Geum.ru

Кузнецов А. Г. Невыдуманные истории: 60 коротких рассказов / Предисловие А. Зарифьяна

Вид материалаРассказ

Содержание


Ах, ночи в гаграх…
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
Случай на рыбалке


Недавно смотрел по телевидению передачу «Шоу рекордов Гиннеса» – там какой-то здоровяк-техасец поедал живых дождевых червей. За тридцать секунд он установил новый мировой рекорд, проглотив аж целых пятьдесят семь червяков. В связи с этим фактом мне припомнилась одна забавная история, которая произошла с моими коллегами-музыкантами в семидесятых годах.

Вздумалось им как-то поехать на рыбалку. Нельзя сказать, что все они были страстными рыбаками, но рыбалка – это ведь не только ловля рыбы, но и отдых, общение с природой и, разумеется, выпивка. Компания собралась довольно спаянная (так и хочется сострить: споенная). Вдохновителем и идейным лидером, конечно же, был Пианист – человек далекий от рыбалки, но зато большой любитель выпить. Кроме него в группу вошли и другие знакомые нам люди – Флейтист, Вокалист, Баянист и прочие, не менее достойные личности.

К месту рыбалки добрались только к вечеру. Это было довольно симпатичное озерко, с заводями, камышами и кустарником вокруг. Недолго думая, компания раскинула бивак и решила отметить начало сезона застольем – рыбачить нужно было на рассвете, то есть завтра. Ответственным за приготовление рыбацкого супа назначили Хоровика, известного своими кулинарными способностями. Поскольку рыбы еще не наловили, то решили обойтись тушенкой, которую предусмотрительно прихватили из города. Развели костер – и вовремя, так как стало темнеть. Компания расположилась на лужайке и приступила к застолью – благо в водке не ощущалось недостатка. Тосты следовали один за другим: пили за начало рыбалки, за самих рыбаков, за тех, кто в море. Все это чередовалось с шутками-прибаутками и анекдотами. Хуже всех приходилось Хоровику: он все время бегал от стола к костру и обратно. Но суп был готов вовремя, и все его съели с большим аппетитом, похвалив повара и провозгласив тост за его здоровье.

Утром все встали, как говорится, с большого бодуна. Первым поднялся Вокалист.

– Что-то, ребята, я не могу найти червей – где же они?

– Да там они, в банке, лежат под кустиком, около костра, – ответили ему.

– Что за черт! Нет тут никаких червей, только банка с тушенкой!

Тут все кинулись искать, но червей нигде не было. Наконец, кто-то догадался заглянуть в котелок с остатками вчерашнего супа и там, среди лавровых листьев и овощей, плавало несколько разваренных червяков. Все ясно: вчера наш хваленый повар спьяну, вместо банки тушенки, выложил в суп содержимое другой банки, в которой находились черви с землей. Но ничего страшного не случилось – никто не умер и не отравился: крепкие желудки музыкантов переварили их вместе с другими ингредиентами «рыбацкого» супа.

Так что червей едят не только в Америке – знай наших!


Любитель чужих секретов


Дирекция музыкального училища решила идти в ногу со временем и заменила устаревшую форму прослушивания произведений на централизованную трансляцию музыки в классы из кабинета звукозаписи. Раньше было проще: педагог брал проигрыватель и нужные пластинки, нес все это в класс и там уже в процессе занятия иллюстрировал свой рассказ той или иной музыкой. Правда, чтобы особо не надрываться, можно было поручить доставку проигрывателя студентам.

Теперь же все стало по-иному. Был оборудован кабинет звукозаписи с соответствующим техническим оснащением и фонотекой, а в классах установили динамики. На перемене педагог заказывал музыку, которая должна прозвучать на уроке, и спокойно шел в себе в класс. Затем в нужное время он звонил по телефону в кабинет и просил поставить нужное произведение или какой-либо отрывок. Например: «Поставьте, пожалуйста, первую часть Пятой симфонии Бетховена!» И через несколько секунд динамик оживал, и героическая музыка Бетховена заполняла собой класс…

Вначале все это было в диковинку, но постепенно привыкли. Главным действующим лицом нововведения стал лаборант-радиотехник по имени Степан, молодой мужчина лет тридцати пяти – невысокий, с круглым женоподобным лицом. Степан «косил» под простачка, но на самом деле был плутоват. Свое дело он знал хорошо, с Бахами, Чайковскими и Глазуновыми разобрался быстро, так что особых претензий к нему от педагогов не поступало. Имелись у него небольшие странности, к примеру, он был единственным из членов коллектива, кто категорически отказался вступать в профсоюз: как его не уговаривали – все было бесполезно.

Сюрпризы начались в середине года. Первым что-то неладное заметил преподаватель по имени Борис, приехавший в наш город после окончания Ленинградской консерватории. Борис был умница, любил читать философскую литературу, хорошо играл джаз. В общении со студентами был прост и демократичен, и они платили ему взаимной любовью и доверием. Как-то на перемене Борис подошел ко мне и посоветовал не говорить лишнего в классе. «Наши классы прослушиваются», – тихо сказал он и поведал мне следующее. Оказывается, наш лаборант, установив в классах динамики, использовал их как микрофоны и спокойно прослушивал все, о чем говорилось в них. Более того, некоторые динамики он спрятал в вентиляционных отверстиях или даже вмуровал в стены. Сделал это он летом во время ремонтных работ. Но все тайное рано и поздно становится явным. Однажды Борис спустился в подвальное помещение, где находился кабинет звукозаписи. Дверь в кабинет была закрыта, а через нее доносились какие-то голоса. Мой коллега прислушался и с удивлением узнал голоса своих студенток. Он тут же вернулся в класс и понял, что не ошибся: те же голоса, та же тема разговора. После урока он внимательно обследовал класс и под самым потолком (для этого ему пришлось установить на столе стул) обнаружил динамик, ловко спрятанный за вентиляционной решеткой. На следующий день Борис принес из дома изогнутую в виде крючка стальную проволоку и с ее помощью оборвал провода, ведущие к динамику.

Чуть позже прослушивание обнаружил другой педагог, которого студенты ласково прозвали «Ромашкой». Ромашка был радиолюбитель, поэтому он быстро сообразил что к чему. Со Степаном он разобрался по-свойски: Выбрав момент, когда все студенты вышли из класса, он закрыл дверь на ключ, подошел к динамику и, придав своему голосу металлический оттенок, произнес короткую речь. Назвать ее нецензурной было бы неверно – это сплошной поток грубой, прямо-таки площадной брани. Высказав все, что он думал о коварном Степане, Ромашка молча открыл дверь, впустил студентов и начал урок. Спустя полминуты в класс с выпученными глазами влетел оскорбленный любитель чужих секретов. Он ошарашено смотрел по сторонам и не мог ничего понять: в классе шел обычный урок, за столом чинно восседал Ромашка, а студенты внимательно слушали рассказ педагога. Буркнув нечто похожее на «извините», Степан ретировался из аудитории. После этого инцидента он на какое-то время приутих, оставив Ромашку в покое.

Весьма пикантная история произошла с одним из преподавателей, который, несмотря на свой почтенный возраст, все еще оставался неравнодушным к представительницам прекрасного пола. Закрывшись в классе на ключ, Сергей Андреич имел неосторожность вести довольно фривольный разговор с одной замужней заочницей. Этим обстоятельством тут же воспользовался недремлющий Степан. Он не только подслушал весь разговор, но и записал его на пленку. Какое-то время спустя, возможно, за бутылкой водки, Степан дал прослушать запись кому-то из своих дружков. Тот не стал делать из услышанного секрета, и вскоре почти весь коллектив знал о доблестях шустрого не по годам Сергея Андреича.

Наконец, гнусная деятельность доморощенного Штирлица переполнила чашу терпения педагогов. Состоялся нелицеприятный разговор. Припертый к стенке любитель секретов, объяснил, что ему, дескать, скучно было одному сидеть в кабинете, вот он и подключался к классам. Однако требования преподавателей были однозначны – немедленно прекратить подслушивание. Степан обещал. Не знаю, сдержал ли он свое слово, но в следующем учебном году он уже не работал в училище.


Бетховенская нота


Эту историю поведал мне один коллега-музыкант. А произошла она много лет назад в одном из студенческих общежитий то ли Москвы, то ли Ростова, неважно – суть-то не в этом. Итак, жили в одной комнате общежития четверо или пятеро студентов. Все они учились на оркестровом факультете консерватории. Жили дружно, на тесноту не жаловались. Главное, была крыша над головой. Кровати – мягкие, плата за проживание – сущий пустяк, плюс ко всему в комнате был инструмент – старенькое, обшарпанное пианино марки «Красный Октябрь». Днем студенты, как и положено, посещали занятия и лекции в родной «альма-матер», а по вечерам готовились к семинарам или зачетам, кто-то терзал разбитое фортепиано, кто-то торопился на свидание с девушкой, в общем, текла обычная студенческая жизнь. Только один студент, саксофонист по специальности – назовем его Саней – несколько выпадал из общего контекста: по вечерам он работал в ресторане. Парень он был добрый, отзывчивый, но слабохарактерный – если кто-то предлагал выпить, не отказывался. Ну, а ресторан, дело известное, хочешь не хочешь, а выпить придется. Возвращался Саня с работы поздно, когда все уже спали. Ну, пришел ты поздно, так тихонько зайди, молча разденься и спокойно ложись спать. Так оно и было, когда Саня приходил трезвым. А поскольку такое случалось крайне редко, то приход саксофониста обычно сопровождался разного рода звуковыми и световыми эффектами: то в темноте обо что-то споткнется, то свет зажжет, то ляжет не на ту кровать… Конечно, такое поведение товарища никому не нравилось. Ему и замечания делали, и возмущались, и просили, но все было впустую: Саня обещал исправиться, а через какое-то время все возвращалось на круги своя.

Наконец, чаша терпения переполнилась, и ребята решили проучить бедолагу-саксофониста. Часы уже пробили полночь, когда Саня появился в общежитии. Свет в комнате был выключен; все ребята лежали на своих кроватях и делали вид, что крепко спят. Саня пришел навеселе – он что-то мурлыкал себе под нос, потом зацепился ногой за стул, чертыхнулся. Со стола с грохотом упала кружка и покатилась по полу. Саня полез ее доставать, долго шарил в темноте руками, наконец, нашел. Послышалось икание и звук наливаемой из бутылки воды. Студент выпил воду, облегченно вздохнул и с шумом стал раздеваться. Наконец, он добрался до своей кровати и тяжело рухнул на нее. В комнате воцарилась долгожданная тишина. Слышно было только слабое тиканье будильника.

И в этот момент вдруг тихо зазвучало фортепиано – всего лишь одна нота. Еще не уснувший Саня удивленно прислушался: откуда мог взяться звук? Все же спят. А струна все гудела, постепенно затихая. Чудеса, да и только! Саня присел на кровать, оглядел комнату. Бледный свет уличного фонаря слабо освещал комнату, но его вполне хватало, чтобы убедиться в том, что возле пианино никого не было. Наверное, показалось, решил музыкант и снова занял лежачее положение. Он уже почти заснул, как фортепиано зазвучало снова. Что за черт? Саня затаил дыхание, но вставать не стал. Он лежал с открытыми глазами и пристально смотрел в сторону пианино. Скорее всего его разыгрывали, но около инструмента никого не было, а с кроватей никто не вставал. Более того, крышка на фортепиано оставалась закрытой.

Прошла минута, другая. И вдруг пианино ожило – снова тот же тихий, вкрадчивый звук. Саня осторожно встал с постели, на цыпочках подошел к пианино, ощупал его со всех сторон, внимательно осмотрел комнату и снова лег. Не прошло и пяти минут, как снова жалобно запело фортепиано. Тут уж Саня не выдержал – он соскочил с кровати и потряс за плечо спящего друга-тромбониста:

– Паша, ты слышал?

– Что слышал? – Паша недовольно тер глаза, делая вид, что его разбудили.

– Звук.

– Какой еще звук? Слушай, уже час ночи! Имей совесть, если тебе с пьяна что-то мерещится, то это не повод, чтобы будить других… – отчитал его друг и повернулся на другой бок.

Саня снова лег. Но сна уже не было, да и хмель как рукой сняло… Он лежал, смотрел в потолок и, затаив дыхание, ждал появления звука. Он должен появиться – в этом Саня был уже почти уверен. И он не заставил себя ждать. «Пим!» – жалобно запела струна. Музыкант соскочил с кровати, подбежал к выключателю, зажег свет: возле пианино никого не было. Послышались возмущенные голоса «разбуженных» ребят:

– Когда же, наконец, это кончится?! Выключи свет!

– Дайте поспать!

Саня недоверчиво осматривал комнату и лежавших в кроватях ребят, а те разыгрывали возмущение и кусали губы, чтобы не рассмеяться. Бедный саксофонист открыл крышку пианино и, ткнув несколько раз в клавиши, быстро нашел искомый звук.

– Вот! Вот она та самая нота, что все время звучит! – закричал он.

– Какая еще к черту нота? – возмутился проснувшийся флейтист.

– Си! Си первой октавы! – ответил Саня.

– Тогда все ясно: это бетховенская нота, – авторитетно заявил молчавший до этого трубач.

– Почему «бетховенская»? – удивился Саня.

– А потому, что плохо твое дело, Санек: эту ноту, говорят, Бетховен слышал перед смертью… Кончай пить, а то и зеленых чертей скоро увидишь!

Саня стоял потрясенный. Неожиданно он вспомнил, как преподаватель по истории музыки рассказывал, что многие классики использовали тональность си минор для создания трагических произведений: месса Баха, соната Листа, Шестая симфония Чайковского…

– Ладно, ложись спать: утро вечера мудреней, – пожалел друга тромбонист.

Выключили свет. Саня лег на кровать, но не спал – все ждал появления звука «си». Но звук, как не странно, больше не появлялся. Только под утро бедный музыкант смог заснуть. Ему снились кошмары в духе фильмов ужасов Хичкока: вампиры, кровь, могилы… Потом неожиданно возник Бетховен. Ветер трепал длинные волосы великого композитора, а он осуждающе смотрел на саксофониста и грозил ему пальцем.

Утром Саня встал позже всех, молча оделся и пошел на занятия в консерваторию. С тех пор он больше не пил и даже сменил работу. Позже наш герой узнал, что это была всего лишь шутка друзей: они привязали к молоточку, который ударял по струне, настроенной на звук «си», тонкую леску, провели ее через специально просверленное отверстие в задней стенке инструмента и подвели к ближайшей кровати. Оставалось лишь только дернуть…


Поимка эксгибициониста


В конце 70-х годов мне вместе с другими педагогами и студентами приходилось дежурить в добровольной народной дружине – сокращенно ДНД. В наши обязанности входило патрулирование центральных улиц города. Иначе говоря, нужно было следить за соблюдением общественного порядка, а в случае выявления нарушителей – пьяниц, хулиганов, дебоширов и прочих социально опасных элементов – задерживать их и доставлять в опорный пункт милиции. В дружину обычно входило с десяток парней и два-три преподавателя. Однако дежурили, в основном, студенты, а педагоги лишь контролировали их.

В одно из дежурств поступило сообщение, что какой-то тип крутится возле общественного туалета на бульваре и пугает женщин. Мы немедленно отправили ребят, которые и задержали там невзрачного на вид мужичонку лет пятидесяти, причем извлекли его на свет божий из женского отделения. Не оказавший никакого сопротивления, он был препровожден в опорный пункт, где и был допрошен дежурным лейтенантом. Задержанный скорее всего был эксгибиционистом (есть такая разновидность сексуальных извращенцев, для которых высшее наслаждение – показать женщине свои гениталии). В опорном пункте его обыскали, но ничего предосудительного, естественно, не нашли, за исключением какой-то несвежей на вид тряпицы, которую лейтенант со словами «Забери свою утиралку!», брезгливо отбросил в сторону. После этого немало повидавший на своем веку страж порядка приступил к допросу:

– Так… фамилия, имя, отчество, год рождения…

Мужичонка неторопливо отвечал.

– Место работы?

– Завод физприборов.

– Должность?

– Кладовщик.

Таким образом, лейтенант дошел до вопроса, который, казалось, был совсем неуместен в данной ситуации. Однако вопрос был анкетный, и лейтенант обязан был его задать.

– Член партии?

– Да, – к всеобщему изумлению ответил задержанный. Больше всех был поражен лейтенант – он просто опешил, но тут же взял себя в руки:

– Ты – член КПСС?!

– Да, – невозмутимо подтвердил развратник.

Конечно, партийного билета при задержанном не оказалось, но лейтенант поверил на слово – с такими делами обычно не шутят, да и проверить было не трудно. Все это в корне меняло дело. Страж порядка озабоченно почесал затылок – допрашивать членов партии не входило в его компетенцию, поэтому, отчитав плюгавого мужичонку («Что же ты, подлец, позоришь партию?»), отпустил его с миром.


АХ, НОЧИ В ГАГРАХ…


Разлив вин


Кобулети, небольшой курортный городок на черноморском побережье, неподалеку от Батуми. Лето. У газетного киоска стоят два паренька-грузина – одному лет двенадцать, другой года на три-четыре старше. Младший рассматривает значки. На одном из них изображен знаменитый ленинский шалаш в Разливе, в котором вождь мировой революции скрывался в ту пору от царской охранки. «Раз-лив», – читает по складам подросток и вопросительно смотрит на товарища, мол, что это такое? Старший сосредоточенно думает – не ответить нельзя: можно потерять уважение младшего. Но тут лицо его неожиданно проясняется – вспомнил: «Разлив вин!» – говорит он авторитетно.


Грузинский Мастроянни


Тот же Кобулети, дом отдыха «Центросоюза». У нас с другом одна путевка на двоих. По приезду мы обратились к сестре-хозяйке с просьбой об устройстве во вверенном ей заведении. Но дом отдыха в разгар сезона оказался переполненным, и она посоветовала нам, вернее, одному из нас, устроиться с жильем в соседнем особняке, где работал ее муж. Действительно, через забор виднелся высокий дом, в котором располагалась местная метеостанция. Ее начальник – тучный, предприимчивого вида аджарец по имени Дурсун Магомедович – стащил многочисленное оборудование станции в одну из комнат второго этажа, а все остальные помещения стал сдавать курортникам: благо жена работала в доме отдыха, и постельные принадлежности покупать было не нужно.

Цена оказалось вполне приемлемой, да и территория станции – зеленая, ухоженная – нам понравилась, поэтому мы сняли не койку, а отдельную светлую комнату с видом на море. Понравился нам и персонал – ребята молодые, толковые, с юмором. Они ругали своего туповатого начальника: каждый день они предоставляли ему сводку погоды, а он должен был лишь передать ее в Тбилиси. Так он и этого даже не мог толком сделать: постоянно допускал какие-то ошибки. Каждое утро, на рассвете мы слышали сквозь сон, как он бубнил в трубку, предавая закодированные в цифры данные. На первом этаже особняка проживала добродушная старушка и продавала «чачу» – грузинскую разновидность самогона – по пять рублей за бутылку. «Чача» нам не понравилась – лучше пить сухие вина или коньяк, которых в Грузии великое множество.

Так мы и жили – днем в доме отдыха, либо осматривали окрестные достопримечательности, а ночевать или отдыхать приходили в заведение уважаемого Дурсуна Магомедовича. Но как-то вечерам, возвращаясь из дома-отдыха, мы застали в соседней (проходной) комнате новых жильцов, которые устроили настоящее застолье: большой стол был весь заставлен щедрыми дарами земли аджарской, а в его центре красовалась огромная бутыль с вином «Изабелла». За столом восседал молодой красавец-грузин с кокетливыми усиками по имени Сулико – вылитый Марчелло Мастроянни в молодые годы. Рядом с ним расположилась его русская подруга – пышная крашенная блондинка лет так на 7-8 старше его. Были и другие гости. Как позже выяснилось, дамочка гостила здесь в прошлом сезоне, и их курортный «роман» имел продолжение.

Нас пригласили за стол, и пошел пир горой. К полуночи гости стали расходиться. Мы тоже отправились спать, сердечно поблагодарив гостеприимного Сулико. Однако наш сон оказался недолгим: разбудил скрип кровати в соседней комнате, отделенной от нас хлипкой стенкой. Затем кровать пришла в более энергичное поступательное движение. Страстный Сулико работал на совесть – он раскачивал ее со всем пылом молодого истосковавшегося по любви жеребца. Затем к скрипу прибавились страстные стоны и вздохи…

Сон как рукой сняло. Мы сели на кровати, переглянулись: что делать? Но тут все стихло. Слава Богу, подумали мы, легли и попытались заснуть. Но только стали засыпать, кровать за стеной снова пришла в движение. «Ай, да Сулико! – не даст нам теперь спать всю ночь!». Но опасения оказались напрасными – Сулико был примерным мужем, и пришло время возвращаться домой. Да и завтра рано на работу – грузинский Мастрояни трудился на местном маслозаводе.


Вася – курортный жиголо


В Кобулети нам не понравилось, поэтому мы переехали в Джубгу – небольшой курортный поселок в Краснодарском крае. Там мы устроились на турбазе и потекли чудесные, беспечные дни курортной жизни: море, пляж, вино, танцы и т.д. В Джубге мы свели знакомство с местными музыкантами – трубачом, аккордеонистом и ударником и даже как-то выступили на летней танцплощадке как ансамбль «Горный воздух».

Однажды солнечным утром, когда мы загорали на пляже, кто-то из местных музыкантов показал нам на только что вышедшего из воды мужчину. Мы осмотрели его – ничего особенного, самый заурядный мужик лет 30-35-ти, среднего роста, непримечательной внешности. Рядом с ним хлопотала какая-то курортница – она заботливо отирала его полотенцем, массировала спину, а затем налила ему из лежавшей рядом баклажки стакан пенистого пива. «Ну и что, – спросил я, – чем же знаменит этот мужик?». «Это Вася, – ответил наш собеседник, – большой специалист по женской части. Если уж какая женщина побудет с ним, то на других мужиков она и смотреть не будет». И тут музыкант поведал нам следующее:

Зимой Вася работает на местном холодильнике, а с наступлением курортного сезона увольняется и в корне меняет род своей деятельности. Одевшись поприличнее, он идет в дом отдыха на танцы и внимательно присматривается к женщинам. Его не интересуют молоденькие смазливые девчонки; Вася – человек серьезный: он ищет «рыбу» покрупней. Имея наметанный глаз и определенный жизненный опыт, он безошибочно находит то, что ему нужно. Обычно это дамочки средних лет, самостоятельные, независимые и, главное, материально обеспеченные: красота и внешняя привлекательность Васе ни к чему.

Когда жертва выбрана, Вася приглашает ее на танец, и вскоре между ним устанавливается нужное взаимопонимание, а затем и неизбежная в таких обстоятельствах связь. Вкусив запретный плод – а этот плод у курортного жиголо, надо сказать, необыкновенно сладок – дамочка теряет голову и теперь она готова для своего друга на все. Вася попадает в полосу райской жизни: такси, рестораны, подарки и даже деньги на мелкие расходы… В течение трех недель удачливый жиголо наслаждается прелестями беззаботной курортной жизни. Но вот срок путевки у дамочки подходит к концу, следует трогательная сцена прощания и Вася снова свободен. Но искать ему теперь никого не надо: его сами найдут. Дело в том, что, испытывая необычайную эйфорию от пережитого в любовных утехах, дамочка перед своим отъездом обязательно расскажет о своем счастье курортным подругам, те еще кому-то, и вот Вася становится уже известной личностью: каждая свободная дамочка обуревает желанием познакомиться с ним.

Вася приходит на танцы, скромно стоит в сторонке и ждет. Наконец, объявляют «белый танец» – это когда дамы приглашают кавалеров – и наш жиголо пошел нарасхват: ему только нужно сделать выбор. И так продолжается до самого конца курортного сезона: Васю, как эстафету, передают «из рук в руки»…

– А как же дамочки расстаются с таким замечательным другом?

– По-разному: плачут, страдают, договариваются о встрече в следующем сезоне и т.п. Впрочем, был случай, когда Васю забрали с собой. Отдыхала тут как-то одна потребсоюзовская начальница из Казахстана – богатая, разведенная – так она уговорила Васю уехать с ней в Алма-Ату. У нее там была большая трехкомнатная квартира со всей обстановкой; холодильник ломится от всякой выпивки и закуси. Ну, пожил у нее Вася несколько месяцев. Каждое утро – она на работу, а он слоняется по дому, смотрит телевизор, либо прогуляется куда-нибудь. Вечером у них, конечно ужин или выход «в свет». Но такая жизнь вскоре надоела курортному жиголо, взмолился он: «Отпусти меня домой – не могу больше». Ну, пожалела его дамочка – купила билет на самолет, и вернулся Вася к своим пенатам – в свой курортный поселок на берегу лазурного моря.

– Так чем же он так привлекал дамочек?

– Как это чем!? И количеством, и качеством, да и размером тоже! Его «коронкой» – как он сам говорил – был «дублет» – это когда два раза подряд и без остановки.