Geum.ru

Кузнецов А. Г. Невыдуманные истории: 60 коротких рассказов / Предисловие А. Зарифьяна

Вид материалаРассказ

Содержание


Вдали от дома своего
Колхоз «Кенеш» – жаман эмес
Колхоз «Кенеш» – зараз все не съешь
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
«ЧП» на пляже


Эта история произошла в санатории «Украина» в один из ясных июльских дней 1987 года. Обычно мы с сыном ходили на море два раза в день – утром и ближе к вечеру, когда солнечные лучи были уже не столь обжигающие. Вот и в тот день мы отправились на пляж около четырех часов пополудни и расположились на одном из пирсов. Бетонные пирсы, уходившие метров на двадцать в море, имели двухъярусную конструкцию: наверху, под тентом были установлены лежаки, а с нижнего яруса можно было прыгать в море. Все шло своим чередом – мы купались в море, загорали, в общем, вели самую обычную пляжную жизнь. В какой-то момент я заметил, что давно не вижу сына, и пошел посмотреть, куда же он мог запропаститься. Я осмотрел оба ближних пирса, прошелся вдоль берега моря, заглянул в кафе – мальчика нигде не было. Наверное, он вернулся в корпус, – подумал я и отправился туда. Корпус находился на крутом скалистом берегу, куда вела извилистая аллея. Запыхавшись от быстрой ходьбы, я поднялся на третий этаж – в номере никого не было. Не видели его и работники санатория.

Я снова пошел на пляж, надеясь, что сын куда-то отходил и теперь уже вернулся. Но мальчик бесследно исчез. Дело приобретало нехороший оборот. Больше всего я боялся, как бы он не захлебнулся в воде и не утонул. Но вокруг все было спокойно: на пляже и в море отдыхало много людей; если бы что случилось, наверняка, заметили бы, – успокаивал я себя. К поискам сына подключились многие отдыхающие, а я отправился в соседний санаторий «Днепр», где мы не раз бывали с сыном: вдруг он пошел туда? Но мои поиски оказались безрезультатными. Куда же мог задеваться восьмилетний мальчик? Ведь он, в общем-то, послушный и раньше никуда надолго не отходил, а тут уже прошло не менее получаса. В голову лезли всякие нехорошие мысли и я уже не знал, что предпринять – не вызывать же водолазов!

И тут сын появился. Я кинулся к нему навстречу: «Где ты был?!» Сын не понимал моей тревоги и был абсолютно спокоен. Он стоял передо мной и лучезарно улыбался. Оказывается, все это время он пребывал внутри огромного ящика, который стоял тут же на площадке перед пляжем, рядом с игровыми столами. В ящике находился недавно полученный санаторием спасательный катер. Местные сорванцы оторвали одну из досок и часто залазили внутрь, чтобы посидеть в нем, представляя себя отважными моряками. Вот и мой сынишка решил последовать их примеру. Я так был рад возвращению ребенка, что даже не стал его наказывать. Слава Богу, что все обошлось!


ВДАЛИ ОТ ДОМА СВОЕГО


Попутчики из Магадана


Как-то, еще в молодости мы с женой поехали на Черное море. В купе скорого поезда Москва-Одесса нашими попутчиками оказалась супружеская пара из Магадана. Он – крупный мужчина, обритый под Котовского, лет 45-50-ти. Она – помоложе – бойкая, общительная, из тех, про которых говорят, «у нее все схвачено». Они разместились на двух полках: он – вверху, она – внизу. Семейной «кассой», естественно, владела молодая супруга, вот и приходилось добродушному северянину время от времени клянчить у жены на «коньячок», как выражался он. Жена не отказывала, но особо не баловала благоверного – выдавала только «трешку».

Заполучив заветную бумажку, супруг бодро отправлялся в вагон-ресторан. Спустя некоторое время, «приняв на грудь», Котовский в благодушном настроении возвращался назад. Он взбирался на верхнюю полку, укладывался, затем, свесившись вниз, окидывал взором отдыхавшую там свою супружницу и изрекал: «Ну, змея подо мной: можно спать спокойно». Жена не обижалась – к юмору мужа она привыкла.


А это был не мой чемоданчик…


В конце 60-х годов я отдыхал на Черном море, на одном из курортов Краснодарского края. Когда отдых закончился, я доехал на автобусе до Туапсе, сдал чемодан в камеру хранения железнодорожного вокзала, погулял по городу, потом сел в электричку и направился в Адлер, откуда на самолете благополучно добрался до родного Фрунзе. Прибыв домой, я положил чемодан на стол, достал ключ, вставил его в замок… Жена и дочь стояли рядом, с нетерпением ожидая, что же я им привез в подарок. Наконец, крышка чемодана открылась и перед изумленными членами семьи предстали многочисленные предметы дамского туалета: платье, кофточка, юбка… А поверх всего этого великолепия красовался обшитый ажурными кружевами бюстгальтер.

– Что это такое!? – воскликнула возмущенная жена.

Я не знал что ответить: чемодан, вроде, был мой, а вот его содержимое – явно чужим. Похоже, что чемодан где-то подменили. Но где? Может быть, в Туапсе, а может, в Адлере, при регистрации? Главное, он был точно такой, как у меня – польского производства. Внимательно исследовав его содержимое, моя жена пришла к выводу, что владелица чемодана тоже из Фрунзе, поскольку часть ее вещей была местного производства. Самое интересное, что при получении багажа я предъявил бирку, и ее номер полностью совпал с номером на бирке, прикрепленной к чемодану. По-видимому, злополучный чемодан был сдан в багаж одновременно с моим, и работник аэропорта в Адлере просто перепутал бирки. Как бы то ни было, но нужно было разыскать свои вещи, поэтому я тут же отправился в аэропорт, который в то время находился рядом с городом.

Приехав в аэропорт, я разыскал нужную службу, где мне было предложено написать заявление, указав, какие вещи находились в моем чемодане. Когда заявление было уже почти написано, в комнату буквально влетел страшно возбужденный парень – в руках он держал чемодан польского производства, точно такой же, как тот, что принес я.

– Мне сказали, что нужно обратиться к вам, – сказал он сотруднику аэропорта. – Понимаете, моя сестра вернулась из Сочи, я ее встретил, а когда приехали домой и открыли чемодан, то в нем оказались чужие вещи…

– А не эти ли вещи вашей сестры? – улыбнулся чиновник, указывая на чемодан, который принес я.

– Да, они самые, – радостно воскликнул парень, бегло ознакомившись с содержимым чемодана-близнеца.

На этом курьезный инцидент был исчерпан: я порвал заявление, мы обменялись чемоданами и, счастливые, отправились по домам.


Совет старого еврея


Довелось мне как-то быть в Киеве. В то лето я путешествовал вместе с дочерью, только что успешно закончившей первый класс и заслужившей отдых на море. Пробыв в столице Украины десять дней, мы купили билеты на пароход и проплыли по Днепру до самого Херсона. Затем посетили Одессу, откуда отправились в другое плавание, теперь уже по Черному морю, на печально известном теплоходе «Адмирал Нахимов» (несколько лет спустя он затонул), на котором благополучно прибыли в Новороссийск, откуда было совсем недалеко до одной из здравниц, где мы и провели остаток лета.

В Киеве мы не только знакомились с его достопримечательностями, но и посещали днепровские пляжи. Однажды, когда я вышел из воды и собирался уже растянуться на горячем песке, меня подозвал благообразного вида старичок. То, что это еврей, было видно за версту – и по внешнему облику, и по манере общения. Он напоминал многочисленных персонажей рассказов моего любимого писателя Шолома Алейхема – «местечковых» евреев из небольших украинских городков, так называемой «черты оседлости». Наверняка, он в свое время учился в хедере и говорил на идише. Пейсов, правда, не носил. Обратился старичок ко мне тоже чисто по-еврейски: «Вот смотрю я на вас, молодой человек, и вижу, что ви многого не знаете». Я еле сдержал себя, чтобы не вспылить, а мой собеседник продолжал: «Вот ви вышли из воды и собираетесь лежать в мокрых трусах. И ваша дочка тоже. А ведь этого делать нельзя!».

«А как же быть», – спросил я.

«Ви должны иметь двое трусов – одни для купания, другие – для того, чтобы загорать, а в мокрых трусах этого делать нельзя. Это очень вредно, особенно для девочки – ведь она вырастет, и должна будет рожать». Он говорил нараспев и картавя – так обычно рассказывают еврейские анекдоты. Слушать его было одно удовольствие.

«Ви послушайте меня, старого человека: после купания зайдите в раздевалку, снимите мокрые трусы, вытретесь полотенцем и наденьте сухие, а мокрые выжмите и пусть они пока сушатся на солнце. И так каждый раз. Тогда ви и ваша дочь будете здоровы. Это говорю вам я, Изя Гейзер».

Я поблагодарил его – этого скромного пляжного смотрителя, пенсионера, наверняка прожившего нелегкую жизнь. Не поленился же он, совершенно чужой мне человек, подойти и дать дельный совет – в том, что он был прав, я нисколько не сомневался.

Колхоз «Кенеш»


Во время сельхозработ, за очередным вечерним застольем один из коллег-музыкантов продекламировал нам шуточное стихотворение про колхоз «Кенеш». Сейчас об этом колхозе мало кто знает, а те времена он был известен на всю Киргизию: как-никак первый в республике колхоз-миллионер, жизнь в котором, наверное, была немного лучше, чем в других сельских хозяйствах. Вот и сочинил народ про него такую забавную присказку:


Колхоз «Кенеш» – жаман эмес:

Эртен менен чай, тушто кульчетай,

Кечинде бешбармак, кёп бутылка арак,

Бир чанач кымыз, бир сулуу кыз.


В русском переводе это звучало примерно бы так:


Колхоз «Кенеш» – зараз все не съешь:

Утром – чай, в обед – кульчетай,

Вечером – бешбармак, много водки (арак),

А потом еще и кумыс, да красивая девушка-кыз.


Присказка, разумеется, прозвучала в оригинале, и хотя не все из нас владели кыргызским языком – ее смысл был понятен без перевода: уж очень красочно и выразительно декламировал наш коллега Текенбай. А на последних словах, там, где говорилось про девушку, он буквально заливался соловьем: «Б-и-и-ир сулуу кыз!»

Стишок про «Кенеш» мне понравился, и я заучил его наизусть.

Прошли годы. И вот как-то в начале 80-х годов в Москве я повстречался группой туристов из Кыргызстана. Встреча с земляками, особенно вдали от родных краев, всегда приятна. А кыргызов всегда можно узнать по национальному головному убору из белого фетра с черной отделкой, который в народе зовут «Ак-калпак». По внешнему виду это были простые сельские жители. Одеты они были скромно, старались держаться вместе; чувствовалось, что все окружающее было для них в диковинку. Как потом выяснилось, это была их первая поездка за пределы республики, организованная профсоюзом за какие-то достижения в нелегком крестьянском труде. Большинство членов группы было колхозным начальством – председатель, парторг, главный зоотехник, главный бухгалтер и т.д. Однако среди туристов были и простые колхозники. Обращал на себя внимание пожилой чабан с наголо выбритой головой и опаленным горным солнцем лицом.

Встреча произошла в гостинице «Россия». Мои земляки были явно чем-то озабочены. Заметив это, я подошел к ним, поздоровался, объяснил, что сам тоже из Киргизии и предложил помощь. Оказалось, земляки что-то искали в гостинице, и я помог им не только в этом, но и ответил на массу вопросов о Москве. Особенно много вопросов было о том, где что купить. После этого, благодарные земляки пригласили меня в номер председателя, где мы и отметили нашу встречу. Здесь выяснилось, что мои собеседники приехали в столицу из колхоза «Кенеш».

«Как? – удивился я. – Вы из того знаменитого «Кенеша»!?

«Да, нет, – ответил председатель, – наш колхоз ничем не знаменит: земля плохая, неплодородная, хозяйство скромное…»

«Не может быть: о вашем колхозе все знают, даже стихотворение про него есть!» – и я, стараясь правильно выговаривать киргизские слова, процитировал известную присказку: Колхоз «Кенеш» – жаман эмес…

Тут выяснилось, что это совсем другой «Кенеш» – не тот миллионер, что из Чуйской долины, а его скромный «тезка» из отдаленного горного района. Тем не менее, стишок всем понравилось, а парторг полез в чемодан, извлек из него блокнот и попросил повторить чтение.

«Буду рассказывать землякам», – пояснил он, берясь за перо.

Мы снова подняли стаканы. А когда тост был произнесен – он, конечно же, был предложен за славный колхоз «Кенеш» – и содержимое стаканов выпито, председатель задумчиво сказал: «Да, если я кому скажу, что этому стихотворению меня научил один русский товарищ в Москве, то вряд ли мне кто поверит!»


Любитель «клубнички»


Летом 1989 года я вместе с группой туристов из Союза композиторов СССР ездил в Финляндию. В ее состав входили как известные, так и не совсем известные композиторы, среди которых был музыкант из Красноярска, назовем его Вадим. Мы познакомились в Москве, и так случилось, что в течение всей поездки проживали вместе, поскольку номера в гостиницах были рассчитаны на двух человек. Специалист он, по-видимому, был неплохой: учился в Ленинграде, являлся членом Союза композиторов, его произведения исполнялись на концертах. Вадиму было сорок пять лет, но за границу он выезжал впервые.

По приезду в Финляндию стало ясно, кого что волнует: одни только и думали о магазинах, других интересовали культурные ценности. Ну а Вадим проявил необычайный интерес к порнографии. Не знаю, может быть у них в Красноярске с этим делом было туго, но страсть лицезреть «клубничку» носила у него явно патологический характер. Во всем остальном это был вполне нормальный мужик, правда, с небольшим налетом провинциализма.

Узнав, что эротические фильмы в Финляндии транслируют только по ночам, он первую ночь провел у телевизора, не давая мне спать. Однако ничего интересного так и не увидел, чем был ужасно огорчен. На следующий день он затронул эту тему в разговоре с гидом-переводчиком – миловидной финкой. Она ему доходчиво объяснила, что фильмы волнующей его тематики передает шведское телевидение, но не во всех отелях есть этот канал.

Наш маршрут пролегал по городам Хельсинки, Турку, Тампере, Лахти, кроме того, был еще отдых в живописном местечке на берегу озера Эливуори. И вот в каждом новом отеле он вставал по ночам и включал телевизор. Наконец ему повезло: он нашел канал, где показывали что-то эротическое. Но Вадим на этом не успокоился. Теперь его внимание сосредоточилось на порнографических журналах – в Финляндии они продавались почти в каждом киоске, но на их красочных обложках, которые виднелись через стекло, ничего предосудительного не было. Чтобы посмотреть журнал, нужно было его купить, либо заплатить за просмотр. Однако наш музыкант был человек закомплексованный, стеснительный и все как-то не решался на это. В конце концов, он не выдержал и на ломанном английском обратился к пожилой женщине, стоявшей за прилавком киоска, с просьбой показать ему журнал. Заполучив желанное издание, Вадим с головой ушел в его изучение. Журнал был толстый – страниц так на двести, но это не смутило сибиряка: смотреть, так смотреть, – по-видимому, решил он.

Киоск находился у входа в парк. Поняв, что просмотр журнала затянется, я решил погулять. Был ясный, солнечный день, в парке было тихо, немноголюдно. Минут через пятнадцать я вернулся к киоску и застал всю ту же картину – Вадим, ничего не видя вокруг, с живейшим интересом рассматривал красочные фотографии журнала. Глаза его блестели от возбуждения, на лбу выступил пот. Он так был увлечен, что даже не заметил моего появления.

– Хватит, Вадим, сколько можно, пойдем! – позвал я его.

– Подожди еще немного, дай досмотреть!

Быстро пролистав последние страницы, он смущенно извинился и вернул журнал продавщице. Пожилая финка пришла в негодование, и сказала ему пару резких фраз на своем родном языке. Ясное дело, за просмотр журнала полагалось платить. Деньги у Вадима, конечно, имелись, но он их берег на покупку магнитофона и предпочел уйти не заплатив.

Всю последующую ночь бедный композитор ворочался в кровати, стонал и скрежетал зубами: похоже, ему снились кошмары на эротические темы.

Интересно, в каких музыкальных образах все это найдет отражение в его творчестве?


Победил сильнейший


Весной 1990 года мне довелось побывать в Египте. Сбор группы, в которую входили музыканты из различных городов страны, состоялся в Москве. Поскольку валюты тогда меняли очень мало, многие члены группы закупили различные товары, которые можно было продать в Египте – фотоаппараты, часы, перочинные ножи, сувениры и т.п. Однако самым надежным товаром для реализации считались, конечно, спиртные напитки: водка и шампанское. Почти каждый взял с собой по две-три бутылки того и другого (больше запрещалось).

По прибытию в Каир многие туристы стали потихоньку распродавать свой товар. Однако действовать следовало осторожно: среди покупателей было немало аферистов, да и торговля спиртным с рук запрещалась. Одна женщина пострадала в первый день своего пребывания в египетской столице. Провернув «удачную» сделку, она в приподнятом настроении вернулась в гостиницу и рассказала, что продала свои старые электронные часы за пятьдесят фунтов (около семнадцати долларов). Когда же мы осмотрели врученную ей банкноту, то оказалось, что это не пятьдесят фунтов, а пятьдесят пиастров, то есть, полфунта. Дело в том, что текст на египетских банкнотах написан по-арабски, поэтому для лиц, не владеющих этим языком, остаются понятными лишь цифры.

Мой сосед по номеру удачно распродал свой незамысловатый товар, за исключением шампанского. Наконец, дело дошло и до этого благородного напитка. В тот момент мы уже были в Александрии – шумном портовом городе. Какие-то подозрительные типы постоянно крутились возле нашей гостиницы, предлагая купить привезенный товар. Конечно, с ними лучше было не связываться, но мой сосед – пианист из Белоруссии, молодой, физически крепкий мужчина – рискнул и вступил в контакт с одним из таких типов – уж больно убедительно тот говорил. Мне же этот субчик сразу не понравился – это был коренастый араб лет тридцати со шрамом на щеке и каким-то шальным блеском в глазах: похоже, он употреблял наркотики.

Мы прошли вдоль по улице, дошли до площади и остановились у какого-то подъезда. Ярко светило солнце, но народа на улице было немного. Метрах в десяти от нас стоял полицейский и регулировал движение транспорта, так что особых причин для беспокойства не было. Вот здесь-то и состоялся акт «купли-продажи». Чтобы показать свою платежеспособность араб достал пачку банкнот и, в свою очередь, изъявил желание осмотреть покупаемый товар. Мой сосед достал бутылку, но в руки покупателя ее не отдал. Стали договариваться о цене – мой сосед запросил двадцать фунтов. Египтянин с предлагаемой ценой согласился. Это должно было нас насторожить – ведь никакой восточный человек никогда не купит товар, не поторговавшись, но мы как-то не прореагировали. И тут на свет появилась пятидесятипиастровая купюра, которую мы уже хорошо знали. Поняв, что номер не прошел, наш оппонент, сделал вид, что ошибся, достал настоящую купюру и изъявил желание купить две бутылки. Вторая бутылка была у меня, но я этому типу уже не верил и предлагал своему соседу уйти. Однако вырваться из цепких лат прохиндея было не так-то просто: он уже почуял добычу и требовал показать бутылку, якобы желая удостовериться, что она не фальшивая. “Look, look!” – наседал он. Наконец шампанское оказалось у него в руках. Осмотрев для вида, он засунул его прямо в брюки, под ремень, и стал требовать вторую бутылку. Получив отказ, он, не долго думая, развернулся и пошел прочь. Мой сосед схватил его за руку, но не тут-то было: обладатель шрама повысил голос и стал показывать на полицейского, мол, хочешь, чтобы я его позвал? В этот момент полицейский обернулся и метнул подозрительный взгляд в нашу сторону. Продолжать дискуссию было бесполезно: полусухое шампанское, знаменитое «Абрау-Дюрсо» было безвозвратно потеряно.

Однако мой сосед особенно огорчаться не стал: «Что поделать! – философски заметил он. – Такова жизнь: где-то теряешь, где-то находишь…»


Новый русский в Италии


Лето 1997 года я провел в Италии. Путешествие было очень интересным и насыщенным: вначале мы колесили в комфортабельном автобусе по стране (Рим – Флоренция – Пиза – Верона – Венеция), а потом еще неделю отдыхали на Адриатике. Основное ядро группы составляли москвичи, но несколько человек было из русской глубинки. В числе их – супружеская пара из Челябинска. Он – высокий, крепкого телосложения мужчина лет сорока, внешне чем-то напоминавший известного певца Александра Новикова. Одевался неброско, но во все дорогое, держался просто и ничем особенным не выделялся, разве лишь тем, что носил массивную золотую цепь с крестом. Его жена была самой обычной русской женщиной – тихой, доброжелательной, но речь, собственно, не о ней.

Случилось так, что во время пребывания в Венеции у нашего челябинца произошло знаменательное событие – день рождения. Он отметил его на летней террасе отеля – купил несколько бутылок вина, сладостей, фруктов и пригласил соседей по этажу принять участие в этом событии. Мы выпили за здоровье именинника, а когда вино закончилось, виновник торжества сбегал в бар и принес еще несколько бутылок. В общем, вечер прошел хорошо и оставил приятное впечатление о его устроителе. Но не зря же говорят, чтобы узнать человека, нужно съесть с ним пуд соли.

Через пару дней мы покинули город каналов и мостов и переехали в курортный город Римини. Вот здесь-то и произошло событие, показавшее истинное нутро нашего героя. Конфликт произошел из-за того, что ему дали плохой номер в отеле, который явно не соответствовал условиям, которые были обещаны московским бюро. Взбешенный челябинец потребовал представителя итальянского туристического агентства, который вскоре появился в сопровождении своей переводчицы. Разговор состоялся в холле отеля.

– Ты что, падла, в натуре, мне за фуфло суешь! – начал он наседать на итальянца. – Думаешь, что я буду жить с женой в этой халупе?

Тактичная переводчица постаралась смягчить гневную тираду россиянина. Представитель агентства стал что-то объяснять, ссылаясь на сезон, на перегруженность отелей, обещал через день-другой сменить номер. Но это только распалило обладателя золотой цепи. Теперь он уже обратился к неформальной лексике, которой, как известно, русский язык чрезвычайно богат. Бедная переводчица не знала, куда деться от стыда – она то краснела, то бледнела – похоже, что в такой ситуации ей пришлось оказаться впервые. С трудом подбирая слова, она перевела суть сказанного, пропустив, разумеется, все остальное. Однако, итальянец, похоже, сам догадался о том, что было сказано, но не прозвучало в переводе – он не первый год работал с русскими и, возможно, уже кое-что усвоил из их «бытовой» лексики. Кровь прилила к нему в лицо, и он попросил собеседника следить за своей речью. Лучше бы он этого не говорил: – «новый русский» буквально взорвался:

– Послушай ты, козел, если ты сейчас не дашь мне номер, за который я платил бабки в Москве, то… – И тут последовал такая цветистая фраза, что переводчице стало совсем уж невмоготу.

Кончилась эта дискуссия полной победой челябинца: его поселили в одном из лучших номеров в соседнем отеле. А бедная переводчица, держась за сердце, пила корвалол и жаловалась одной из сотрудниц отеля, что никогда в своей жизни не слышала такого изощренного мата.