Государство и религия в дагестане

Вид материалаБюллетень
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7

Примечания


1.Гаджиев М.Г., Даудов О.М., Шихсаидов А.Р. История Дагестана с древнейших времен до концаXV века. Махачкала, 1999. С.221.

2.Шихсаидов А.Р., Айтберов Т.М., Оразаева Г.М.-Р. Дербенд-наме // Дагестанские исторические сочинения. М., 1993. С.38.

3.Аликберов А.К. Райхан ал-хакаик ва бустан ад-дакаик как памятник мусульманской историографии. // Автореферат канд. Диссертации. С.-Петербург, 1991. С.12.

4.Казем-Бек М.А. Мюридизм и Шамиль. Махачкала, 1990. С.19.

5.Бакиханов Аббас-Кули-Ага. Гюлистан и Ирам. Баку, 1991. С.69.

6.Аликберов А.К. Северный Кавказ.// Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь. Ч.3. М., 2001. С.90.

7.Бартольд В.В. Место прикаспийских областей в истории мусульманского мира. // Сочинения. Т.II Ч.1. М., 1963. С.691.

8.Тримменгем Дж.С. Суфийские ордены в исламе. М., 1989. С.21.

9.Каяев А. Биография дагестанских ученых. //РФ ИИАЭ. Ф.25. Оп.1. Д.1678. Л.29. (на тур. Языке., пер. Оразаева Г.М.-Р.).

10.Аликберов А.К. ад-Дербенди // Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь. Ч.2. М., 1999. С.33.

11.Там же. С.65.

12.Шихсаидов А.Р. Археографическая работа в Дагестане. Учет, описание и приобретение. // Archeographic Orientalis. М.,1990.С.157.
  1. Каяев А. Указ. Соч. Там же.

14.Шихсаидов А.Р. Эпиграфические памятники Дагестана X-XVII вв. как исторический источник. М., 1984. С.33.

15.Там же. С.168.

16. Там же. С. 242-244.

17.Лавров Л.И. Эпиграфические памятники Северного Кавказа. Ч.3. М., 1980. С.88.

18.Айтберов Т.М. Сведения по истории Дагестана до XVII века. РФ ИИАЭ. Ф.1. Оп.1 Д.550. Л.14.

19.Бакиханов Указ. Соч. С.202.

20.Там же С.86.

21. Там же С.93.

22.Шихсаидов А.Р. Ислам и становление дагестанской исторической традиции. // Ислам и исламская культура в Дагестане. М., 2001. С.35.

23.Шихсаидов А.Р. Археографическая работа в Дагестане. // Изучение истории и культуры Дагестана: археографический аспект. Махачккла, 1988. С.7.

24.Тагирова Н.А. Из истории арабоязычной рукописной традиции в Дагестане в XIX веке по материалам фонда иститута ИЯЛ. // Изучение истории и культуры Дагестана: археографический аспект. Махачкала, 1988. С.76.

25.Шихсаидов А.Р. Распространение ислама в Дагестане. // Ислам и исламскуя культура в Дагестане. М., 2001. С.29.

26.Акаев Абусупьян Василат ан-наджат. Темр-Хан-Шура, 1326 г.х./1908 г. С.30-31.

27.Эвлия Челеби. Книга путешествий. Вып.2. М., 1979. С.117.

28.Казем-Бек М.А. Указ. Соч. С.21.

29. Абдуллаев М.А. Суфизм и его разновидности на Северо-Восточном Кавказе. Махачкала, 2000. С.93.







Абдурахманов М.А.


Мухаммад-Эфенди Ярагский - верховный мюршид

Дагестана и Чечни.

(Начальный этап деятельности).

Одним из выдающихся общественно-политических и религиозных деятелей в истории Дагестана является популярнейший шейх накшбандийского тариката, первый верховный мюршид Дагестана и Чечни Мухаммад-Эфенди Ярагский (ал-Яраги).

Известный дагестанский философ, автор монографии «Магомед Ярагский. Мусульманский философ. Поборник веры, свободы, нравственности» А.Г.Агаев пишет, что «имам Магомед Ярагский из глубин истории приходит к современным поколениям как великий учитель жизни, реформатор, первый сознательный горский демократ и гуманист, неугомонный поборник веры, свободы и нравственности, вдохновенный объединитель народов Дагестана в общее и цельное политическое образование, как духовный предводитель крупнейшей в истории человечества идейно-нравственной и практически-вооруженной борьбы горцев Кавказа за свободное существование, равноправие и политическое самоопределение».

Высоко оценивают личность и деятельность Мухаммада-Эфенди Ярагского историки Х.Х.Рамазанов и А.Х.Рамазанов. Они пишут: «Он был исторической личностью, которая стоит особняком среди великих и высоконравственных деятелей Кавказа. Ярагский удивительно органически сочетал в себе мыслителя, ученого, религиозного и общественно-политического деятеля, поэта, да и просто высоконравственного и смелого человека»1.

Мухаммад-Эфенди родился в 1870 году в селении Вини-Яраг Кюринского округа (ныне Магарамкентский район РД) в бедной семье местного муллы Исмаила-Эфенди. Дагестанские историки Х.Х. и А.Х. Рамазановы совершенно необоснованно пишут, что «Мухаммад Ярагский – агулец по происхождению, лезгин по языку»2. По сообщению М-Г.М.Садыки, известно, что прадед Мухаммада Ярагского Нюзюр ал-Яраги ал-Курали, т.е. из селения Яраг Кюринского округа, со своей семьей несколько лет жил в агулском селении Квардал (современный Курахский район РД)3. Никто из семейства Нюзюра ал-Яраги ал-Курали, в том числе он сам, дед Мухаммада Ярагского - Шихкамал, его отец - Исмаил-Эфенди, не были женаты на агулках. После нескольких лет проживания в Квардале, прадед Мухаммада-Ярагского переселился в Вини-Яраг и жил там. Там же родились Исмаил-Эфенди и его сын Мухаммад. Так что никакого родственного отношения Мухаммад-Эфенди Ярагский к агулам не имеет. Да и сам Мухаммад Ярагский пишет, что «его отец - сын муллы Шихкамала, а он – Нюзюра ал-Яраги ал-Курали»4. Обратите внимание на то, что он пишет о своем прадеде «Нюзюр ал-Яраги», т.е. Нюзюр из Ярага, а не «Нюзюр ал-Квардали» - Нюзюр из Квардала.

Основам мусульманского образования Мухаммад -Эфенди учился в родном селении. Он совершенствовал свои знания у алимов в селениях Согратль5 и Араканы. Его учителями были известные в Дагестане алимы Саид Араканский и тесть Мухаммада-Эфенди - Магарам-Эфенди ал-Ахты6. После учебы Мухаммад-Эфенди вернулся к себе в Яраг, где открыл медресе и преподавал грамматику арабского языка, теологию, логику и риторику. У него учились выходцы не только с Южного Дагестана, но и также второй шейх накшбандийского тариката в Дагестане Джамалутдин из Кази-Кумуха, будущие имамы Кази-Магомед и Шамиль из Гимры, Хас-Магомед из Бухары и др.

Как пишет внук Мухаммада-Эфенди Гасани Алкадари, шейх «был весьма глубоким ученым, и у него много произведений. Причем в арабском стихосложении он бесподобен»7. Книга Мухаммада-Эфенди Ярагского «Асар» издана в 1910 г. на арабском языке в типографии М.Мавраева8. Книга состоит из трех введений, двух поэм и прозаической части, посвященной описанию автором своего жизненного пути и воспроизведению своих взглядов на мир, земную жизнь человека, на роль религии в обществе и на события в Дагестане. Во вводных частях излагается религиозно-философское кредо шейха. Как пишет исследователь его творчества А.Г.Агаев, «обращает на себя внимание его осведомленность в истории мусульманской религии и в творениях арабо-мусульманских мыслителей различных стран. Он приводит имена Джемала ал-Сунби, Шарбин и ал-Бухари, Абдурахмана Яфеи, Ахмеда ал-Терлизи, Гасана ал-Кудали и других»9.

В книге содержатся поэмы, «большая» и «малая» касиды, рифмующиеся на «Т», переписка о его встречах с другими шейхами, отрывки из писем в стихах, мелкие записки. В цикле стихов Мухаммад-Эфенди описывает свою деятельность, по распространению тариката10. Не опубликованные воззвания, прокламации и речи Мухаммада-Эфенди Ярагского содержатся в Центральном государственном военно-историческом архиве РФ11.

Сохранилось внешнее описание Мухаммада-Эфенди Ярагского: «Мулла Магомед был весьма замечательной наружности. Высокого роста, худощав, имел выразительное лицо, умные глаза, хотя опухшие от частых ночных бдений, совершенно белые волосы и короткую седую бороду, окаймляющую смуглое лицо его»12.

Большие споры в прошлом вызывал вопрос о происхождении кавказско­го тариката или мюридизма. Некоторые исследователи выводили его из Средней Азии, другие - из Турции, третьи - из Ширвана. Большинство ис­следователей под кавказским тарикатом или мюридизмом подразумевают не сам тарикат накшбандийа, появившийся в начале XIX в. на Северном Кавка­зе, а его ветвь, называемую халидийа. Появление ветви накшбандийа - халидийа связано с именем шейха Дийа ад-дина Халида аль-Шахразури аль-Багдади (1776-1827 гг.), курда из Сулеймании, основавшего в 1811 году свой суфийский орден в Турции, ряде арабских стран и Курдистане. Именно от этого шейха в начале XIX века получает звание мюршида, а вместе с тем и право проповедовать тарикат Гаджи-Исмаил Кюрдамирский из Ширванского округа.

В исторической литературе высказывается мнение, согласно которому Хаджи-Исмаил, скорее всего, был подданным Ирана и выполнял в Ширванском округе, уже завоеванном Россией, определенные идеологические функ­ции. Полковник корпуса жандармерии Н. Юрьев в своем аналитическом до­несении 1840 года «Общий взгляд на причины и последствия беспорядков, возникших в Дагестане от распространения фанатизма и секты мюридов ме­жду горцами» утверждает: «Неизвестно, каким образом семена мюридизма были заброшены в Дагестан, но в 1824 году это была тайна, которую Гаджи-Исмаил, живший в Ширване и находившийся под близким надзором русско­го начальства, открывал немногим, однако же, ненавидя, как и все ревност­ные мусульмане, владычество христиан, он изыскивал средства возбудить волнение между горцами»13.

Крупнейшим идеологом накшбандийского тариката в Да­гестане был Мухаммад-Эфенди Ярагский. В 1822 году Мухаммад Ярагский через своего ученика Хас-Магомеда Ширванского, обучавшегося у него в течение семи лет, получает приглашение от вышеупомянутого мюршида Гаджи-Исмаила посетить его в Кюрдамире. Будучи наслышан о кюрдамирском проповеднике, Мухаммад Ярагский с радостью откликнулся на приглашение. Как пишет М. Махмудбеков, они «рассуждали об истинном смысле мно­гих мест Корана, об упадке их религии, о средствах ее восстановления и о последней и главной цели - поднятия оружия против неверных»14.

По агентурным данным царских войсковых чиновников, шейх Гаджи-Исмаил сказал им, что «мусульманская вера колеблется, что мусульмане предались греху, - пьянство и разврат сделались им знакомы, что, наконец, мусульмане не ведают шариата и, будучи подвластны неверным, не могут возвыситься до постижения великой науки тариката». Из тех же источников следует, что Мухаммад Ярагский, признав справедливыми сетования мюршида Гаджи-Исмаила, дал свое согласие «приступить к доброму делу, навести мусульман на путь ислама», после чего кюрдамирский шейх сложил с себя звание мюршида и торжественно провозгласил муллу Мухаммада старшим мюршидом во всем Дагестане. В своей работе «Адабул-Марзия» шейх Джамалутдин ал-Гумуки пишет о том, что Мухаммад-Эфенди Ярагский получил иджазу и от свего бывшего ученика Хас-Магомеда Ширванского, который передал иджазу «имаму, собору похвал и величия, царю и господину нашему и шейху Магомед Эфенди Ярагларскому – Кюринскому (да очистит Бог его великую тайну!)»15.

К.И. Прушановский пишет, что провозглашение Мухаммада-Эфенди Ярагского старшим мюршидом Дагестана «скоро сделалось повсюду известным и со всеми подробностями запечатлелось в памяти дагестанцев»16.

По мнению русского исследователя М.Б. Лобанова-Ростовского, бывше­го адъютантом генерала Воронцова и посвятившего освещению начального этапа мюридизма на Кавказе свой очерк, и Гаджи-Исмаил, и Магомед Ярагский были только «оружием в чужих руках», а именно в руках наследника престола Ирана Аббас-Мирзы, по приказу которого Гаджи-Исмаил и обосно­вался в Кюрдамире с тем, чтобы противодействовать политике России на Кавказе. Правильность этой версии подтверждается, как считает М.Б. Лобанов-Ростовский, как внезапным появлением Гаджи-Исмаила, так и неожиданным его исчезновением накануне русско-иранской войны 1826-1828 годов17.

Вернувшись в родные края, Мухаммад-Эфенди Ярагский приступил к практиче­ской реализации мюршидских обязанностей. Но какими методами пользо­вался старший мюршид Дагестана для распространения нового учения? В различной исторической литературе даются разные варианты ответов на этот вопрос. Л. Богуславский утверждает, что Магомед Ярагский «принялся всеми силами распространять новое учение, для этого употреблял самое действен­ное средство - деньги. Он собирал кюринцев, кормил, поил их, читал им проповеди»18.

Немецкий историк Ф. Боденштедт, побывавший на Кавказе в 1840-1845 годах и самостоятельно собиравший материал о деятельности М. Ярагского, также указывает на то, что мюршид «устраивая обеды и ужины, собирал гор­цев на встречи, предпринимал все возможное для того, чтобы привлечь лю­дей и приумножить число своих сторонников. Его усилия приносили свои плоды, ибо окружение его увеличивалось изо дня в день с невиданной быст­ротой»19.

К.И. Прушановский и М.Б. Лобанов-Ростовский придерживались нес­колько иного мнения. Соглашаясь в некоторой степени с тем, что Магомед Ярагский привлекал к себе многочисленных сторонников, устраивая обеды и ужины, они, тем не менее, считали, что основное внимание мюршид уделял тарикату. По мнению полковника корпуса жандармерии Н. Юрьева, Мухаммад Ярагский, вернувшись из Кюрдамира, «удивлял легковерных жителей Даге­стана чудесами, которыми он их обманывал»20.

Критическим анализом собственной жизни ознаменовано вступление Мухаммада Ярагского на путь тариката. Он пришел к выводу, что предписан­ный Кораном закят на самом деле имеет аморальный, корыстный характер, так как по своему опыту и опыту мулл, работавших в мечетях, знал, что часть закята ими присваивается для удовлетворения собственных потребностей. «Сплошь и рядом жадные до даровой добычи священнослужители просто наживаются за счет закята»21. Придя к выводу об аморальности закята Мухаммед Ярагский решил отказаться от него, а заодно и всенародно, публично по­каяться в своих ошибках и заблуждениях перед жителями родного аула.

Ф. Боденштедт так описывает это событие: «Однажды, когда перед его домом собралось много людей, мулла Мухаммед обратился к ним с такими словами: «Я очень грешен перед Аллахом и пророком. До сих пор я не пони­мал ни воли Аллаха, ни предсказаний его посланника Мухаммеда. По мило­сти Всевышнего только сейчас у меня открылись глаза и я, наконец, вижу, как подобно сверкающим алмазам проходит мимо меня источник вечной правды. Все мои прошлые деяния лежат на моей душе как тяжелое бремя грехов. Я потреблял плоды Вашего поля, я обогащался за счет Вашего добра, но священнослужителю не пристало брать и десятой доли, а судья должен судить только за то вознаграждение, которое обещал ему Аллах. Я не соблю­дал этих заповедей и сейчас совесть обвиняет меня в грехах. Я хочу искупить свою вину, попросить прощения у Аллаха и у Вас и вернуть Вам все, что я брал ранее. Подходите сюда; все мое имущество должно стать Вашим! Бери­те его и делите все между Вами!»22

Ф. Бонденштедт далее указывает на то, что народ простил мюршиду грех перед Аллахом и пророком, а также «единодушно объявил, чтобы он со­хранил и свой дом и свое имущество, и что суровая кара настигнет каждого, кто осмелится дотронуться до них»3. Отмена закята в Вини-Яраге, а затем и в окрестных аулах, существенно облегчила материальное положение местных мусульман и одновременно еще более возвысила Мухаммада Ярагского в гла­зах населения. В своих проповедях он умело использовал знание психологии мусульман. Именно благодаря этому, на наш взгляд, его речи производили такое огромное впечатление, огромное эмоциональное воздействие на насе­ление.

А.Г.Агаев пишет: «Того, кто на земле становится святым, после смерти ждут врата рая, а грешнику суждено гореть в адовом огне. Зная этот ход мыслей и надежд му­сульман, М. Ярагский неустанно воспевал райские наслаждения и стращал адом»23.

Умение задевать в своих проповедях именно те «струнки» человеческой души, благодаря которым эмоциональное воздействие на мусульман, а также эффект от его речей многократно увеличивался, подтверждается также, на наш взгляд, одним из выступлений, записанных агентами царской охранки и использованным в 1840 году в переводе на русский язык Н. Юрьевым, пол­ковником корпуса жандармерии. «Народ, - воскликнул Магомед Ярагский, - вы с гордостью называете себя мусульманами; но кто из вас достоин имени правоверного? Не забыли ли вы учения пророка для суеты светской, не отка­зались ли вы от Мухаммеда и его шариата для богатства и удовольствия жиз­ни? Берегитесь! Скоро настанет день, в который не спасут ваши сокровища ни друзья, ни дети ваши. И только тот, кто явится перед Богом с чистым сердцем и светлым лицом, будет допущен в убежище праведных! Мы стран­ники на земле! Для чего же заботиться о благах, которые заграждают путь к вечному счастью? Кто хочет быть истинным мусульманином, тот да последует моему учению, гнушаясь роскоши, проводит дни и ночи в молитвах, из­бегая шумных забав грешников, их плясок и грешных танцев, возвышаясь душой и мыслями к всевышнему и предаваясь всеми силами безотчетной любви к нему. Вы можете найти спасение, изгоните от себя разврат, умерщв­ляя страсти постом и воздержанием, не пейте вина, этого нечистого изделия дьявола, не подражайте неверным, которые курят трубки, кайтесь, что нико­гда грешить не будете, и тогда Всевышний укрепит вас в битве против не­верных. Азраил пролетит над войсками, их штыки и пушки не будут страш­ны, и вы узнаете, что Бог сильнее всех владык наземных. Не считайте убитых за веру мертвыми: нет, они живут для вас жизнью непонятною! Но помните, скоро грешные предстанут перед лицом Всевышнего судьи и увидят ад, это мрачное жилище отступников. Тогда спросят их: «Не встречали ли вы в жиз­ни людей, которые бы указали всем истинный путь к спасению?» «У нас бы­ли наставники, скажут они, но мы не верили их проповедям».

Тарикатские проповеди М. Ярагского нашли отклик в массах. Об этом свидетельствуют донесения вышеупомянутого полковника Н. Юрьева. В 1840 году он сообщал начальству: «Слух о Мулле Магомеде распространился далеко; горцы со всех сторон стали стекаться к селению Яраг. Скоро число мюридов в Кюринском ханстве значительно увеличилось»24.

Ф. Боденштедт в 1855 году писал по этому же поводу следующее:

«Весть о Мулле-Мухаммеде и его учении со скоростью молнии облетела весь Дагестан; со всех сторон приходили паломники и любопытные в аул Яраг, чтобы увидеть кадия и услышать его слово. Все, кто восхищался им, учился у него или те, кого он благословлял, становились мюридами. Изо дня в день число сторонников нового учения росло: многие священники и верующие целыми месяцами жили в ауле Яраг, чтобы поближе познакомиться с обра­зом жизни Мулла-Мухаммада. Кадий проводил время исключительно за чте­нием Корана, соблюдая пост и молясь. Видя его набожность в его словах и в делах, все почитали его как святого»25.

По мнению исследователя Ханбабаева К.М., широкому распростране­нию на Северном Кавказе именно идей накшбандийского тариката способст­вовала специфика данного течения суфизма. Он пишет: «Накшбандийа - единственное суфийское братство, где контактирование с властями, с целью влияния на их политику, возведено в обязанность суфия. Другая специфика - отрицание аскетизма, все суфии - миряне, для которых необязательно жить в обители»26. Он также верно указывает на ряд моментов, которые способство­вали выдвижению исламских, суфийских лозунгов в борьбе горцев: «... Ис­лам к этому времени был господствующей формой идеологии у горцев, му­сульманское духовенство выполняло полифункциональную роль в горском обществе; ислам, особенно в его суфийской форме, с его интегрирующей функцией, стал мощным объединительным и мобилизирующим фактором против завоевателей, исповедующих христианство; суфизм, распространив­шийся к этому времени в отдельных районах Северо-Восточного Кавказа, имел четко разработанную организационную структуру: мюршид (шейх) - суфий (мюрид), с идеей безусловного подчинения последних первому; в суфизме детально разработана также система о харизматической личности ру­ководителя - мюршида, которому приписывается особая божественная сила, с помощью которой можно решать как внутренние, так и внешние проблемы общины»27.

В учение Мухаммада Ярагского о тарикате, помимо идей, заложенных в Коране, а также взглядов столпов традиционного накшбандийского тариката и ряда мыслей суфизма, включены также не совсем обычные, на наш взгляд, для тариката принципы, отражавшие состояние военно-политической обста­новки на Северном Кавказе и необходимость организации отпора экспансии царизма.

Немаловажно отметить, что с течением времени и усилением колони­альной политики царизма наблюдается тенденция к эволюционированию по­литических и религиозных взглядов Мухаммада Ярагского. Одно из первых обращений к народу, в котором отражается этот процесс, характеризующий «переходное состояние» в его мировоззрении, относится к 1823 году, а по свидетельству других историков и информаторов, к 1824 году. В записи на русский язык, сделанной К. Прушановским, это обращение звучит следую­щим образом: «Народ, мы не магометане, не христиане и не идолопоклонни­ки. Истинный магометанский закон вот в чем заключается. Магометане не могут быть под властью неверных. Магометанин не может быть ничьим рабом или подданным, и никому не должен платить подати, даже мусульманину. Кто мусульманин, тот должен быть свободный человек, и между всеми мусульманами должно быть равенство. Кто считает себя мусульманином, для того - первое дело - газават и потом исполнение шариата. Для мусульманина исполнение шариата без газавата не есть спасение. Кто исполняет тарикат, тот должен вооружиться во что бы то ни стало, бросить семейство, дом, зем­лю и не щадить самой жизни. Кто последует моему совету, того Бог в буду­щей жизни вознаградит. Будучи под властью неверных или чьей бы то ни было, все ваши намазы, все молитвы, все странствова­ния в Мекку, ваш нынешний законный брак и все ваши дети незаконные; са­мые жертвы бедным, чтение Корана, памятники умершим с прибытием рус­ских ничего не значат»28.

Если в 1821 году по возвращении из Кюрдамира проповеди Мухаммада Ярагского были ориентированы в основном на перевоспитание грешников и ограждение себя от греховных деяний, то теперь это уже несколько иной идеолог, чем ранее, а речи и воззвания его отличаются своим наступательно-активным, воинственным духом. Немалая роль отведена Мухаммадом Ярагским газавату. Этот термин в переводе с арабского означает «война», а гази - «воин». Сам факт включения газавата в учение о свободном мусульманине или о том, как мусульманину стать свободным человеком, также свидетель­ствует, на наш взгляд, об осознании Мухаммадом Ярагским того, что одними только тарикатскими проповедями невозможно добиться свободного и рав­ноправного существования мусульман в сложившихся исторических услови­ях. Теперь, в новом учении, Мухаммад Ярагский выдвигает в качестве основной силы, способной воплотить в жизнь идеалы свободы и равноправия му­сульман, не мюрида-воспитанника, мюрида-ученика, а гази-воина. Призывая к газавату, он теперь считает его более важным, чем даже тарикат и шариат. Если все ранее бывшие направления тариката обычно проповедовали прежде всего познание божественной сущности, которая скрыта от людей, т.е. идеи, относящиеся к внутреннему, духовному миру человека, то кавказский тари­кат главным своим требованием сделал газават. Интересно отметить, что ха­рактерной чертой кавказского тариката в вопросах, связанных со священной войной за торжество ислама, является то, что объектом этой самой войны за веру становились и сами правоверные, если они находились на стороне рус­ских (неверных) или если они просто уклонялись от участия в газавате. Та­ким образом, помимо предъявления религиозных требований, заключающих­ся в глубокой вере и в соблюдении правоверными норм шариата, кавказский тарикат, или как его иногда называют в исторической литературе - мюри­дизм, требовал от своих последователей большой активности на поприще вооруженной борьбы за торжество ислама.

Пытаясь превратить всех горцев в людей, строго выполняющих требо­вания шариата и газавата, проповедники тариката не останавливались перед внедрением этих требований и норм шариата при помощи вооруженной си­лы, рассматривая это как первую ступень к тарикату. В особую религиозную догму было возведено учение об имаме. Сущность этого учения заключалась в сосредоточении в руках имама неограниченной власти, как светской, так и религиозной. Выступая в качестве доверенного пророка Мухаммеда, имам должен был установить единый религиозно-государственный порядок, а так­же быть ревностным исполнителем предписаний шариата и тариката. Но, несмотря на всю власть, сосредоточенную в руках имама, человеку, избранному на этот пост, не обязательно было быть мюршидом, т.е. наставником тариката. Историк Н.А. Смирнов, посвятивший кавказскому мюридизму спе­циальное исследование, пишет по этому поводу следующее: «Кстати, ни Гази-Мухаммед, ни Шамиль не были мюршидами; первый считался мазуном, т.е. помощником мюршида, а Шамиль довольствовался званием мюрида и демонстративно выражал знаки уважения и послушания своему мюршиду, которым был его тесть, шейх Джемаледдин29.

Немаловажным является и то, что мюриды на Северном Кавказе разде­лялись на два разряда: на мюридов по тарикату и наибских мюридов. Наибские мюриды отличались от мюридов по тарикату тем, что первые имели в качестве руководителей мюршидов, а вторые - имама и его наибов.

Мюриды по тарикату пользовались большим уважением и влиянием. Являясь лицами привилегированными, они даже были избавлены от обязан­ности участвовать в газавате, но, несмотря на такую возможность, по словам Шамиля, «немногие из таких мюридов пользовались этим правом, а напро­тив, всякий, кто имел возможность исполнить это богоугодное дело, непре­менно принимал в нем участие, за исключением разве тех, которые были за­няты изучением самых высоких истин, - занятие несравненно важнее всякого газавата»30.

Несколько иные сведения приводит Н.А. Смирнов. Говоря о существова­нии на Кавказе двух направлений тариката, одно из которых под руково­дством имама и наибов проповедовало вооруженную борьбу против невер­ных под флагом газавата, а другое ограничивалось пассивными формами ин­дивидуального спасения путем молитв и прославления Аллаха, историк Смирнов, по поводу стремления мюридов по тарикату принимать участие в «богоугодном» деле - газавате, отзывается следующим образом: «Надо ска­зать, что мюршиды и их ученики - мюриды не склонны были жертвовать со­бою и переносить невзгоды военной жизни»31.

Интересно отметить, что всякий, достигший возраста 15 лет и имевший желание сделаться наибским мюридом или мюридом по тарикату, мог стать им независимо от своего состояния и умственных способностей. Являясь порождением газавата, наибский мюридизм прекратил свое существование вместе с газаватом и званием имама. Наибские мюриды существенно отличались как по образу жизни, так и по обязанностям, которые они на себя принимали от мюридов по тарикату. От наибского мюрида не требовалось глубоких познаний всех тарикатских таинств; свою веру и преданность они должны были доказывать не молитва­ми. Достоинства наибских мюридов заключались в отсутствии физических недостатков, которые могли бы воспрепятствовать владению оружием, и в слепом повиновении своему наибу. Условия службы при наибе являли собой лакомую приманку для горцев, особенно для тех, кому нечего было терять. Неся службу при наибе, мюрид обеспечивался всем необходимым для суще­ствования и для участия в войне. Более того, иногда на полном содержании наиба находился не только сам мюрид, несший у него службу, но и вся его семья. На иждивении Шамиля, например, помимо 132 мюридов, составляв­ших его личную охрану, находились семейства некоторых наибских мюри­дов, а также множество нищих и увечных горцев с их семействами и все бег­лые солдаты, проживавшие в Ведено, всего до 2000 душ. Впрочем, было бы неверным считать, что в мюриды шли люди, которые были не в состоянии сами прокормить себя и свое семейство, или как было сказано выше, те, кому нечего было терять. Необходимо отметить, что служба мюридов считалась самой почетной в крае, и поэтому многие богатые люди шли в мюриды про­сто для удовлетворения своего честолюбия.

Несмотря на вышеперечисленные различия мюридов по тарикату и на­ибских мюридов, между ними, на наш взгляд, не существовало той пропасти, о которой говорится в некоторой исторической литературе. Конечно, в плане выполнения религиозных предписаний, установленных для мюридов тариката, требования, предъявляемые к наибским мюридам, были несколько мягче, хотя стремление последних, а также и самих наибов к выполнению тариката всемерно поощрялось, однако нормы поведения и морали мюридов тариката были обязательны и для наибских мюридов. Таким образом под наибским мюридизмом следует понимать идеологию антиколониального движения горцев, т.е. идеологию социальную, ставящую на первый план цели полити­ческие, а не религиозные, как это делает тарикатский мюридизм.

В марте 1821 г. наместник царя на Кавказе, генерал Ермолов вызвал к себе правителя Кюринского и Казикумухского ханства Аслан-хана и приказал прекраить возникшие в его ханстве волнения. Аслан-хан вызвал Мухаммад Ярагского в Касумкент, и приказал ему прекратить возникшие волнения. Мухаммад-Эфенди заявил хану, чтобы он оставил мирскую суету и подумал «о том, куда мы все пойдем»32. Шейх обвинил хана в пособничестве царским колонизаторам, в порабощении подвластного ему народа33.

Услышав о проповедях Мухаммада-Эфенди в ярагское медресе явились Гази-Мухаммад и Шамиль их Гимры, Ших-Шабан из Губдена, Гаджи-Юсуф и Джамалутдин из Кази-Кумуха и др.34.

Этот сход имел решающее значение для дальнейшего рапространения и политизации суфизма. Начались активные действия последователей Мухаммада-Эфенди Ярагского. Как пишет А.А.Неверовский, Мухаммад-Эфенди обратился к горцам с призывом: «Ступайте на свою родину. Собери тенарод, прочтите ему наставления мои. Вооружайтесь и идите на газават, истребите врагов…»35.

Ермолов предписывает Аслан-хану схватить Мухаммада-Эфенди и привести в Тифлис. Он был схвачен в Яраге и приведен в Курах. При помощи своих мюридов ему удалось бежать в Табасаран и вывести из Ярага свою семью и библиотеку.

Из Табасарана Мухаммад-Эфенди перебрался в Аварию к своему ученику, первому имаму Дагестана Кази-Мухаммаду. С это времени начинается второй этап не только в деятельности Мухаммад-Эфенди Ярагского, но и в развитии политизированного ислама в виде наибского суфизма в Дагестане.

Большую роль в разработке и распространении тарикатской идеологии в Дагестане и Чечне в XIX веке сыграл преемник шейха Мухаммада Ярагского Джамалутдин Казикумухский, который являлся духовным наставником има­мов Гази-Магомеда, Гамзат-Бека и Шамиля. В молодости Джамалутдин, известный своей ученостью, служил секретарем у Аслан-хана Казикумухского и Кюринского. Позднее, проникнувшись идеями тариката, Джамалутдин ушел со служ­бы у Аслан-хана и по наставлению Мухаммада Ярагского «отдался тарикату весь, всецело, со всем сердцем и пылом души, случайно нашедшей спаси­тельный путь». В конце 1824 года шейх Ярагский посвящает Джамалутдина Казикумухского в тарикат накшбандийа, присваивает ему звание мюршида и ве­лит распространять его учение.

После того, как Шамиль возглавил народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни, Джамалутдин переехал к нему. Шамиль женился на его дочери Загидат и выдал за сыновей Джамалутдина двух своих доче­рей.

Интересно отметить, что взгляды Мухаммада Ярагского и Джамалутдина Казикумухского на газават и методы ведения народно-освободительной борьбы горцев существенно расходились. В качестве примера, показывающего расхождение во взглядах на газават Магомеда Ярагского и Джамалутдина Казикумухского, можно привести ин­тересный случай, который вспоминал сын Джамалутдина Абдурахман. Так как учение тариката само по себе не содержит идеи газавата, то, как пишет Абдурахман, «при начале имамства Кази-Магомеда отец мой не соглашался с последним в его действиях против русских и в возмущении дагестанского населения, а потому написал к нему письмо, в котором советовал оставить такой образ действий, если он называется его мюридом в тарикате; но Кази-Магомед не послушал моего отца и представил письмо его к шейху Магомеду Кюринскому, спрашивая его разрешения воевать с русскими, причем на­писал: «Всевышний Бог велит нам в своей книге воевать с безбожными и не­верными, а Джамалуддин не позволяет мне этого: чьи повеления исполнять мне?»

«Повеления Божьи мы должны более исполнять, чем людские, - ответил шейх Магомед, и дело пошло, как пошло»36.

До 60-х годов XIX века, кроме Мухаммада Ярагского и Джамалутдина Казикумухского, в Дагестане никто не был удостоен звания шейха. Отрица­тельно относившийся к борьбе горцев против царизма Джамалутдин ни од­ного из своих четырех учеников так и не назначил своим преемником. Надо полагать, что это происходило из-за боязни Джамалутдина, что нового шейха могут использовать в борьбе против царизма37.

Наибольшую известность в XIX веке после Мухаммада Ярагского и его ученика Джамалутдина Казикумухского приобрели в Дагестане муршиды, шейхи накшбандийского тариката Абдурахман-Хаджи ас-Сугури (из Согратля), его ученик Ильяс Хаджи ал-Цудахари, а также Мугитдин Магомедханов и Мухаммад ал-Кумики, которые не являлись шейхами38.

Абдурахман-Хаджи ас-Сугури был посвящен в шейхи Магомедом Ярагским и являлся третьим шейхом накшбандийского тариката в Дагестане. Он воспитал большое количество мюридов, из которых восьмерым разрешил са­мостоятельно проповедовать суфизм и иметь своих мюридов39.

Мухаммад-Эфенди Ярагский остался в памяти народной как шейх накшбандийского тариката, верховный мюршид Дагестана и Чечни, великий учитель, идеолог длительной народно-освободительной войны горцев в XIX веке.

В республике проведены юбилейные торжества, посвященные его памяти. Имя Мухаммада-Эфенди Ярагского носит одна из центральных улиц в г. Махачкале. Его могила в с. Согратль Гунибского района является одним из самых почитаемых и посещаемых зияратов – святых мест на Северном Кавказе.