СоловьёвШиробоков РоманАлександр
| Вид материала | Документы |
А я вам господин Абаев, в связи с вашими не законными действиями вручаю пять ходатайств. Оказывается, он уже предусмотрел, что так повернется дело или знал, что так будет.
И передал ему заготовленные бумаги. Добавил, - там говорится, о не правильной квалификации, о не законном задержании, о непринятии мер об избиении моего подзащитного, о не выполнении ходатайств предыдущих адвокатов Мусаева, Лоскутиной.
Вам, как молодому следователю советую, тому, кто заставил заниматься этими грязными безобразиями, скажите? Закон всё равно восторжествует. Вы не провели, элементарных, следственных действий, похожих на доказательства?
Абаев в грубой форме ответил Шубину, - вы учите в Москве? А мы здесь сами, как – ни будь разберёмся! Встал и не попрощавшись ушёл.
Шубин обратился ко мне, - а ты горяч, молодой человек? Надо держать себя в руках! Я зло, ему ответил, – вы, что не видите, какой беспредел? Как глыба катит! Ещё одно усилие и она раздавить нас. Про какие законы, вы здесь говорили? – Он ведь, как осёл! Ваши доводы, не воспринимает, или не хочет воспринимать! Прёт, словно танк!
Это с одной стороны хорошо, а с другой плохо, – ответил Шубин. Видно дело заказное! Кто – то из его начальников хочет, - чтобы тебя осудили? Видно, по его поведению. Оразов сказал, - когда изучал уголовное дело, насчитал двадцать два грубых нарушения закона.
Шубин ответил, - в таком виде уголовное дело, Абаев не может направить в суд, его сразу прекратят. Прокурор не может подобрать следователя, который мог бы направить, это дело в суд. Все сроки прошли.
Ты РоманСаша, - не расстраивайся! Я думаю, что суд всё поставить на своё место. Мы уже подготовили, мотивируемые заявления Президенту, Генеральному прокурору, в Меджлис, институт демократии и прав человека.
Самое главное, - ты не раскисай? Всё ещё впереди, – что впереди? Ответил я! Разве вы не уткнулись в Стену, в Стену беззакония. Я не юрист и то понял, - вы врезались в твёрдолобый айсберг! Который, не хочет понимать, - ни логику, ни белое, ни чёрное? Нет, - он всё понимает? Но верноподничество, выполнение не законных указаний ему даются тяжело. В один миг его мнение изменится, когда его начальникам надают, по башке. Его ведь не просто так выбрали?
А арбитром может быть только один человек. Я спросил, - какой человек? Шубин ответил, - это Президент. И мы до него, достучимся?
Вся борьба впереди, - ответил он. Таких людей, как Абаев, мало! Это сынок, прокурора. И он пока себя чувствует, безнаказно, из - за того, что чувствует спину отца! Такой человек, чтобы прорваться наверх, будет идти по костям, для него, люди это мухи. Но мы его остановим? Остановите ли? Как я был тогда прав!
Я чувствовал, что упёрся в стену, а обойти её не было, ни возможности, ни сил. Вспомнил стихи:
Смотрю назад – и вижу всё, что было.
Смотрю вперед, не вижу ничего.
Из поведения Шубина и Оразова, я понял, что они, также как и я, обескуражены. Они тоже поняли, когда человеку говоришь белое, а он утверждает, что это чёрное. Этот путь в никуда! Пустота!
Мои адвокаты ещё некоторое время, поуспокаивали меня. Спросили, - что мне привезти, что надо? Я попросил, - передать привет родным в Ашхабаде. И скрепя сердцем сказал, - со мной всё в порядке. Давайте молча покурим по сигаретке, вашего Мальборо и пойдём, каждый своим путём. Вы на волю. Я к себе «домой», в камеру.
Шубин встал, - обнял меня, как родного. Ты не раскисай, сынок! В своей практике, я встретил впервые, такой наглый, циничный беспредел. И будем сражаться, их же оружием? – Спросил:
- Взорвёте машину Абаева? Он улыбнулся! Эти слова, как - то, разрядили, напряженную атмосферу.
Шубин ответил, - если бы, дело было в Абаеве? Попрощавшись, они ушли. Я вернулся в камеру. Когда вошёл в камеру, Крест, глядя на меня, сразу понял моё состояние. Ложись на шконку, успокойся, потом расскажешь?
Я лёг на шконку и подумал про Абаева и про себя, обругал его, - вот сучий хвост, тля бесхребетная, что делает. Сколько мерзости и желчи, появилось у меня в жизни.
Керим видя моё состояние. Спросил, - что засох РоманСаня? Возьми чайком прочисти горло. Огонь из ноздрей убери! И подал пиалушку чая, я поблогодорил его. Жадно выпил. Потом ещё две. Немного полегчало. Как хотелось побыть одному! Я бы никак не мог представить себе, что страшного и мучительного в том, что во всё время пребывания в заключении, я ни разу ни одной минуты не буду один.
И задумавшись, вспомнил место, где можно побыть одному, это карцер. И отогнал эту мысль. Впрочем, к этому мне надо было привыкать. Вот оно, ещё одно, очень большое различие между свободой и заключением. Мне ещё предстояло сделать массу таких открытий. И подумал тоже мне открыватель и обругал себя!
Жизнь в тюрьме между тем шла своим чередом по однажды заведённому порядку. В своё время проверка, в своё время обед, сон. Всё, решительно всё, направлено было к тому, чтобы превратить нас в машины, образные существа, иначе не живущие, как по команде и согласно инструкции.
Последняя, по - видимому, не предполагала даже, чтобы на дне, всячески регламентированной жизни зека, всё таки мог оставаться уголок, куда она инструкция, не в силах проникнуть, чтобы в душе и самых беспредельщиков, была святая святых, куда они никого чужого не пускают. Таким святая святых для зека являлись воспоминания о прошлом, стремление к воле, инстинктивная ненависть к всякого рода вертухаям, дубакам, надзирателям, вообще к начальству.
Правда, чистая и неиспорченная душа могла бы, пожалуй, содрогнуться, заглянув в это страшное святилище, - но что из того? Для изгоя человеческого общества оно всё – таки является таковым, душа его чувствует себя довольной и счастливой только в этом мире, а не в каком то другом, лучшем и высшем на мой взгляд.
Даже в Тедженской тюрьме, где жизнь была до смешного опутана всевозможными запретами, никакие инструкции не могли отнять у зеков свободы мыслить и чувствовать согласно их понятиям и умению вести себя.
Инструкции эти касались только внешнего облика и поведения зека, того чтобы в камерах и коридорах было чисто, то в результате не было, конечно ни одного случая перевоспитания, чтобы кто - то каялся в совершении им преступлении, практически все жаловались на беспредел.
О каком перевоспитании можно было говорить, когда мы были лишены, даже элементарных газет, не говоря уже о телевизоре. Газеты попадали только, когда было свидание или передача и то в эти газеты, что - то заворачивали. Но, тем не менее, всю информацию, которая касалась нас, мы получали быстро. Тюремная почта работала безотказно.
После этих размышлений, спустился со шконки вниз. Увидев меня, - Крест позвал к себе. Он, не спеша, как будто чувствовал мои мысли. Ну, что там произошло? - что могло произойти, то, что вы предсказывали, - то и произошло! Следователь придумал новую статью и предъявил новое обвинение. Он предъявил мне статью 291 ч.2 – хищение охотничьего ружья из собственного дома. Рассказал, как это происходило.
Он задумался и ответил, - сейчас всё встало на свои места. Они хотят тебя зарыть, ещё глубже, подстраховаться! Сучьи недоноски! РоманСань, ты не очень, расстраивайся? Для умных адвокатов, есть поле деятельности.
И если у вас суд объективный, то он всю эту мазню выкинет и тебя оправдают. Но в общем - то, скажу из своей практики. Суды редко сейчас выносят оправдательные приговоры. Прокуроры жестко контролируют судей, и они их боятся. Потому, что судьи, все взяточники. Обманывать тебя не буду, твоё дело шито белыми нитками. Ты сам говоришь, что понял разговор, между адвокатом Оразовым и следователем о том, что первый зам. Генерального прокурора Сеитмурадов вызывал Абаева и дал указание предъявить эту статью.
Это уже не незнание закона, прямая целенаправленная месть. Кому ты мог насолить? – Да никому, - ответил я. Да, здесь удар направлен на отца. Он у тебя, видно, что может дела делать! Гусь ещё тот, - добавил он. Или же у вас в Ашхабаде идёт война между серьёзными группировками.
Сеитмурадову заплатили большие деньги. А, в общем, то восток, есть восток, он всегда отличался змеиным коварством. Ты ни на кого не греши. Действует система созданная, вашим Президентом. В России у нас, всё яснее и проще. Виновен, - нанимают киллера, и он делает своё дело. А здесь действуют, изощрённее, тоньше. Сажают сына, чтобы отец мучился, душевно, изнутри. Поверь, это сильнее действует на человека.
Я уже вижу, что страдает он, очень сильно, тяжело переносит твой арест. И поверь, РоманАлександр, - что трупов будет много, пострадают за этот беспредел серьёзные люди. Сделали враги отца, это умышленно, для того, чтобы твой отец совершил опрометчивый шаг, то есть совершил грубую ошибку и оказался рядом с тобой. Вот она конечная цель?
Скорее всего, это так. У отца много друзей в Москве и как я понял, он занимается, какими - то газовыми делами. Креста, мои слова, - как током ударили. Он сразу преобразился, настроение резко улучшилось. Он сказал, - что же ты раньше мне не говорил? – Как, я не понял?
Вот откуда исходит причина, всей этой возни? Вот почему у твоего отца, дорога есть здесь? Поэтому, он знает, все наши законы и тюремные понятия. И разговаривает он, ни как, все мы. И с моим другом, моментально нашёл общий язык. И никакой он, РоманАлександр, - не начальник строительного управления? - Как, я лоханулся! Впрочем, он действует правильно!
Что случилось? РоманАлександр, газ контролируют солнцевские ребята, а это миллиарды долларов. А вторым поставщиком, после России является Туркмения.
Я ответил, - ну и что? Как что! У солнцевских на крючке: Украина, Грузия, Армения, Беларусь, Прибалтика, Европа! Они выколачивают долги и довольно успешно. К трубе не подпускают никого. К какой трубе? Он ответил, - улыбаясь. По которой, газ идёт!
Все правительства ни решают, ничего. Я тебе уже рассказывал, кто такие братки! За «трубу» идёт не объявленная война, вот уже 10 лет, между солнцевскими и подольскими группировками. Сражаются две армии, выигрывают пока солнцевские. И запомни, - мы с тобой об этом не говорили, эту тему забудь и никогда не вспоминай!
У отца ничего не спрашивай, он тебе, ничего не скажет. Пока я здесь и я могу попасть в эту мясорубку! Когда буду на свободе! Могу многое сделать!
- Ты всё понял? – Я кивнул головой. Добавил, - пути господни, не споведимы. Не мог даже подумать, что эта тема может возникнуть здесь.
Я наклонился к Кресту и сказал, - смотрите, как прислушивается к нашему разговору Бердыев? Он искоса посмотрел в его сторону, - Бердыев, тут же сделал вид, что занят другими делами. Я напомнил Кресту. Он ведь, когда пришёл к нам представился, что бывший заместитель концерна «Туркменнефтегаз».
Крест сделался серьёзным и ответил, - да! Дела! Добавил, - ты РоманСаша, всё помнишь, что я тебе сказал! - Да как не понять! И стал переваривать, наш разговор с Крестом.
И окончательно понял, что дело оказывается намного сложней. А я как последний дурак, свои эмоции трачу на Абаева и правильно думал, что это всего лишь марионетка. Такие заявления, которые он делал при предъявлении мне обвинения, моим адвокатом, вдвое старшим его. Мог сделать только человек, утративший чувство реальности, лишенный элементарных представлений о совести, морали и порядочности. Об Абаеве сказал, - в своём стихотворении Берды Кербабаев:
Верблюду горб в дороге как назло.
Натерло деревянное седло.
Но седоку с надменной вышины
В глазах верблюда слёзы не видны
Беды верблюжьей не в седле причина,
А в седоке: недоглядел скотина.
Невежество похоже на проказу,
Гноятся язвы у него в мозгу.
Вернулся к себе на шконку и стал читать Солженицына - «Один день Ивана Денисыча». И заметил, - что Крест о чём - то шепчется с Керимом. Меня это заинтересовало. Я стал читать книгу, а одним глазом смотреть за Керимом. Он встал и спросил Максата, - ты хочешь хавать? - тот ответил. Глупые вопросы задаёшь! Кто в наше время, не хочет есть! Керим ему сказал, - ты ведь дежурный? Тогда возьми, организуй хавчик? Он встал, развернул клеёнку и ответил, - что осталось немного копчёного сала, две банки шпрот и булка хлеба.
Сделай бутерброды и сваргань чаёк. Максат подсоединил кипятильник к выдолбленной проводке, нарезал бутерброды со спичечную коробку.
Положил на клеёнку. Керим посмотрел и сказал, - давай, открой банку шпрот, как раз каждому по рыбке достанется. Крест, спросил Керима, - это всё? Тот ответил, - нет, ещё есть сало и две банки шпрот.
Керим ответил, но это НЗ. Крест сказал Кериму, - ну и жадный ты, смотрящий. Давай ложи всё на стол, сегодня должны подогнать продукты.
Все обрадовались и стали рассаживаться вокруг клеёнки. Танрыкулиев и Бердыев сидели на своих местах. Тогда Керим, спросил Бердыева, - вы что, за подлянку считаете, с нами хавать. Или уже, где - то наелись!
Бердыев ответил, - что не хочет кушать. Тогда Керим спросил, – а где ты был сегодня? Бердыев ответил, – к нему приезжал адвокат. Он беседовал с ним. А что привозил адвокат? – Ничего! Керим, тогда, заявил:
– Почему от тебя колбасой пахло? Когда вернулся от адвоката? Все повернули головы в сторону, говоривших. Бердыев покраснел, сделался пунцовым.
На твои провокационные вопросы, отвечать, - не намерен! Как это не намерен? – Может ты, был у Кума? – А! Наседал на него Керим. Да! - Твоё поведение Тахир Бердыевич. – Он это произнёс с сарказмом, – странное, не объяснимое.
И как, я заметил, - когда РоманСаша с ним разговаривал - указал на Креста, очень прислушивался к их разговору, – что скажешь?
Тот ответил, - ни к кому он не прислушивался! Он был не в своей тарелке, нервничал, обводя присутствующих, искал поддержки.
Вмешался Крест в разговор. Обратился к Кериму, – посмотри на бродяг, они тебя вместо сала сейчас съедят! Батыр ответил, - давайте базар приостановим, а то сало протухнет! Правильно. - Видно было, что у него был свой интерес. Давайте попьём чайку, – потом поговорим. Все взяли по бутерброду, сьели сало и шпроты. Керим многозначительно, сказал Батыру:
- Ну, как поживаешь? А так, как и прежде, - «ни сохну, ни мокну», - ответил он.
Вот только ты, Керим, нехороший человек. Растравил желудок, сальцем губы помазал, а его не обманешь, он требует ещё. Керим улыбаясь, ответил:
- Нету, да! И сказал, - проел, разживусь! Теперь ничего нет, а подожду, так ничего не будет.
Когда-то на свинью свысока смотрел да, - тот кивнул. А сальце то вещь, хорошая! Батыр ответил, - не знал раньше, что оно так голод убивает! Попили чай, пошутили. Керим всё время поглядывал на Бердыева.
И я понял, - что он нагнетает обстановку, по заданию Креста, умышленно. Разыграли комедию, как по нотам. Но для чего? Он хочет чего - то. Когда поели, Керим снова стал наезжать на Бердыева. Тот ответил Кериму, - ты молод, многое не понимаешь, и отчитываться перед тобой, не намерен!
Когда будут доказательства, - тогда и поговорим! А сейчас, я не намерен с тобой обсуждать эту тему! Продолжил, - с кем я был, что я ел, хоть с чёртом. - Это моя забота! – Керим подскочил и сказал, - я докажу? Крест остановил Керима и сказал ему, - попридержи коней! Сел к Бердыеву на шконку и они стали беседовать. Я продолжал следить, за каждым шагом и движением, держал на слуху каждое слово.
Проговорив, часа два, беседа перешла в дружественный разговор. После чего Крест, сказал Кериму, - что надулся, как мышь на крупу! Всё в порядке, Тахир всё объяснил! Это действительно, дело только его касается. И доказывать ничего не надо, всё равно не докажешь! Он такой же, как и мы, все здесь сидящие.
На следующий день, действительно Бердыева увели, и он не вернулся в нашу камеру. Тюремная почта принесла известие, что его увезли в Сизо КНБ в Ашхабад.
Конец июля стал большим испытанием, для всех нас. Стояла не выносимая жара. Мы просто изнывали от духоты. Контролёры словно цепные собаки, через каждые три дня проводили обыски. Отобрали практически всё. Даже спасительный кипятильник забрали. Только утром, кто успевал набрать баклажки воды, тем и довольствовались, а вода была плохая, все болели.
Появилась чесотка и она донимала нас больше всего. Лекарств не давали, а причиной всего, была грязь. На наши просьбы организовать баню, говорили, что нет воды. Сломался в городе водопровод. Воду в Сизо возили автоцистернами.
Свиданий и передач не давали. Объясняли придуманным карантином. Но основной причиной было, попытка побега. Во втором корпусе зеки захватили в заложники контролёра и хотели совершить побег, но что - то сорвалось. И на нас, всех, обрушился повальный пресс. Контролеры прессовали без разбора. На наши просьбы, чтобы хотя бы ночью открывали кормушки, никто не реагировал, стояла постоянная удушающая баня.
Особенно страдал Крест, он лежал, не вставая, у него от изнывающей духоты, болело сердце. На все просьбы отправить его на больничку, никто не реагировал. Приходил санитар, давал таблетку и уходил, говорил, - скоро жара спадёт и будет лучше. В камере не было, ни продуктов, ни сигарет, ни чая, на нашем языке это называлось морозом.
За прошедшие дни Крест высох, как – то скукожилился, пожелтел лицом, передвигался медленно. Это был мужественный человек, объяви в Сизо, что он вор в законе. Всё сразу же, ему бы доставили, но он играл в свою игру, только ему понятную.
В один миг, все котроллеры сделались честными, даже за доллары, не продавали простой махорки. Я представлял себе, как там мечется отец, чтобы передать нам, хоть что - то. У Керима с Максатом всё тело покрылось красными струпьями. Яшка лежал, не вставая, он был сплошная экзема. По камере ходили скелеты. Чем нас кормили! – Не возможно передать.
Никто не мог определить, что за кашу нам давали, какая – то тёмная масса без вкуса и цвета. Хлеб давали сырой, изготовленный из прогнившей муки. Через два часа, он превращался в цемент, даже не возможно было сделать сухари. Мы ломали его и грызли камни. Батыр вспомнил про сало, его за эти слова, чуть не прибили. Тема еды была под запретом.
Одним словом, был голод! Я могу сказать, - что чувство голода не забываемо. «Голод» и «я проголодался» это две совершенно разные вещи. Чувство голода не сравнимо с тем чувством, которое мы испытываем, когда голодаем, чтобы сбросить вес. Голод – это одно из самых страшных ощущений, которое я испытал в жизни. Я не знаю, есть ли, что - то страшнее!
Все ждали окончания, пресловутого карантина. Правда, если быть объективным и к следователям никого не вызывали. Мы ловили, каждый шорох в Сизо. Только иногда не торопливая поступь надзирателей разобьёт тишину коридора, затем металлическим звоном щелкнет отворяемый замок, а уже потом мощный поток света ударит с потолка камеры.
Потом контролер спрашивал, - ну что писатели, добились, - что просили? На него смотрели, как на идиота. Никто ему не отвечал, - но видно было, что мы готовы были, за эти слова его разорвать, как далеки были эти люди от наших страданий. Особенно мы ненавидели, ташауского контролёра Гуванча. Он был похож на крысу: худой, форма всегда была грязная, рубашка с жирными пятнами, видно, когда ел шурпу, то руки, вытирал об рубашку, глаза всегда бегали.
Но особенно, он издевался ночью, открывал кормушку и предлагал, - кто курить хочет? А потом, одну сигарету «Прима», предлагал за 10 долларов. Керим всегда отвечал ему, - 10 долларов не стоит твоя жопа, ярыжник! Он пытался разглядеть, говорившего, но натыкался на гробовое молчание. Керим не терял присутствия духа, он своими поговорками, присказками, выводил нас из тоскливого состояния.
Боясь, всё подряд записывать, повторял в уме его поговорки и запоминал. Особенно яркие и острые записывал. С Батыром хорошо научился говорить шифром по системе Креста. Иногда, когда шли по коридору на оправку, издевались над контролером. Обзывали его. Он смотрел на нас, как баран, это нас веселило. Но не на долго. Это веселье, было неестественным, натянутым.
Контролер не представлял собой ничего, это был простой, не образованный деревенский парень. Он сам боялся нас, ещё не ожесточился, не стал, как все. Так же, как и мы был не в том окружении, эта служба для него, тоже была тяжелым испытанием. И мы понимали это и переставали шутить над ним. Но в его взгляде понимали, он наш враг, он также нас за людей не считал.
Мы для него были ужасные «убийцы и насильники». Соответственно и мы отплачивали той же монетой. Как быстро тюрьма делить людей на белых и черных, хороших и плохих.
Июль совсем нас доконал, я чувствовал, что сдаю физически, до задержания, мог без труда отжаться 30 раз и присесть сто. Сейчас с трудом отжимался 15 раз, похудел, вероятно, килограммов на десять, до ареста весил 81 киллограм.
В это гнетущее время, прочитал обе книги Солженицына. И сразу вспомнил разговор с Крестом, который камень на камне не оставил на - «Архиплаге Гулаг». Прочитав повесть - «Один день Ивана Денисыча», я понял, - что Солженицын, всё - таки, великий писатель, даже если и позаимствовал, что - то у Шаламова.
Как доходчиво, он описал один день простого зека, тот моральный и психологический дух. И можно с полным основанием, сделать вывод, что зек, каким был таким и остался, бесправным, униженным, изгоем общества. А ведь это не 1952 год, а конец 20 века! Вот тебе и кибернетика, электроника, компьютеры, космос, Интернет.
Это оказывается, самая консервативная и жестокая система. Особенно люди: вертухаи, дубаки, надзиратели, ничему не научились и не изменились, ни внешне, ни внутренне. Эта книга классика. Только за эту книгу можно Солженицыну, ставить памятник. А каков его моральный дух, то пусть он останется у него на совести. Конечно, он многое мог бы сделать для изменения содержания зеков.
Но вкусный хавчик, тёплая, чистая, мягкая постель сделали своё дело, про нары он забыл безвозвратно. И он не может, быть для нас эталоном. Вот чем отличаются воры в законе, от таких, - как Солженицын, воры свои идеи поддерживают и сохраняют. А такие, бывшие зеки, - как Солженицын, увы?
Это жизнь, я не могу поддерживать ни воровские идеи, ни Солженицына. Они не стали настоящими людьми. И всё - таки прав Крест! Свои ошибки надо исправлять, чего это не стоило бы. Остаться человеком, с большой буквы, просто человеком, ни вором, ни Солженицыным.
А вот выдержу ли я, останусь человеком? - Это покажет будущее. Хотел поговорить на эту тему с Крестом, но, увидев его состояние, не посмел. Сейчас было не до этого. Надо было, что - то придумывать с едой, - а как? Опять вопросы, которые не возможно было решить.
Но и этому периоду пришёл конец. Объявили, что карантин снят. Обитатели Сизо, сразу это почувствовали, да и контролёры «подобрели». Они ведь тоже сидели на голодном пайке.
Налаженная дорога жизни, Крестом, заработала, то есть доставка продуктов заработала! Ночью ему принесли: тушёнку, сгущенку, чай, сигареты и штук 20 чебуреков. Все не спали и жадными глазами смотрели, - что он с этим богатством сделает. Но он показал себя самым «жадным человеком». Кериму сказал, - дай каждому по два чебурека, мы проглотили их, как птенцы вороны. Он покачал головой и сказал, - ничего вы не поняли, из моих уроков.
Бродяги, надо каждый кусочек перековывать, а вы ничего не почувствовали? Какое чувство? – Отозвался Батыр. Я сейчас сьел бы десяток и не поперхнулся бы! Понимать то, я вас понимаю, да не воспринимаю! Ответил Крест.
Голос его прозвучал на удивление мягко, а интонация была настолько вязкой, что казалось, способна была успокоить всех присутствующих. Но свежий глоток воздуха, в образе чебуреков, сделал своё дело. И как будто бог открыл, какую - то заглушку, подул прохладный степной воздух. Все набросились на сигареты. Но Керим, тут же остановил, наши маленькие вольности.
Он сказал, - по сигарете на двоих? А то задохнёмся. Голод был заглушен. По телу прошла приятная истома. Сон как ветром сдуло. Неужели мороз закончился? – Не верилось! - Только сейчас, я обратил внимание на то, какими блеклыми стали у Креста глаза: вместо густой синевы – бесцветные стекляшки. И подумал, - сколько же таких «морозов», ему пришлось пережить. За его долгую арестантскую жизнь.
Через некоторое время стало светать. Ребята стали думать, где взять кипятильник. Так соскучились по хорошему душистому чаю. Керим стал перестукиваться с соседней камерой, с помощью кружки. У него ничего не получалось. За дело взялся Крест. И скоро, он сказал, - чтобы Керим отсыпал чаю, на пару заварок, кипятильник бродяги подгонят.
Через некоторое время открылась кормушка, забрали чай и передали кипятильник. Чай пили до оправки. А на завтрак ели тушёнку, а затем снова чай со сгущенным молоком.
Жизнь в камере начала восстанавливаться, всё начали приходить в себя, как прежде. Вызовы к следователям, передачи, свидания. Кресту передали хорошее лекарство, восстановительная настойка китайского женьшеня. Он быстро пришёл в себя. Приезжал отец, который привёз безрадостные вести.
Ни на одно заявление не дали ответа. Прокурор Азатлыкского этрапа не разрешал, ни передач, ни свиданий. Отца не принял, - а на заявления и ходатайства адвокатов не отвечает. Отец меня успокаивает, но, я понял, - что у него ничего не получается и он столкнулся со Стеной. Когда, я ему задал вопрос? – что Сеитмурадов? Он даже вздрогнул и ответил:
– А ты откуда знаешь? Я ему рассказал, про разговор на туркменском языке, между Абаевым и Оразовым. Он ничего не сказал, - затем добавил. И на Сеитмурадова управа найдется! - Ушёл он расстроенный.
Только предупредил, чтобы я не позволял вольностей и держал себя в руках. Это уже была не просьба, а приказание. Я почувствовал по его интонации. Он добавил, - не создавай дополнительных проблем? Их и так много? Нежно обнял, похлопал любовно по спине. Сказал, - держись Джакана? Ты это выдержишь? Обстановка в коридоре для свиданий была, как всегда. Плачь, рыдания, слёзы, скорбные лица, тяжелые прощания. Это был коридор пыток, который разрывал всегда сердце.