несвоевременное». Введение в перечень предметов наряду с преподаванием Закона Божьего – буддийского вероучения на национальной окраине империи рассматривалось как опасный нонсенс, участие священнослужителя предлагалось ограничить проведением обрядов (1. Л. 90). Результатом межведомственной переписки становится новый проект устава, разработанный главным попечителем калмыцкого народа к 1 ноября 1841 г. Предложенный проект стал правовой основой существования калмыцкого училища, открытого при здании Главного управления калмыцкого народа в Астрахани. Пять параграфов устава оговаривали участие в учебном и воспитательном процессе гелюнга, назначенного ламой. По уставу гелюнг дополнял штат вспомогательного персонала, являясь комнатным надзирателем и помощником преподавателя училища. Функции гелюнга сводились к обучению детей калмыцкому языку, кроме того обязательным требованием к священнослужителю было хорошее знание русского языка для общения с чиновничеством и культурной интеграции воспитанников пансиона (1. Л. 163).

Наличие механизма регулирования жизни буддийской общины в виде бюрократического аппарата Ламайского духовного управления позволило региональным властям реализовать одну из главных целей политики регламентации внутренней жизни Калмыцкой степи – контроль за внутрисословным распределением финансовых потоков. Распоряжением астраханского военного губернатора И.С. Тимирязева от 12 января 1837 г. Ламайское духовное управление начало сбор сведений о приношении храмам и духовенству. В обязанности казначеев калмыцких хурулов вменялось ведение, оформленных по требованиям российской бюрократической системы того времени, приходно-расходных книг с ежегодной отчетностью. С 23 января 1837 г. решение о предоставлении ежегодной отчетности решением губернатора становится обязательным для исполнения во всех буддийских монастырях Калмыцкой степи (6. Л. 5).

Новым шагом к включению буддийской общины в систему российского бюрократического аппарата становится разработанная И.С. Тимирязевым система наделения духовенства индивидуальными удостоверениями по аналогии с православным духовенством (7. Л. 1). Смысл этого нововведения можно расценивать двояко. Главной задачей разработанного свидетельства было ограничение правовой самостоятельности буддийской общины. Статус духовенства, дававший право на значительные привилегии в калмыцком обществе, находившийся в юрисдикции общины, с 26 февраля 1837 г. становится частью юрисдикции российского бюрократического аппарата. Немаловажной причиной обостренного внимания чиновничества к традициям принятия сана, функционирования отдельных монастырей, штату малых и больших хурулов было стремление регламентировать, а в дальнейшем значительно сократить численность калмыцкого духовенства. Обращает на себя внимание сама формулировка экстренно разработанного свидетельства для буддийского духовенства. В тексте одновременно присутствуют и Святая Троица и Далай-лама (7. Л. 3). Заверялось свидетельство печатью российского чиновника – «казенной печатью».

К деятельности И.С. Тимирязева по регламентации жизни калмыцкой буддийской общины относится участие в разработке законодательства 1847 г. «Положение об управлении калмыцким народом» было принято уже после отставки И.С. Тимирязева. Но общий ход подготовки подобных законодательных актов и ссылки на предложения губернатора в документах Российского государственного исторического архива свидетельствуют об активном участии губернатора в его подготовке. Остановимся на регламентации религиозной жизни калмыцкого народа по положению 1847 г. По положению усиливалась роль в решении том числе и религиозных дел астраханского губернатора, упразднялся национальный суд Зорго – в котором активное участие принимали и духовные лица. По положению калмыкам предоставлялась свобода вероисповедания, но упразднялось Ламайское духовное правление, не оправдавшее надежд по консолидации духовенства, верховная власть передавалась в руки ламы, кандидатуру которого предлагал губернатору Главный попечитель калмыцкого народа. Утверждал кандидатуру ламы лично император. Кроме ламы вопросы численности духовенства, количества хурулов, расследование уголовных преступлений духовенства возлагалось на Палату государственных имуществ. (14. С 350-352). В 1847 г. разрешенное число хурулов в одном улусе определялось как три больших и пять малых, подвергались сокращению штаты монастырей: в малых – 18 чел., в больших – 36 чел. Общее число духовенства не должно было превышать 1530 человек (2. С. 25)

В продолжение анализа законодательства 1847 г. необходимо привести т.н. «Предложения астраханского военного губернатора» - письмо И.С. Тимирязева Ламе от 28 мая 1838 г. Данный документ хорошо характеризует как позицию самого губернатора, так и позицию российского чиновничества относительно буддийского духовенства. Обращает на себя внимание сама подача текста, относящегося к планам по сокращению штата и монастырей. Губернатор ссылается на аудиенцию, на которой присутствовал лама и обсуждался наболевший вопрос о сокращении духовенства. Лама представлен в качестве союзника в проведении реформ и исполнителя распоряжений губернатора (8. Л. 1.). Документ содержит также аргументацию в отношении необходимости сокращения штатов буддийского духовенства. Одним из основных аргументов, который будет приводиться на протяжении всего XIX в., стал аргумент о финансовых злоупотреблениях в среде высшего духовенства, о высокой стоимости религиозных ритуалов для простого народа. В качестве примера губернатор приводил дело о разорении гелюнгами владельцов Яндыковского, Икицохуровского улусов – Церен-Убуши и Церен-Арши (8. Л. 3 об.). Приводимые И.С. Тимирязевым примеры характерны для калмыцкой традиции – при серьезном заболевании представители аристократии и простолюдины действительно жертвовали монастырям скот и эти пожертвования могли быть весьма значительными. Вторым аргументом И.С. Тимирязева станоло обвинение буддийской общины в возросшей политической активности – «…пишут разным калмыкам жалобы, вовлекают их в тяжбы и обирают их за труды» (8. Л. 3). В повседневной жизнь Калмыцкой степи, при наличии небольшой прослойки грамотного населения, буддийское духовенство, зачастую, выступало переводчиками, секретарями, делопроизводителями для владельцев и простолюдинов. Еще одним веским, по мнению губернатора, аргументом стало сравнение положения калмыцкого духовенства с положением духовенства в других конфессиях – «…ни в одном народе разных исповеданий нет такой огромной массы духовенства» (8. Л. 6 об.). Аргументация предваряла предложения губернатора по реформированию калмыцкой буддийской общины. Основным лейтмотивом этих предложений становятся сокращение численности духовенства и строгая централизация общины. Руководствуясь «…мерою действительной надобности» И.С. Тимирязев предложил ламе рассмотреть вопрос о сокращении штатов в два раза, оставить в духовном звании лиц имеющих положительные рекомендации у местной аристократии (8. Л. 5). Впервые губернатор предложил регламентировать внутреннюю жизнь монастырей – монахи не должны были отлучаться из хурулов, вмешиваться в светские дела, влиять на умы людей светского состояния. За нарушение этого нового устава жизни монастыря нес ответственность настоятель (8. Л. 6).

«Предложения астраханского военного губернатора» содержат еще два программных заявления, на реализацию которых будут направлены усилия российского чиновничества в последующие годы. Губернатор предложил сократить количество больших улусных хурулов до одного при ставке. Мотивацией этого предложения вновь становится аналогия с положением других концессий – «…у нас в России каждый губернский город имеет по одному главному собору» (8. Л. 8 об.). Вместе с тем настоящей причиной сокращения больших хурулов, кроме общего сокращения духовенства, становится стремление уменьшить политическое влияние общины. Упразднение хурулов предлагалось сопровождать упразднением должности багши, а следовательно сокращением участников политического процесса со стороны общины.

Кроме того, обращает на себя внимание предложение И.С. Тимирязева, затрагивавшее одну из основных задач российского правительства в Калмыцкой степи – вопрос перевода населения к оседлости. Отход от кочевого скотоводства, кочевого способа ведения хозяйства, быта рассматривался правительством как основной способ ассимиляции калмыцкого народа. Методы решения этой проблемы были разнообразные – от ассимиляции светской элиты, до внедрения новых методов ведения хозяйства, распространения земледелия. И.С. Тимирязев в 1838 г. предложил новое направление приведения к оседлости – через создание сети оседлых монастырей, как притягательных для населения центров духовной культуры. Тем самым губернатор дополнительно мотивировал необходимость сокращение штата малых монастырей. По его мнению, сосредоточение хурулов в улусных ставках в перспективе приведет население к стремлению селиться вблизи от крупных религиозных центров (8. Л. 9 об.).

Тема российских религиозных реформ XIX в. в отношении буддийской общины приволжских калмыков сложна для изучения поскольку требует не только привлечения многочисленных материалов региональных и федеральных архивов, но и анализа биографии основных участников этих реформ, многие из которых, как И.С. Тимирязев, принимали участие в них, руководя региональными органами власти. Именно инициатива, мотивация региональных чиновников во многом определяла политику России на национальных окраинах.